Репортёры без границ

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Репортеры без границ»)
Перейти к: навигация, поиск

Репортёры без границ (РБГ) (фр. Reporters sans frontières; RSF) — влиятельная международная неправительственная организация. Миссия организации, заявленная на её сайте: "Защита свободы прессы, журналистов и сетян во всём мире[1]. Девиз организации: "Без свободной прессы ни об одной борьбе никогда не узнают"[2] . Организация борется против цензуры и за освобождение журналистов, находящихся в заключении из-за своей профессиональной деятельности. При этом организация опирается на параграф 19 Всеобщей декларации прав человека. Организация была основана в 1985 году в Монпелье[3], её центральный офис базируется в Париже.





Деятельность в России

Реакция на убийство Пола Хлебникова

В отчете за 2005 год организация обратила внимание на убийство в России главного редактора журнала Forbes на русском языке Пола Хлебникова. Спустя год после убийства прокуратура закрыла расследование и заявила, что «заказал» Хлебникова чеченский полевой командир Хож-Ахмед Нухаев.[4]

Реакция на закрытие интернет-газеты «Курсив»

Организация осудила закрытие ивановской интернет-газеты «Курсив» и возбуждение уголовного дела ст. 319 УК РФ «Оскорбление представителя власти» в отношении главного редактора газеты Владимира Рахманькова из-за публикации 18 мая 2006 года статьи «Путин как фаллический символ».

По мнению правозащитников, сайт закрыли в результате давления со стороны местных властей, а действия провайдера свидетельствуют о том, что интернет-издания в России вынуждены работать в атмосфере страха. В заявлении организации «Репортёры без границ» указывали на то, что предъявленные журналисту обвинения безосновательны, следствие — непрозрачно, а также на тот факт, что доступ к изданию был закрыт без решения суда.

Версию провайдера о том, что издание было закрыто за долги, «Репортёры без границ» сочли не соответствующей действительности [5] .

Сам Рахманьков был признан виновным по вышеуказанной статье УК 9 января 2007 года Ивановским областным судом[6].

Финансирование

Согласно финансовым отчётам организации за 2011 год[7], её доходы составили более €4,000,000, 37.2% которых получены от продажи фотоальбомов (авторы которых бесплатно предоставляют свои авторские права и которые бесплатно рапространяются через магазины и киоски, а также от продажи дополнительных товаров, таких как продажа футболок и т.п. [8].

Более 20% финансирования приходит от частных групп, таких как Sanofi-Aventis (€400,000, 10% бюджета[9]), Франсуа Пино, Fondation de France (фр.), Институт Открытое Общество Джорджа Сороса, Sigrid Rausing Trust (англ.), Benetton, Center for a Free Cuba (англ.) (который пожертвовал €64,000 в 2002 году)[9][10]. Кроме того, Saatchi & Saatchi (англ.) проводила многие общественные кампании РбГ бесплатно (например о цензуре в Алжире[11]).

Часть финансирования (12% бюджета в 2007 году) поступает от правительственных организаций[12]. По словам президента RSF Робера Менара, прямые пожертвования от французского правительства составляют 4,8% бюджета организации; общая сумма правительственной помощи - 11% бюджета (включая деньги от французского правительства, ОБСЕ, ЮНЕСКО и Международной организации франкофонии)[13]. Даниэль Жункуа, вице-президент французского отдела RSF (а также вице-президент НПО Les Amis du Monde diplomatique), утверждает, что получаемое от Национального фонда демократии финансирование, которое достигает суммы €35,000[9], не влияет на беспристрастность организации[13]. Китайский вебсайт организации получает финансовую поддержку от Тайваньского фонда за демократию[14], проправительственной организации, финансируемой министерством иностранных дел Китайской Республики[15].

Организация часто обвиняется в непрозрачности бюджета. [16].

Как сказано на сайте организации, книги, издаваемые Репортёрами без границ, продаются во французских киосках и супермаркетах Fnac, Carrefour, Casino, Monoprix и Cora, на вебсайтах alapage.com, fnac.com и amazon.fr, а также A2Presse и более чем в 300 книжных магазинах по всей Франции[17].

