История Мариуполя в советский период

История Мариуполя. Часть 2.
Советский период (1917 — 1991 год)

Мариуполь Революционный. 1917—1920 год

Установление советской власти

24 сентября 1917 года состоялось первое заседание гласных депутатов городской думы, избранной на основе многопартийности: в составе были эсеры, украинские социал-революционеры, объединённая еврейская социал-демократическая партия, объединённая социал-демократическая партия, социал-демократы (большевики), еврейская социал-демократическая партия «Поалей-Цион». 1 июля 1917 года был создан Мариупольский комитет РСДРП (большевиков), под руководством которого мариупольский пролетариат начал готовиться к вооруженному восстанию (к концу октября 1917 года большевистская организация города насчитывала до 1 000 членов). Оформился Союз пролетарской молодёжи имени III Интернационала. Были проведены перевыборы в Совет, на которых большевики Мариуполя одержали убедительную победу. 12 октября 1917 года в здании кинематографа «Вечерний отдых» состоялось первое заседание Мариупольского совета рабочих и солдатских депутатов (председателем его стал техник броневого цеха завода «Никополь» большевик Василий Афанасьевич Варганов). 17 октября Мариупольский совет избрал делегатов на II Всероссийский съезд Советов (большевики Л. Б. Горшков и П. П. Московченко).

25 октября 1917 года в Петрограде произошёл захват власти большевиками (Октябрьская революция), в результате которого было низложено Временное правительство. Открывшийся в этот день II Всероссийский съезд Советов, принял советские декреты «О земле», «О мире», «О создании правительства — Совета Народных Комиссаров». 30 октября 1917 года в Мариуполе состоялась десятитысячная демонстрация рабочих (преимущественно рабочих завода «Никополь») в поддержку решений II Всероссийского съезда Советов: здесь мариупольцы впервые услышали новые декреты (зачитывал сам В. А. Варганов). Тогда же была создана Красная гвардия (председатель штаба — В. А. Варганов), избран военно-революционный комитет (председатель — Б. А. Вильклиш). 22 ноября 1917 года большевикам удалось захватить вагон с оружием, предназначенным для местной полиции, а 28 ноября ревком захватил пороховые погреба. Позиции большевиков усилили миноносцы, пришедшие в морской порт из Севастополя.

Утром 30 декабря 1917 года полковая рада 24-го пехотного полка потребовала от исполкома Мариупольского совета рабочих и солдатских депутатов распустить большевистский военно-революционный комитет (ВРК) и Красную гвардию и образовать ВРК от всех партий города. Однако посланная большевиками делегация из лучших ораторов смогла без единого выстрела переломить позицию солдат пехотного полка, которые тем же днём сдали оружие и разъехались по домам. Вечером 30 декабря 1917 года в Мариуполе в результате вооруженного восстания (атаковали здание гостиницы «Континенталь», в котором размещалось 200 гайдамаков, прибывших из Киева) была практически бескровно (ответа на стрельбу со стороны гайдамаков не последовало) установлена Советская власть. Активное участие в борьбе за власть Советов принимали В. А. Варганов, Б. А. Вильклиш, А. Е. Заворуев и многие другие.

Вскоре после вступления в силу 5 февраля 1918 года декрета об отделении церкви от государства, с 1 апреля, в Мариуполе прекратилось преподавание Закона Божьего в учебных заведениях, одновременно вводились новые правила орфографии. В эти дни (2 января) проходило собрание рабочих крупносортного стана завода «Русский Провиданс», на котором рассматривался вопрос о пуске мелкосортного стана, который будет производить сортовое железо для сельскохозяйственного инвентаря. К началу февраля на обоих заводах возобновлён выпуск металла (хотя работали не в полную мощность). 18 февраля 1918 года в Мариупольский Совет рабочих и солдатских депутатов поступило заявление от казачьего отряда 41-го Донского полка о переходе на сторону Советской власти. До начала весны 1918 года в городе формально продолжали работу городская управа, земские органы управления (они 25 февраля 1918 года выпустили акции займа на сумму 400 тыс. руб. под 6 % годовых). В феврале — марте 1918 года в составе Исполкома Мариупольского совета были назначены комиссары:

• продовольствия города и уезда — Я. Н. Зайцев,
• труда — Разумный,
• печати — Д. Н. Македон,
• юстиции — П. Киров,
• по хозяйственным и санитарным делам — Старожилов,
• по военным и морским делам — В. А. Варганов,
• финансов — Кучеренко,
• земледелия — Маевский,
• общественной безопасности — Рудаев.

3 марта 1918 года в Мариупольском порту конфисковано 150 тыс. пудов угля, который был передан металлургическим заводам и населению города. 5 марта того же года в связи с отсутствием хлебных запасов в городе, Мариупольский Совет объявил о сокращении хлебного пайка (вместо 1,5 фунтов — 1 фунт хлеба на рабочего человека и 3/4 фунта — на нерабочего): на город надвигался голод. Катастрофически усугублялась хозяйственная разруха в Мариуполе. 9 марта 1918 года вышел первый номер городской газеты «Революционное слово» (в настоящее время — «Приазовский рабочий»), в этой газете в выпуске от 19 марта 1918 года было опубликовано постановление Совета рабочих и крестьянских депутатов Мариупольского уезда о земле (отменяется частная собственность на землю, наёмный труд на селе, производится изъятие излишков сельскохозяйственного инвентаря у частных лиц). Весной 1918 года на территории хутора Козакевича (сейчас — село Бердянское) крестьянами Новосёловки и Волонтёровки создана первая Мариупольская сельскохозяйственная коммуна (идейный организатор — А. И. Бодров, в прошлом слушатель ленинского политического кружка «Петербургский союз борьбы за освобождение рабочего класса»), которая имела несколько филиалов. Коммуна существовала недолго: 28 апреля 1918 года была разгромлена белогвардейцами полковника Дроздовского, которые появились в городе в третьей декаде апреля 1918 года. Были расстреляны хлеборобы: Орленко Василий Антонович, Волков Антон, Оплачко Демьян, Македон Харлампий, Кошелев Савва, Кульбака Дмитрий, Гончаренко Григорий Иванович и 3 жителя Новосёловки: Могильный Степан Константинович, Могильный Павел Порфирьевич, Пузиков Григорий. 29 апреля 1918 года тогда же разгромили коммуну на хуторе Палеолога и Кефели (бывшая экономия Юрьева — современная Юрьевка), были зверски убиты: Крамаренко Григорий Спиридонович, Соколенко Виктор Фёдрович, Голубов Ульян Самсонович, Чайка Андрей Иванович, Хасанов Христофор Иванович, Башлыков Алексей, Бардаков Гавриил. Так описываются эти события в письме председателя земельного комитета Новосёловского совета рабочих и крестьянских депутатов Х. К. Долгополова: «…белые палачи привязали к столбам, установленным на воинских повозках, огородили деревянными клетками и, истязая, возили по городу, а после новых пыток расстреляли невдалеке от парома через Кальмиус у хутора Косоротова». Здесь были расстреляны измученные пытками организаторы коммуны Артемий Бодров, Андрей Шепотиленко, Гапоненко. Это происходило задолго до расстрела царской семьи и до появления политики красного террора (тем более, что до июня 1918 года в большевистской России смертная казнь вообще была запрещена).

Гражданская война

13 марта 1918 года в городе введено военное положение: началась гражданская война в Мариуполе, в газете «Революционное слово» писалось следующее: «Социалистическая революция в опасности. Сомкните же теснее ряды для её защиты, Товарищи, записывайтесь в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии». Во время гражданской войны Мариуполь 17 раз переходил из рук в руки, город находился в составе УНР, Донецко-Криворожской советской республики, Украинского государства (Гетманата), УСРР, государственного образования ВСЮР (укр. ЗСПР). Все войска, которые находились в Мариуполе, стремились вывезти из него больше всего. Окончательно Мариуполь перешёл к большевикам 4 октября 1920 года.

18 марта 1918 года комиссар по военным и морским делам города Мариуполя и уезда Василий Афанасьевич Варганов издал приказ о формировании боевых частей Красной Армии, а 28 марта сформированные части (около 3 тысяч человек с пулемётами и артиллерией) выступили из Мариуполя в направлении Екатеринослава против 600-тысячной австро-немецкой армии (потерпели неудачу и вскоре вернулись в город). С уходом Варганова в городе начали приходить к руководству города меньшевики (первым стал влиятельный союз «Металлист», затем — союз моряков, союз железнодорожников и другие). В городе нарастал кризис власти, вызывали недовольство действия отдельных комиссаров (В. А. Варганова, Б. А. Вильклиша), которые, по словам исполкома Мариупольского совета, узурпировали власть в городе, занимались «самоуправством» (так, например, арестовывали некоторых несогласных с политикой Варганова большевиков или обложили большевистское село Сартана контрибуцией по тем же причинам). Данная ситуация привела к тому, что 8 апреля 1918 года, когда отряды Варганова вернулись в город, произошла вооружённая смена власти (в советское время именовалась, как «контрреволюционный мятеж» или восстание «фронтовиков»), в результате которого указанные лица были вынуждены бежать (в Таганрог, а оттуда на крейсер «товарища Самсонова, которому Таганрогский горком большевиков поручил доставить» объявленных вне закона в Ейск), а в Мариуполе избрали временный исполнительный комитет (с 15 апреля — 45 человек), председателем стал Я. Я. Коваль (предшественник Варганова на посту председателя Совета рабочих и крестьянских депутатов, меньшевик). Тогда удалось избежать большого кровопролития только благодаря тому, что центр успел разобраться в политической обстановке и не ввёл в город войска для предотвращения контрреволюции.

В начале апреля 1918 года в Мариуполь ненадолго прибыл Тираспольский революционный отряд (командующий — Венедиктов Евгений Михайлович), в составе которого кроме всех прочих были отряд конной разведки (командир — Григорий Иванович Котовский) и секретарь Военного совета Иона Эммануилович Якир. 11 апреля 1918 года город Мариуполь объявлен на осадном положении, а 20 апреля в городе было получено сообщение о том, что находящиеся на станции Волноваха австро-германские войска и гайдамаки (Волноваха была занята ими 19 апреля, а движение по железной дороге прекращено ещё 12 апреля) требуют прибытия «мирной» делегации от города Мариуполя, временный исполнительный комитет города и уезда направил на станцию Волноваха делегацию из 16 человек (в том числе городской голова Способин). 23 апреля 1918 года руководством города было официально запрещено оказывать вооружённое сопротивление австро-германским войскам (так писалось в постановлении, размещённом 24 апреля 1918 года в газете «Революционное слово»: «…мы встали перед возможностью нового столкновения с вооружёнными отрядами австро-украинцев… мы решили, что сепаратное выступление города, находящегося на территории Украины, когда Республика подписала уже мир, может привести к напрасному кровопролитию и гибели мирного населения, а потому единственным выходом из создавшегося положения является свободный допуск в город австро-украинцев при условии, что никто из граждан не будет лишён свободы или наказан без постановления справедливого суда, что организованная и вооружённая часть фронтовиков по-прежнему будет нести охрану города и вообще фронтовики-солдаты и нефронтовики, подчиняющиеся военной коллегии, разоружены не будут…»). 24-25 и 27 апреля 1918 года уже фактически при власти австро-немцев в городе проходили перевыборы Мариупольского совета рабочих и крестьянских депутатов, которые, однако, из-за низкой явки населения не состоялись (пришло лишь 2 665 человек из 18 тыс. ожидаемых, из них 1 012 человек проголосовали за РКП(б), 722 за РСДРП(о) — союз меньшевиков и бундовцев, 351 за эсеров, всего 7 партий). Город был оккупирован в середине апреля (точная дата сейчас уже не известна), а комендантом города назначен полковник Кременский.

К концу апреля оккупационные власти ликвидировали все советские организации и учреждения, аннулировали все мероприятия советской власти, а в мае закрылись мариупольские заводы (сначала — «Никополь»). В эти же дни в Киеве произошёл гетманский переворот, была свергнута Центральная Рада. Согласно приказу от 24 мая 1918 года гетманом восстанавливалась частная собственность, распускались (по личному приказу «ясновельможного пана гетмана» Скоропадского) земельные комитеты, распускались Городская дума созыва 1917 года (голова Г. Я. Способин), а приступала к исполнению обязанностей — созыва 1911 года (голова — И. А. Попов). 12 июля 1918 года австро-германские власти по условиям Брестского мирного договора вывезли из города 41 вагон хлеба, с 20 июля Городская управа начала раздачу хлебных карточек по норме ¾ фунта на 1 человека в день (около 300 г). 23 — 24 июля 1918 года одновременно на металлургических заводах, на железной дороге и в порту началось вооружённое восстание против оккупантов, организованное подпольным большевистским комитетом во главе с Георгием Македоном (было жестоко подавлено), в результате посёлок портовых рабочих и Слободка были обстреляны артиллерией, проводились обыски, аресты и расстрелы (более 70 рабочих), а на жителей портового посёлка наложена контрибуция в 270 тыс. рублей. 27 августа в оккупированном городе началась эпидемия холеры, зимой 1918—1919 года — эпидемии брюшного тифа и «испанки», а 23 января 1919 года — сыпного тифа (до весны 1920 года).

Осенью 1918 года опять сменилась центральная власть: в Киеве пришла Директория, началась эвакуация оккупационных войск и сил Гетманата. 22 ноября 1918 года после ухода немецких и австрийских войск город перешёл под контроль белогвардейцев (казачий отряд полковника Жирова), поддерживаемых французскими военными кораблями. Через 1 неделю Жиров объявил в городе осадное положение и ввёл военно-полевой суд. Мариупольская городская дума была распущена 19 октября 1918 года (ещё до выхода австро-немцев). Рано утром 7 декабря 1918 года в Мариупольском порту высадился десант англо-французских войск, а в конце декабря город заняли отряды Добровольческой армии под командованием генерала-майора Май-Маевского. Комендантом города стал полковник Рейнгард, а позже — генерал-майор Бурдянский. В ноябре 1918 года была переизбрана городская дума, избранная на основе закона Временного правительства (первое заседание прошло 23 ноября 1918 года, городским головой вновь стал Г. Я. Способин), которая работала до января 1919 года, затем была снова переизбрана, и головой стал И. А. Попов, а с начала февраля 1919 года в связи с болезнью последнего — Х. И. Данилов. Мариуполь стал в очередной раз донором для проведения военных акций новой власти: 13 декабря на заводе «Никополь» была произведена реквизиция для автоброневого дивизиона сводно-гвардейского полка, бронированной стали, заклёпок и углового железа, было принудительно изъято со складов 5 пудов железа и стали, 300 пудов заклёпок для нужд Добровольческой армии.

Первой масштабной операцией «белых» стала очередная мобилизация проживающих в городе офицеров, юнкеров, солдат в Добровольческую армию, что отрицательно сказалось на «имидже» белых среди местного населения. Для борьбы с выполнением мобилизации в сельских районах создавались повстанческие отряды (Мангушский, Сартанский, Старо-Игнатьевский и другие) преимущественно среди греческого населения. Например,

• Старо-Игнатьевским отрядом (около 2 000 человек) руководил М. Т. Давыдов. Впоследствии в марте 1919 года отряд сформировался в 10-й полк III бригады Н. И. Махно и принимал участие в освобождении Мариуполя 28 марта 1919 года, позже — М. Т. Давыдов стал генералом Красной Армии. Действие этого отряда распространялись далеко за пределы своего района (боевой путь — около 1 000 км);
• похожая судьба и повстанческого отряда из села Старый Керменчик (800 человек), который был создан в декабре 1918 года, руководитель — В. Ф. Тохтамышев. Позже отряд был сформирован в 9-й полк бригады Н. И. Махно, а сам В. Ф. Тохтамышев был лично награждён орденом Красного Знамени за освобождение Мариуполя;
• Мангушский повстанческий отряд (руководитель — Мангушев) наиболее сильно подвергся белогвардейскому сопротивлению, а сам посёлок был захвачен на несколько часов. Позже, в апреле 1919 года, отряд влился в Мариупольский ударный советский батальон К. П. Апатова.

Социально-экономическое положение в самом Мариуполе в результате продолжающейся войны и частной смены власти ухудшалось. Повышались цены на продукты питания. А 31 декабря 1918 года было объявлено, что городской электростанцией прекращается подача электроэнергии вследствие полного израсходования жидкого минерального топлива. Однако город продолжал жить, так 1 января 1919 года мариупольским обществом попечения о детях устраивается ёлка в городской управе для детей и танцевальный вечер для взрослых, а 24 февраля 1919 года в думском зале (на улице Харлампиевской) открылась выставка-базар изящных художественных работ, не прекращали работу мариупольские театры и кинематографы, цирк братьев Яковенко и т. д.

27 марта 1919 года после ожесточённых трёхдневных боёв войска 1-й Заднепровской советской стрелковой дивизии (начдив П. Е. Дыбенко) овладели Мариуполем. Важную роль в штурме города принадлежала 3-й бригаде этой дивизии (командир бригады — Н. И. Махно, который за взятие города Мариуполя был награждён орденом Красного Знамени под номером 4). Город перешёл под контроль большевиков (в составе созданной 5 февраля того года Донецкой губернии), был создан Военно-революционный комитет для управления городом, а 16 мая избран Мариупольский совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. С апреля 1919 года начала выходить газета «Известия» (орган ревкома), а 3 апреля в цирке братьев Яковенко прошёл торжественный митинг-концерт для красноармейцев, среди приглашённых П. Е. Дыбенко, Н. И. Махно, а также представитель ЦК на Южном фронте А. М. Коллонтай. Но к середине весны 1919 года военная обстановка сменилась: появилась угроза захвата города белогвардейцами, в связи с чем в спешном порядке была организована мобилизация в ряды Красной Армии (для проведения мобилизации в Мариуполь прибыл военспец К. П. Апатов — заместитель уездного военкома, командир формирующегося I Мариупольского ударного советского батальона). Наспех созданный батальон потерпел поражение от белогвардейцев в апреле 1919 года в районе села Решетилово (сейчас — село Красноармейское Новоазовского района). Бои в течение апреля — мая шли с переменным успехом. В то же время особо осложнились взаимоотношения Махно и руководства Красной Армии и 23 мая части, преданные Н. И. Махно под натиском значительных белых войск, ушли с боевых позиций, оголив фронт. Войска генерала Деникина вошли в Мариуполь.

Белогвардейцы вновь заняли Приазовье и Мариуполь. Были воссозданы буржуазно-помещичьи органы управления городом, начальником Мариупольской уезда Харьковской области стал полковник Бильдерлинг (с октября — Крахоткин), начальником мариупольского гарнизона — генерал-майор Уманец-Дмитровский. Экономические вопросы решались земской и городской управой, появились новые газеты (например, «Мариупольские новости» — с июля 1919 года). 3 августа в помещении театра «Солей» состоялся благотворительный спектакль, весь чистый сбор от которого поступил в пользу Добровольческой армии. В сентябре 1919 года повстанческая армия Махно совершила бросок, захватив Александровск и Екатеринослав. 6 и 14 октября на короткое время (так сообщалось, что 27 октября 1919 года Мариупольский и Бердянский уезды очищены от Махно) части повстанческой армии Махно захватывали город. 25 ноября состоялась мобилизация в Добровольческую армию, а 2 ноября с целью сбора денег для Белой Гвардии был устроен День добровольца. С 14 декабря 1919 года началась эвакуация граждан, учреждений из Мариуполя в связи с наступлением к городу Красной Армии.

4 января 1920 года войска Южного фронта Красной Армии заняли город, образован Мариупольский партком, объединивший 175 коммунистов города с тремя партячейками: городская, заводская и в порту. В январе была создана биржа труда (1 166 безработных, на заводах работало 1 305 человек), 6 февраля открылся краеведческий музей, 10 февраля создана комсомольская организация. В марте 1920 года в Мариуполе создаётся Красная Азовская военная флотилия (в составе 8 кораблей), первым командиром которой был С. Е. Маркелов. Флотилия провела на Азовском море ряд успешных боевых операций против белогвардейского фронта Врангеля. После гражданской войны Красная Азовская военная флотилия была перебазирована в Севастополь и на её основе началось возрождение Черноморского флота. 13 марта 1920 года состоялась национализация металлургических заводов Мариуполя, заводы «Русский Провиданс», «Никополь», завод Мошкевича и мастерские Мариупольского порта объединены под общим названием «Мариупольские государственные металлургические и металлообрабатывающие заводы» (председатель А. П. Фядин), которые позже лишились своей машиностроительной части (порт и завод Машкевича, объединённые в Мармашзавод) и стали называться заводами «А» и «Б». 27 марта состоялись выборы в Мариупольский совет рабочих и крестьянских депутатов, на которых за коммунистов-большевиков проголосовало свыше 70 % избирателей. 4 апреля открылся I съезд Советов Мариупольского уезда.

Началось благоустройство города: 18 апреля в порту состоялось открытие 1-го Советского детского сада, в апреле создана первая школа ФЗУ на металлургическом заводе «А», 25 апреля в помещении клуба (бывшее епархиальное училище) устраивается вечер-концерт для выздоравливающих красногвардейцев. 1 мая 1920 года на площадке циклодрома состоялся 1-й матч между командами Всеобуча и Комсомола. 13 июня в порту открылся клуб моряков. 5 июня в театре «Солей» состоялся концерт в пользу семейств красноармейцев, 8 сентября открыта литературная студия (в помещении Пролеткульта — ул. Троцкого, 56). Рядом с городом с весны 1920 года продолжались боевые столкновения с белогвардейцами, так утром 2 мая в 6:20 город подвергся обстрелу тремя неприятельскими судами со стороны моря, в связи с ухудшением военной обстановки, 4 августа Мариупольский уездный комитет партии объявил мобилизацию коммунистов и комсомольцев на врангелевский фронт. Для выяснения ситуации прорыва белогвардейскими кораблями минных заграждений в Таганрогском заливе в ночь на 9 июля 1920 года с высадкой десанта полковника Назарова до 500 бойцов у хутора Обрыв 16 июля 1920 года город посетил командующий Юго-Западным фронтом Александр Ильич Егоров вместе с сопровождающей его делегацией, среди членов которой были и командующий Морскими силами Республики А. В. Немитц, а также член Реввоенсовета Юго-Западного фронта Иосиф Виссарионович Сталин — единственный визит будущего генералиссимуса и вождя народов в Мариуполь. Однако местное военно-морское управление НАМОРСИ не бездействовало до прибытия Егорова и Сталина: командующий НАМОРСИ Алексей Владимирович Домбровский в 8:00 9 июля 1920 года поручил С. Е. Маркелову (командующий Азовской флотилией Е. С. Гернет был болен) повести флотилию к Кривой Косе и вступить в бой с кораблями противника. К 15 июля удалось выбить назаровцев из Ново-Николаевской станицы (Новоазовск), однако 17 июля в районе Кривой Косы продолжались упорные бои с переменным успехом. Окончательно отряд Назарова уничтожен лишь у реки Маныч (был совершён многокилометровый рейд).

С 28 сентября 1920 по 4 октября 1920 года Мариуполь находился под контролем белогвардейской Русской армии генерала Врангеля. Гражданская война нанесла большой ущерб промышленности и транспорту города. Так ущерб заводу «Никополь» составил 16,783 млн рублей, заводу «Русский Провиданс» — 6,132 млн рублей, резко сократилось производство сельскохозяйственной продукции, население города сократилось в результате голода, эпидемий, войны, иммиграции на 40 тыс. человек — до 57 тыс. человек.

Мариуполь Довоенный. 1921—1941 год

Голод 1921—1922 годов

Приазовье в полной мере ощутило на себе последствия разразившегося в Поволжье и на Украине голода 1921—1922 годов. В Донецкой губернии положение с продовольствием ухудшилось к осени 1921 года: особенно сильный голод охватил Мариупольский уезд, и именно сюда губернский комитет помощи голодающим направил 1 декабря 1921 года 32 % от полученного губернией хлеба (4 вагона хлеба, 1 вагон мяса, 1 вагон других продуктов). Уездным (руководитель — Ярощук, он же председатель уездного исполкома) и областным (председатель — Моисей Львович Рухимович, он же председатель облисполкома) комитетом помощи голодающим по возможности принимались меры по уменьшению последствий голода, так 22 августа 1921 года М. Л. Рухимовичу удалось (несмотря на все запреты вывозить хлеб за пределы Краснодарского края) закупить зерно в более благополучном Ейске. В сентябре 1921 года в уезде проводился месяц помощи голодающим Донбасса и Поволжья, а 17 — 23 октября — ударная неделя помощи голодающим. 4 января 1922 года в порту открылась столовая на 500 голодающих детей, а к 18 января — и в других районах города. 8 марта 1922 года на заседании Мариупольского укомгола вынесено решение — ввиду близости весенних полевых работ и крайнего истощения крестьянского населения на почве голода — открыть в уезде столовые для взрослого населения. Немалые средства для преодоления голода поступили от продажи золота, серебра, драгоценных камней и дорогостоящей утвари церквей города (вначале процесс обмена церковного золота на хлеб был разрешён и даже предложен самой церковью — кампания «Церковное золото голодающим»). Трудно переоценить помощь, оказанную голодающим (в особенности детям) и международными организациями:

• Американской Администрацией Помощи (в 1922 году раздала по Украине 135 820 000 суточных пайков, а в первой половине 1923 года — ещё 44 951 000) — прибыли в Мариупольский порт 10 мая 1922 года,
• Благотворительным фондом Нансена (в 1922 году — 246 383 000 суточных пайков).