Журналист Салим Ламрани[неавторитетный источник?] подсчитал, что RSF должна была продать 170,200 книг в 2004 и 188,400 в 2005 году, чтобы заработать более $2 миллионов, заявленных организацией в виде дохода[18]. В действительности продажи книг RSF составили в 2007 году $230,000[19].

Индекс свободы слова

«Репортеры без границ» ежегодно публикует на своём [www.rsf.org веб-сайте] индекс свободы слова более чем 160 стран мира.

В 2004 году Россия заняла 140-е место из 167. В докладе организации за 2005 год Россия заняла в списке из 167 стран 138-е место — между Ираком и Филиппинами. Замыкает список Северная Корея, следующая за Эритреей и Туркменистаном. В докладе организации за 2006 год Россия заняла в списке из 168 стран 147-е место. В докладе за 2007 год, опубликованный 16 октября 2007, Россию поставили 144-е место между Йеменом и Тунисом.

В 2013 году Россия заняла 148-е место из 179 между Филиппинами и Сингапуром. Замыкает список Эритрея, следующая за Туркменистаном и Северной Кореей.

Методика расчёта ИСС

ИСС рассчитывается на основе ответов на специальную, обновленную в 2013 году, анкету, которую заполняют партнерские организации РБГ, активисты, корреспондентов РБГ (около 150 человек в около 150 стран мира) [20]. [rsf.org/index/qEN.html Анкета] содержит 87 вопросов, разбитых на шесть частей: плюрализм, независимость СМИ, цензура, законодательство, прозрачность, инфраструктура [21]. Кроме того, классификация каждой страны зависит от количества смертей журналистов и интернет-активистов, заключения в тюрьму, нападений на них и т.д. при исполнении ими профессиональных обязанностей, но только в случае, если это количество понижает, а не повышает место страны в рейтинге (например, конкретных цифр по Северной Корее практически нет). Важно отметить, что, например, журналист, покалеченный в не связанной с его работой аварии, "Репортерами без границ" в базу данных не вносится.

Таблица

Барометр свободы прессы

«Репортеры без границ» ежегодно публикует «Барометр свободы прессы», в котором приводится число журналистов, вспомогательных сотрудников СМИ, сетян и гражданских журналистов, погибших или находившихся в заключении[22]. Ниже представлены некоторые данные «Барометра»:

Погибло журналистов, вспомогательных сотрудников СМИ и сетян (включая гражданских журналистов)
Год 2002 2003 2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013
Журналисты 25 43 63 64 84 87 61 75 58 67 89 23
Сотрудники СМИ 4 3 16 5 32 22 1 1 1 2 6 1
Сетяне 0 0 0 0 0 0 0 0 0 4 48 9

Подобные отчёты публикуются также Международной федерацией журналистов (МФЖ)[23] и Международным институтом прессы (МИП)[24], однако их данные могут отличаться от данных РБГ.

Критика

Журналист Фолкер Бройтигам указывает на то, что организация критикует только враждебные США страны, такие как Куба, Белоруссия или Россия. В то же время режимы дружественные США, такие как, к примеру, Филиппины или Саудовская Аравия, в которых свобода слова отсутствует практически полностью, не подвергаются никакой критике со стороны этой организации. Также отсутствуют оценки по отношению к свободе слова в самих западных странах.[25]

Достоверность информации

Критики обвиняют организацию в выборочности при составлении отчётов о дискриминации журналистов. Отбор объектов исследования ориентирован на список стран-изгоев, составленный Государственным департаментом США (Иран, Сирия, Северная Корея), однако информация о деятельности правоохранительных органов против журналистов в союзных США странах (Филиппины, Саудовская Аравия) или в самих США, в отчёты не включается[26].

  • Один из выпущенных Репортёрами без границ отчётов[27] о непродлении лицензии на вещание частной телестанции RCTV со стороны венесуэльской государственной телекоммуникационной компании CONATEL встретил острую критику из-за своей нечестности, спорности и ангажированности. В анализе отчёта телеканалом teleSUR под названием «Закрепление медийной лжи через 39 подлогов» (исп. La consolidación de una mentira mediática a través de 39 embustes) было приведено 39 недобросовестных пунктов отчёта[28].
  • Острую критику вызвало также то, что организация годами умалчивала факт похищения в Пакистане в декабре 2001 года направленного в командировку в Афганистан оператора Аль-Джазира Сами Аль-Хаи, которого жестоко пытали и поместили 13 июня 2002 в тюрьму Гуантанамо[29][30].
  • 16 журналистов, убитых во время налёта авиации НАТО на югославскую телестанцию RTS, не упоминались ни в одном из отчётов организации[31].

Основатель РБГ Робер Менар

В интервью, данном France Culture в 2007 году, при обсуждении случая похищения журналиста Дэниела Перла, президент RSF Робер Менар обсуждал этику пыток.[32] Менар сказал France Culture:

Где нам остановиться? Надо ли нам принять логику, которая включает в себя... так как мы могли бы делать это в некоторых случаях, 'вы похищаете - мы похищаем; вы жестоко обращаетесь - мы жестоко обращаемся; вы пытаете - мы пытаем ...?[32]

Робер Менар, секретарь РБГ в течение 20 лет, подтвердил, что они получали финансовую поддержку от Национального фонда демократии (НДФ), организации связанной с правительством США[33]. Источник подозревает НДФ во вмешательстве во внутренние дела зарубежных стран, и поэтому считает его финансирование неприемлемым для РБГ.

В 2007 году Робер Менар написал в [www.evene.fr/livres/livre/robert-menard-des-libertes-et-autres-chinoiseries-37605.php своей книге,] что ничтожная часть финансирования организации происходит от Центра за свободную Кубу (Centre for a Free Cuba (CFC) и от Национального фонда демократии,

С 2002 года мы получаем финансирование от Центра за свободную Кубу (Centre for a Free Cuba (CFC) и от Национального фонда демократии. В общей сложности в 2007 году от них мы получили 132 тысячи евро, а именно... 2,3% нашего бюджета
[34].

Связи с западными спецслужбами

В статье Джона Чериана в индийском журнале левого направления Frontline утверждалось, что RSF «обладает репутацией имеющей тесные связи с западными разведывательными спецслужбами» и «Куба называла Робера Менара главой группы по связям с ЦРУ»[35]. Организация отвергла обвинения Кубы[36].

Сотрудничество с Отто Рейхом

Люси Мориллон, представитель RSF в Вашингтоне, подтвердила в интервью 29 апреля 2005 года, что организация состоит в контакте с специальным посланником Государственного департамента США в Западном полушарии, Отто Рейхом, который уполномочен от Center for a Free Cuba (англ.) информировать европейцев о репрессиях против журналистов на Кубе[37].

Критики RSF, такие как CounterPunch, отмечали скандальность вовлечённости Рейха в деятельность этой группы, когда Рейх возглавлял Office of Public Diplomacy администрации Рейгана в 1980-х, принимавшего участие в том, что её служащие назвали «Белая пропаганда» — тайное распространение информации для влияния на местное общественное мнение об американской поддержке военных кампаний против левых правительств Латинской Америки[38][39]. Расследование деятельности агентства, проведённое директором Счётной палаты США, установило, что под руководством Отто Рейха велась «запрещённая, тайная пропагандистская деятельность … за рамками допустимой для агентства общественной информации»[40].

В 2002 году Рейх был назначен главой контрольного совета Института кооперации безопасности Западного полушария[41], известного в прошлом как Школа Америк, описанная в 2004 году в одной из публикаций LA Weekly как «учреждение обучения пыткам»[42]. Согласно данным Amnesty International, институт выпускал для американской армии и ЦРУ руководства по ведению расследований, в которых оправдывались пытки, шантаж, избиения и казни[43].

В ответ на назначение Отто Рейха на эту должность, организация School of the Americas Watch заявила «Рейх, занятый наблюдением за соблюдением прав человека в этом учреждении, это так же смешно, как лиса, сторожащая курятник. Его назначение на эту должность показывает лицемерность этого органа…Подспудные цели как школы, так и господина Рейха — продолжение управления экономическими и политическими системами Латинской Америки путём тренировки и вооружения латиноамериканских военных»[44].