Однако все возможные меры не ослабили голод: голодало 15 % населения, а в некоторых сёлах — до 60 %, в уезде имелись случаи трупоедства и каннибализма, номера мариупольских газет то и дело выходили под такими заголовками, как «Отцы пожирают своих детей» («Революционной Слово» 17 февраля 1922 года), «Потеряли человеческий облик» (там же, 26 февраля 1922 года). В ночь с 12 на 13 апреля 1922 года комитетом незаможных крестьян Ялтинской волости раскрыта целая организация людоедок. Смертность многократно превышала рождаемость. Так, в январе 1922 года, эти показатели составляли: 351 смерть против 61 рождения по городу, в марте 1922 года — 550 против 41 (всего за январь — июнь 1922 года: 2 931 против 281). О масштабах «Мариупольского Поволжья» говорят, например, имеющиеся цифры численности работающих на заводе «Провиданс»: ещё в январе 1921 года работало 3 639, а уже осенью — 2 429 человек. По информации, сохранённой до наших дней благодаря газетам тех лет: в декабре 1921 года, например, из 433 семейств села Чердаклы голодало 260 семей, в том числе 30 — «пухли с голоду», в Старом Крыму голодало детей — 85, взрослых (1-й категории) — 421, 2-й категории — 393, 3-й категории — 1 221, а всего население села — 2 257 человек (то есть голодало 94 % населения).

Восстановление города

После окончания Гражданской войны Мариуполь находился в полной разрухе: к концу 1920 года работали только листопрокатный цех и одна (8-я) мартеновская печь. Всевозможные бандитские группировки (порой до 100 человек) грабили и убивали местных жителей. Для борьбы с бандами и анархо-махновщиной в мае 1920 года была основана Мариупольская уездная чрезвычайная комиссия (МУЧК), первым председателем которой стал Д. Я. Патрушев. С 1920 года были национализированы и объединены металлургические заводы «А» («Никополь Мариупольский») и «Б» («Русский Провиданс») в один завод, которому 22 февраля 1924 года после смерти Владимира Ленина присвоено наименование «Имени Ильича». 5 июня 1920 года восстановлены трубный и литейный цеха завода. В 1922 году Мариупольским металлургическим заводом произведено 17 % стали и 18 % проката Юга России, в 1923/24 году на предприятии производилось 47 % всех труб УССР (39,5 % труб СССР). С 1920 года в городе работает Мариупольский машиностроительный завод (на базе дореволюционного завода Мошкевича — сейчас завод технологического оборудования медицинской промышленности).

15 марта 1921 года X съезд РКП(б) принял резолюцию о переходе к НЭПу, которая в Донбассе имела свои особенности, так как промышленность Донецкого региона обслуживала нужды всей страны, поэтому сохранялось почти полное государственное планирование производства и сбыта угля и металла. ВСНХ создал крупнейшие промышленные объединения страны — комбинаты и тресты, например мариупольские заводы входили в трест «Югосталь». В 1921 году было организовано Мариупольское отделение транспортного потребительского общества (ОТПО), которое взяло в аренду множество мелких местных предприятий. В 1924 году было зарегистрировано 63 частных предприятий (в основном лёгкой и пищевой промышленности), 90 частных мастерских, 361 торговое предприятие, из них 16 кооперативных.

В годы НЭПа в Мариуполе восстанавливались и предприятия местной промышленности:

• металлическая промышленность: эстампажный завод (бывший завод Вердникова), машинный завод, завод «Универсал»,
• химическая: ультрамариновый завод,
• горнодобывающая: добыча слюды, полевого шпата, разработка гранита в Старом Крыму, разработка гравия в Волонтёровке,
• швейная: швейная фабрика (с 1920-х годов — имени Дзержинского), чулочная фабрика,
• кожевенная: кожевенный завод (бывший Лукаса),
• пищевая: хлебопекарни, бараночные, булочные, кондитерские, колбасные,
• силикатная: кирпичные заводы (в том числе бывший Горенштейна), известковые печи (бывшие печи Качинова и Пикуза), графитовый завод (бывший завод Вальтона).

В тяжёлых послевоенных условиях разрухи и голода продолжалась также и культурная жизнь города: 7 января 1921 года в городе и уезде началась «Неделя ребёнка», 7 — 8 января 1921 года в театрах «Солей» (с 24 октября 1925 года — «Трудовой») и Яковенко были устроены бесплатные утренники для детей, а 15 января в помещении бывшей кондитерской «Марс» группой мариупольских художников открыта выставка картин. Открывались новые учреждения и заведения: 26 декабря 1920 года мариупольским межрайонным кустарно-промышленным отделом открыта первая Советская часовая мастерская, в январе 1921 года отделом Народного образования открыт детский дом имени Фрунзе на 50 человек, 17 февраля 1922 года открыт книжный магазин по проспекту Революции. 14 декабря 1921 года в 12:00 в библиотеке Дворца Труда открылся 2-й Уездный съезд делегатских собраний работниц и селянок. 24 декабря 1921 года в театре (бывший «XX век») состоялся литературно-вокальный вечер, посвящённый 100-летнему юбилею Н. А. Некрасова. 11 января 1922 года в большой аудитории Уездного музея проходят лекции научно-популярного характера об электричестве А. К. Александровича. 12 марта 1922 года в общественном рабочем клубе «Имени 25 октября» прошёл большой концерт-митинг в память Февральской революции. 27 мая 1922 года в Александровском парке открылся летний театральный сезон, а 7 — 23 сентября прошла Мариупольская Покровская ярмарка.

12 января 1923 года состоялось первое общегородское собрание детской организации «Юный Спартак», на котором присутствовало 80 человек. 3 апреля 1924 года мариупольским представительством Красного Креста открыт магазин Санитарии и Гигиены (угол современных проспекта Ленина и улицы Торговой) с большим выбором аптекарских, парфюмерных, хозяйственных товаров, оптики и другого.

С 1923 года по февраль 1940 года в городе находился 238-й стрелковый полк 80-й стрелковой дивизии Украинского военного округа. В июле 1928 года приказом РВС СССР полку было присвоено новое наименование: 238-й стрелковый Мариупольский полк. Шефство над полком осуществлял местный городской совет народных депутатов.

9 сентября 1925 года в городском комсомольском клубе открылась городская конференция юных пионеров. 22 января 1924 года тысячи рабочих города собрались на траурный митинг в связи с кончиной В. И. Ленина, основателя Коммунистической партии и Советского государства, на следующий день на заводах состоялись собрания партячеек, а 27 января 1924 года к 9:00 к зданию Дворца Труда (сейчас — ДК «Азовсталь») на общегородской траурный митинг собралось более 25 тысяч трудящихся, вечером 28 января состоялось комсомольско-молодёжное факельное шествие, посвящённое памяти В. И. Ленина. 22 февраля 1924 года состоялся митинг трудящихся заводов «А» и «Б» в связи с присвоением заводам имени Ильича. Решение ВУЦИКа по этому вопросу огласил сам председатель ВУЦИКа Г. И. Петровский, бывший рабочий завода «Русский Провиданс». Тогда на госзаводах имени Ильича работало 3 762 рабочих и 421 служащий. Одновременно с этим зарегистрировано 3 971 человек безработных.

К концу 1925 года восстановительные работы на всех предприятиях города были закончены, к этому времени Металлургический завод имени Ильича по выпуску продукции достиг уровня 1913 года. 1 марта 1926 года после 8-летнего перерыва дала первая доменная печь № 1, восстанавливалась доменная печь № 2. С августа 1926 года директором Мариупольского завода имени Ильича был назначен Яков Семёнович Гугель (до этого работал непродолжительное время директором Таганрогского котельного, Константиновского металлургического заводов, заместителем директора Таганрогского и Юзовского металлургических заводов), который добился переобследования завода «Б» («Русский Провиданс»), обреченного на демонтаж первой государственной комиссией. Благодаря усилиям Я. С. Гугеля и лично Валериана Владимировича Куйбышева завод удалось отстоять, и уже к середине 1927 года на заводе «Б» вошли в строй коксовые печи и электростанция. Передовое предприятие — завод имени Ильича продолжал развиваться быстрыми темпами: к 1928 году на заводе работало 8 150 рабочих и 714 служащих, а промышленный план 1927—1928 годов был выполнен на 97,6 %, 3 марта 1928 года на заводе имени Ильича (территория бывшего завода «Б») состоялся торжественный пуск двух новых сортопрокатных станов, а в 1929 году завершено строительство мощной электростанции.

23 мая 1927 года в Харькове на заседании правления «Югостали» вынесено постановление: «утвердить постройку новотрубного цеха на Мариупольском заводе». Тогда же В. В. Куйбышев дал согласие на импорт 13 мощных газовоздуходувок для этого цеха. В мае 1929 года председатель ВСНХ лично приехал в Мариуполь на стройку цеха (фактически нового завода), рассчитанного на производство 100 тыс. тонн труб в год (крупнейший в стране) для нефтяной промышленности страны (теперь не надо было больше импортировать трубы для перекачки нефти из-за рубежа). Куйбышева поразили успехи в строительстве, которое подходило к концу. Тогда же предполагалось для увеличения количества необходимой для цеха (завода) стали расширить производство на заводе «Б», но именно Куйбышев и Гугель настояли на строительстве нового завода вблизи Мариуполя (так появился «Азовсталь»). 1 мая 1930 года новый трубопрокатный (маннесмановский) цех был пущен, а вокруг нового цеха (с 1936 года выделенный в отдельный завод имени Куйбышева) формируется посёлок имени Апатова (район, ограниченный современными проспектами Ильича, Металлургов, улицей Макара Мазая). К концу 1920-х годов оформился Заводской (Ильичёвский) район Мариуполя.

В 1929 году по постановлению ВСНХ СССР в городе Мариуполе началось строительство консервной фабрики, производительностью 6 млн коробок в год (пущен в 1930 году). Тогда же от ВСНХ получено 25 тыс. руб. на расширение завода по переработке слюды (бывший завод Шенвельдера), в 1929 году было закончено восстановление кирпичного завода (бывший завод Хараджаева): пуск завода дал увеличение выпуска кирпича на 4 млн штук.

Проведение дноуглубительных работ в порту и на подходном канале (открыт осенью 1926 года), ремонт причальных линий, подъездных путей, плавсредств и оборудования способствовали быстрому вводу в действие Мариупольского торгового порта — морских ворот Донбасса (которые с декабря 1924 года были отнесены к портам I разряда). В 1928 году грузооборот порта составил 1 098 тыс. тонн, а в 1931 году уже 2 205,5 тыс. тонн (для сравнения — за 1923 год — 12,279 млн пудов, за 1924 год — 12,833 млн пудов или 2 104 тыс. тонн). За навигацию всего 1925 года через Мариупольский порт пропущено 116 судов заграничного плавания. 20 марта 1939 года в мариупольском торговом порту открыта карантинная станция.

В 1930 году началось строительство Мариупольского аэропорта. Первый самолёт «Харьков — Сталино — Мариуполь — Бердянск» вылетел весной 1931 года. Однако в связи с хозяйственными проблемами аэропорт временно (до осени 1932 года) не функционировал. По тем же причинам установить регулярное воздушное сообщение в Мариуполе к началу войны так и не удалось. 12 мая 1936 года аэропорт организовал катание стахановцев на самолёте «Сталь — 3»: профсоюзные организации завода имени Ильича, рыбоконсервного комбината и железнодорожной станции приобрели 50 билетов для своих передовиков. С 1 апреля 1936 года началось регулярное сообщение первого пассажирского парохода «Красный моряк» сообщением Мариуполь — Ростов. В 1932 году введена в эксплуатацию городская полуавтоматическая телефонная станция на 1 000 номеров. В 1937 году она обслуживала уже 1 087 абонентов. С 1936 года стал эксплуатироваться водовод Донбассводтреста (от реки Кальчик) на 2 млн м³ воды в год. Однако это не решало в полной мере проблему водоснабжения города. Планировалось сооружение плотины на реке Кальчик и создание Старокрымского водохранилища, которое было построено окончательно только после Второй мировой войны (посёлок строителей плотины — Кальчикстрой впоследствии переименован в Каменское — сейчас посёлок Каменск в черте города).

7 сентября 1925 года по решению Мариупольского окружного отдела местного хозяйства начали курсировать первые автобусы между центром города и отдаленными районами — портом и заводом имени Ильича, а также к отходящим поездам и пароходам и один междугородный «Город — Бердянск» (в те времена город Бердянск административно подчинялся Мариупольскому окружкому) — всего 4 постоянных маршрута. Впоследствии количество автобусных маршрутов увеличивалось. 1 мая 1933 года была пущена первая трамвайная линия «Гавань Шмидта — Улица Франко». К 1937 году кроме Мариуполя трамвайное сообщение было налажено ещё в 17 городах УССР (к 1933 году — только в 8-ми).

Развитие НЭПа вызвало оживление торговли в Мариуполе: крупнейшим кооперативным союзом тогда являлся Рабочий кооператив (Церабкоп), объединивший к 1929 году 84,6 % населения города. Другой кооперативный союз — МарСПО (Союз потребительских обществ) объединял 93 товарищества с 62 тыс. пайщиков (охватывал преимущественно периферию). К середине 1930-х годов увеличилось количество вновь открытых магазинов, а сеть магазинов Церабкопа стала достаточно разветвлённая (52 бакалейных, 26 магазинов готового платья, 15 мясных, 10 овощных, по 7 универсальных и булочных, 5 прочих магазинов, а также 14 киосков и ларьков, 2 угольных склада и т. д.). К 1935 году (разгар индустриализации) госсектор в торговле Мариуполе составил 74 %, создавались новые торгующие организации: Союзтекстильшвейторг, Союзгалантереятрикотажторг, Донплодоовощторг и другие. На проспекте Республики появилось несколько новых магазинов: «Гастроном № 37», «Главкондитер», «Главтабак», «Главрыба», «Донхлебосбыт», появляются новые магазины в порту (5), на Правом (3) и Левом (3) берегу, в посёлках Апатова (1), Гуглино (1), Кирова (1), Новосёловка (1), Слободка (1). Существовало 4 базара: Центральный (на бывшей Соборной площади), Второй — «Скотской» и «Сенный» (располагался на Сенной площади) перенесли к площади у металлургического техникума, в порту и на заводе имени Ильича. В 1926 году стала работать 1-я столовая Нарпита в заводе имени Ильича, к 1928—1929 годам столовых в городе было уже 5, чайных и буфетов — 12, а к 1935 году — 92 ресторанов и столовых, 31 буфет (их количество уменьшилось после отмены карточной системы в 1935 году, так в 1937 году в Мариуполе осталось всего 25 столовых и 71 буфет).

Индустриализация города

2 февраля 1930 года Президиум ВСНХ СССР принял постановление о строительстве нового металлургического завода в Мариуполе, и город превратился в громадную строительную площадку. Главной стройкой стал металлургический завод «Азовсталь» на левом берегу Кальмиуса возле сёл Бузиновка (сейчас — территория комбината «Азовсталь») и Троицкий (Гнилозубовка) — руководил стройкой директор завода имени Ильича Я. С. Гугель (начальником «Азовстальстроя» был до января 1931 года). Выбор места строительства происходил довольно долго: проектом Гипромеза предусматривалось строительство нового завода на площадке бывшего «Провиданса» (осенью 1929 года). Против были Яков Семёнович Гугель и Антон Северинович Точинский — технический директор, который 4 декабря 1929 года на заседании правления «Югостали» доказал, что площадка завода «Б» мала для будущего гиганта. И только 26 января 1930 года (согласно публикациям Приазовского пролетария) техсовет «Югостали» признал нецелесообразным проект Гипромеза. Идею строительства завода поближе к морю — выходу к керченской руде поддержал и председатель ВСНХ В. В. Куйбышев.

7 ноября 1930 года в фундамент первой доменной печи «Азовсталь» в торжественной обстановке началась первая укладка бетона. На сооружение «Южной Магнитки» союзным бюджетом выделялось 292 млн рублей. Перспективная производительность «Азовстали» — 4 млн тонн чугуна (крупнейший на то время в мире завод в Гэри близ Чикаго давал только 3 млн тонн). 3 ноября 1931 года началось строительство морского порта завода «Азовсталь» (руководитель — С. Е. Маркелов). В январе 1931 года Я. С. Гугель покинул город — был назначен начальником строительства Магнитогорского металлургического комбината. 1 марта 1932 года на строительстве «Азовстали» вышел первый номер многотиражной газеты «За 17 миллионов тонн чугуна» (позже — газета «За металл»). 5 августа 1931 года новостройку «Азовсталь» полностью выделили из структуры завода имени Ильича. 2 февраля 1933 года строительную площадку нового завода посетил нарком тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе (в его делегации был также и Я. С. Гугель). Тогда же было решено строительство «Азовстали» и рудной базы Камыш-Бурун объединить в единый комбинат. До момента возвращения бывшего начальника «Азовстальстроя» Якова Семёновича Гугеля в феврале 1933 года строительство «Азовстали» хронически отставало от графиков, бывший начальник Фиткаленко и технический директор (то есть главный инженер) были уволены лично С. Орджоникидзе за срыв планов строительства (с формулировкой «болтун и очковтиратель»). Ускорение началось сразу после приезда С. Орджоникидзе, во время работы начальником Я. С. Гугеля и первой в мире женщины-домностроителя Л. В. Яблонской — начальнике «Доменстроя». Уже 21 июля 1933 года Орджоникидзе подписал приказ о создании государственной приёмки завода «Азовсталь».

11 августа 1933 года в 3 часа 44 минуты была задута первая азовстальская домна № 1, а уже в 6 часов 19 минут 12 августа 1933 года пошёл первый её чугун: завод «Азовсталь» вступил в число действующих предприятий. 17 октября 1933 года президиум ЦИК СССР присвоил заводу «Азовсталь» имя Серго Орджоникидзе. 17 февраля 1934 года задули вторую доменную печь имени Осоавиахима, 4 января 1935 года на «Азовстали» началась эксплуатация первой в СССР трёхсоттонной качающейся мартеновской печи № 1, в том же году дали сталь мартеновские печи № 2 и № 3 той же ёмкости, было развёрнуто строительство блюмингов, аглофабрики, прокатных цехов, ТЭЦ. К 1941 году на предприятии действовало 4 доменные печи (4-я введена в эксплуатацию 16 августа 1940 года), мартеновский цех с 6 качающимися печами (5-я самая мощная в Европе на 400 тонн была сдана в эксплуатацию 5 августа 1939 года, 6-я — построена перед самой войной — 8 апреля 1941 года), ряд вспомогательных цехов. Рядом с заводом «Азовсталь» 27 сентября 1935 года первый кокс выдал Мариупольский коксохимический завод (первый агрегат — парокотельная завода работала ещё с 7 ноября 1934 года). В 1936 году на базе новых трубопрокатных цехов завода имени Ильича создается трубопрокатный завод им. Куйбышева. В 30-е годы в Мариуполе начали действовать и другие новые заводы: металлоконструкций (с 13 октября 1935 года), рыбоконсервный (с 27 ноября 1933 года), радиаторный (с 1 июля 1933, единственный в СССР — на базе мариупольских мастерских), судоремонтный (с 1931 года, на базе путевых мастерских), значительно расширен завод по переработке слюды (бывший завод Шенвельдера), восстановлен кирпичный завод (бывший завод Хараджаева). Были построены также холодильник емкостью 50 тыс. тонн, крупнейший элеватор в порту на 2 тыс. тонн (с 1932 года). Строились новые цеха, объекты, модернизировалось оборудование, осваивались новые виды продукции на заводе им. Ильича: 12 августа 1931 года вступил в строй стан «750» проката «Б», а 1 июля 1933 года — цех холодной прокатки (сейчас — единственный на Украине, выпускающий оцинкованный лист), в декабре 1933 года — пущен второй маннесмановский (трубопрокатный) цех, в том же году — печь № 5 мартена «Б», а также котельный цех, восстановлен толстолистовой стан «1250» и реконструирована домна № 2. Преобразования коснулись и других предприятий города.

Серьёзных успехов в довоенное время добились промышленные предприятия города. 14 октября 1936 года сталевар мартеновской печи № 10 цеха № 2 Мариупольского завода имени Ильича Макар Мазай за 6 часов 50 минут работы сварил плавку весом в 103,5 тонн и снял 13,62 тонн стали с квадратного метра пода печи, установив тем самым мировой рекорд, 7 ноября 1936 года — новый рекорд М. Н. Мазая — 13,8 тонн стали с 1 квадратного метра пода печи. 24 октября 1936 года опубликовано обращение Макара Мазая, подписанное 18 сталеварами Мариупольского завода имени Ильича об организации 20-дневного соревнования за наивысший съём стали. 25 ноября 1936 года в Москве открылся Чрезвычайный VIII Всесоюзный съезд Советов, собравшийся для принятия новой Конституции. Делегатами съезда от Мариуполя были: сталевар скоростных плавок М. Н. Мазай, секретарь горкома партии А. Г. Дисконтов, директор завода имени Ильича — Н. В. Радин. 30 декабря 1936 года в Мариуполе состоялся слет сталеваров-стахановцев Донбасса, поддержавших призыв мариупольского сталевара Макара Мазая по Всесоюзному соревнованию на лучший съём стали. Позже в соревнование вступили сталевары всего СССР. Новый мировой рекорд был установлен 8 февраля 1938 года прокатчиками завода имени Ильича: на одном из станов выпустили 271 тонну проката при технической мощности стана в 186 тонн. Новые рекорды устанавливал и сам Макар Мазай: 10 марта 1938 года сталевары печи № 9 завода имени Ильича товарищи Мазай и Лозин соревновались между собой: у Мазая — 15,5 тонн стали с квадратного метра пода печи, а у Лозина — 15,0 тонн. Кроме того, ильичёвцы в том же году вышли победителями и в соцсоревновании с металлургами «Азовстали». 1 апреля 1939 года металлурги завода имени Ильича Н. А. Пузырёв, М. Н. Мазай, В. И. Васильев, П. А. Селезнёв и Л. Т. Мирошниченко (лучший прокатчик завода, депутат Верховного Совета СССР) награждены орденами и медалями СССР.

Социальная сфера

С установлением советской власти в Мариуполе вводится бесплатное обучение (в феврале 1920 года), начинает восстанавливаться работа школ, в городе и уезде работают 13 детдомов, 6 детсадов. В мае 1921 года выходит постановление о борьбе с неграмотностью, в связи с чем в Мариупольском уезде начинают работать ликбезы (224 школы с 20 тыс. обучающихся). Однако в связи с усугубляющимся голодом в разное время работало до 50 % от всех организованных в уезде школ. В 1924 году в Мариупольском округе только 38 % детей обучалось в школах (всего школьников — 27 929 человек). Однако к апрелю 1923 года усилиями ликбезов Мариупольский уезд вышел на первое место в губернии по количеству грамотных: 69% среди мужчин и 57 % среди женщин. Со временем количество учащихся увеличивался (в одном Мариуполе обучалось в 1931/1932 учебном году 19 826 чел., в 1932/1933 — 26 637, в 1933/1934 — 28 755, а в 1934/1935 — 37 631 чел.).

К 1923 году в Мариуполе работало 3 больницы, дома отдыха (в том числе «Металлург»), 3 кинотеатра, 9 библиотек, 1 театр, 6 клубов, 7 драмкружков. В марте 1923 года в Мариуполе организовано литературное объединение «Звоны Азовья», активными участниками которого были многие служащие и рабочие заводов, в литературном объединении начал свой путь известный советский кинорежиссёр Леонид Луков, постановщик художественных фильмов «Большая жизнь» (1939 год), «Два бойца» (1943), «Это было в Донбассе» (1945), «Александр Пархоменко» (1942), «Олеко Дундич» (1958) и других. В сентябре 1928 года в Мариуполе проходила всеукраинская художественная выставка «10 лет Октября». 1 мая 1929 года вышел в свет первый номер газеты «Ильичёвец». В 1929 году в здании бывшего штаба НАМОРСИ создан Дворец Труда (просуществовал до 1931 года, когда здание было передано в распоряжение «Азовстальстроя», а с 1933 года — Клуб Металлургов, сейчас — ДК «Азовсталь»). Выдающимся писателем и поэтом греческого Мариуполя того времени был Георгий Антонович Костоправ (1903—1938), который по праву стал основателем национальной литературы греков Украины, воспитавшим целое поколение греческих поэтов и прозаиков. Создал 2 поэмы: «Ламбос» и «Леонтий Хонакбей». 15 февраля 1933 года в Мариуполе вышел первый номер греческого литературно-художественного альманаха под названием «Флотоминистрес слитьес» («Искры, предвещающие пламя»), который с 10 июля 1934 года переименован в альманах «Неотита» («Молодость») — всего было 5 номеров. В альманах печатался талантливый греческий поэт Г. А. Костоправ. 9 января 1934 года в газете «Приазовский пролетарий» опубликована «Литературная страница пролетарских писателей Мариупольщины», в которой даны произведения Г. А. Костоправа, В. Галлы, К. Маренко, тогда же принято решение о выпуске литературных страниц не реже двух раз в месяц. Г. А. Костоправ был арестован 24 декабря 1937 года и 14 февраля 1938 года расстрелян (реабилитирован только в 1960 году).