Антикубинская деятельность

RSF крайне остро критиковала положение со свободой прессы на Кубе, описывая кубинское правительство как «тоталитарное» и прямо участвуя в кампаниях против него[45]. Куба занимает одно из самых последних мест в [en.rsf.org/press-freedom-index-2013,1054.html Индексе свободы прессы 2013 года]. Кампании RSF включают в себя заявления по радио и телевидению, полностраничные приложения в парижских ежедневных изданиях, постеры, распространение листовок в аэропортах, а в апреле 2003 года — захват офиса кубинского туристического агентства в Париже[46]. Парижский суд (tribunal de grande instance) обязал RSF выплатить 6000 евро дочери и наследнице Альберто Корда за несогласие с решением суда от 9 июля 2003 года о запрете использования агентством знаменитой (и защищённой авторским правом) фотографии Эрнесто Че Гевара в берете, сделанной на похоронах жертв взрыва La Coubre. RSF заявила, что фото было «заменено», чтобы не вызвать более жёсткого приговора[45][47]. На лицо Че Гевары был наложен снимок, сделанный в мае 1968 года агентом полиции по борьбе с беспорядками CRS и открытку раздавали в аэропорту Орли туристам, отбывающим рейсами на Кубу. Дочь Корда заявила газете Гранма, что «Репортёры без границ могли бы назвать себя Репортёрами без принципов»[48]. Под руководством Робера Менара RSF также ворвались в Кубинский туристический офис в Париже 4 апреля 2003 года, прервав его работу примерно на 4 часа[49][50]. 24 апреля 2003 года RSF организовала демонстрацию снаружи кубинского посольства в Париже[49].

RSF описывается как «ультра-реакционная» организация в газете Гранма, официальном органе ЦК Компартии Кубы[45]. Отношения между кубинскими властями и RSF напряжённые, особенно после ареста в 2003 году 75 кубинских диссидентов (из них 27 журналистов).

RSF отрицает, что эта кампания имеет отношение к деньгам, полученным в 2004 году от организаций кубинских эмигрантов. В 2004 году организация получила платёж в $50,000 от базирующейся в Майами группы Center for a Free Cuba, который был лично подписан специальным посланником Государственного департамента США в Западном полушарии Отто Рейхом[38]. RSF также богато финансировалась другими институциями, недружелюбно настроенными по отношению к правительству Фиделя Кастро, включая Международный республиканский институт[51].

Гаити

В 2004 году Репортёры без границ выпустили годовой отчёт по Гаити, описывающий «атмосферу террора» и постоянных нападений, которым подвергаются критически настроенные по отношению к президенту Аристиду журналисты[52].

Американское издание CounterPunch отметило:

"После изгнания 29 февраля 2004 года Жан-Бертрана Аристида RSF игнорировала почти все случаи насилия и преследования журналистов, настроенных критически к марионеточному правительству Латорту, заявляя, что свобода прессы возросла. В отчётах RSF 2005 и 2006 годов не нашлось слов осуждения для внесудебной казни журналиста и радио репортёра Абдиаса Жана, свидетели которой сказали, что он был убит полицией после того, как сфотографировал троих молодых людей, убитых полицией. Организация также проигнорировала аресты журналистов Кевина Пайна (Pacifica Radio) и Жана Ристила, а также не сумела расследовать несколько нападений на оппозиционные радиостанции"[18]

Американский журналист, специализирующийся в области прав человека, Кевин Пайна, который был арестован во время правления Жерара Латорту, сказал о RSF:

Уже давно ясно, что RSF и Робер Менар играют на Гаити не роль защитников свободы прессы, а главную роль в том, что может быть описано как кампания дезинформации против правительства Аристида. Их попытки связать Аристида с убийством Жана Доминика и последующее молчание, когда обвиняемый в убийстве сенатор Дани Туссен присоединился к лагерю противников Аристида и участвовал в президентских выборах 2006 года, это только один из многих примеров того, что представляет собой настоящая природа и роль организаций, подобных RSF. Они предоставляют ложную информацию и подтасованные отчёты, чтобы выстроить внутреннюю оппозицию правительствам, неподконтрольным и неудобным Вашингтону, чтобы облегчить последующее их устранение под предлогом притеснений свободы прессы[18]