Театральная жизнь Мариуполя не замирала ни на один год, работало несколько сцен: театр «Гротеск» (Зимний), братьев Яковенко (бывший цирк), «Солей» (соседнее с гостиницей «Континенталь» здание), а также кинематографические театры «Гигант» и «Колизей», в июне 1918 года были также открыты кинотеатры: «Ампир» (угол проспекта Ленина и улицы Греческой), «Мишель» (в городском саду), а также театр в Александровском парке. Своей постоянной труппы долгое время не было, работали в основном гастролёры. В 1921 году Зимний театр (бывший концертный зал Шаповалова) был переименован в театр имени В. И. Ленина, а в 1930-х годах он стал постепенно ветшать и рушиться. 14 января 1926 года в театре имени В. И. Ленина начались гастроли Государственного художественного показательного театра «Красный факел». В 1928 году бывший цирк братьев Яковенко по улице Пушкина наскоро переоборудовали и назвали Новым театром (выступали Еврейская музкомедия — руководитель Гузик и Украинский народный театр — руководитель Д.Гайдамака). 1 марта 1930 года в Мариуполе работает драмколлектив «Новый театр» — руководитель А.Борисоглебский. В 1932 году в городе открыт первый в СССР государственный греческий рабоче-крестьянский театр (директор — М. И. Шалдырван, режиссёр — Михаил Хороманский) — располагался в здании бывшего Зимнего театра по проспекту Республики. В сезон 1933—1934 года творческий авторитет коллектива театра укрепила удачная постановка пьесы В. Шкваркина «Чужой ребёнок», текст которой перевели на греческий язык актёры театра Ф. Узун, Г. Севда, Ф. Лубе. В 1934 году на основе городского театра был создан Вседонецкий музыкально-драматический театр — художественный руководитель А. Н. Смирнов, главный режиссёр — А. В. Искандер. С 16 июля 1934 года в Мариуполе гастролировал Ленинградский большой драматический театр, но так как Зимний театр был закрыт для ремонта, мариупольцы взяли на себя обязательство — за 45 дней выстроить в городском парке культуры и отдыха новый Летний театр к 25 июня 1934 года, строительство, вызвавшее среди жителей огромный энтузиазм, велось методом народной стройки, однако, в срок не уложились: окончательно театр построен только к октябрю 1936 года. С 24 декабря 1934 года в кинотеатрах Мариуполя демонстрировался культовый фильм того времени — «Чапаев». 14 марта 1936 года после капитального ремонта открылось здание Зимнего театра (театра имени В. И. Ленина), расположенного по адресу проспект Республики, 25 (сейчас на этом месте — 5-этажное здание по адресу проспект Ленина, 24). Фасад отремонтированного двухэтажного здания выглядел помпезно: слева и справа от входа расположились скульптурные композиции, на второй этаж вела мраморная маршевая лестница, с наклонных лож балкона хорошо было видно сцену. В первых числах апреля 1937 года Мариупольский музыкально-драматический театр выезжал на четырёхмесячные гастроли в города Сталино, Макеевку, Полтаву, Кременчуг, Сумы, Харьков. К началу войны в городе работало 4 кинотеатра:

• «КИМ» (проспект Республики, 42 — бывший кинотеатр «XX век», расположенный в доме Юрьева, проспект Республики, 42),
• «Трудовой» (проспект Республики, 40 — бывший «Солей», в котором 10 февраля 1936 года состоялся первый звуковой киносеанс в Мариуполе — демонстрировался фильм «Мать» по повести М. Горького),
• «Коммуна» (в заводе имени Ильича),
• имени 28 октября (в порту).

6 сентября 1925 года на установку и оборудование мощного радиоприёмника на заводе имени Ильича Мариупольский райком металлистов ассигновал 5 000 рублей — в городе появилось первое радио, к 1937 году в Мариуполе уже работало 2 мощных радиотрансляционных узла. Довоенная история города полна интересными событиями в культурной жизни города, так, например, впервые на Мариупольщине 4 марта 1928 года музеем краеведения был проведен «День птиц»: с лозунгами «На защиту птиц» и «Охраняйте пернатых» школьники и пионеры прошествовали в сады и леса, на ветвях деревьев которых укрепили скворечники, а 1 января того же года в клубе имени К. Маркса проводился новогодний бал-маскарад, через два дня после этого на озере Домаха (сейчас не существует) спортивными обществами «Динамо» и «Основ» открыт городской каток (работал ежедневно, играл духовой оркестр, выдавались напрокат коньки), в сентябре 1928 года впервые на проспекте Республики открыта передвижная научно-показательная зоологическая выставка: экспонировались хищные, тропические, северные животные пяти частей света. 10 февраля 1929 года окружной совет физкультуры и правление спортивного общества «Динамо» провели массовые соревнования по скоростному бегу на коньках на дистанциях 400, 800 и 1 500 метров, а 23 февраля того же года секцией почтового голубеводства при Окружном совете Осоавиахима города открыта выставка всех пород голубей, имеющихся в городе. 20 января 1931года все ячейки Осоавиахима начали сбор средств в фонд советского дирижаблестроения. Для популяризации «Дня дирижабля» на всех предприятиях проходили летучие митинги. 14 октября 1931 года в городе проводился праздник «День коллективизации и урожая», открылась сельскохозяйственная выставка, а 25 июля 1932 года — месячник гражданской авиации. 29 января 1936 года в интернациональном клубе порта состоялся вечер, посвящённый творчеству французского писателя Анри Барбюса. С большим докладом о жизни и деятельности писателя выступил прехавший в Мариуполь писатель Полонский. 6 февраля 1936 года Осоавиахимом проведен поход в противогазах по маршруту Мариуполь — Волноваха. 18 апреля 1936 года в городском театре состоялась встреча с земляком — заслуженным артистом республики оперным певцом Михаилом Степановичем Гришко. 10 февраля 1937 в Мариуполе прошли пушкинские празднества и литературные вечера, посвящённые столетию со дня смерти русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, тогда же принято решение о переименовании улицы Большая Садовая в улицу имени Пушкина. 8 марта 1937 года начался автопробег жён шофёров по маршруту Мариуполь — Харьков. Каждый месяц 1937 года рабочие и ИТР заводов собирали средства в помощь женщинам и детям Испании. 21 мая 1939 года в летнем театре клуба имени Карла Маркса прошёл оборонный вечер допризывников с участием молодёжи. В мае 1939 года при спортобществе «Сталь» завода имени Ильича начала работать автомотосекция (более 50 человек). 12 июня того же года открылся пляж добровольного спортобщества «Водник» (пляж убран, ограждён, установлены скамьи, кресла, столики, с утра играл духовой оркестр). 9 августа 1939 года на городском стадионе состоялась встреча по футболу между московской и мариупольской командами. 18 августа 1939 года в Мариуполе прошёл праздник Авиации (в программе: наземный парад личного состава аэроклуба имени Молотова, воздушный парад и прыжки парашютистов, индивидуальный парад фигур высшего пилотажа). 12 января 1940 года начала работать лыжная секция добровольного спортивного общества «Сталь» завода имени Ильича. 13 января 1940 года правление клуба имени Карла Маркса организовало вечера-встречи кадровых рабочих завода с участниками боёв у реки Халхин-Гол. С 4 марта 1940 года в осоавиахимовской организации создана школа ворошиловских стрелков, а также школа танковых экипажей и снайперов.

К концу 1920-х годов в городе складывается система среднего специального и высшего образования: 3 августа 1925 года открываются курсы по переподготовке городских учителей, а в октябре 1927 года открывается Мариупольский вечерний индустриальный техникум (разместился в здании бывшего женского епархиального училища), который с ноября 1930 года преобразовался в Мариупольский вечерний металлургический институт. В том же 1930 году по директиве Наркомпросса УССР в городе учреждаются 2 десятилетние трудовые школы: на заводе имени Ильича (с металлургическим уклоном) и в порту (с механическим уклоном). Тогда же (в 1930 году) Мариупольское механико-техническое училище (располагалось по адресу ул. Митрополитская, 61) было преобразовано в металлургический техникум (с октября 1940 года в здании — ремесленное училище № 6). В 1934 году сложилась новая советская школа: начальная (3 года), неполная средняя (7 лет), средняя (10 лет). В середине 1930-х годов продолжается строительство школ: в 1935 году на Новосёловке, в 1936 году — 8 школ на 5 120 мест на Слободке, заводе имени Ильича, на Левом берегу, в Садках, Гуглино, Волонтёровке, в 1937 году — 2 школы на Сенной площади и в порту. Структура народного образования города в 1938 году выглядела следующим образом:

• общеобразовательные школы — 81 (39 703 учащихся), в том числе
  • начальные школы — 36 (8 071)
  • неполные средние школы — 23 (11 368)
  • средние школы — 22 (20 264)
• металлургический институт — 1 (207)
• металлургический техникум (ул. Митрополитская, 61) — 1 (300)
• металлургический рабфак — 1 (290)
• школа ФЗО «Азовстали» (переулок Кузнечный, 3) — 1
• школа ФЗО «Мармашзавода» — 1
• фельдшерская школа — 1 (320)
• педагогическая техникум — 1 (120)

Развивалось и здравоохранение города. К 1924 году в городе прекратились эпидемии брюшного (1918) и сыпного тифа (1919—1920), холеры (1919), дизентерии (1918), малярии (1922—1923), сибирской язвы. Однако в мае 1925 года ещё наблюдались случаи: малярии — 5 194, сыпного тифа — 9, кори — 544, скарлатины — 23, дифтерии — 12, сибирской язвы — 21. В 1923 году все лечебные учреждения передаются в непосредственное ведение здравотделов. Наркомздравом было принято решение об увеличении числа больничных коек из расчёта: 1 амбулатория на 15 тыс. населения, 1 койка на 2 000 жителей. Появлялись новые лечебные учреждения: в селе Ялта 1 июня 1925 года на средства Наркомздрава открылся туберкулёзный диспансер (в связи с большой заболеваемостью местного населения). К 1926 году значительно расширена сеть фельдшерских пунктов и специализированных диспансеров города (туберкулёзный и венерологические в порту и в заводе имени Ильича), увеличении штата врачей в рабочих больницах и поликлиниках с 49 (в 1925 году) до 72. С 1923 года в Мариуполе (как и в других городах СССР) работает Общество Красного Креста. 28 марта 1926 года правление общества спасения на водах устраивает на мариупольском пляже купальни с кабинками. В 1927—1928 годах силами 1 санитарной бактериологической станции, 2 пастеровских станций, 1 малярийной, 1 дезинфекционной станций и 3 санбаклабораторий было выполнено 3 386 прививок против брюшного тифа (в 1913 году — 0), скарлатины — 11 411 (0), дизентерии — 13 781 (0), оспопрививаний — 56 727 (25 471), дезинфекций — 4 785 (0). К 1929 году существенно увеличились ассигнования на медицину в городе: вместо 1,43 руб. на 1 чел. (население Мариуполя с уездом — 405 тыс. чел.) в 1926—1927 было выделено 1,93 руб. Количество больниц в уезде выросло с 7 до 11, коек с 139 до 235, врачебных участков с 2 до 26. На 1 октября 1928 года в округе работало 250 врачей и 425 человек среднего медперсонала. В январе 1929 года на металлургическом заводе имени Ильича организован наркодиспансер (проходило лечение 39 алкоголиков и 139 курильщиков), после чего жилищные кооперативы города приступили к организации ячеек антиалкогольного общества. Структура лечебных заведений города на 1930 год:

• первая городская больница (просп. Республики) — 160 коек (38 врачей и медсестёр),
• заводская больница (ул. Больничная) — 110 коек (23),
• портовская больница (ул. Портовая) — 33 койки (10),
• районная поликлиника (пл. Свободы) — 286 тыс. посещений в год (56),
• Карасевская амбулатория (пл. Карасевская) — 23 тыс. (5),
• заводская поликлиника (ул. Больничная) — 246 тыс. (35),
• портовская поликлиника (ул. Портовая) — 87 тыс. (22),
• окружной тубдиспансер (ул. 1 Мая) — 20,3 тыс. посещений (13),
• заводской тубдиспансер (ул. Больничная) — 7 тыс. (8),
• портовской туберкулёзный пункт (ул. Портовская) — 5,4 тыс. (1),
• окружной вендиспансер (пл. Свободы) — 44 тыс. (6),
• заводской вендиспансер (ул. Больничная) — 24 тыс. (5),
• портовской венерический пункт (ул. Портовская) — 87 тыс. (2),
• ночной санаторий (ул. Больничная) — 17,3 тыс. (3),
• дом грудного ребёнка (на углу нынешних ул. Энгельса и ул. Пушкина),
• детская консультация (ул. Греческая),
• детские ясли (ул. Артёма, 4) на 30 детей,
• 8 аптек и 1 аптечный склад,
• дом отдыха,
• летний детский санаторий «Белая дача».

Одним из рабочих пунктов пребывания председателя ЦИК Украины (должность можно сравнить с премьер-министром республики) Г. И. Петровского 21 января 1931 года было расширение лечебной и школьной сети города. В 1930-х годах появилась новая лечебная сеть на левом берегу «Азовстали»: больница, поликлиника, скорая помощь, медицинские пункты, медсанцех, санаторий, консультации, ясли. Расходы на медицину в 1931 году выросли с 782,4 тыс. руб. (1929) до 2 417 руб. (а в 1934 году — 6 499, 1935 — 6 857, 1936 — 9 917, 1937 — 12 914). Кроме того, в те годы введены 2 корпуса заводской больницы — хирургический и инфекционный. Увеличилось число рентгенкабинетов: с 3 (в 1931 году) до 6 (в 1934 году), физиотерапевтических кабинетов с 2 до 4, станций ссорой помощи — с 1 до 3, зубопротезных лабораторий — с 2 до 3, туберкулёзных и венерологических пунктов — с 3 до 5, клинических лабораторий — с 2 до 6, санаториев — с 1 до 3 (1 новый санаторий в городе, другой — на Правом берегу), появилась 1 водосветоэлектролечебница, количество больничных коек — с 518 до 898. В 1936 году было построено 3 ясель: на заводе имени Ильича и на правом берегу по 120 мест, а также ясли швейфабрики на 60 мест, в 1937 году: ясли в порту (80 мест), на заводе имени Ильича (120), на заводе имени Куйбышева (60), трамвайного парка (30), военного полка (50), а здание бывшей синагоги на ул. 1 Мая переоборудуется под родильный дом на 70 коек (и в Сартане — на 10 коек). К 1940 году сеть лечебных учреждений в Мариуполе возросла:

• больницы — 8 (на 1 июня 1937 — 7, а на 1 апреля 1925 — лишь 3),
• поликлиники — 9 (6 и 4 на соответствующие временные промежутки),
• детские поликлиники — 2 (2 и 0),
• врачебные амбулатории — 9 (9 и 7),
• медицинские пункты — 20 (20 и 20),
• тубдиспансеры — 5 (5 и 2),
• ночные санатории — 2 (2 и 0),
• водолечебницы — 2 (2 и 1),
• рентгенкабинеты — 6 (6 и 4),
• вендиспансеры — 3 (3 и 2).

С мая 1935 года в Мариуполе открыт клуб глухонемых (кружки: стрелковый, физкультурный, драматический и шахматно-шашечный). В 1937 году открыта первая фельдшерская школа, в которой в 1939/1940 учебном году здесь училось 312 учащихся.

К середине 20-х годов относится повышение внимания к национальному вопросу в центре и на местах: началась украинизация, которая в Донецкой губернии имела свои особенности, так процент украинских школ в 1924 году составлял в губернии лишь 0,4 %, что было намного меньше соседних украинских губерний (Харьковская — 29,1 %, Киевская и Полтавская — свыше 90 %). После провозглашения ХІІ съездом КП(б)У политики коренизации Мариуполь стал центром компактного проживания греческой диаспоры, возле него были организованы два греческих национальных района: Сартанский (с центром в поселка Сартана (сейчас в составе Ильичевского района Мариуполя)) и Мангушский (с центром в поселке Мангуш). В самом городе был открыт педтехникум с греческим языком преподавания (в здании бывшего Мариупольского земства — сейчас территория по улице Земской, 64), а в округе 13 греко-эллинских и 4 греко-татарских школ. Впервые изучение эллинского языка, как предмета преподавания для подготовки учащихся в греческую подгруппу педтехникума, вводилось с 1 сентября 1928 года. Кроме того, появилась и 1 еврейская школа. Согласно переписи населения в Мариуполе в 1926 году жили:

• русские — 39,78 %,
• украинцы — 36,28 %,
• евреи — 11,84 %,
• греки — 7,97 %,
• поляки — 0,89 %,
• немцы — 0,64 %,
• белорусы — 0,56 %,
• сербы — 0,27 %,
• цыгане — 0,12 %,
• болгары — 0,06 % и другие.

К 1928 году в Мариупольском округе официально существовал ряд национальных сельсоветов (в том числе греческие с 1925 года):

• урумские («Греко-татарские»): Мангушский, Старо-Каранский, Ново-Керменчикский, Старо-Керменчикский, Старо-Игнатьевский, Ласпинский, Ново-Каранский, Старо-Крымский,
• румейские («Греко-эллинские»): Ялтинский, Урзуфский, Каракубский, Чердаклыцкий, Чермалыкский, Мало-Янисольский, Сартанский, Македонский, Анадольский, Волновахский, Ново-Янисольский.
• 43 немецких сельсовета,
• 4 еврейских сельсовета (Затишненский, Зеленопольский, Ротендорфский, Сладководненский).

13 февраля 1929 года в связи с 150-летием переселения крымских греков на Мариупольщину, музей краеведения выпустил научно-теоретический сборник по истории, быту, экономике греческого населения, альбом греческих вышивок и тканей. К 1934 году в городе выходили 2 печатных периодических издания на греческом языке: газета «Колективистис» (редакция располагалась по адресу ул. Апатова, 50-52) и журнал «Пионерос», кроме того газеты: «Приазовский пролетарий» (сейчас — «Приазовский рабочий»), газеты «Ильичёвец», «За металл», «Большевистская перевалка». 13 февраля 1937 года по приглашению Всесоюзного радиокомитета в Москву выехал студенческий хор греческого педагогического техникума. В июне 1937 года донецким издательством «Колективистис» (город Мариуполь) выпущены учебники для 1 — 7 классов греко-эллинских школ Украины.

24 мая 1929 года горсовет утвердил решение коммунальной секции о переименовании улиц города Мариуполя: многие улицы в центре города получили новые советские названия: Бахчисарайская стала улицей Шевченко, Карасевская — имени 8 Марта, Евпаторийская — Комсомольская, Итальянская — Апатова, Греческая — Карла Маркса. В 1929 году Горкомхоз приступил к работам по благоустройству города: на ассигнованные средства (22 тыс. руб.) были построены новые тротуары, установлены водостоки, перемощена 4-я улица Слободки, построены 2 железобетонных мостика на Вокзальной улице. На благоустройство города по бюджету горкомхоза ассигновано 70 тыс. руб., 280 тыс. руб. выделено на борьбу с безработицей в округе.

К концу 30-х годов город Мариуполь значительно вырос и преобразился. К 1941 г. население Мариуполя составило 241 тыс. человек. В городе работали 8 больниц, 9 поликлиник, десятки медицинских пунктов, 2 противотуберкулезных диспансера, детская больница, дом санитарного просвещения, 46 детских дошкольных учреждений (в том числе 26 детских садов), 2 санатория, 5 домов отдыха, 58 общеобразовательных школ (24 средних, 14 семилетних и 20 начальных) — обучалось 35 000 человек, 4 техникума, 18 клубов, цирк, 4 стационарных и 6 летних кинотеатров, металлургический институт (с 1 сентября 1937 года — стационарный с дневной и вечерней формой обучения), школа ФЗО, аэроклуб, ремесленное училище, 175 библиотек, краеведческий музей (открыт первым в Донбассе, в 1920 году, разместился в здании бывшего дома инвалидов Екатеринославского губернского земства), а с 1 июня 1937 года — ещё и Музей революции. В апреле 1937 года городская детвора получила подарок — новый Дворец пионеров (занимались в различных кружках 2000 учащихся); также к 1937-38 учебному году было построено 10 новых школ. В Мариуполе в эти годы работали два театра (русский и греческий). Выходили ежедневная городская газета «Приазовский пролетарий» (с 18 апреля 1937 года — «Приазовский рабочий»), шесть многотиражных газет, издания на греческом языке — газета «Коллективистис», журнал «Юный боец» (позже «Пионер») и литературный альманах «Молодость».

Репрессии и Голодомор 1932—1933 годов

В результате невыполнения плана по хлебозаготовкам на Украине и в Донецкой области в частности в поставки хлеба в центр включалось посевное зерно, поэтому уже весной 1932 года стало ясно, что зимой есть будет нечего — надвигался голод. В августе 1932 года в Мариуполе был объявлен месячник массового похода за кормовыми ресурсами. 7 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «[ru.wikisource.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5_%D0%A6%D0%98%D0%9A_%D0%B8_%D0%A1%D0%9D%D0%9A_%D0%A1%D0%A1%D0%A1%D0%A0_%D0%BE%D1%82_7.08.1932_%D0%BE%D0%B1_%D0%BE%D1%85%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B5_%D0%B8%D0%BC%D1%83%D1%89%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0_%D0%B3%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D1%85_%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BF%D1%80%D0%B8%D1%8F%D1%82%D0%B8%D0%B9,_%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%85%D0%BE%D0%B7%D0%BE%D0%B2_%D0%B8_%D0%BA%D0%BE%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%B8 Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной социалистической собственности]» (широко известное, как «О пяти колосках») с очень жёсткими мерами наказания. По итогам хлебосдачи от 1 сентября 1932 года Мариупольский район занял последнее место среди районов области (а в целом по УССР — лидеру по всему Советскому Союзу — план был выполнен лишь на 39 %). Центром были организованы партийно-правительственные комиссии с чрезвычайными полномочиями с задачей изъять хлеб и другие продукты любой ценой. В конце 1932 года в результате голода, который охватил Приазовье, в город начали активно переселяться крестьяне, которые часто умирали прямо на улицах. В феврале — марте 1933 года в Донецкой области голодало население 29 районов, 83 населённых пунктов. Некоторые исследователи считают, что за 17 месяцев голодомора (апрель 1932 года — август 1933 года) на Украине погибло от голода от 3 до 3,5 млн человек.

Ещё в 1929 году (до убийства Сергея Кирова и до трагического 1937 года) в Донбассе прокатились репрессии по так называемому «шахтинскому делу», которые затронули, к примеру, только на одном заводе имени Ильича несколько десятков человек. В 1930 году Мариуполь вновь не обошли политические репрессии (процесс против т. н. «Промышленной партии»). В декабре 1933 года начались репрессии против группы преподавателей Мариупольской совпартшколы. Масштабы репрессий значительно увеличились после убийства в декабре 1934 года Сергея Кирова.

В трагическом 1937 году по Мариупольщине прокатились репрессии (направленные в основном против немцев и греков), работавших на предприятиях и в учебных заведениях — управленцев, инженеров, учителей, военных, моряков, рабочих, крестьян. В Мариуполе были репрессированы: первый секретарь Мариупольского горкома КПУ А. Г. Дискантов (арестован в августе, расстрелян в сентябре, реабилитирован в октябре 1956 года), секретари райкомов партии: Ильичёвского — Л. А. Грабовский, Орджоникидзевского — П. И. Филатов, Молотовского — С. С. Папасенко, секретарь парткома порта В. И. Уткин, директора заводов: Я. С. Гугель («Азовсталь»), Н. В. Радин (имени Ильича), И. Л. Левин (коксохимзавод), начальник порта А. А. Гончаров и другие. Согласно директиве НКВД СССР № 5021 от 11 декабря 1937 года на территории области была проведена «греческая операция» (дело фиктивного греческого фашистского государства): арестовано 3 658 человек, из которых 3 470 приговорили к расстрелу, 158 отправили в лагеря. Тогда погибли режиссёры и актёры Мариупольского греческого театра — закрыт в декабре 1937 года (Г. Р. Деглари, Д. Д. Теленчи, Ф. И. Кашкер, Г. А. Севда и др.), поэты и писатели (Г. А. Костоправ, Г. И. Кудакоцев, В. Галла, А. Димитрий и др.), учителя и преподаватели, рабочие и колхозники.

В 1937 году был закрыт греческий театр (основанный в 1932 году) в Мариуполе, а художественный руководитель, режиссёры и многие актёры были расстреляны. Приказом НКВД СССР № 00439 от 25 июля 1937 года были немедленно учтены и арестованы все немцы, не являющиеся гражданами СССР (только в Донецкой области арестовали 4 265 немцев, из которых 3 608 человек расстреляли). С осени 1937 года по лето 1938 года в области проводилась и «польская операция» (арестовано 3 777 человек в области, 3 029 из них расстреляно). (Отсутствуют ссылки на источники информации).

С первых дней советской власти начались гонения на церковь: после декрета 23 января 1918 года об отделении церкви от государства и школы, декретом от 1922 году конфисковалось имущество церквей в пользу голодающих, появлялись организации по типу «Союз воинствующих безбожников» и т. д. с 5 апреля по 3 мая 1922 года во всех церквях Мариупольского уезда было конфисковано: золота — 3 золотника и 36 долей, серебра — 29 пудов, 33 фунта, 37,5 зол., бриллиантов — 2, алмазов — 9, жемчуга — 17, рубинов — 9 (всё золото и большинство драгоценных камней было вывезено из Харлампиевского собора Мариуполя). Подверглись ограблению все церкви уезда, так:

• Харлампиевский собор: золота — 3 золотника, 36 долей, серебра — 8 пудов, 37 фунтов и 51,5 золотников, драгоценнее камни — 2 бриллианта, 9 алмазов, 7 жемчугов, 31 разный камень,
• Успенская церковь: серебра — 3 пуда и 22 фунта,
• Греческая (или Екатерининская) церковь: серебра — 2 пуда и 19 фунтов, 10 жемчугов, 3 рубина,
• Рождество-Богородинская (или Карасевская) церковь: серебра — 32 фунта и 48 зол.,
• Слободская церковь: серебра — 21 фунта и 11 зол.,
• Кладбищенская церковь: серебра — 3 фунта и 52 зол.,
• из четырёх синагог города: серебра — 9 фунтов и 46 зол.,
• церковь в селе Сартана: серебра — 6 пудов, 8 фунтов и 60 зол.,
• церковь в селе Ялта: серебра — 2 пуда, 36 фунтов и 59 зол.,
• церковь в селе Чермалык: серебра — 2 пуда, 24 фунтов,
• церковь в селе Павлополь: серебра — 20 фунтов и 5 зол.,
• церковь в селе Малый Янисоль: серебра — 7 фунтов и 46 зол.,
• церковь в селе Чердаклы: серебра — 6 фунтов и 47 зол.,
• церковь в селе Златоустовка: серебра — 5 фунтов, 13,5 зол.,
• церковь в селе Мангуш: серебра — 4 фунта и 44 зол.,
• церковь в селе Анадоль: серебра — 4 фунта,

22 мая 1930 года Президиум Мариупольского окружного исполкома вынес решение о закрытии церквей и синагог и о снятии колоколов. Здания впоследствии должны быть использованы под культурно-просветительские учреждения. В течение 1937 года по решению мариупольского горкома КП(б) были разобраны все церкви при участии насильственно пригнанных крестьян приазовских сёл. На месте некоторых церквей из их кирпича были построены школы № 11, 36, 37. Так были разрушены: Харлампиевский собор и Успенская церковь (1936 год), храм Рождества Богородицы (1937 год), Екатерининская (Греческая) церковь и другие.

Строительство и архитектура

Жилищная проблема после разрушений Гражданской войны в городе, как и во многих других городах Украины, решалась по нескольким направлениям: в первые послевоенные годы преимущественно восстанавливали разрушенные дома. Начиная с 1923 года государство начало выделять средства на новое жилищное строительство. Появились новые многоэтажные дома в заводских районах, широкое развитие получило индивидуальное строительство жилья. Освещались и озеленялись улицы. Новые парки появлялись в заводских посёлках и порту. Были построены посёлки с благоустроенными одно- и двухэтажными домами для рабочих. Начались работы по мощению и озеленению улиц и площадей, сооружению и ремонту водопроводов. Строительство новых коммунальных электростанций позволило выделить больше электроэнергии на бытовые нужды: электричеством пользовалась в начале 1920-х лишь 1/3 населения городов. В начале 1930-х годов город обслуживали 5 электростанций, однако электроэнергии хронически не хватало, для улучшения энергоснабжения в 1936 году началось строительство городской электростанции.

В связи большим промышленным строительством в конце 20-х — в начале 30-х годов, Мариуполь пережил массированный наплыв населения, в основном из Сталинского и Запорожского округов, в результате чего население города к 1939 году выросло почти наполовину и начало терять свою самобытность. Немалую роль в этом сыграли политические репрессии 1932-40 годов. Исходя из резкого роста населения, с 1927 впервые в городе развернулось широкое домостроение. На средства городского бюджета и ссуды, полученной в харьковском банке, в том году было введено 3 012,5 м² жилья, гостиница на 37 номеров, ресторан, а также отремонтированы и очищены колодцы, улучшилось электроснабжение. С конца 1920-х годов в Мариуполе, как и во всех городах Украины с населением более 100 тыс. человек, возводились дома не ниже 4-5 этажей. В центральных районах города сносились старые одноэтажные строения и возводились новые многоэтажные дома. Широко производились надстройки старых капитальных сооружений.

В 1920—1930-х годах территория, занимаемая городом, условно делилась на две резко отличающиеся между собой части: низменную (Слободка, вокзал, Нахаловка, Гавань Шмидта, 5 районов Садков — северная и северо-восточная часть города в Ильичёвском районе) и возвышенную (собственно город с его лучшими зданиями, замощёнными дорогами, электрическим уличным освещением). В те времена в городе имелся 21 историко-бытовой микрорайон:

• Центр: Карасевка, Марьинка, Слободка, Гавань Шмидта, Нахаловка, Шишманка, Аджахи, Горостров, Дачи,
• Завод: Завод, Старый Базар, Гуглино, посёлок Станция Сартана, а позже — посёлок Апатова,
• Порт: Порт, посёлок Песчаный, хутор Весёлый,
• Новосёловка: посёлок Новосёловка, Садки 1, 2, 3, 4, 5 районов.

На 1930 год каменные дома составляли 31,3 % (Центр, Завод, Слободка), саманные — 8,3 % (Центр, Слободка), деревянные — 4 %. В основном преобладали каркасные дома, ещё сохранившиеся и в наши дни. 97,1 % домов — одноэтажные, небольшие домики, вытянувшиеся в глубину двора, двухэтажных — 2,7 %, самых высоких, трёхэтажных — 0,2 %. На 1 человека тогда приходилось 4,04 м² жилья, в 1931 году — 3,5 м² (при численности в 115 000 человек), в 1934 году — 3,9 м² (160 000 человек), что было меньше всеукраинского в 1,5 раза. В порту вся жилая площадь состояла из маленьких старых домов глинобитного типа в большинстве своём крайне тесных, заполненных до отказа. Крыши домов в основном были покрыты черепицей — «татаркой». 45 % квартир состояли из 1 комнаты и кухни или комнаты-кухни, 13 % — из 2 комнат. Износ жилого фонда составлял 50 %. Около половины населения города жила в центре, густо были заселены Слободка, Аджахи, Гавань Шмидта, Нахаловка, с 1930—1931 годов — Правый берег (новый Азовстальский рабочий посёлок строителей «Азовстали», проектировался ещё с 1928 года). Значительная часть работников завода имени Ильича проживали в самом городе и лишь около 5 000 рабочих и свыше 10 000 членов их семей — в так называемых «колониях» — рабочих посёлках заводов «Никополь» и «Русский Провиданс» — завода имени Ильича, построенных в непосредственной близости к заводу. Остатки этих посёлков, как и само название «колония», сохранилось и поныне. Остальная часть рабочих города проживала в сёлах, расположенных вблизи завода: Волонтёровка, Успеновка, Гуглино, Садках, Новосёловке. В 1933 году в Мариуполе началось строительство городской канализации.

С началом строительства завода «Азовсталь» на Левом берегу реки Кальмиус к имеющимся старинной казацкой станице Успеновка и посёлку Троицкому (Гнилозубовка) добавились новые микрорайоны (посёлок Бузиновка и хутор Косоротовка были уничтожены при строительстве завода): частный сектор Первомайского посёлка и так называемые 2-й, 3-й и 6-й участки государственной застройки нового так называемого Соцгородка (или «Азовсталь»). Активно застраивался и Правый берег, по которому тогда была единственная дорога с мостом через Кальмиус на Левый берег, кроме того, Правый берег являлся ближайшим районом расселения строителей «Азовстали», который был связан с центром города трамвайным сообщением (с 1933 года).

К 1937 году были завершены планы реконструкции 24 городов Украины, в основу которых были положены принципы градостроительства, изложенные в постановлении ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О генеральном плане реконструкции города Москва» (июль 1934 года). В них предусматривалась зональная разбивка городской территории, причем существующие заводы и фабрики с вредным производством предполагалось перенести за пределы городов. В 1937 году на 1 человека в Мариуполе приходилось всё те же 4 м² жилья (несмотря на бурное строительство), ведь количество населения в 1930 году — 94 000 человек, на 1 января 1937 года — 180 000 человек, а на 1 января 1939 года — 222 400 человек.

Город рос и вширь: 10 апреля 1937 года Мариупольский горсовет возбудил ходатайство перед ЦИК УССР по расширению городской территории и прирезке к городу 1 340 га новых площадей, из них для индивидуального строительства — 660 га, для пастбищ — 236 га, для рабочих огородов — 265 га. Общая площадь городских земель в пределах черты города увеличилась к 1940 году на 11 677 га по сравнению с дореволюционным периодом (601 га) и достигла 12 278 га, в том числе застроенных 2 591 га против 492 га дореволюционных. Мариуполь имел широкие и правильно расположенные улицы, которые делали его уже в те времена одним из лучших городов УССР. Протяжённость всех улиц увеличилась на 1 208,4 км. Протяжённость уличных водопроводных сетей составила в 1940 году 84,6 км против 7 км в 1932 году. В 1940 году было газифицировано 300 квартир. С апреля 1940 года на западной стороне завода имени Ильича велось строительство парка культуры и отдыха (будущий парк Петровского). Пляжи довоенного Мариуполя находились в порту, на Слободке, в Гавани Шмидта, а сплошной городской пляж простирался на протяжении 4 км от Нахаловки до дач.

Изменения административного статуса

7 февраля 1919 года была образована Донецкая губерния. Мариуполь оставался уездным городом, входящим в её состав.

С 16 апреля 1920 года Мариупольский уезд в составе Донецкой губернии УССР — центр Бахмут.

12 июля 1920 года приказом Донецкого губисполкома Донецкая губерния была разделена на 13 районов, в том числе Мариупольский район, в составе которого было 42 волости (в том числе Сартанская, Старо-Крымская, Толоковская, Мариупольский порт и другие), однако уже 16 декабря того же года была возвращена уездная система разделения губернии (11 уездов), в том числе Мариупольский уезд, в составе которого была 41 волость.

С 7 марта 1923 года создан Мариупольский округ (из Мариупольского, а также частей Юзовского, Таганрогского, уездов Донецкой губернии и части Бердянского уезда Екатеринославской губернии) в составе УССР. На момент переписи 1926 года:

• УССР — 29 515 100 чел., центр — Харьков;
  • Мариупольский округ — 415 540 чел., центр — Мариуполь: 8 районов (Мангушский — 4 волости, Никольский — 4, Александро-Невский — 3, Старо-Каранский — 4, Новониколаевский — 2, Новосёлковский — 3 (в том числе Новосёловская, Портовская и Сартанская волости), Старо-Керменчикский — 4, Стретенский — 6, всего 30 волостей);
    • Мариуполь — 41 000 чел.

С 22 сентября 1923 года началось массовое переименование населённых пунктов, в связи с «искоренением религиозных предрассудков» и «ликвидацией всяких проявлений свергнутого строя», так село Петропавловское Мариупольского округа переименовано в Республиканское, Никольское — в Володарское, Стретенка — в Октябрьское, Богородицкое — в Трудовое, Покровское — в Боевое, Графское — в Пролетарское, Александро-Невское — в Люксембургское, Свято-Троицкое — в Урицкое, Крестовка — в Красновку, Святодуховка — в Карловку, Архангельское — в Калинино, Апостоловка — в Свободное, Новониколаевское Новосёловского района — в Красно-Волонтёровку, а станица Новониколаевская — в Будённовскую (сейчас — город Новоазовск) и т. д. (всего 23 населённых пункта)

19 февраля 1925 года, согласно протоколу заседания Донецкой губернской административно-территориальной комиссии, были переименованы Петропавловский район в Володарский (райцентр перенесен из Республиканского в Никольское — Володарское), Стретенский район в Октябрьский (центр перенесён из Стретенки в Октябрьский), а центр Новосёловского района перенесен из Новосёловки (ставшей частью Мариуполя) в посёлки при заводах «А» и «Б» имени Ильича с сохранением старого названия района.

С 30 апреля 1925 года появились первые немецкие, греческие, еврейские национальные районы в Мариупольском округе: первым стал Люксембургский немецкий округ (из существовавшего Александро-Невского района без Ново-Каракубского сельсовета (передан в состав Старо-Керменчикского района) и сёл Богословки и Зачатьевки (переданы в состав Стретенского — Октябрьского района), а также из сельсоветов Петропавловского (Володарского) района: Петропавловка, Семёновка, Сергеевка, Ксеньевка, Ново-Романовка, Мариновка, Степановка.

3 июня 1925 года постановлением ВУЦИК и Совнаркома упразднялся Бердянский округ (большая часть, в том числе город Бердянск, передавался в Мариупольский округ)

С 15 июня 1925 года (согласно постановлению ВУЦИК о ликвидации всех губерний и образовании 41 округа) Мариупольский округ вошёл непосредственно в состав УССР.

18 августа 1925 года вновь перемещён центр Новосёловского района (из посёлков при заводах имени Ильича в Новосёловку), переименован Ново-Керменчикский район в Ново-Каракубский (с перенесением центра).

1 июля 1927 года в черту города Мариуполя вошли посёлки городского типа заводов «А» и «Б» имени Ильича и Порт-посёлок.

В 1927—1928 году в составе Мариупольского округа были следующие районы:

• Андреевский (9 сельсоветов) — центр село Андреевка (сейчас — Запорожская область)
• Бердянский (9) — Новоспасовка
• Берестоватский (9) — Берестово
• Будённовский (10) — Будённовка
• Володарский (9) — Володарское
• Жовтневый (18) — Жовтневое
• Люксембургский (10) — колония Люксембург
• Мангушский (5) — село Мангуш
• Новосёловский (8) — Новосёловка
• Першомайский (8) — Першомайское (сейчас — Запорожская область)
• Старо-Каранский (15) — Старая Карань
• Старо-Керменчикский (10) — Старый Керменчик
• город Мариуполь:
  • Мариупольский горсовет (город Мариуполь)
  • Заводской райгорсовет (посёлки заводов имени Ильича, Гуглино, Броневой, станция Сартана)
  • Портовской райгорсовет (Мариупольский порт, хуторы Широкая Балка, Весёлый)
  • Бердянский райгорсовет (город Бердянск)

С 27 февраля 1932 года Мариупольский округ вошёл в состав созданной Днепропетровской области (центр — Днепропетровск). Тогда же ликвидированы округа (вместо них — районы, например, Мариупольский район) и национальные районы.

С 17 июля 1932 года Мариуполь (и вся восточная часть Днепропетровской области: всего 17 административно-территориальных единиц) вошли в состав созданной Донецкой области (центр — Сталино (Донецк)).

5 ноября 1934 года был разукрупнён Старо-Каранский район: образован Остгеймский немецкий район (сельсоветы: Остгеймский, Гринтальский, Кузнецово-Михайловский, Михайловский, Греко-Александровский, Коньковский, Луковский, Николаевский, Свободненский и совхоз «Приморский»), из оставшейся части оставлен Старо-Каранский греческий район. Позже, 31 августа 1935 года, центр Остгеймского района переименован на село Тельманово.

13 февраля 1935 года, на основании постановления Президиума ЦИК УССР, из состава пригородной черты Мариупольского городского совета в состав вновь образованного Будённовского района (сейчас — Новоазовский район Донецкой области) отошли Будённовский, Седово-Васильевский, Хомутовский, Гусельщиковский, Клинкинский, Безыменский, Криво-Косовский, Хрещатицкий, Павлопольский, Широкинский и Талаковский сельские советы. Позже, 26 мая 1936 года, небольшая часть Будённовского района (колхоз «Азоврис» Талаковского сельсовета) возвращена Сартанскому сельсовету пригородной черты Мариупольского горсовета.

28 января 1938 года, согласно постановлению президиума Донецкого облисполкома, Мариупольский район (как и другие районы области) был разукрупнён с выделением из него Мангушского района. В состав вновь образованного района вошли такие сельсоветы: Мангушский, Белосарайский, Мелекинский, Урзуфский, Ялтинский, а также Захарьевский и Стародубовский с общей численностью населения 20 000 человек и с центром района в селе Мангуш, таким образом создался орган власти — райисполком, которому подчиняются все советы Мангушского района. Часть советов Мариупольского района, а именно: Старокрымский, Красно-Волонтёровский (сейчас — посёлок Волонтёровка Ильичёвского района), Успеновский (сейчас — в Орджоникидзевском районе), Сартанский, Чермалыкский, Македоновский, Келлеровский — остаются в составе Мариупольского района с подчинением их Мариупольскому городскому совету.

С 3 июня 1938 года, согласно указу Президиума Верховного Совета СССР, Донецкая область была разделена на Сталинскую и Ворошиловградскую. В состав Сталинской области (центр — Сталино (Донецк)) вошли 10 городов, в числе которых Мариуполь, и 22 района.

5 мая 1939 года, согласно постановлению президиума Сталинского облисполкома, в связи со значительным расширением территории города в Мариуполе организовался Молотовский районный совет в составе: северной части города от улицы имени Ленина, включая её северную нечетную сторону, и биржевого спуска до реки Кальчик, Правого берега и поселков Аджахи, Новосёловка, Парковый, Кальчанский, Верхний блок, Нижний блок, Садки 4-го и 5-го районов. Существовавший до этого Новоселовский районный совет был ликвидирован. Оставшаяся часть города оставалась в непосредственном обслуживании Мариупольского городского совета.

15 марта 1939 года ликвидирован Старо-Каранский район, территория передана в состав Тельмановского (в том числе село Старая Карань), Волновахского и Ольгинского районов.

22 июня 1939 года указом президиума Верховного Совета УССР в Мариуполе был утвержден существующий Портовской районный совет, образованы Орджоникидзевский и Молотовский городские районные советы. Тогда же был ликвидирован Новосёловский районный совет.

27 июня 1940 года указом Верховного Совета Украины в Мариуполе был утвержден Ильичёвский райисполком.

Мариуполь Военный. 1941—1945 год

Эвакуация предприятий и оборона города

С началом Второй мировой войны Мариуполь с его огромной промышленной базой был переведён на военные потребности страны. Многие рабочие мариупольских заводов принимали участие в войне с Финляндией (30 ноября 1939 — 13 марта 1940 годов). После начала Великой Отечественной войны тысячи жителей города ушли на фронт. Предприятия перестроили производство для нужд фронта. Ильичевские металлурги выпускали броневую сталь для танков Т-34, торпедных катеров и самолетов — штурмовиков ИЛ-2, 50-мм миномёты, ручные гранаты Ф-1. Понтонные мосты, бронеколпаки для пулеметных гнезд, бронеплощадки для дотов, противотанковые ежи изготавливали на заводе металлоконструкций. На заводе «Азовсталь» производили корпуса для авиабомб и стволы батальонных минометов. Завод имени Куйбышева освоил и приступил к массовому выпуску 50-мм миномётов, 120-мм миномётов. Мармашзавод освоил производство резервуаров к огнемётам. Было решено в целях подготовки к войне создать в городе кооперацию из 7 заводов, которая будет готовить отдельные детали к миномёту и ППД для завода имени Ильича: судоремонтный завод, завод «Асбестсталь», Мармашзавод, коксохимзавод, радиаторный завод, швейная фабрика, заводы имени Куйбышева и имени Ильича.

Когда линия фронта приблизилась к городу, была организована эвакуация промышленных предприятий и людей на Урал и в Сибирь. В список первоочередных эвакогрузов вошёл самый мощный в СССР бронепрокатный стан «1250» завода имени Ильича (эвакуирован на базу Магнитогорский металлургический комбинат), уникальный стан «4500», термические печи, станки, прессы. На базе эвакуированный трубных цехов завода имени Ильича, к примеру, в Челябинске впоследствии создан Челябинский трубопрокатный завод — один из крупнейших в СССР. 15 августа 1941 года в восточные районы СССР отправился первый эшелон азовстальцев, а в Каменске-Уральском к началу войны сформировалась особая строительно-монтажная часть «Азовстальстроя», которая строила цехи новых заводов на Урале. С большими трудностями происходила эвакуация трубного завода имени Куйбышева: пильгерстан «8-16» отправили из-за нехватки вагонов морским транспортом до Батуми, а затем по железной дороге в Баку, оттуда снова морем в Красноводск и далее железной дорогой на Урал. 20 июля 1941 года [ru.wikisource.org/wiki/Постановление_ГКО_№_216сс_от_20.07.41 постановлением Государственного комитета обороны № 216/сс] создана Азовская Военно-морская Флотилия. 22 августа 1941 года начальник Мариупольского гарнизона Александров подписал приказ № 1 о строительстве укрытий полевого типа, очистке и ремонте подвалов для обеспечения укрытия при бомбёжках. Приказом № 2 от 30 августа устанавливался комендантский час (с 21 часов вечера до 5 часов утра). Приказом № 3 от 1 сентября предусматривалось привлечение городского и сельского населения (мужчин от 17 до 45 лет, женщин от 18 до 40 лет) для строительства оборонительных сооружений.

Постоянно через город шли обескровленные части Красной Армии и гражданское население. Город был перенасыщен отступающими войсками, тыловыми частями, госпиталями, но оставался беззащитным со стороны суши. 5-7 октября 1941 года на оборону города стали прибывать полки 395-й стрелковой дивизии, наскоро сформированной в сентябре 1941 года в Ворошиловграде в основном из шахтёров Донбасса. С воздуха город прикрывала 87-я отдельная истребительная авиаэскадрилья капитана Г. И. Агафонова (18 устаревших самолётов) и 57-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион ПВО. В начале октября 1941 года участились авианалёты вражеской авиации, но такого, как ночью с 5-го на 6-е октября, мариупольцам ещё не приходилось переживать: всю ночь бомбили железнодорожные и автомобильные пути, промышленные предприятия, горели дома. Утром воздушные налёты возобновились, тогда в небе произошёл памятный бой: 5 советских истребителей сбивали немецкие самолёты (капитан Г. И. Агафонов лично сбил 4 вражеских истребителя, был позже награждён орденом Ленина). Тогда же эскадрилья по приказу командования покинула город. Три самолёта сбили зенитчики 57-го артдивизиона. Борьбу с немецкой авиацией вели и моряки Азовской военной флотилии, обстреливая врага с зенитных установок, однако в ночь с 7 на 8 октября по приказу командующего флотилией А. П. Александрова боевые корабли ушли из Мариупольского порта. Слабо обученная, не имея противотанковой артиллерии и танков, без поддержки авиации и тяжелой артиллерии, растянутая в одну линию по многокилометровому участку фронта, 395-я стрелковая дивизия, несмотря на героизм красноармейцев, проявленный в боях, не смогла стабилизировать фронт и остановить врага на подступах к городу.

Мариуполь был захвачен частями 3-го танкового корпуса 1-й танковой группы вермахта (группа армий «Юг»).
В середине дня 8 октября 1941 года, выдвигаясь с боями по Бердянской дороге, передовой отряд моторизованной бригады «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» ворвался в город. Штурмовые орудия наступавших сразу двинулись к порту, обстреляв ледокол «Соломбала». В центре города, в горкоме партии, ещё продолжалось заседание, когда немецкие бронетранспортёры, двигаясь по улицам города, мимо здания горкома, вели огонь из пулемётов и орудий по красноармейцам и мирному населению города, подавляя отдельные очаги сопротивления. На улицах города в первый день оккупации погибли зав. военным отделом горкома Д. Н. Молонов, военком города майор Н. Н. Голубенко, секретарь Портовского района П. С. Солодилов, инструктор горкома М. М. Махортов и многие другие.

Началась 23-месячная оккупация города (701 день).