Венесуэла

Le Monde diplomatique критиковала позицию RSF по отношению к правительству Уго Чавеса в Венесуэле, особенно во время попытки переворота 2002 года[53]. В своё оправдание Робер Менар заявил, что RSF также осудила поддержку венесуэльской прессой попытки переворота[13]. RSF также критиковали за поддержку ложной версии событий Globovision во время землетрясения 2009 года, когда она утверждала, что Globovision «преследовалась правительством и властями.»[54]

Создание зеркал запрещенных сайтов

12 марта 2015 года, во Всемирный день борьбы с цензурой в интернете, организация «Репортеры без границ» начала кампанию Collateral Freedom («Залог свободы»), в рамках которой были созданы зеркала девяти сайтов, запрещенные властями 11 стран (России, Казахстана, Узбекистана, Туркмении, Китая, Кубы, Ирана, Вьетнама, ОАЭ, Бахрейна и Саудовской Аравии). Технология основана на схеме противодействия цензуре в Китае, а зеркала размещены на серверах таких интернет-гигантов, как Amazon, Microsoft и Google, в связи с чем заблокировать зеркала довольно сложно. Из запрещенных российских сайтов избран Грани.ру. Теперь в России он доступен по адресу [gr1.global.ssl.fastly.net/ gr1.global.ssl.fastly.net/] Организация намерена обеспечивать работу зеркал несколько месяцев[55].

Напишите отзыв о статье "Репортёры без границ"