Оккупация города

Оккупация города длилась почти 2 года (с 8 октября 1941 года по 10 сентября 1943 года). 16 месяцев Мариуполь находился в прифронтовой зоне. Он был включён в зону управления военного командования. Вся власть принадлежала командующим германскими войсками с самыми широкими полномочиями. Схема управления была следующей: начальник тыла группы армий «Юг» — военно-полевые комендатуры — областная управа — городская управа (которая фактической власти не имела, но должна была поддерживать порядок в городе и обеспечивать сбор налогов с местных жителей; бургомистр — Николай Комровский) — управы в Заводском (Ильичёвском) и Портовском районах + сельские управы (со старостами). В городе были образованы (по общей схеме) органы военного управления и террора: СС, СД, гестапо, городская полиция (начальник — И. И. Степаненко — бывший полковник армии УНР в период гражданской войны, житель города), жандармерия, вспомогательная криминальная служба («русское гестапо» — с апреля 1942 года, начальник — В. Бондаренко, с мая 1942 года — бывший учитель П. Бордычевский, который после войны осуждён и приговорён к расстрелу советскими органами правосудия), охранная полиция, полиция порядка и другие службы. Военно-полевую комендатуру города возглавлял фельдкомендант Гофман. Для подавления сопротивления населения создавались оперативные команды (эйнзацкоманды) из состава служащих ЗИПО (полиции безопасности), СД (службы безопасности), гестапо (тайной государственной полиции), охранной и уголовной полиции. Именно эти команды («военные каратели») в городе отвечали за борьбу с партизанами, подпольщиками, уничтожение коммунистов, евреев, цыган и т. д.

9 октября 1941 года, на второй день оккупации, по городу было расклеено «Объявление главнокомандующего германскими войсками о мерах наказания за нарушение населением приказов оккупационных властей», которым предусматривалось 9 пунктов запрещений: запрещалось ходить по городу без пропусков, находиться вне дома с наступлением темноты, принимать на жительство граждан не из местного населения, хранить оружие и боеприпасы, подходить к железнодорожному полотну и т. д. При нарушении пунктов объявления часовым приказано стрелять без предупреждения, все мариупольцы были обязаны явиться на рабочие места в течение 3-х дней (рабочий день — 12 часов с 30-минутным перерывом на обед), а за неявку на работу грозил расстрел. В первые дни оккупации немцы расстреляли старого большевика А. Е. Заворуева, начальника мартеновского цеха № 1 завода имени Ильича Н. М. Толмачёва, депутата Верховного Совета УССР Н. А. Пузырёва. Все заподозренные в саботаже лица могли быть расстреляны или помещены в специальные штрафные лагеря при заводах. 4 ноября 1941 года расстреляли жителей города П. П. Галани и А. С. Сташевского за то, что они выпустили 10 тыс. тонн мазута в районе ТЭЦ завода имени Ильича, уже 10 октября 1941 года за саботаж были казнены 33 работника судоремонтного завода, а в марте 1942 года — 43 рабочих завода имени Ильича. Однако массовые убийства совершались не только с целью подавления сопротивления, они являлись частью плана очистки территории от местного населения.

За время оккупации гитлеровцами было расстреляно в городе около 10 тысяч мирного населения, угнано в Германию около 50 тысяч молодых мариупольцев, в концлагерях на территории города от голода и болезней погибло около 36 тысяч советских военнопленных. По распоряжению военного коменданта в городе составили список № 1: всё еврейское население. 18 октября 1941 года всем евреям было приказано собраться с вещами и продуктами к 8 часам 20 октября к бывшему зданию штаба 238-го территориального полка (ныне — 1-й корпус ПГТУ), за неявку грозил расстрел. А 20-21 октября 1941 года состоялся массовый расстрел оккупантами еврейского населения Мариуполя (около 9 000 человек) у противотанкового рва близ Агробазы. Этот противотанковый ров (вырыт перед оккупацией для обороны города) ещё не раз использовался немцами для расстрела и захоронения коммунистов, подпольщиков, рабочих, отказавшихся работать на оккупантов и т. д. Особенно жестоко немцы издевались над советскими военнопленными, для чего обычно организовывались лагеря. Так в здании бывшего учебного комбината Ворошиловского посёлка в Ильичёвском районе и в ночном санатории для туберкулёзных больных было организовано 2 лагеря по всем правилам «лагерного обустройства» (здесь ежедневно умирало 100—120 человек, в районе этих лагерей уже после войны были обнаружены 3 кладбища по 120 могил, в которых было захоронено около 36 тыс. человек). А в конце 1942 года в дни траура, объявленного Гитлером по уничтоженной под Сталинградом 6-й армии, в Мариуполе немцы наполнили 18 железнодорожных вагонов ранеными и больными красноармейцами (около 1 500 человек), наглухо заколотили двери, загнали вагоны в Старокрымский тупик и держали их там до тех пор, пока все пленные не погибли от холода.

Всё электрооборудование, станки, металлопрокат было вывезено в Германию, а сами заводы передавались в эксплуатацию крупнейшему немецкому монополисту по производству оружия Фридриху Круппу. Завод «Азовсталь» стал называться «Азовским заводом № 1» (директор — П. Пономарёв), а завод имени Ильича и имени Куйбышева — «Азовским заводом № 2» (директор — Л. Лебедев). Немецким куратором завода № 2 являлся Л. М. Винклер. Немцам удалось восстановить электростанцию, механический, монтажный, электроремонтный, кислородный цехи «Азовстали», проводились работы по восстановлению мартеновских печей «Азовстали», на заводе имени Ильича восстановили электростанцию, механический, транспортный, котельный, строительный, ремонтный, силикатный цехи, листопрокатный стан «750», а в сортопрокатном цехе к 1943 году пустили 2 стана, которые с большими перебоями из-за поломок выдавали листовое железо для авторессор. В конце 1941 года гитлеровцами создано горно-металлургическое общество «Восток», которое должно было эксплуатировать производственные мощности Донецкого угольного бассейна. По инициативе Круппа создавалась новая компания «Сартона», и между компанией и главным командованием сухопутных сил достигалось соглашение о выполнении «Сартоной» «проекта Иван» (строительство на базе завода «Азовсталь» крупного завода боеприпасов для верховного командования сухопутных сил). Но, несмотря на жестокие репрессии, главный производитель оружия Германии фирма «Крупп» так и не смогла пустить агрегаты на Мариупольском заводе имени Ильича. В январе 1942 года немцами за отказ в сотрудничестве был убит знаменитый сталевар завода имени Ильича Макар Мазай. На апрель 1942 года на Азовском заводе № 1 работало 5 300 человек, на заводе № 2 — 8 400 человек. К концу 1942 года в городе действовали: Мармашзавод, завод «Металлоширпотреб», судоремонтный завод, порт, швейная фабрика, котельно-сварочный завод, а также ряд частных мастерских по всяческим ремонтам. В первый же месяц оккупации заработали хлебозаводы № 1 и № 4, продукция которых практически полностью предназначалась для снабжения оккупационной армии. В апреле 1942 года пущена в эксплуатацию маслобойня в порту. На Правом берегу функционировал мясокомбинат, закупавший выбракованных лошадей на убой, а также скот у населения. Гормолокозавод (директор Иванов) перерабатывал молоко (продукция шла в германскую армию). Работали также макаронная фабрика и водочный завод. Своей особой гордостью немцы считали пивоваренный завод, возрождавший немецкие пивоваренные традиции. Его продукция использовалась также для обеспечения немецкой армии. Артель «Приазовская кость» специализировалась по выпуску сувениров, артель для инвалидов (улица Торговая, 13) — по вязанию рыбачьих сетей и головных уборов.

В декабре 1941 года над жителями Мариуполя нависла угроза голода, тогда хлеб отпускался по карточкам только тем, кто работал на заводах, в больницах, в закрытых детских учреждениях, тем, кто обслуживал немецкие войска. Во избежание широкомасштабного голода городская управа организовала доставку в город 200 тонн зерна с урзуфского элеватора. 5 марта 1942 года в «Маріюпільській газеті» появилась статья «Ліквідація колгоспного устрою», после чего началась кампания по частичной передаче земли в частное пользование, которая началась лишь в лучших колхозах: имени М. Горького, «Радянська Україна», «1 Травня», «Озівріж», так на торжественном собрании в колхозе имени М. Горького присутствовали высокие немецкие гости: генерал-полковник фон Клейст — командующий танковой армией, граф фон Басевич, фон Кепп и другие. Там были вручены грамоты крестьянам на единоличное пользование землей. Однако вскоре оккупационные власти отказались от идеи раздела земли и призывали крестьян работать коллективно (как сообщалось, временно), так как возрастали потребности немецкой армии в продовольствии.

В Мариуполе выпускалась «Маріюпільська газета» (редактор — Николай Стасюк) и газета «Эхо Приазовья» (на базе городской типографии), редактором которой был прежний генеральный секретарь продовольствия Центрального Совета Г. Стасюк. Работал с 1 ноября 1941 года городской радиоузел (ул. Пушкина, 93), директором которого был И. П. Мясоед, немецким шефом — Кастис (для местного населения велась трансляция на украинском и русском языках, так артистами городского театра имени Т. Г. Шевченко — Мариупольского драматического театра — с 1 сентября по 1 декабря 1942 года было организовано 93 музыкально-хоровых выступлений). Однако с 1 декабря 1942 года из-за прослушивания радио через телефонную сеть проводилось вещание только последних новостей (по 15 мин 4 раза в сутки: в 7 часов 15 минут, 9 часов 15 минут, 17 часов 15 минут, 19 часов 15 минут). Попытками украинцев были возрождены ячейки «Просвіти» (председатель — Андрей Ирий (Авраменко), открыто с 16 июля 1942 года), открыт украинский театр имени Т. Г. Шевченко. Общество «Просвіта» имело свою капеллу бандуристов и духовой оркестр, так 22 и 23 августа 1942 года прошли концерты бандуристов «Просвіти» в клубах колхозов «Зирка» и имени Ворошилова. Все члены мариупольской «Просвіти» являлись членами подпольной националистической группы ОУН, действовавшей в Мариуполе.

Работали 6 кинотеатров: «Гигант» (с 10 декабря 1941 — ежедневно на украинском языке) и «Трудовой», на Левом и Правом берегах, в порту, на заводе имени Ильича, демонстрировались немецкие, украинские, некоторые советские фильмы (например, «Волга-Волга», «Антон Иванович сердится», «Василиса Прекрасная», «Большой Вальс», «Гроза». 12 августа 1942 года возобновил работу Мариупольский краеведческий музей (советская экспозиция была заменена на выставку этнографического плана). Немцами были взяты на учёт все фонды Мариупольского краеведческого музея, музейной, городских и профсоюзных библиотек (сохранились подробные описания экспозиций музея, фондов всех мариупольских библиотек). «Марксистская и сомнительная литература» (около 12 тыс. томов) была изъята и уничтожена, а в марте 1942 года открылись для публичного использования 2 небольшие частные библиотеки. Во время оккупации работало 42 школы, преподавание в которых осуществлялось на украинском языке (по учебникам немецкого выпуска с расширенным изучением немецкого языка). Некоторые учебники для школ написали местные учителя. Только 8 декабря 1941 года началось обучение в украинских гимназиях в две смены (первая — женская, вторая — мужская). Уцелели в своём большинстве здания учреждений здравоохранения города, часть из которых оккупационными властями переделаны в немецкие военные госпитали. Уцелевшие медикаменты, перевязочные средства были переданы немецкой армии. Лишь в городе на Карасевской улице принимала пациентов амбулатория с тремя кабинетами, работала санстанция (часто отмечались вспышки сыпного тифа), больницы с несколькими отделениями на заводе имени Ильича и в порту. На середину 1942 года в Мариуполе работало 5 больниц на 1 300 коек, 3 поликлиники, 3 амбулатории, 7 аптек, фармлаборатория, 150 тыс. жителей Приазовья обслуживало 109 врачей, 290 человек среднего медицинского персонала. С 1 февраля 1942 года устанавливалось платное оказание медицинской помощи населению. В Мариуполе было открыто несколько церквей — в городе, в Заводском районе, в сёлах Ялте, Мангуше, Темрюке, а позже — при заводе имени Ильича. Средства на строительство храмов собирались с людей. Так 19 апреля 1942 года в Ялте после заутрени состоялось освящение церкви.

В Мариуполе, как и по всей оккупированной территории СССР, вводилась в действие программа поставки дешёвой (фактически бесплатной) рабочей силы, согласно которой мобилизации в Германию подлежало то городское население, которое было не занято на производстве и переселилось в сельские районы, а также местное сельское население, не занятое выполнением работ. Вначале планировалось, что отправка в империю должна производиться на добровольных началах, но с появлением слухов о том, каким образом эксплуатируется мобилизированное население в Германии, желающих вообще не осталось: во второй половине 1942 года комиссиями по вербовке началось распространение повесток, в соответствии с которыми человек обязан был явиться в лагерь по отправке в Германию. Остербайтерами стало около 60 тыс. мариупольцев, многие из них испытали ужасы немецких концлагерей смерти: Освенцима, Бенефельда, Бухенвальда, Дахау.

Несмотря на массовые расстрелы, на жестокий оккупационный режим, в городе действовало несколько подпольно-патриотических групп, которыми руководили Е. М. Штанько, Д. Н. Ломизов, А. Кравченко, М. Г. Малючкова, В. Я. Цыся, Н. В. Бондаренко, М. А. Колесовой, П. И. Рансевича, С. Ф. Малащенко и другие. Многие подпольщики погибли от рук оккупантов. Крупнейшие подпольно-патриотические группы на территории Мариуполя:

• В. И. Шипицын — в порту (крупнейшая) — распространяла сводки Совинформбюро, собирала информацию о немецких военных частях, укрывала пленных, спасала молодёжь от депортации в Германию. Члены группы арестованы по доносу и расстреляны 24 июня 1943 года у противотанкового рва возле Агробазы,
• Е. М. Штанько — на «Азовстали» — распространяла листовки и сводки Совинформбюро, проводила диверсии на заводе (в результате ни одна из доменных печей завода так и не заработала). Члены группы по доносу провокатора арестованы и расстреляны 24 июля 1943 году у Агробазы,
• Б. Т. Гнилицын — в больнице завода имени Ильича — освобождала мариупольцев от угона в Германию, распространяла сводки Совинформбюро, способствовала массовому невыходу рабочих на работу по неправильным диагнозам и т. д.,
• П. С. Дёмин (прибывший в Мариуполь по заданию разведотдела штаба Черноморского флота) — сбор и передача сведений о войсках противника, группа работала вплоть до освобождения города,
• Д. Н. Ломизов — в Орджоникидзевском районе — распространение листовок, укрытие пленных, выдача ложных свидетельств о рождении, спасавших от угона в Германию, а в апреле 1943 года взорвали эшелон с горючим. Были арестованы по доносу предателя и 4 сентября 1943 года расстреляны у Агробазы,
• А. Кравченко — в Ильичёвском районе — распространение листовок, уничтожение полицаев, сбор продуктов для пленных. члены группы А. Кравченко, В. Мамич и В. Долгополов были казнены через повешение в апреле 1942 года.

В то же время в городе, на предприятиях и рабочих поселках действовали подпольные группы ОУН. В начале 1943 года в городе осуществлялась запись в Украинское Освободительное войско (в составе вермахта).

См. также: Подполье ОУН в Мариуполе

Освобождение города

Операция по освобождению Донбасса имела огромное военное, политическое и экономическое значение. Немцы сделали всё, чтобы превратить территорию Донбасса в хорошо укреплённый район. 11 августа 1943 года Адольф Гитлер издал приказ о строительстве дополнительного рубежа обороны, известного под названием «Восточный вал». Оборону Донбасского района возложили на 1-ю танковую и 6-ю полевую армии, которые входили в группу армий «Юг» и насчитывали 22 дивизии. 18 августа 1943 года войска Южного фронта под командованием генерал-полковника Ф. И. Толбухина после мощной артиллерийской подготовки начали наступательную операцию в районе реки Миус, а 20 августа оборона противника на этом участке фронта была прорвана на всю глубину. На приморском направлении, взаимодействуя с Азовской военной флотилией (командующий контр-адмирал С. Г. Горшков), наступали войска 44-й армии (командующий генерал-майор В. А. Хоменко), её 221-я стрелковая дивизия (командующий полковник И. И. Блажевич) к 1 сентября 1943 года вышла на реку Грузской Еланчик на участке Коньково-Хомутово, где встретила особо упорное сопротивление. 130-я Таганрогская стрелковая дивизия (полковник (командир полковник К. В. Сычёв) штурмом овладела Будённовкой (сейчас — город Новоазовск) и заняла позиции на реке Грузской Еланчик в районе Хомутово — Азовское море. Начались тяжёлые бои за город Мариуполь. С воздуха наземные войска прикрывала 8-й воздушная армия в составе: 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии (полковник Дзусов, Ибрагим Магометович).

1 сентября 1943 года командующий 44-й армией генерал-майор В. А. Хоменко отдал приказ 221-й и 130-й стрелковым дивизиям о начале наступления, намеченного на 8:00 2 сентября. К исходу 4 сентября части 221-й стрелковой дивизии освободили посёлок Павлополь и вышли к реке Кальмиус юго-восточнее села Чермалык, а части 130-й — взяли высоту 91,4 и закрепились на рубеже посёлок Гордиенко — Новая Таврия — Орехов — Азовское море. К 4 августа соединения и части 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса (дивизии: 9-я, командир И. В. Тутаринов, 10-я, командир Б. С. Миллеров, 30-я, командир В. С. Головской) заняли позиции на линии село Вальдгейм — совхоз Саханка. Освободительные бои за город начались 5 сентября 1943 года. 221-я дивизия должна была форсировать реку Кальмиус на участке Чермалык — Павлополь, с боями овладеть высотами 97,7 и 99,6 и посёлком Старый Крым и обойти город с севера. 130-я — в направлении Сартаны, Гуглино и Новосёловки. В назначенное время (11:00 5 сентября) дивизиям не удалось начать наступление на город, так как им пришлось отбивать 8 крупных контратак противника, который бросил против советских частей пехоту, танки «Тигр», штурмовые орудия «Фердинанд», кавалерию. Лишь отбив немецкие контратаки (221-я к 16:00, а 130-я к 19:00), советские части начали форсировать Кальмиус (221-я к 18:00).

6 сентября 1943 года при отступлении оккупанты уничтожили все промышленное оборудование, сожгли дома и села. В ночь с 9 на 10 сентября 1943 года в порту высадились 1-й десантный отряд (лейтенант Ольшанский, Константин Фёдорович) и 2-й десантный отряд (капитан Котанов, Фёдор Евгеньевич) 384-го Отдельного батальона морской пехоты (капитан Котанов, Фёдор Евгеньевич) Азовской Военной Флотилии Черноморского флота. Трагичной оказалась судьба моряков взвода разведки П. Р. Криулина, направленного 8 сентября в район Мелекино — Самарина Балка для содействия высадке второго десанта (корабли Азовской военной флотилии возвратились на базу в Ейск из-за начавшегося шторма), а на ликвидацию группы криулинцев немцами были брошены крупные силы с миномётами и артиллерией (только 4-м десантникам удалось вернуться в свой батальон). В составе АВФ действовали также Отдельный отряд кораблей (капитан 3 ранга Тетюркин, Филипп Васильевич), 1-й отдельный дивизион бронекатеров (старший лейтенант Фролов, Анатолий Сергеевич) и 23-й штурмовой авиаполк (майор Чепов, Александр Иванович). Во взаимодействии с частями 130-й и 221-й стрелковыми дивизиями, а также с кораблями Азовской военной флотилии храбро сражались в небе над Мариуполем лётчики 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии (командующий И. М. Дзусов, в составе воевал дважды Герой Советского Союза подполковник А. И. Покрышкин) и 23-го штурмового авиаполка (А. И. Чопов). 9 сентября начались непосредственные бои за овладение Мариуполем: в 14:00 221-я стрелковая дивизия перешла в наступление (задача — прорвать Кальмиусский оборонительный рубеж противника в направлении совхоз имени Петровского — совхоз «Зирка» — станция Сартана), а в 15:00 перешла в наступление и 130-я дивизия (с севера и востока). К 8:00 10 сентября начались уличные бои (в 7:30 приступили к форсированию Кальмиуса в районе завода «Азовсталь»). К 12:00 морякам-десантникам, высадившимся в ночь на 10 сентября в районе косы Бирючей (восточнее Мелекино), удалось ворваться в порт, уничтожив до 50 вражеских солдат, а к 18:00 десантники встретились с передовыми частями 130-й стрелковой дивизии. К 18:00 10 сентября войска 130-й Таганрогской и 221-й дивизий 44-й армии Южного фронта (с 20 октября 1943 года — «4-й Украинский фронт») при поддержке из воздуха частей 4-й воздушной армии и подразделений Азовской Военной Флотилии выбили немцев из города. А в 20:00 Москва салютовала освободителям Мариуполя 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. Согласно приказу Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, присвоены наименования «Мариупольских»: 221-й стрелковой дивизии и 9-й гвардейской истребительной авиационной дивизии, а 130-я Таганрогская дивизия была награждена орденом Красного Знамени.

Война привела к огромным разрушениям, были уничтожены завод имени Ильича (на 70 %), «Азовсталь», порт (на 80 %), транспортная сеть, при отступлении немцы поджогом уничтожили около 85 % жилья (1 593 дома, 68 школ, 17 детсадов, 101 библиотеку, Дворец пионеров, театр), сожжены элеватор, уничтожены 2 водохранилища с очистными сооружениями и насосами. Общий ущерб городу составил 880 млн рублей (в том числе 319 — заводу имени Ильича, 204 — заводу «Азовсталь», 155 — жилищно-коммунальному хозяйству, 79 — культурно-социальным учреждениям). Тысячи мариупольцев проявили мужество и отвагу на фронтах Великой Отечественной войны. Более 30 из них удостоены звания Героя Советского Союза. Отступая из города, немцы разрушили Мариуполь. Заводы представляли собой груды исковерканного металла, железнодорожное и портовое хозяйства взорваны, многие жилые дома сожжены. Всего за время оккупации в городе расстреляно и замучено свыше 50 тысяч жителей. После ухода немцев в городе осталось всего 85 тысяч человек.

Восстановление города

Уже на следующий день после освобождения мариупольцы приступили к восстановлению разрушенного хозяйства. На митинге 11 сентября 1943 года горожане пообещали освободителям в кратчайший срок возродить город к жизни. Они ремонтировали танки, изготавливали автодетали, плавили сталь, выпускали прокат. На собранные мариупольцами денежные средства в марте 1944 года были созданы две танковые колонны: «Мариуполь мстит» (664 819 рублей средств азовстальцев) и «Ответ ильичевцев», а на личные сбережения колхозников артели имени Ленина И. К. Бадасена и его жены построен танк с надписью «От Бадасенов». Уже через 20 дней после освобождения Мариуполя была восстановлена электростанция на заводе имени Ильича (30 сентября), а 10 октября 1943 года восстановлена и дала первую плавку мартеновская печь № 5 завода им. Ильича. С 25 сентября восстановлен молокозавод, уже работали хлебозавод № 1 (с 8 мая 1946 — хлебозавод № 2 Мариупольского хлебокомбината), конфетная фабрика (с 3 хлебными печами), мясокомбинат, к этому времени рыбаками было выловлено 1,427 тонн рыбы. Заработали поликлиники, больницы, медпункты, диспансеры, а в ноябре 1943 года в Мариуполе даже состоялось открытие школы мореходного обучения. 24 октября 1944 года начала действовать электростанция завода «Азовсталь». За ноябрь 1943 года ильичёвцы (13,5 тыс. рабочих) уже выплавили 10 070 тонн стали, 200 тонн чугуна.

В ноябре 1943 года в Мариуполь прибыла с Урала первая группа монтажников треста «Стальконструкция», которые вместе с мариупольцами восстанавливали завод «Азовсталь»: ими вместе с группой молодых мариупольских инженеров была подготовлена и проведена уникальная операция по ремонту доменной печи № 4, в результате чего государство получило экономии более 4 млн рублей, а 9 сентября 1946 года эта домна дала первый чугун. Данная операция вошла во все учебники истории, а инженеры П. А. Мамонтов, А. С. Каминский, С. С. Крупеншиков и И. С. Галкин удостоились званий лауреатов Государственной премии СССР. Полностью доменный цех «Азовстали» восстановлен к 1949 году. Горновой завода имени Ильича М. Е. Кучерин стал победителем во всесоюзном соцсоревновании 7 апреля 1946 года среди металлургов и титулован званием лучшего металлурга СССР 1946 года. За один год (с апреля 1946 года по апрель 1947 года) бригада М. Е. Кучерина дала сверх плана 1 970 тон стали, сварила 146 плавок, из них 59 скоростных (в том числе 22 рекордных). 15 июня 1944 года вступил в строй трубосварочный цех завода имени Ильича. Ещё не закончились все восстановительные работы на «Азовстали», как 18 августа 1948 года вступил в строй новый цех — блюминг (строительство велось с начала 1947 года), а 24 сентября 1948 года — рельсобалочный цех. В октябре 1944 года был восстановлен трубопрокатный завод имени Куйбышева. 30 ноября 1944 года поставлена на сушку восстановленная доменная печь № 3 завода «Азовсталь» (введена в строй 26 июля 1945 года), а 2 сентября 1948 года — восстановлена мартеновская печь № 6, 30 марта 1949 года — выдала первый чугун восстановленная доменная печь № 2 завода «Азовсталь». К концу войны на всей территории Украинской ССР уже работало 14 доменных и 35 мартеновских печей, 38 прокатных и трубных станов, 2 конвертора, 62 коксовые батареи. Довоенные мощности по выплавке чугуна и стали были возобновлены на 23 %, а по производству проката на 29,5 %. Восстановленные предприятия Украины в 1943—1945 годах дали около 4,8 млн тонн кокса и 2 252 тыс. тонн чугуна, 1 880 тыс. тонн стали, 1 322 тыс. тонн проката черных металлов и труб.

За 1943-44 годы было построено 66,1 тыс. м² жилья, в 1945-49 годы — 227 тыс. м² (в том числе в 1945 год — 42,9 тыс. м²). Довоенный жилой фонд — 956,7 тыс. м², из них разрушено было 300,9 тыс. м² жилой площади. Трест «Азовстальстрой», который отстраивал завод «Азовсталь», ремонтировал и строил жилье, 2 сентября 1950 года был награждён орденом Ленина. Исполкомом горсовета в те тяжёлые послевоенные годы была поставлена задача перепланировки города, его реконструкции. Город до Великой Отечественной войны не имел генерального проекта застройки, что отражалось на внешнем облике города в целом. Поэтому по заказу городской власти в 1949—1950-х годах Харьковский институт «Облпроект» составил генеральный проект города Жданова: детально разрабатывались Привокзальная площадь, Вокзальная улица, улица Артёма, центры Портовского, Ильичёвского и Орджоникидзевского районов, улицы имени Ильича, проспект Республики и прилегающих к нему кварталов. За годы IV пятилетки (1946—1950 годы)в городе было введено в строй 208,1 тыс. м² жилья, что однако не соответствовало темпам роста населения: темпы жилищного строительства отставали от темпов прироста населения, так, в сентябре 1943 года в городе проживало 85 000 человек, а в 1944 году — 150 900 человек. Было принято решение об индивидуальном жилищном строительстве, на что предоставлялись государственные кредиты (в 10 000 рублей на общую сумму 3 млн рублей за 1944 год). К концу 1946 года в Ильичёвском районе восстановлено и построено 14 000 квадратных метров жилья. Восстановлены все многоэтажные жилые дома, построен детский дом на 100 детей-сирот в Ворошиловском посёлке, а 16 сентября 1947 года восстановлена ещё и школа № 41.

12 февраля 1946 года открыт после восстановления кинотеатр «Победа» (к 1945 году — всего 6 кинотеатров на 1 790 мест), городской театр русской драмы (размещался в помещении современного ресторана «Украина»), областной музей краеведения (4,5 тыс. экспонатов), 26 библиотек (75 тыс. томов), клуб имени К. Маркса завода имени Ильича (650 мест), клуб металлургов завода «Азовсталь» (400 мест), городской парк культуры и отдыха. Для улучшения снабжения продуктами питания расширялась сеть колхозных рынков (в 1943 году их было 4, в 1944 — 6, 1945 — 9), постоянно увеличивался план реализации продуктов питания: так мяса планировалось в 1944 году реализовать 1,83 тыс. тонн, в 1945 — 1,931, сахара: 336 тонн и 619 тонн соответственно. Увеличивалось число магазинов (1941—275, 1943 — 69, 1945—157), ларьков и киосков (134, 24, 38 соответственно), предприятий общественного питания (53, 19, 97 соответственно). Возобновлялась кооперативная деятельность, в том числе артель «Звезда» (лопаты, тяпки, вёдра, расчёски), артель «Приазовская кость» (пуговицы, ручки), артель имени 9 Мая (джемпера, блузки, бельё). В 1945 году пошивом и ремонтом одежды занималось 5 мастерских, пошивом и ремонтом обуви — 25, ремонтом часов — 7, мебели — 1. Работало также 13 парикмахерских и 2 фотоателье. К концу 1950 года электросети значительно расширились (свет пришёл в 7 000 городских квартир и домов), на улицах загоралось около 1 000 фонарей. Водопровод появился в Орджоникидзевском, Портовском районе (протяжённость всех линий — 56,7 км). Было отремонтировано и вновь построено 191,1 тыс. м² мостовых и тротуаров, построено 24 моста (в том числе через Терновую балку и Кальмиус), 5,2 км трамвайных путей (всего — 27,6 км). В октябре 1946 года восстановлен ДК «Азовсталь». 16 июля 1949 года закончено строительство нового парка культуры и отдыха на Левом берегу (парк «Азовсталь»).

За выпуск броневой стали для танков в 1945 году завод имени Ильича награждён орденом Ленина. 6-7 января 1945 года состоялась VIII партийная конференция мариупольской организации КП(б)У, в докладе которой первый секретарь горкома Д. И. Антонов подвёл итоги восстановительных работ за 1944 год, кроме того были возрождены 27 колхозов, 7 совхозов, освоено 86 % пахотных земель. Возрождалась и социальная сфера: в 1943 году работало 12 детсадов (в 1944 уже 21, ходили более 1 800 детей) и 30 школ (9 средних, 12 семилетних, 9 начальных), в которых работало 470 учителей, обучалось 11 654 детей. Были восстановлены 5 школ (№ 4, 5, 31, 35, 41), поступило 17 000 экземпляров книг и 37 000 тетрадей. Возобновили работу детская техническая станция, детская спортивная школа, Дом пионеров (старое здание было сожжено), детский дом имени Крупской (сразу 90 детей), оборудовались столовые для детей фронтовиков (одна из них, на 2-м этаже ресторана «Маяк» открыта 1 марта 1944 года). Возобновили свою работу металлургический техникум, педагогическое училище, металлургический институт (первые выпускники выпущены 31 декабря 1944 года), школы ФТО, учебно-курсовые комбинаты. В 1949 году было построено ещё 2 кинотеатра (в 1947 всего было 4 кинотеатра в городе): имени А. Жданова (Левый берег, построена 15 ноября 1949 года) и в Ильичёвском районе. Лучшим на тот момент считался кинотеатр «Победа» (на просп. Республики). В 1944 году ежемесячно открывались учреждения здравоохранения: работали 12 амбулаторий и поликлиник, 12 аптек, 7 из 9 довоенных фельдшерских пунктов, 3 станции скорой помощи, 2 тубдиспансера и туббольница на 60 коек, женская консультация, работало 190 врачей. Драматический театр в городе был закрыт согласно постановлению о репертуаре драматических театров, однако мариупольцы смотрели постановки театров других городов: Сталинский театр имени Артёма, Армавирский театр, Львовский областной театр юного зрителя имени Горького (работали на сцене ЦПКиО имени А. А. Жданова). В 1947 году работали 38 коллективов художественной самодеятельности (работало 950 человек), а в 1950 году — 77 коллективов (3 500 человек). Одним из лучших профсоюзных клубов по проведению массово-политической и культурной работы являлся клуб имени Карла Маркса завода имени Ильича — старейший очаг культуры металлургов Донбасса (в 1949 году во Всесоюзном профсоюзном смотре культпросветучреждений занял 1-е место), а с 1957 года ему была присвоена высшая категория — Дворец культуры. С июня 1945 года в городе открылись первые пионерские лагеря на берегу моря. 9 мая 1946 года в городском парке открыт памятник на могиле героев Советского Союза лётчиков В. Г. Семенишина и Н. Е. Лавицкого. В июне 1946 года восстановлено здание железнодорожного вокзала. 25 июля 1947 года открылась водная станция завода «Азовсталь». В июле 1947 года в Портовском районе силами общественности восстановлен летний кинотеатр на 400 мест. 1 марта 1949 года организован Ждановский морской клуб ДОСААФ.

После окончания войны восстановительные работы в городе развернулись ещё больше. С братской помощью трудящихся Москвы, Урала, Сибири, всех союзных республик была восстановлена промышленность города, подняты из руин металлургические гиганты, морской порт и другие предприятия, а с сентября 1943 года шефство над Сталинской областью в восстановлении народного хозяйства взяла Кемеровская область. Металлурги Гурьевска помогали восстанавливать металлургические предприятия Мариуполя. 26 июля 1945 года металлурги Мариуполя отмечали новую победу: была введена в действие азовстальская домна № 3,а с 19 ноября — мартеновская печь № 1, 31 января 1946 года — мертеновская печь № 2. Борясь за досрочное восстановление объектов, коллектив завода завоевал первенство во Всесоюзном социалистическом соревновании предприятий Наркомата чёрной металлургии, трижды получал переходящее Красное знамя ГКО. А уже в 4-м квартале 1943 года заводу имени Ильича была присуждена премия ВЦСПС и Наркомата танковой промышленности СССР. Ещё 11 марта 1945 года ГКО СССР принял решение о выпуске железнодорожных цистерн на заводе имени Ильича (ранее эта продукция не производилась в СССР) — ильичёвцы успешно справились с заданием, и уже 7 августа 1945 года были выпущены первые двухосные 25-тонные цистерны, а с 1947 года выпускались уже только четырёхосные цистерны. 7 июня 1947 года «… за выдающиеся заслуги перед Родиной в деле выпуска железнодорожных вагонов-цистерн, создание броневой марки стали для танка Т-34 и в связи с 50-летием…» Мариупольский металлургический завод имени Ильича награждён орденом Ленина. 7 июля 1948 года с завода имени Ильича отправлен первый эшелон в 12 тыс. тонн труб для строительства первого в УССР газопровода «Дашава — Киев», обеспечившего с 1 октября 1948 года столицу Украины природным газом. Позже трубы завода имени Ильича поставлялись на газопровод «Саратов-Москва», а металл — для атомного ледокола «Ленин», китобойной флотилии «Слава» и для строительства других стратегических объектов. 12 июля 1948 года, принимая во внимание промышленные и социальные успехи города, Мариуполь посетил Первый секретарь ЦК КПУ — будущий генеральный секретарь ЦК КПСС — Никита Сергеевич Хрущёв. В апреле 1946 года на заводе имени Куйбышева (сейчас — часть ММК имени Ильича) вступил в строй цех по производству кислородных баллонов, а в июле 1948 года там же — ещё и новый шлакокирпичный завод отдела капитального строительства.

В апреле 1945 года выдала первый кокс коксовая батарея № 4 на коксохимическом заводе (а 10 октября 1946 года — № 2), к концу 1949 года — все 4 батареи. За 1953—1955 годы коксохимстроители выполнили план Правительства о расширении Ждановского коксохимзавода до 8 коксовых батарей. 5 ноября 1947 года восстановлена мартеновская печь № 5 на заводе «Азовсталь». 10 декабря 1948 года вводом в действие доменной печи № 1 завершено восстановление «Азовстали». В 1949 году на заводах «Азовсталь» и имени Ильича выпуск чугуна увеличился (по сравнению с 1948 годом) на 25,4 %, стали — на 35,6 %, прокат рельсов — в 10 раз, появились первые ждановские балки и швеллера. 31 августа 1950 года доменная печь № 1 завода имени Ильича после девятилетнего перерыва дала первый чугун, этим завершено восстановление доменного цеха на этом заводе. Новую мартеновскую печь № 7 завод «Азовсталь» ввёл в эксплуатацию уже 15 октября 1949 года. В августе 1946 года на судоремонтный завод возвращён плавучий док, увезённый оккупантами из Мариуполя (его обнаружили в районе Севастополя взорванным и затопленным). В июле 1947 года в мариупольском торговом порту открыт морской вокзал. В апреле 1948 года на Мариупольском судоремонтном заводе начат выпуск металлических барж для морского флота. 1 марта 1948 года пущена в эксплуатацию сетевязальная фабрика мощностью в 28 сетевязальных машин, а с 1950 года — в 40 машин. К концу 1950 года все 48 промышленных предприятий не только достигли довоенного уровня, но и превысили его на 30 %.

Жданов Послевоенный. 1945—1991 год

Голод 1946—1947 годов

Серьёзные испытания пришлось пережить жителям Мариуполя и Мариупольского района — голод 1946—1947 годов. Капитальные вложения в восстановление и развитие аграрного сектора были гораздо меньше, чем в промышленность. В марте 1946 года в соответствии с указом Президиума Верховного Совета УССР, из состава Мариупольского района выделился новый сельскохозяйственный Приморский район (центр — пгт Приморское, сейчас — Сартана), в который вошло 22 колхоза. В ведении Мариуполя осталось 5 колхозов (3 886 га, в том числе 3 062 га пахотной земли). Лето 1946 года оказалось очень засушливым: вместо ожидаемого урожая в 11,1 ц с 1 га оказалось 2,1 ц с 1 га (по озимой пшенице), вместо 8,2 ц — 4,8 ц (по яровой) и т. д. Только для одного города недоставало более 10 тыс. тонн овощей и 1,5 тыс. тонн картофеля. Зимой 1947 года начался падёж скота. Вводилась карточная система на продукты питания. Однако официально случаев смерти от голода по городу не было зарегистрировано. Урожай осени 1947 года и последующих лет был достаточно высоким, что позволило быстро преодолеть последствия голода 1946—1947 годов. 16 декабря 1947 года в СССР была проведена первая послевоенная денежная реформа и была отменена карточная система снабжения. В 1948 — 1951 годах ежегодно цены на товары снижались от 10 % до 13 %.

22 октября 1948 года Постановлением Совета Министров СССР городу было присвоено наименование Жданов, в честь советского партийного и государственного деятеля Андрея Жданова, который родился тут в 1896 году.

Развитие экономики города

В 1950-80-х годах город Жданов продолжал развиваться как крупный промышленный центр и портовой город. В 1950-х годах наращивались производственные мощности на ведущих предприятиях города — металлургических заводах. Здесь были сооружены новые доменные печи, мартеновские и конвертерные цеха, мощные прокатные станы (слябинг «1150», цех холодного проката на заводе имени Ильича), трубосварочный стан «1020», агломерационные фабрики. В 1970-х годах произошла реконструкция доменного и мартеновского цехов «Азовстали». До ранга всесоюзных ударных строек были приравнены строительства прокатных станов «3600» на заводе «Азовсталь» и «3000» на заводе имени Ильича. Практически вся конвертерная сталь СССР выплавлена на агрегатах ПО «Ждановтяжмаш», а цистерны этого производственного объединения обеспечивали 1/6 грузооборота всех железных дорог Советского Союза.

В порту сооружались новые причалы и целые районы. Они оснащались новым оборудованием и механизмами. В 1953 году в городе было создано Азовское районное управление Черноморского пароходства, которое в 1967 году преобразовалось в Азовское морское пароходство (АМП). С сентября 1961 года его суда осуществляли загранперевозки в 200 портов мира (50 стран). 6 ноября 1957 года коллектив Ждановского порта стал победителем в соцсоревновании среди портов страны в честь 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции завоевал переходящее Красное знамя Министерства морского флота СССР. К концу 1970-х суда посещали около 400 портов более 70 стран мира. 28 июля 1970 года Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда присвоено боцману парохода «Пролетарск» Азовского районного управления Черноморского пароходства М. М. Яровому. 1 декабря 1971 года Азовское морское пароходство (АМП) награждено орденом Трудового Красного Знамени за заслуги в развитии морского транспорта и в связи со 100-летием со дня основания. В 1975 году суда АМП посещали 425 портов 76 стран мира.

В связи с расширением промышленного и жилищного строительства в городе были созданы мощные строительные организации — тресты «Азовстальстрой», «Ждановметаллургстрой», «Ждановжилстрой», «Донбассметаллургмонтаж» и другие. Продолжали развиваться предприятия легкой и пищевой промышленности. 11 марта 1956 года на механическом заводе освоен выпуск баллонов для газовой смеси для отправки участникам дрейфующих полярных станций «Северный полюс-3» и «Северный полюс-4». 27 апреля 1961 года коксохимическому заводу присуждено звание «Предприятие коммунистического труда» (первому в городе Жданове и одному из первых в УССР) с вручением диплома и Красного Знамени на вечное хранение. 21 июля 1966 года Указом Президиума Верховного Совета СССР трест «Донбассметаллургмонтаж» награждён орденом Трудового Красного Знамени. 26 июля того же года Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда присвоено бригадиру монтажников Ждановского специализированного управления № 112 треста «Донбассстальконструкция» Ф. Б. Журавскому. 4 августа звание Героя Соцтруда присвоено начальнику комбината «Ждановстрой» И. П. Голубеву. 11 августа 1966 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за большие успехи в выполнении заданий семилетнего плана по строительству объектов металлургической промышленности Донбасса и достижение высоких показателей в работе трест «Ждановметаллургстрой» награждён орденом Ленина. В 1969 году на заводе технологического оборудования медицинской промышленности освоено производство новой машины для укупорки флаконов с плазмой — вакуум-закаточный полуавтомат. В июне 1970 года коллектив завода металлоконструкций изготовил телевизионную башню к 50-летию Армянской ССР. 26 апреля 1971 года Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда удостоена бригадир гормолокозавода Е. В. Овчаренко. В мае 1972 года коллектив завода минеральной ваты освоил выпуск нового строительного материала акмиграна — акустической плитки из минераловатных гранул: с пуском производства по выпуску акмиграна в Жданове СССР отказался от закупок его за рубежом. 18 ноября 1975 года на Ждановском радиаторном заводе выпущен миллионный радиатор со дня основания завода. 27 марта 1978 года сетевязальщица Ждановской сетевязальной фабрики Г. Г. Бабенко первой среди трудящихся города завершила личный пятилетний план и взяла обязательство выполнить за пять лет две пятилетки. В 1980 году на чулочной фабрике изготавливались 25 наименований чулочно-носочных изделий. 12 видам из которых присвоен государственный Знак качества (в общем количестве — 95 % детских изделий). В мае 1981 года со сборочного конвейера завода «Электробытприбор» сошла 50-тысячная стиральная машина «Донбасс». 18 ноября 1985 года указом Президиума Верховного Совета СССР за большие заслуги в развитии коксохимического производства, успешное выполнение планов и соцобязательств и в связи с 50-летием Ждановский коксохимический завод имени 60-летия СССР награждён орденом Трудового Красного Знамени. 21 августа 1988 года указом Президиума Верховного Совета СССР капитану сейнера Северо-Азовского рыбакколхозсоюза В. В. Дубине присвоено звание Героя Социалистического Труда. В ноябре 1988 года завод металлоконструкций отправил уникальные конструкции в Москву (они служили основой для шатра Казанского вокзала).