Примечания

  1. [en.rsf.org/our-mission-05-07-2011,40599.html Наша миссия  (англ.)]. Сайт организации «Репортёры без границ». Проверено 8 декабря 2011. [www.webcitation.org/65Z32Jde2 Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
  2. [www.rsf-ch.ch/files/dossierpresseyab.pdf Sans une presse libre, aucun combat ne peut être entendu].
  3. [en.rsf.org/who-we-are-12-09-2012,32617.html Who we are ? - Reporters Without Borders]
  4. [www.newsru.com/russia/20oct2005/vottakvot.html «Репортеры без границ»: свобода прессы в России на уровне Ирака]
  5. [grani.ru/Internet/Netlaw/m.106475.html «Репортеры без границ» осудили закрытие ивановской интернет-газеты]
  6. [www.cursiv.ru/?publication=6721.htm 9 января Ивановский областной суд поставил точку в уголовном деле "Путин против Рахманькова"]
  7. [en.rsf.org/annual-accounts-2011-03-07-2012,42944.html ANNUAL ACCOUNTS 2011]
  8. [boutique.rsf.org/ Бутик "Репортеров без границ"]
  9. 1 2 3 Marie-Christine Tabet. [www.lefigaro.fr/actualites/2008/04/21/01001-20080421ARTFIG00365-revelations-surlefinancement-de-reporters-sans-frontieres.php Révélations sur le financement de RSF  (фр.)]. Le Figaro (21.4.2008). [web.archive.org/web/20080422064727/www.lefigaro.fr/actualites/2008/04/21/01001-20080421ARTFIG00365-revelations-surlefinancement-de-reporters-sans-frontieres.php Архивировано из первоисточника 22 апреля 2008].
  10. [web.archive.org/web/20070619020137/www.rsf.org/article.php3?id_article=22503 reporters sans frontières : liberté de la presse, contre la censure, information libre, défense des libertés]
  11. [www.elwatan.com/spip.php?page=article&id_article=21040 Atteintes à la liberté de la presse en Algérie], El Watan, 11 June 2005  (фр.)
  12. [web.archive.org/web/20080701194207/www.rsf.org/article.php3?id_article=27672 Income and expenditure]
  13. 1 2 3 Daniel Junqua, [www.monde-diplomatique.fr/2007/08/A/15044 Reporters sans frontières], Le Monde diplomatique, August 2007  (фр.)
  14. www.rsf-chinese.org/spip.php?article59 rsf-chinese about page, paragraph 14
  15. www.tfd.org.tw/english/about.php?id=en0101 TFD about page, paragraph 3
  16. [www.chemarx.org/spip.php?article403 Максим Вивас "Скрытое лицо "Репортеров без границ"]
  17. [en.rsf.org/annual-accounts-2009-06-07-2010,37870.html Annual accounts 2009]. Reporters Without Borders (6 July 2010). [www.webcitation.org/65Z337EWM Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012].
  18. 1 2 3 CounterPunch. [www.counterpunch.com/barahona08012006.html Reporters Without Borders and Washington's Coups]
  19. web.archive.org/web/20080701194207/www.rsf.org/article.php3?id_article=27672 (недоступная ссылка — историякопия)
  20. [fr.rsf.org/IMG/pdf/2013_wpfi_methodologie.pdf Методология расчета Индекса свободы слова "Репортеров без границ"]
  21. Опросник "Репортеров без границ"[rsf.org/index/qEN.html Опросник "Репортеров без границ"]
  22. [en.rsf.org/press-freedom-barometer-journalists-killed.html Журналисты, погибшие в 2013 году  (англ.)]. Сайт организации «Репортёры без границ». Проверено 19 июня 2013. [www.webcitation.org/6HUHwDNYE Архивировано из первоисточника 19 июня 2013].
  23. [www.ifj.org/en/articles/ifj-renews-call-to-un-and-governments-to-halt-slaughter-of-journalists-after-121-killings-in-bloody-2012 IFJ Renews Call to UN and Governments to Halt Slaughter of Journalists after 121 Killings in Bloody 2012  (англ.)]. Сайт МФЖ. Проверено 19 июня 2013. [www.webcitation.org/6HUHxhJGn Архивировано из первоисточника 19 июня 2013].
  24. [www.freemedia.at/our-activities/death-watch.html IPI Death Watch  (англ.)]. Сайт МИП. Проверено 19 июня 2013. [www.webcitation.org/6HUHywyFQ Архивировано из первоисточника 19 июня 2013].
  25. [www.rundfunkfreiheit.de/meldung_volltext.php3?si=45b8c616552aa&id=445cacbfad690&akt=brancheninfos_medienpolitik&view=&lang=1 Reporter ohne Scham-Grenzen]
  26. Volker Bräutigam: [www.rundfunkfreiheit.de/meldung_volltext.php3?si=45b8c616552aa&id=445cacbfad690&akt=brancheninfos_medienpolitik&view=&lang=1 Reporter ohne Scham-Grenzen], 4. Mai 2006
  27. Reporters Without Borders [www.reporter-ohne-grenzen.de/fileadmin/rte/docs/2007/Venezuela_0706.pdf Venezuela: Closure of Radio Caracas Televisión paves way for media hegemony]