Хронологическая таблица развития крупнейших предприятий города

Год	ММК имени Ильича	Азовсталь	Азовмаш
1950	Ильичёвские металлурги получили заказы на поставку листа и труб для крупнейших строек на Волге и Днепре (ГЭС). По итогам работы в IV квартале 1950 года трубопрокатному цеху завода имени Куйбышева присвоено звание «Лучший прокатный цех страны» с присуждением переходящего Красного Знамени Советов Министров СССР. 1 июня создан газовый цех. 31 августа выдала первый чугун восстановленная после 9-летнего перерыва доменная печь № 1. Новым директором завода назначен Гавриленко, Николай Георгиевич.	17 января трест «Азовстальстрой» награждён орденом Ленина за образцовое выполнение задания правительства по восстановлению завода «Азовсталь».
1951	В сентябре был пущен первый в СССР стан по производству спиральношовных труб диаметром 650 мм (стан «650»: это тало рождением трубосварочного цеха № 2) и восстановлен стан «4500». 8 апреля возобновлён выпуск газеты «Ильичёвец». Восстановлена мартеновская печь № 8	Восстановлены мартеновские печи № 9 (25 февраля) и № 10 (10 декабря).
1952	В январе 1952 года вошла в строй мартеновская печь № 9, тогда же восстановлен толстолистовой прокатный стан «1250» (ныне — стан «4500»).	Вошли в строй мартеновская печь № 11 (23 ноября) и цех рельсовых скреплений (15 мая).
1953	Вступила в строй восстановленная мартеновская печь № 11 — последний восстанавливаемый объект завода. Началось строительство доменной печи № 2 на месте старой.	25 февраля пущена аглофабрика, а 23 октября — крупносортный прокатный цех.
1954	В сентябре 1954 года доменная печь № 2 с полным комплексом сооружений дала первый чугун.	Впервые в СССР освоено производство рельсов длиной 25 метров.
1955	Построен цех спирально-сварных труб (на заводе имени Куйбышева). В ноябре 1955 года пущена новая АТС в цехе связи.	7 апреля введено в эксплуатацию шлакопомолочное отделение мартеновского цеха, началось производство фосфатшлака — ценного минерального удобрения для сельского хозяйства.
1956	Начаты работы над созданием технологии производства баллонов способом закатки. В мартеновском цехе № 9 (площадка «Б») были построены торцевой элеватор и стационарный транспортёр.
1957	18 мая изготовлена 50-тысячная цистерна — первая из 60-тонных. 25 августа после реконструкции дала чугун доменная печь № 1. Организована Центральная заводская лаборатория.	26 апреля сдана в эксплуатацию мартеновская печь № 2.
1958	2 февраля началось строительство крупнейшей в СССР и Европе доменной печи № 3. 30 ноября вступила в строй самая мощная доменная печь — «Ждановская-Комсомольская» № 3. В апреле 1958 года трубопрокатный завод имени Куйбышева был объединен с заводом имени Ильича, а на базе УКСа завода имени Ильича организован трест «Ждановметаллургстрой», из состава завода выделен ЖЗТМ. 28 мая создан ПКО завода. 1 июля воссоздан ОРС завода. Новым директором завода назначен Козаченко, Валентин Григорьевич.	19 сентября вступила в строй мощная доменная печь — «Донецкая-Комсомольская» № 5.	25 апреля постановлением № 325 Совмина УССР и Распоряжением № 314-Р от 28 апреля 1958 года Сталинского совнархоза на базе машиностроительных цехов металлургического завода имени Ильича был создан Ждановский завод тяжёлого машиностроения (ЖЗТМ), который через несколько лет стал одним из крупнейших предприятий в отрасли — производственным объединением «Ждановтяжмаш» (современный «Азовмаш»).
1959	21 апреля введен в строй трубоэлектросварочный стан № 2 спиральной сварки (стан «650-2»). В мае 1959 года создана ЦЛАМ. В июне 1959 года строители приступили к сооружению листопрокатного стана «1700», который первоначально проектировался для Коммунаровского металлургического завода. В сентябре 1959 года сдана в эксплуатацию доменная печь № 2 (по последнему слову науки и техники). Новым директором завода назначен Шаламов, Иван Иванович.	5 мая начало выдавать продукцию отделение прокатки помольных шаров. 29 августа выдала первый чугун доменная печь — «Донецкая-Комсомольская» № 6.
1960	3 июня Совет Министров СССР принял постановление о строительстве цеха холодного проката. 20 октября начато строительство нового мартеновского цеха мощностью 3,5 млн тонн в год. 2 декабря строители приступили к сооружению цеха слябинг «1150», в декабре также приступили к строительству цеха холодного проката. 25 декабря 1960 года сдана в эксплуатацию первая очередь тонколистового прокатного стана «1700» (длина цеха — 1,5 км, площадь — 11 га): это событие ознаменовало собой начало реконструкции предприятия.	4 мая начался переход мартеновского цеха на природный газ: первой приняла его мартеновская печь № 5.	На заводе были изготовлены: первый сталеразливочный ковш сварной конструкции ёмкостью 350 тонн, первая в СССР обжиговая печь диаметром 3,6 метра и длиной 50 метров.
1961	1 февраля возрожена ЦЭТЛ. В мае 1961 года выделена в самостоятельную ЦЛМТ. 22 ноября в трубосварочном цехе № 2 изготовлены первые трубы диаметром 1020 мм со спиральным швом для магистральных газопроводов.		Начато строительство ЦМК (цеха металлоконструкций) общей площадью почти 110 тыс. квадратных метров.
1962	15 января вступила в строй 1-я очередь крупнейшего в мире слябинга «1150». В течение февраля — декабря 1962 года введён в строй новомартеновский цех с 6-ю сверхмощными сталеплавильными печами: первая 650-тонная мартеновская печь № 1 новомартеновского цеха пущена 23 февраля, 2-я — 12 марта, 3-я — 13 апреля, 4-я (900-тонная) — 27 июля, 5-я — 30 сентября, последняя 6-я — 30 декабря. В июле 1962 года создан автотранспортный цех, а в августе — цех подготовки составов. 3 сентября сталевар М. С. Гонда выступил инициатором социалистического соревнования за увеличение часовой производительности металлургических агрегатов. Новым директором завода назначен Жигула, Александр Владимирович.		22 февраля постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР организовано производство кислородных конвертеров ёмкостью 100—250 тонн, а сам завод определён генеральным предприятием по производству конвертеров для металлургических заводов.
1963	В связи с пуском новомартеновского цеха 12 января ЦК КПУ и Совет Министров УССР поздравили строителей Жданова с большой трудовой победой. В феврале создан ЦРПО. 14 июня введен в действие первый трубосварочный стан «1020-1». В сентябре 1963 года в трубосварочном цехе закончена реконструкция стана «650-1» для производства труб диаметром 1020 мм 11 декабря введена в эксплуатацию вторая очередь тонколистового прокатного цеха «1700», а 20 декабря пущен цех холодного проката. 28 декабря введен в действие второй трубосварочный стан «1020-2». Введена в эксплуатацию доменная печь № 4. Новым директором завода назначен Куликов, Вячеслав Онуфриевич.		В июле 1963 года был изготовлен первый конвертор. Впервые в мире изготовлен сталеразливочный ковш ёмкостью 480 тонн.
1964	22 января дала первый чугун доменная печь № 4 имени XIV съезда ВЛКСМ. 18 марта дал первую сталь первый конвертерный цех (это был первый конвертор, сооружённый силами ПО «Ждановтяжмаш» ещё в июле 1963 года), а в апреле 1964 года — второй конвертер. 17 апреля начался выпуск труб большого диаметра для Якутского магистрального газопровода. 18 июля сдан в эксплуатацию конвертерный цех. 30 августа завод посетил космонавт Г. С. Титов. 10 ноября введена первая очередь кислородного цеха.	30 апреля введены в эксплуатацию пятая и шестая печи известково-обжигательного отделения. В том же году разработали и внедрили технологию закалки рельсовых концов токами высокой частоты.	15 апреля изготовлены первые три 120-тонные восьмиосные безрамные цистерны — флагманы отечественного большегрузного машиностроения.
1965	24 декабря вступила в строй доменная печь № 5 имени XXIII съезда КПСС. 31 декабря бригады 6-й печи мартеновского цеха № 1 М. С. Гонды, А. М. Бульского, Г. Г. Демиденко и В. И. Якименко установили мировой рекорд использования агрегата — выплавили за год 560 тыс. тонн стали. 31 декабря пущены цеха РМЦ-2 и ЭРЦ-1, блок ремцехов. В 1965 году введена вторая очередь цеха холодной прокатки. Поставки труб для газопровода «Бухара — Урал».		В цехах завода впервые в мировой практике изготовлена железнодорожная цистерна с наружным электрообогревом и термоизоляцией для перевозки легкозатвердевающих продуктов.
1966	13 марта пущен в эксплуатацию третий конвертер. 22 марта Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда присвоено сталевару мартеновского цеха М. С. Гонде, директору завода В. О. Куликову. 26 апреля создан цех ширпотреба (ныне ЦТНП). 1 июня создан цех ЭРЦ-2. 27 августа была пущена крупнейшая в Европе аглофабрика Ждановского завода имени Ильича. 24 октября металлургический завод имени Ильича за успехи, достигнутые в выполнении социалистических обязательств в честь 50-летия Великой Октябрьской революции, награждён Памятным Красным знаменем ЦК КПУ, Президиума Верховного Совета УССР и Укрсовпрофа. 17 декабря сталевары мартеновской печи № 6 цеха № 1 М. С. Гонда, А. М. Бульский, В. И. Якименко, Г. Г. Демиденко установили новый рекорд по выплавке стали на большегрузных печах (за год сварили более 767,4 тыс. тонн стали).	14 января Президиум Верховного Совета СССР своим указом за достигнутые успехи в выпуске металла и умелое использование резервов производства наградил завод «Азовсталь» орденом Трудового Красного Знамени. 22 марта Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда присвоено старшему сварщику крупносортного цеха завода «Азовсталь» П. Д. Гнедому, старшему газовщику коксохимического завода Н. С. Ковальчуку, директору завода «Азовсталь» В. В. Лепорскому.	9 июля звание Героя Соцтруда присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР токарю-расточнику завода А. К. Козелу.
1967	8 января завод посетил генеральный секретарь КПСС Л. И. Брежнев. 31 марта создан кузнечно-прессовый цех. 1 августа создан цех ремонта оборудования аглофабрики. 30 сентября вступил в строй первый в СССР агрегат непрерывного оцинкования в цехе холодного проката.	24 декабря коллектив мартеновской печи № 9 участвовал в выплавке 100-миллионной тонны стали, сваренной в СССР с начала 1967 года.
1968	10 января создан модельный цех. 30 марта создан котельно-монтажный цех (ныне — ЦМК). 23 августа образован отдел ремонтов.	24 ноября комсомольской организации завода вручено Памятное знамя ЦК ЛКСМУ за трудовые успехи, достигнутые в честь 50-летия Комсомола	Впервые в СССР спроектирован и изготовлен конвертер ёмкостью 250 тонн (для Карагандинского металлургического комбината) и домкратное устройство подъёмностью 1600 тонн для монтажа конвертера.
1969	11 февраля завод посетил космонавт Г. Т. Береговой. 12 апреля пущена вторая очередь аглофабрики.		Налажено производство железнодорожных цистерн. 29 августа указом Президиума Верховного Совета СССР токарю Г. Я. Зуеву присвоено звание Героя Соцтруда. Впервые в СССР изготовлен на экспорт комплекс напольно-транспортного оборудования для конвертерного цеха в Алжире.
1970	23 декабря пущен фасонно-сталелитейный цех. Новым директором завода назначен Волков, Юрий Павлович.		1 августа впервые в истории ЖЗТМ четырём изделиям был присвоен государственный Знак качества: железнодорожные цистерны для вязких нефтепродуктов, фенола, слабой азотной кислоты, жёлтого фосфора. Налажено производство портовых кранов (для строительства ГЭС, судоверфей, крупных новостроек страны) — первый портальный кран КПМ-32 отправлен заказчику в июле 1970 года.
1971	13 февраля Президиум Верховного Совета СССР за большие успехи, достигнутые трудящимися завода в выполнении заданий пятилетнего плана по увеличению выпуска металла и в улучшении производства, наградил Ждановский ордена Ленина металлургический завод имени Ильича орденом Октябрьской Революции. В мае 1971 года металлурги Ждановского завода имени Ильича выступили инициаторами соревнования за увеличение производства товаров народного потребления. Ильичёвцы обязались дать сверх плана в первом году пятилетки на миллион рублей товаров народного потребления. В 1971 году введена установка для десульфации чугуна.	30 марта Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда присвоено сталевару Г. Я. Горбаню и сталевару мартеновского цеха № 2 завода имени Ильича В. П. Клименко. В декабре 1971 года создан цех сортового стекла.	12 февраля указом Президиума Верховного Совета СССР Ждановский завод тяжёлого машиностроения награждён орденом Ленина за досрочное выполнение пятилетнего плана. 5 апреля звания Героя Соцтруда удостоены директор завода В. Ф. Карпов и бригадир комплексной бригады треста «Азовстальстрой» М. С. Бодашевский. Освоено серийное производство полувагонов.
1972	В марте на заводе учреждён переходящий приз имени Макара Мазая. 28 июня аглофабрика произвела 50-миллионную тонну агломерата.	27 октября литейному чушковому чугуну, рафинированному продувкой магнием, присвоен государственный Знак качества: это первая металлургическая продукция в городе, удостоенная этого знака.
1973	14 мая на слябинге-1150 прокатана 50-миллионная тонна слябов со дня ввода. 22 декабря на печи № 6 мартена-1 сварена 50-миллионная тонна украинской стали. Новым директором завода назначен Плискановский, Станислав Тихонович.	21 июня пущен прокатный стан «3600» производительностью 1,75 млн тонн листового проката для автомобилестроения, судостроения, производства газопроводных труб большого диаметра на Харцызском, Челябинском и Волжском трубных заводах. 28 августа ЦК ВЛКСМ и Министерство строительства предприятий тяжёлой индустрии СССР присудили коллективу строителей стана «3600» первое место в соревновании всесоюзных ударных строек. 2 ноября закончено сооружение всех объектов первой очереди толстолистового прокатного стана «3600». 25 декабря на 9-й мартеновской печи выплавлена с начала года 50-миллионная тонна украинской стали: юбилейную плавку провели прославленные металлурги Донбасса. 26 декабря Указом Президиума Верховного Совета СССР за выдающиеся заслуги при сооружении стана «3600» звание Героя Соцтруда присвоено начальнику комбината «Ждановстрой» М. И. Почкайлову, бригадиру штукатуров СУ-3 треста «Азовстальстрой» М. Ф. Короткой, бригадиру монтажников СУ-206 треста «Донбассметаллургмонтаж» П. Т. Медведскому.
1974	31 октября конвертерный цех выдал 20-миллионную тонну стали со дня пуска. 10 декабря на печи № 6 бригада сталевара В. Е. Горбатенко установила рекорд, сварив плавку в 903,2 т за 4 часа 25 минут.	4 января по случаю пуска прокатного стана «3600» на заводе «Азовсталь» состоялся митинг, в котором принял участие и выступил член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК КПУ В. В. Щербицкий, строителям были вручены высокие правительственные награды. 16 июня бригадир монтажников СУ-4 треста «Азовстальстрой» Герой Соцтруда М. С. Бодашевский избран депутатом Верховного Совета СССР.
1975	В марте рафинированному чугуну присуждён «Знак качества». 20 октября создан весовой цех. 31 декабря коллектив печи № 6 рапортовал о выплавке 1 миллиона тонн стали за год.		Пущен цех железнодорожных полувагонов. Для Румынии предприятием отгружены 2 доковых козловых крана грузоподъёмностью по 480 тонн с шириной проема 115 м, высотой подъёма 66 м.
1976	1 января ЦК КПУ и Совет Министров УССР направили поздравления сталеварам мартеновской печи № 6 и всему коллективу сталеплавильного цеха с замечательной трудовой победой — досрочным выполнением заданий пятилетнего плана и социалистических обязательств, выплавкой в 1975 году миллиона тонн стали. 7 сентября аглофабрика выработала 100-миллионную тонну агломерата.	16 февраля за досрочное выполнение заданий девятого пятилетнего плана и принятых социалистических обязательств по увеличению производства металлопродукции, освоение выпуска новых видов проката и достижение высоких технико-экономических показателей работы завод «Азовсталь» награждён орденом Октябрьской Революции.	3 марта звание Героя Соцтруда присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР А. М. Шеховцову, токарю завода. 15 сентября на базе Ждановского завода тяжёлого машиностроения, инженерных служб и исследовательских лабораторий, а также СМУ образовано производственное объединение «Ждановтяжмаш».
1977	14 февраля на доменной печи № 5 выплавлена 80-миллионная тонна чугуна со дня пуска. 29 марта на ЛПЦ-1700 прокатана 50-миллионная тонна проката со дня пуска. 1 апреля коллектив мартена № 1 выплавил 50-миллионную тонну стали со дня пуска. 29 апреля введён второй агрегат горячего оцинкования в ЦХП. 1 ноября в копровом цехе спрессован первый пакет.	24 ноября введена в действие первая очередь кислородно-конверторного цеха для выплавки спецсталей для нового стана «3600».	1 января Госсовет Польской Народной Республики наградил Командорским орденом ПНР со Звездой коллектив ПО «Ждановтяжмаш» за помощь в строительстве металлургического комбината в Катовице. 16 апреля выпущена 250-тысячная железнодорожная цистерна. Начат монтаж первого в мировой практике транспортно-отвального комплекса производительностью 2 100 тонн в час для рудника «Жанатас» ПО «Каратау».
1978	23 июля в конвертерном цехе выплавлена 30-миллионная тонна стали.	26 января Указом Президиума Верховного Совета СССР сталевар Герой Соцтруда Г. Я. Горбань за достижения выдающихся успехов в выполнении соцобязательств по выплавке стали, улучшение качества металла и проявленный трудовой героизм награждён орденом Ленина и второй Золотой медалью «Серп и молот». 8 июня Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Соцтруда с вручением ордена Ленина и Золотой медали «Серп и Молот» за выдающиеся производственные успехи, достигнутые при строительстве кислородно-конвертерного цеха В. Д. Абашкину — бригадиру монтажников треста «Азовстальконструкция», А. В. Крупченко — бригадиру слесарей-сантехников Ждановского СУ-572 треста «Донбассантехмонтаж», А. П. Рытову — монтажнику треста «Ждановметаллургстрой». В октябре 1978 года комсомольско-молодёжный коллектив мартеновской печи № 11 стал победителем республиканского соцсоревнования в честь 60-летия ВЛКСМ и первым обладателем приза ЦК ЛКСМУ имени Макара Мазая за сталь высокого качества.	6 апреля выполнено мартовское задание по производству 120-тонных цистерн для БАМа. Впервые в СССР изготовлен первый роторный экскаватор ЭРП-250 мощностью 2500 кубометров в час для предприятия «Экибастузуголь» (Казахская ССР). Токарь Виктор Товкач стал победителем конкурса молодых рабочих заводов социалистических стран, который состоялся в немецком Магдебурге.
1979	1 августа сдано фруктохранилище на 6 000 тонн.	14 — 16 июля в доменном цехе состоялся первый республиканский конкурс молодых доменщиков. Летом 1979 года директору завода «Азовсталь» В. В. Лепорскому и ещё нескольким инженерам завода за разработку и широкое внедрение высокопроизводительных слябовых машин непрерывного литья заготовок криволинейного типа для металлургических комплексов большой мощности присуждена государственная премия СССР.	16 августа ПО «Ждановтяжмаш» вручен диплом официального поставщика XXII Олимпийских игр 1980 года. Изготовлен козловой кран для «Атоммаш» грузоподъёмностью 630 тонн.
1980	10 августа на доменной печи № 5 бригада Д. И. Ушкалова сварила 100-миллионную тонну ильичёвского чугуна. Новым директором завода назначен Безнос, Виктор Иванович.	20 февраля введён в эксплуатацию электросталеплавильный цех.
1981		2 марта Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Соцтруда присвоено горновому доменного цеха Дмитрию Николаевичу Овчаренко. 4 ноября в кислородно-конвертерном цехе сварена «Плавка дружбы народов» в честь начала вахты под девизом «60-летию СССР — 60 ударных трудовых недель».	9 апреля Приказом № 37 министра тяжёлого и транспортного машиностроения СССР в ПО создано Головное специализированное конструкторское технологическое бюро (ГСКТБ), директором которого позже стал В. Л. Крупенев
1982	13 февраля в ФСЛЦ выплавлена миллионная тонна стали. 19 июля в мартеновском цехе № 1 выплавлена «Плавка дружбы» в честь Дня металлурга: её вели сталевары из Донецка, Краматорска, Енакиево, заводов имени Ильича и «Азовстали». 25 ноября на АГНЦ-1 прокатана 2-миллионная тонна оцинкованного листа. 10 декабря сдана внутризаводская поликлиника и здание УКСа.	В августе 1982 года учреждено звание «Почётный азовсталец» с вручением знака и удостоверения. 25 сентября состоялся третий республиканский конкурс молодых доменщиков: первое место и звание «Лучшая бригада доменщиков Украины» заняли азовстальцы, в конкурсе принимали участие доменщики из Донецка, Кривого Рога, Енакиево, Коммунарска, Макеевки, Запорожья, Днепропетровска и Днепродзержинска. На базе завода проходило совещание специалистов металлургической промышленности стран-членов СЭВ (Болгарии, Венгрии, ГДР, Кубы, Польши, Румынии, СССР, Чехословакии, Югославии). А за создание автоматизированных шаропрокатных станов и новой технологии горячей и холодной прокатки помольных шаров конструктору А. А. Машарову и начальнику цеха рельсовых скреплений Н. Н. Голодову присуждена Государственная премия СССР.	В 1982 году ПО было признано победителем Всесоюзного социалистического соревнования в ознаменование 60-летия СССР и занесено на Всесоюзную Доску почёта, объединению вручено красное Знамя ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС, ЦК ВЛКСМ.
1983	27 декабря состоялся торжественный пуск первой очереди толстолистового прокатного стана «3000» производительной мощностью 2,5 млн тонн проката в год (страна получила высокопрочный стальной лист для труб в условиях Крайнего Севера), а ровно через 4 года пущена вторая очередь стана. Мощность цеха возросла на 600 тыс. тонн листа в год. Новым директором завода назначен Гуров, Николай Алексеевич.	18 января Юрию Ивановичу Пригоде, старшему оператору прокатного стана «3600» толстолистового цеха указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Соцтруда.	В 1983 году на предприятии выпускалось 20 изделий с гос. Знаком качества, а продукция поставлялась в 24 страны мира.
1984	9 января металлургические заводы переименованы в комбинаты имени Ильича и «Азовсталь». В июне 1984 года в мартеновском цехе № 1 сварена «Плавка мира и дружбы», посвящённая ударной вахте в честь 50-летия стахановского движения (скоростную плавку вели представители нескольких металлургических предприятий страны).	9 января металлургические заводы переименованы в комбинаты имени Ильича и «Азовсталь». 15 июня указом Президиума Верховного Совета СССР бригадиру комплексной бригады СУ-4 треста «Азовстальстрой» А. С. Иващенко и бригадиру монтажников Ждановского СУ-449 треста «Донбасспромэлектромонтаж» А. Е. Шаповалову присвоено звание Героя Соцтруда.
1985	22 апреля на стане «3000» прокатали миллионную тонну высококачественного стального листа. 16 мая аглофабрика выработала 200-миллионную тонну агломерата.		21 октября принято решение об организации молодёжного жилого комплекса (МЖК) «Строитель».
1986	1 октября создан цех ЦРМО-2.
1987	20 февраля открыт музей истории комбината имени Ильича.
1988	В июне 1988 года комбинат имени Ильича приступил к осуществлению своей жилищной программы, возводя жилые дома хозяйственным способом.		В мае 1988 года цистерностроители ПО приступили к выпуску большегрузных 125-тонных железнодорожных цистерн для перевозки светлых нефтепродуктов.
1989	5 февраля создана единая автоматизированная система управления технологическими процессами (АСУТП). 1 апреля отделение шлакопереработки преобразовано в кооператив. В апреле на базе ряда цехов создан ремонтно-механический завод.
1990	1 октября все цехи комбината имени Ильича переведены на коллективный подряд. Новым директором завода назначен Бойко, Владимир Семёнович.

Общественная жизнь города в 1950-70-х годах

Границы города расширились на север: вместе со станом «1700» был построен посёлок Мирный, рядом со старым городом были выстроены микрорайоны пятиэтажек. За 50-е годы было построено 629 тыс. м² жилья. Согласно постановлению Совета Министров СССР от 1955 года городское строительство стало в обязательном порядке планироваться. Сооружались новые жилые массивы с комплексами культурно-бытовых учреждений, зонами отдыха. Одновременно постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР в ноябре 1955 года «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» ограничивались украшения фасадов зданий, унифицировались проекты жилых домов по всему СССР. К концу 1950-х годов удалось переселить всех жителей коммунальных квартир крупных городов в отдельные квартиры. К июлю 1953 года были завершены работы по реконструкции центральной части города: на месте одноэтажных домов возведены многоэтажные здания. В послевоенное время преобразились парки и скверы города (городской парк культуры и отдыха имени А. Жданова, городской сквер имени Сталина, Ильичёвский парк имени Н. С. Хрущёва (позже — Петровского), в Портовском районе — парк имени Молотова, Приморский бульвар по Портовой улице), 16 июля 1949 года трестом «Азовстальстрой» в Орджоникидзевском районе построен парк площадью в 12 га). В 1948—1950 годах на улицах, парках и скверах города было высажено 62 000 деревьев и 77 000 кустарников. С 1950-х годов в здании школы ФЗО завода «Азовсталь» (переулок Кузнечный, 3) расположилось Ждановское педагогическое училище, а с 1959 года — детская музыкальная школа № 1 (директор И. И. Алексеев) — сейчас в этом здании — служба «Энергонадзора». 1958 года в здании Ждановского ремесленного училища № 6 (располагалось по адресу ул. Митрополитская, 61) стало работать ПТУ № 3. Спортивный Жданов праздновал победу мариупольского гимнаста Виктора Чукарина, который на XV Олимпийский играх 1952 года (Хельсинки) стал первым советским чемпионом по спортивной гимнастике. 25 февраля 1953 года сооружён ДК Строителей. В феврале того же года открыта библиотека имени А. С. Пушкина с читательским и абонементными залами (книжный фонд — 10 200 томов). Уже в 1954 году был закрыт и снесён центральный рынок на Базарной площади (долгое время площадь не имела своего наименования — троллейбусная остановка называлась «Швейфабрика» и лишь в 1983 году стала называться площадью Освобождения). 11 января 1959 года открылся ДК Моряков в Портовском районе.

В 60-х годах осуществлялось большое домостроение. В 1960—1961 годах Портовской посёлок и посёлок завода имени Ильича были соединены с городом жилищными кварталами с развитой спортивной инфраструктурой. 4 июля 1954 года открылся стадион «Металлург» завода «Азовсталь». 1 мая 1957 года сдана в эксплуатацию больница завода имени Куйбышева. 1 мая 1958 года открыт ДК коксохимзавода. В 1959 году приказом Министерства морского флота СССР в Жданове был основан факультет Одесского института инженеров морского флота (сейчас — Азовский морской институт Одесской национальной морской академии). 22 апреля 1960 года были переименованы проспект Республики (в проспект Ленина) и улица Ленина (в улицу Донбасскую). В октябре 1962 года создан спортивный клуб «Азов» завода имени Ильича, а в 1964 году создана ДЮСШ (детско-юношеская спортивная школа) при спортклубе «Азов». 25 апреля 1964 года в ДК имени Карла Маркса состоялся первый вечер посвящения в рабочий класс молодых тружеников завода имени Ильича. Кроме того, в 1964 году создан клуб туристов завода имени Ильича, а 30 августа — в гости к трудящимся завода имени Ильича приехал космонавт Г. С. Титов, по случаю чего состоялся митинг, на котором выступил космонавт. 7 марта 1965 года на заводе «Азовсталь» открыт первый в городе заводской клуб друзей книги. В декабре 1965 года на заводе имени Ильича основана любительская киностудия «Пламя». 1 сентября 1966 года состоялось открытие вечерней средней школы № 17. 24 сентября 1966 года ждановцы впервые отметили день машиностроителя, установленный Указом Верховного Совета СССР. 4 ноября 1966 года состоялся городской митинг, посвящённый открытию памятника «Борцам за Советскую власть». 10 октября 1967 года закончился месячник по благоустройству города, посвящённый 50-летию Великого Октября (в нём приняло более 15 000 человек). В ноябре 1967 года первых учащихся приняли новые корпуса ГорПТУ № 4, построенные Ждановским заводом тяжёлого машиностроения. С 1967 года в городе началось присуждение звания «Почётный гражданин города Жданова». Первым почётным гражданином города был трижды герой Советского Союза, маршал авиации А. И. Покрышкин (в сентябре 1943 года он принимал участие в освобождении Мариуполя). 30 октября 1968 года в ДК Карла Маркса завода имени Ильича создан танцевальный ансамбль «Весна» под руководством хореографа Д. Рохмана. В мае 1969 года для участия в Неделе советско-германской дружбы в ГДР выезжал лауреат всесоюзного и республиканского фестивалей народный вокально-инструментальный ансамбль «Молодые голоса» ДК «Искра».

В 1960-х годах в городе работали 2 ВУЗа — металлургический институт и филиал Одесского института инженеров морского флота, 8 техникумов, 14 профессионально-технических училищ, 66 общеобразовательных школ, 5 школ рабочей молодёжи и заочных, 8 детских музыкальных школ, 16 детских спортивных школ, детская художественная школа (открыта к годовщине Великой Победы, 9 мая 1972 года), станция юных техников, флотилия юных моряков, три районных дома пионеров и школьников, городской дом пионеров (здание построено в 1987 году). Сеть дошкольных учреждений составила 167 детских садов и садов-яслей. Продолжали развиваться учреждения культуры, физкультуры и спорта. В 1959 году в городе была восстановлена деятельность русского драматического театра, а в 1960 году прекрасное новое здание театра украсило центр города. Были открыты музыкальное училище и выставочный зал имени Архипа Куинджи, получила новое помещение городская библиотека имени В. Г. Короленко, сооружено несколько дворцов культуры и спорта, стадионов и плавательных бассейнов.

1 ноября 1965 года открыто новое здание Дома связи. Во время пребывания в должности первого секретаря горкома КПУ Владимира Цыбулько (1966—1968) была принята городская программа развития спорта, рассчитанная на три года, так называемая «спортивная трехлетка». Согласно этой программе, в городе были построены плавательные бассейны и стадионы. Общий жилищный фонд города составил в 1967 году 3 млн м². В 1967 году начато строительство нового аэропорта «Мариуполь». В 1966 году построен ДК «Искра» (архитектор М. Ю. Петухов). В 1967 году в честь 50-летнего юбилея Октябрьской революции названы «Юбилейными» вновь построенные кинотеатр и 2 гастронома-близнеца в Ильичевском и Жовтневом районах. При В. М. Цыбулько построены таксомоторный парк, расширен молокозавод, возведены новые пивоваренный и хлебозавод в Орджоникидзевском районе, перенесена нефтебаза из пляжной зоны города. В 1971 году построено здание Ильичевского райкома КП Украины и райисполкома (архитектор К. И. Розенберг, ныне — здание Ильичевского райсовета).

Наблюдая за ходом хозяйственных реформ, начатых в марте 1965 года по инициативе председателя Совета Министров СССР, 1 ноября 1966 года в Жданове находился председатель Совмина СССР Алексей Косыгин, который провел в городе совещание хозяйственного руководства Донецкой области, а 8 января 1967 года город и металлургический завод имени Ильича посетил генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев.

17 мая 1966 года Ждановская городская комсомольская организация за вклад в восстановлении предприятий города награждена Орденом Трудового Красного Знамени.

7 января 1971 года указом Президиума Верховного Совета СССР город Жданов награждён Орденом Трудового Красного Знамени.

7 сентября 1978 года указом Президиума Верховного Совета СССР за заслуги трудящихся города в революционном движении, активное участие в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, успехи, достигнутые в хозяйственном и культурном строительстве, и в связи с 200-летием со времени основания город Жданов награждён Орденом Октябрьской Революции.

В 1970-е годы выросли новые высотные микрорайоны, сооружены новые школы, детские комбинаты, лечебные учреждения, профилактории, магазины и предприятия общественного питания. В 1950—1951 учебном году функционировало 45 общеобразовательных школ (в 1943—1944 только 30 школ), количество учащихся постоянно увеличивалось: 11 654 в 1943/1944 году, 24 490 в 1947/1948, 32 168 в 1949/1950, 34 567 в 1950/1951 году. Работало множество внеклассных кружков (в 1949/1950 учебном году их посещали 10 270 учащихся), в спортивных секциях занималось более 11 000 человек. Организовано проходили школьные летние каникулы — в 1950 году в пионерских лагерях находилось 15 000 детей.

Медицинскую помощь населению оказывали уже 32 больницы и поликлиники, 7 санэпидстанций, 44 аптеки и другие медицинские учреждения. На многих предприятиях действовали профилактории и ночные санатории. На берегу моря разместились многопрофильный санаторий «Металлург», детский санаторий имени Н. К. Крупской, дом отдыха «Мир» и 3 крупных санатория-профилактория, лагеря отдыха пионеров и школьников. К 30-летию Великой Победы в парке культуры и отдых имени 50-летия Великой Отечественной войны установлен бронекатер, затем огонь вечной славы, установлен танк «Т-34».

Богатой была и культурная жизнь города: 2 сентября 1970 года решением горисполкома был утверждён герб города Жданова. В 1970 году состоялось открытие плавательного бассейна «Нептун», а народный театр ДК «Азовсталь» стал лауреатом Всесоюзного конкурса, проведённого в честь столетия со дня рождения В. И. Ленина. Режиссёр этого театра заслуженный работник культуры УССР Л. А. Бессарабов награждён орденом Трудового Красного Знамени. 1 июля того же года Ждановский морской клуб ДОССАФ преобразован в морскую школу ДОСААФ, готовившую рулевых-сигнальщиков для Военно-морского флота СССР. В феврале 1971 года в Жданове открылся I Республиканский кинофестиваль «Человек труда на экране» на приз «Рабочей газеты». В 1971 году открыт выставочный зал А. И. Куинджи. В январе 1972 года концертный духовой оркестр ДК «Искра» (директор — В. Н. Папушников) удостоен звания народного коллектива. 1 февраля 1972 года в легкоатлетическом манеже «Азовсталь» состоялся товарищеский матч между сборными командами боксёров СССР и США. 28 декабря 1972 года в драматическом театре состоялся торжественный слёт молодёжи, посвящённый 50-летию образования СССР. 24 июля 1973 года на водной станции «Азовстали» проходил чемпионат СССР по морскому многоборью, в котором принимали участие около 200 спортсменов из 13 союзных республик. 10 сентября 1973 года в торжественной обстановке в связи с 30-летием со дня освобождения города от немецких захватчиков открыт памятный знак (самолёт) «Воинам-освободителям». 24 мая 974 года в городе побывал почётный гражданин Жданова — прославленный лётчик, трижды Герой Советского Союза, депутат Верховного Совета СССР, маршал авиации А. И. Покрышкин. В 1974 году первое место в области и переходящее Красное знамя завоевало по итогам соцсоревнования за 1974 год Ждановское городское отделение Украинского общества охраны природы, а коллектив физкультуры ЖЗТМ получил статус спортивного клуба с именем «Новатор». В феврале 1975 года комсомольско-молодёжные коллективы города включились во Всесоюзное соревнование по случаю 30-летия Победы в Великой Отечественной войне, проходящее под девизом «За себя и за того парня». 18 декабря 1975 года трудящиеся города досрочно выполнили задания девятой пятилетки, дополнительно к плану реализовано продукции на 86 миллионов рублей, более 40 видам продукции присвоен государственный Знак качества. В городе за период девятой пятилетки (1971—1975 годы) построено новое здание железнодорожного вокзала, таксомоторный парк, пивоваренный завод, новый цех гормолокозавода, реконструированы кондитерская и чулочная фабрики. В 1976 году за высокие показатели в соцсоревновании 18 трудовых коллективов города Жданова занесены в книгу трудовой славы на ВДНХ УССР. 12 марта 1977 года городу Жданову вручено переходящее Красное знамя ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ за победу во Всесоюзном социалистическом соревновании в первом году десятой пятилетки. 1 ноября 1977 года трудящиеся предприятий города выполнили социалистические обязательства, взятые к 60-летию Октябрьской Революции: введено в строй около 300 тыс. квадратных метров жилья, 3 новые школы, 5 дошкольных учреждений, мясокомбинат, агрегат горячего оцинкования на заводе имени Ильича и ряд других объектов. 24 ноября 1977 года в Жданове открылось 50-е юбилейное заседание Постоянной комиссии Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) по чёрной металлургии. Это третье заседание комиссии, которое проводилось в нашем городе. 20 февраля 1978 года общественность города отметила 30-летие творческой деятельности актёра Донецкого областного русского драматического театра заслуженного артиста РСФСР Г. М. Лесникова. 25 апреля того же года отметили «золотой» юбилей сталевара, соратника Макара Мазая, Героя Соцтруда И. А. Лута — 50-летие трудового стажа работы на заводе. 8 — 12 мая 1978 года в честь Дня победы в городе проходили встречи с ветеранами 9-й гвардейской Мариупольско-Берлинской авиационной истребительной дивизии. 14 мая того же года мариупольцы принимали большую делегацию представителей трудящихся Магдебургского округа ГДР, прибывших в составе поезда дружбы в Донецкую область. 8 сентября 1978 года в драмтеатре состоялось торжественное заседание, посвящённое 200-летию города. Прибывший на торжества Председатель Совета Министров УССР А. П. Ляшко зачитал Указ о награждении города орденом Октябрьской Революции и прикрепил награду к городскому знамени. В 1978 году при ДК Карла Маркса завода имени Ильича создан детский театр «Ребята». В 1978 году в связи со 100-летним юбилеем Донецкий областной русский драматический театр (город Жданов) награждён орденом «Знак Почёта», в театре работало тогда 12 народных и заслуженных артистов. 22 — 28 февраля 1979 года в легкоатлетическом манеже завода «Азовсталь» проходил чемпионат Советского Союза по стрельбе из лука в закрытых помещениях. 28 декабря 1979 года открылся санаторий-профилакторий «Чайка» завода имени Ильича.

С развитием экономики города росло и количество его жителей: 1958 год — 280,3 тыс. чел, 1970 год — 436 тыс. чел, 1989 год — 540,3 тыс. чел. К концу 80-х годов в Мариуполе было 44 промышленных предприятия, 44 строительных и 10 транспортных организаций.

Общественная жизнь города в 1980-х годах

На 1 января 1980 года население города составило 522 900 человек. 10 января 1980 года Министерство культуры УССР присвоило музею металлургического завода «Азовсталь» звание народного. В музее были собраны и бережно хранились документы, фотографии, вещи, отражающие историю предприятия. 10 июня того же года в ДК «Искра» открылось Всесоюзное совещание машиностроителей. Более 100 специалистов-создателей новых типов железнодорожных вагонов, металлургического и горнорудного оборудования, строительных и полиграфических машин, оборудования для энергетики и нефтехимии собрались, чтобы обменяться опытом, наметить планы на будущее. 17 июля 1981 года по случаю открытия памятника Г. К. Орджоникидзе в городе состоялся митинг. 20 — 24 октября 1981 года в городе проходил VI республиканский кинофестиваль «Человек труда на экране» (в 4-й раз в Жданове), главный приз достался фильму «Крупный разговор» (прообразом главного героя стал знаменитый ждановский строитель Герой Соцтруда М. С. Бодашевский). Здоровье жителей города по состоянию на 1981 год охраняла развитая система здравоохранения: 23 лечебно-профилактических учреждений, в том числе 6 объединённых больниц, 4 специализированные больницы (детская, скорой помощи, физиотерапевтическая, психиатрическая), 2 отдельных родильных дома, 7 диспансеров, 5 поликлиник, 2 стоматологические поликлиники, 6 санстанций, дезинфекционная станция, дом ребёнка, детский санаторий имени Крупской, санаторий «Меаллург», медсанчасть УВД. Систему здравоохранения города обслуживали 1 692 врача (в том числе 13 кандидатов медицинских наук) и 4 917 средних медицинских работников.

22 февраля 1982 года коллектив Донецкого областного русского драматического театра, театральная общественность торжественно отметили 70-летие со дня рождения и 50-летие служения театру народного артиста УССР кавалера ордена Трудового Красного Знамени Б. А. Сабурова. 15 июля 1982 года в торжественной обстановки был открыт новый Дворец металлургов завода имени Ильича, который располагал зрительным залом на 1 200 мест, кинозалом на 385 мест, спортзалом для игровых видов спорта (директором стал заслуженный работник культуры УССР В. П. Головань). В декабре 1982 года указом Президиума Верховного Совета УССР звание заслуженного учителя УССР присвоено Липке Л. Г. — преподавателю среднего городского профтехучилища № 4, а Почётное звание заслуженного работника профтехобразования УССР — Новикову А. П. — директору городского ПТУ № 1. 25 — 28 февраля 1984 года во дворце культуры «Искра», ДК Металлургов и в драматическом театре прошли гастроли театра-студии народного артиста СССР Сергея Образцова «Люди и куклы» со спектаклем «Остановите музыку». 15 октября 1984 года указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание «Мать-героиня» 31 матери, проживающим в УССР, в том числе высокой награды была удостоена Курильченко М. И. — жительница Жданова. В 1983 — 1984 годах трудящиеся города перечислили в советский фонд мира 1 112 062,18 рублей.

Перестройка в СССР, которая началась с инициативы советского лидера Михаила Горбачева, принесла много изменений в общественную жизнь города. В начале 80-х годов город захлестнула волна подростковой преступности, так называемые «войны микрорайонов». Кинофильм «Маленькая Вера» режиссёра-мариупольца В. Пичула, который вышел на экраны СССР летом 1988 года, наглядно показал моральную деградацию молодёжи промышленных городов СССР в начале перестройки.

В 1985 году население Жданова составило 523 450 человек (а на 1 января 1986 года — 547 200 человек). В январе 1985 года кинематографисты комбината «Азовсталь» завершили производство документального фильма «Сталевары», посвятив свою работу 50-летию мартеновского цеха. В апреле 1985 года Донецкий областной русский драматический театр за спектакль «Бои имели местное значение» удостоен диплома первой степени на Республиканском смотре спектаклей (г. Киев), а коллектив театра был награждён денежной премией. В июне того же года Флотилия городского клуба юных моряков имени Красной Азовской флотилии пополнилась 10 новыми учебно-парусными шлюпками типа ЯЛ-6 и ЯЛ-4 (изготовлены по решению Главнокомандующего ВМФ адмирала флота СССР С. Г. Горшкова). Почётный диплом Малого театра СССР за активное участие в пропаганде отечественной классики в период Всесоюзного смотра самодеятельного художественного творчества вручен коллективу театра-клуба «Диалог» ДК Строителей треста «Азовстальстрой». 22 — 25 октября 1987 года в Жданове в 4-й раз проводился фестиваль гитарной музыки (представители из 25 городов СССР).

В конце 80-х годов в Жданове появились первые общественные организации, не контролируемые коммунистической властью (по тогдашней терминологии «неформальные»), которые выступали за ликвидацию экологической опасности (движение «За чистый воздух»), возвращение городу его исторического имени (А.Жданов был апологетом сталинской внутренней политики после Второй мировой войны и ассоциировался с репрессиями 40-х годов против культуры — «За Мариуполь»), за возрождение национальных культур (ТУМ, МЕКПТ, общество имени митрополита Игнатия, МТГ), за общую демократизацию общественной жизни и отстранения от власти КПСС (Мариупольский гражданский форум).

С 13 января 1989 года городу Жданову, по просьбе его жителей, возвращено историческое название — Мариуполь. Совет Министров СССР принял постановление № 46, которым отменил правовые акты об увековечении памяти А. А. Жданова. В течение недели были демонтированы три памятника Жданову, закрыт его мемориальный музей.

В 1989 годах в школах города снова начали преподавать новогреческий язык.

Жилищное строительство

Темпы строительства жилищного фонда в 1980-х годах несколько замедлились по сравнению с предыдущими десятилетиями, однако продолжалось строительство культурных, образовательных, спортивных сооружений, активно проходило благоустройство города, развитие инфраструктуры. За годы X пятилетки в Жданове было построено около 800 000 м² жилья. 21 июня 1980 года по решению бюро Ждановского горкома ЛКСМУ проведен комсомольско-молодёжный субботник, посвящённый Дню Советской молодёжи. Более 40 000 молодых людей работали на строительстве стана «3000» на заводе имени Ильича, сталькомплекса и стадиона на ПО «Ждановтяжмаш», в парках и скверах и на других объектах. В 1980 году вступил в строй больничный городок завода «Азовсталь» (район 17-го микрорайона) со стационаром на 620 коек и поликлиникой на 1 200 посещений в смену. Стоимость комплекса составила 5 млн рублей. В том же году в городе прошла республиканская школа передового опыта строителей на базе треста «Ждановметаллургстрой», в работе которой приняли участие известные строители из многих крупнейших городов Украины. В 1981 году было сдано в эксплуатацию 117 200 м² жилья, 1 школа, 1 гостиница (2 декабря окончено строительство гостиницы «Дружба» комбината имени Ильича), 11 предприятий общественного питания и торговли. На 1 июня 1982 года в городе насчитывалось 6 парков, 76 бульваров и скверов общей площадью 492 га, общая площадь зелёных насаждений составляла 9 766 га (65,4 % от площади города), было протянуто 819 км водонапорных сетей и 900 км дорог. 10 декабря 1982 года сдано в эксплуатацию здание поликлиники завода имени Ильича. В 1983 году жилищный фонд города составил 7,8 млн м², это 158 000 квартир.

За годы XI пятилетки жилищный фонд города вырос на 528 900 м², а суммарная общая площадь к 1986 году достигла 7 936 800 м². 21 августа 1987 года состоялось торжественное открытие санатория-профилактория «Здоровье», построенного методом народной стройки для трудящихся ПО «Ждановтяжмаш», а 28 декабря того же года открылся новый Городской дворец пионеров и школьников. Строительство дворца пионеров было высоко оценено на республиканском конкурсе на лучшие жилые и гражданские здания УССР: в январе 1988 года коллективу СУ-7 треста «Ждановжилстрой» был вручен диплом второй степени. 21 апреля 1988 года на площади предполагаемого будущего административного центра города (пересечение проспектов Строителей и Ленина) был открыт памятник В. И. Ленину.

Наука и образование

По состоянию на 1980 год в 62-х общеобразовательных школах города обучалось 62 200 учащихся, а в 13 вечерне-сменных школах рабочей молодёжи — 8 400 человек. В 1983 году в городе было 202 библиотеки с фондом книг 5 748 708 томов и 343 560 читателями, 25 дворцов культуры и клубов и 11 кинотеатров. В 293 кружках занималось 8 332 человека, а 16 коллективам художественной самодеятельности было присвоено звание «Народный».

Спорт в городе

Город добился высоких результатов в спорте. 26 июля 1980 года на XXII Олимпийских играх в Москве воспитанник спортивного клуба «Азов» Александр Сидоренко стал олимпийским чемпионом по плаванию на дистанции 400 метров. 19 апреля 1981 года в ждановском дворце спорта «Спартак» был открыт чемпионат УССР по боксу. В мае 1983 года золотую медаль VIII Спартакиады Украины по боксу (проходила в Горловке) завоевал Андрей Жигалов (ДСО «Спартак», тренер В. Кленин), а серебряную — Анатолий Микулин (СК «Азов», тренер С. Царёв). В 1983 году в Жданове проживали 4 мастера спорта международного класса, 25 мастеров спорта СССР, 161 кандидат в мастера спорта, 743 спортсмена 1-го разряда, 60 668 спортсменов массовых разрядов, 69 034 значкистов ГТО. В 1983 году в городе было 3 стадиона, 87 спортивных залов, 6 плавательных бассейнов, 121 баскетбольная площадка, 160 волейбольных площадок, 38 футбольных полей, 61 стрелковый тир. Физкультурой в городе занималось 183 000 человек.

Изменения административного статуса

• 2 июня 1945 года, согласно постановлению Сталинского облисполкома, произошло переименование ряда населённых пунктов (преимущественно бывших немецких колоний): хуторы Гек, Вальдгейма и Бранд Буденовского района были переименованы в хуторы Зелёная Роща, Свободный и Щорса соответственно, хуторы Нейгейм, Марксфельд Больше-Янисольского района — в хуторы Тимошенко и Куйбышево, хутор Ратке Виноградского сельсовета Мариупольского района в хутор Подгорный, хутор Блюменталь Старо-Керменчикского района в хутор Садовый. Тогда же был переименован целый ряд хуторов и сельсоветов Тельмановского района:
  • Старо-Мариентальский сельсовет — в Малиновский (центр — Малиновка)
  • Корнтальский сельсовет — в Красноармейский (центр — хутор Красноармейский)
  • Гринтальский сельсовет — в Мичуринский (центр — село Мичуринское)
  • хутор Розенфельд — Свободный
  • хутор Нейгейм — Ясиновка
  • хутор Фридрихсталь — Красновка
  • хутор Принцфельд — Григорьевка
  • хутор Марксфельд — Богдановка
  • хутор Вассерайх — Водное
  • хутор Реш-Хрещатик — Хрещатик
  • хутор Климуш — Речной
  • хутор Хантарама — Степной
  • хутор Розовка — Октябрьский
  • хутор Новая-Мариенталь — Новосёловка
  • хутор Вагнер — Набережный
  • хутор Бирт — Орловка
  • хутор Витава — Лозоватка
  • хутор Райирив — Привольный
• 15 августа 1945 года в целях улучшения административно-хозяйственного руководства промышленностью и сельским хозяйством крупного промышленно-портового города и создания необходимых условий для быстрейшего восстановления промпредприятий, социально-культурных учреждений, городского коммунального и жилищного хозяйства, а также учитывая ходатайства партийных и советских организаций Мариуполя, исполком Сталинского облсовета депутатов трудящихся издал постановление о разукрупнении Мариупольского района на 2 самостоятельных района: Мариупольский городской (центр — Мариуполь) и Приморский сельский (центр — Сартана).

В административном обслуживании Мариупольского городского района остаются территории Молотовского райсовета, Портовского райсовета, Орджоникидзевского райсовета. Границы городской черты остаются без изменений. В состав вновь образованного Приморского района включены сельские советы: Келлеровский, Чермалыкский, Македоновский, Кальчикский, Бердянский, Виноградновский. В него вошли также поселковые советы: Старокрымский, Сартанский; населенные пункты колхозов «Червоный Орач», «Шлях Ильича», «Червоне господарство» и совхоза «Портовской», расположенные по Самариной балке и исключенные из административного обслуживания Портовского района Мариуполя. Кроме того, включен Чердаклыкский сельский совет, исключенный из состава Володарского района. Центр вновь образованного Приморского района — посёлок Сартана — переименован в посёлок Приморский.

• 28 декабря 1956 года решением Сталинского облисполкома переименованы: посёлок Кальчикстрой в Каменский (Камянское, сейчас — в черте Мариуполя), посёлок Ждановского рудоуправления — в посёлок Донское, объединены населённые пункты Федосеевка и Талаковка (в пгт Талаковка).
• 21 октября 1957года указом Президиума Верховного Совета УССР Молотовский район города Жданова переименован в Жовтневый район.
• 21 апреля 1958 года исполкомом Сталинского облсовета посёлок Каранского карьероуправления переименован в посёлок Мирное.
• 5 мая 1958 года переименован Буденовский район в Новоазовский район (указом Президиума Верховного Совета УССР).
• 9 мая 1958 года решением Сталинского облисполкома получили название населённые пункты Володарского района: посёлок совхоза «Диктатура» — посёлок Малиновка, посёлок Азовского лесничества — посёлок Лесное, посёлок Ново-Янисольского лесничества — посёлок Новая Роща, а село Будённое переименовано в село Луговое; Першотравневого района: село Ворошиловка — в село Камышеватое.
• 27 сентября 1958 года посёлок городского типа Камянское Приморского района включен в черту города Жданова решением Сталинского облисполкома (сейчас — Каменск Ильичёвского района Мариуполя).
• 21 января 1959 года указом Президиума Верховного Совета УССР ликвидируется Приморский район с передачей его территории в состав Володарского, Новоазовского, Першотравневого и Тельмановского районов и в подчинение Ждановскому городскому совету депутатов трудящихся, ликвидированы также Андреевский район Сталинской области, а также Портовской район Жданова и Железнодорожный район Сталино.
• 22 января 1959 года в связи с предыдущим изменением решением Сталинского облисполкома Приморский поселковый совет Приморского района передан в подчинение Ждановскому городскому совету.
• 27 марта 1959 года решением Сталинского облисполкома Виноградновский сельский совет Новоазовского района, Старокрымский поселковый совет и Ильичевский сельский совет Першотравневого района переданы в подчинение Ждановскому городскому совету.
• 12 апреля 1961 года решением Сталинского облисполкома Талаковский поселковый совет Новоазовского района (вместе с селом Заиченко) передан в подчинение Ждановскому городскому совету.
• 9 ноября 1961 года указом Президиума Верховного Совета УССР Сталинская область переименовывается в Донецкую.
• 30 декабря 1962 года указом Президиума Верховного Совета УССР происходит реорганизация советских органов в областях Украинской ССР в областные советы депутатов трудящихся и их исполнительные комитеты. А также были укрупнены сельские районы:
  • Володарский район (центр — с. Володарское) в составе поселка городского типа Старый Крым, сельсоветов Володарского и Першотравневого районов, Анадольского и Красновского — Волновахского района, Ильичевского — Ждановского горсовета,
  • Новоазовский район (центр — пгт Новоазовск) в составе поселков городского типа Андреевка, Новоазовское, Приморское, Седово, Талаковка, сельсоветов Новоазовского и Тельмановского (за исключением Староигнатьевского и Староласпинского) районов и Виноградновского — Ждановского горсовета.
• 30 декабря 1962 года указом Президиума Верховного Совета УССР город Жданов с подчиненными его совету населенными пунктами отнесен в подчинение областного совета депутатов трудящихся.
• 6 мая 1963 года указом Президиума Верховного Совета Новоазовский район Донецкой области ликвидируется. И в состав Володарского района передаются Новоазовский, Приморский, Седовский, Талаковский поселковые советы; Безыменский, Виноградновский, Ковский, Красноармейский, Хомутовский и Широкинский сельские советы. Тогда же был организован Старобешевский район.
• в июле 1964 года решением Донецкого облисполкома Приморский (17 июля) и Старокрымский (29 июля) поселковые советы Володарского района передаются в подчинение Ильичевскому районному совету депутатов трудящихся города Жданова.
• 4 января 1965 года восстановлен указом Президиума Верховного Совета УССР Новоазовский район.
• 16 марта 1967 года указом Президиума Верховного Совета УССР создается в городе Жданове Приморский район за счёт части территории Жовтневого района.
• 14 августа 1968 года решением Донецкого облисполкома Талаковский поселковый совет Новоазовского района передается в подчинение Орджоникидзевскому районному совету города Жданова. А села Павлополь, Пищевик и Черненко Талаковского поселкового совета передаются в подчинение Красноармейскому сельскому совету Новоазовского района.
• 24 сентября 1979 года указом Президиума Верховного Совета УССР в черту города Жданова включается село Червоне господарство Ильичевского сельского совета Першотравневого района общей площадью 76,5 гектара.
• 8 августа 1989 года указом Президиума Верховного Совета УССР селу Приморское возвращено прежнее наименование Урзуф.
• 24 июня 1991 года указом Президиума Верховного Совета УССР селу Жовтневое возвращено прежнее наименование Македоновка.

См. также

• История Мариуполя в досоветский период
• История Мариуполя в современный период

Отрывок, характеризующий История Мариуполя в советский период

– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.

Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.