  28. teleSUR: [archive.is/20120917184737/www.telesurtv.net/secciones/noticias/nota/index.php?ckl=12810 La consolidación de una mentira mediática a través de 39 embustes]
  29. Voltairenet.org: [www.voltairenet.org/article136229.html Reporters without Borders remembers (lately) Sami Al Haj], 2. März 2006
  30. Salim Lamrani: [www.voltairenet.org/article135300.html Reporters without Borders Keeps silence about journalist tortured in Guantánamo], Voltairenet.org, 7. Februar 2006
  31. José Manzaneda: [www.aporrealos.org/tiburon/a19444.html Reporteros sin fronteras… morales] 10/02/06
  32. 1 2 Jean-Noël Darde, [rue89.com/2007/08/26/quand-robert-menard-de-rsf-legitime-la-torture Quand Robert Ménard, de RSF, légitime la torture], Rue 89, 26 August 2007  (фр.)
  33. [www.venezuelanalysis.com/analysis/1125 The Reporters Without Borders Fraud] (16 мая 2005).
  34. [www.evene.fr/livres/livre/robert-menard-des-libertes-et-autres-chinoiseries-37605.php Книга Робера Менара "Свободы и прочие китайскости"]
  35. [www.flonnet.com/fl2507/stories/20080411250713100.htm Trouble in Tibet] Frontline Volume 25 — Issue 07, March 29 — April 11, 2008.
  36. Reporters Without Borders, 8 July 2005, [web.archive.org/web/20051127151450/www.rsf.org/article.php3?id_article=14352 Why we take so much interest in Cuba]
  37. [www.counterpunch.org/barahona05172005.html Reporters Without Borders Unmasked], CounterPunch, 17 May 2005
  38. 1 2 Barahona, Diana. [www.counterpunch.org/barahona05172005.html Reporters Without Borders Unmasked], CounterPunch, 17 May 2005.
  39. [www.fair.org/index.php?page=2446 The Return of Otto Reich], FAIR, 8 June 2001
  40. [www.guardian.co.uk/comment/story/0,3604,646835,00.html Friends of Terrorism], The Guardian, 8 February 2002
  41. [www.loyno.edu/~quigley/LReview-Quigley.pdf The Case for closing the School of the Americas], Bill Quigley, Brigham Young University, 2005
  42. [www.laweekly.com/news/news/teaching-torture/1495/ Teaching Torture], LA Weekly, 22 July 2004
  43. [www.amnestyusa.org/askamnesty/torture200301_1.html Amnesty International USA’s Executive Director Dr. William F. Schulz] on «Ask Amnesty», Amnesty International USA.
  44. [www.soaw.org/print_article.php?id=377 School of the Americas Watch]
  45. 1 2 3 [web.archive.org/web/20060318210826/www.rsf.org/print.php3?id_article=9477 Reporters Without Borders ordered to pay 6,000 euros to Korda’s heir over use of Che photo], RSF, March 10, 2004
  46. CounterPunch [www.counterpunch.org/barahona05172005.html Reporters Without Borders Unmasked]
  47. [news.bbc.co.uk/hi/spanish/misc/newsid_3500000/3500368.stm RSF y la foto del "Che"] (Spanish), BBC (11 марта 2004).
  48. Pedro de La Hoz, [archive.is/20120801161953/www.granma.cu/espanol/2003/julio/vier11/menard.html Ménard trasquilado — Tribunal francés prohíbe utilización espuria de imagen del Che en campaña mediática anticubana], Гранма, 11 July 2003  (исп.)
  49. 1 2 [www.france5.fr/cdanslair/D00063/314/ Quand Castro disparaîtra], France 5  (фр.)
  50. [www.crdp-strasbourg.fr/actualites/rsf/medias.htm Reporters sans frontières (2) — mobiliser médias et opinion], presentation of RWB by its delegate in Alsace, Corinne Cumerlato  (фр.)
  51. Maurice Lemoine, [www.monde-diplomatique.fr/2002/08/LEMOINE/16804 Coups d’Etat sans frontières], Le Monde diplomatique, August 2002  (фр.)
  52. [www.unhcr.org/refworld/country,,RSF,,HTI,4562d94e2,46e690edc,0.html Reporters Without Borders Annual Report 2004 – Haiti]. Reporters Without Borders (2004). Проверено 25 января 2010.
  53. Maurice Lemoine, [www.monde-diplomatique.fr/2002/08/LEMOINE/16804 Coups d’Etat sans frontières], Le Monde diplomatique, August 2002  (фр.) ([diplo.uol.com.br/2002-08,a399 Portuguese translation])
  54. Axis of Logic, 27 June 2009, [axisoflogic.com/artman/publish/Article_56162.shtml Reporters Without Borders' Lies about Venezuela]
  55. [www.svoboda.org/content/article/26896872.html Враги интернета — «Радио Свобода», 12.03.2015]

Ссылки

  • [www.rsf.org/ Официальный сайт организации «Репортёры без границ»]
  • [www.newsru.com/dossier/9434.html Досье: «Репортеры без границ»]
  • [www.voltairenet.org/article135119.html Молчание Репортеров без границ в отношении журналиста, подвергнувшегося пыткам в Гуантанамо]

Отрывок, характеризующий Репортёры без границ

– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.