Хронология истории Йемена
Поделись знанием:
Содержание
- 1 Хронология событий истории Йемена
- 2 XII век до н. э.
- 3 X век до н. э.
- 4 IX век до н. э.
- 5 VIII век до н. э.
- 6 VII век до н. э.
- 7 VI век до н. э.
- 8 V век до н. э.
- 9 IV век до н. э.
- 10 III век до н. э.
- 11 II век до н. э.
- 12 I век до н.э.
- 13 I век
- 14 II век
- 15 III век
- 16 IV век
- 17 V век
- 18 VI век
- 19 VII век
- 20 VIII век
- 21 IX век
- 22 X век
- 23 XI век
- 24 XII век
- 25 XIII век
- 26 XIV век
- 27 XV век
- 28 XVI век
- 29 XVII век
- 30 XVIII век
- 31 XIX век
- 32 XX век
- 33 XXI век
- 34 Примечания
- 35 Ссылки
Хронология событий истории Йемена
- 5000-3000 года до н. э. — В горах Йемена появляются первые поселения неолитического века.
- с 3000 года до н. э. — Жители гор начинают строить мегалитические сооружения и пользоваться инструментами бронзового века.
- III тыс. до н. э. Начало морского судоходства вдоль берегов Аравии и Северо-Восточной Африки.
- с 2000 г. до н. э. — Начало проведения ирригационных работ в вади Адхана в Марибе.
- около 1900 г. до н. э. — Территория древнего Мариба (Мариаба) усеяна значительным числом древних поселений, мест поклолений, кладбищ, сельскохозяйственных построек и ирригационных систем. Согласно радиоуглеродному анализу, первое поселение на территории Мариба возникло около 1900 г. до н. э.
- с 1400 г. до н. э. — Одомашнивание верблюда, возникновение южно-арабских торговых государств.
- I тыс. до н. э. Сокотра находится под властью правителей Хадрамаута. Некоторые исследователи полагают (проф. Мухаммад Мегалломатис), что в этот период существовала Йеменская региональная морская держава, доминировавшая в районе Аравии и Африканского Рога.
XII век до н. э.
- с 1200 г. до н. э. — В железный век на окраинах восточной пустыни появляются городские поселения. Зарождение государства Саба (Сабейское царство). Берёт своё начало Южноаравийская культура.
X век до н. э.
- 960 год — Визит правительницы Сабы (Шебы) Билкис к царю Соломону (сведения из Библии и Корана). с 965—926 гг. до н. э. — Правление царя Соломона в Израиле. Легендарная правительница аравийского царства Саба (Шеба) царица Савская (ивр. מלכת שְׁבָא, Малка́т Шва́, перс. ملكة سبأ, Малика́т Са́ба, древнеэфиоп.ንግሥተ ሳባ, Ниги́ста Са́ба), чей визит в Иерусалим к израильскому царю Соломону (правил в 965-928 до н. э.) описан в Библии.
IX век до н. э.
VIII век до н. э.
- Период рассвета Аусанского государства, предположительно, приходился на VIII век до н. э., когда Аусаном были завоёваны земли Катабана и части Хадрамаута. Точное расположение предполагаемой столицы Аусанского царства не установлено. Раскопки на месте современного холма Хагар-Асфаль (древний Хагар-Йахирр) в вади Марха позволяют предполагать наличие в этом месте крупного города или поселения со столичным статусом. Археологические находки в районе древнего Аусана свидетельствуют о сильном эллинистическом влиянии, имевшем место в позднеаусанском царстве (конец I тыс. до н. э.). Подобное влияние может быть связано с хорошо развитой караванной торговлей в Аусанском царстве, находившемся на Пути благовоний.
- с 750 г. до н. э. — Возведение плотины около города Мариб. Строительство дворцов, храмов и укреплений в Сирвахе. Появление южно-арабского алфавита. Становление независимых соперничающих государств Хадрамаут (столица — Шабва), Авсан (столица — Адан или Аден), Катабан (столица — Тимна) и Ма'ин (столица — Иасиль, затем Карнаву).
VII век до н. э.
- Сабейское царство достигло пика своего могущества в VII веке до н. э. во времена царя Kaриба’ила Ватара I.
- Аусан был покорён царями Сабы в VII веке до н. э..
VI век до н. э.
- с 500 г. до н. э. — Период процветания Сабейского царства, строительство на подъёме. Первые правители известные как мукаррибы (700—450 гг. до н. э.), позднее как цари Сабы.
V век до н. э.
IV век до н. э.
- 330 г. до н. э. По совету Аристотеля его ученик, Александр Великий (Македонский), посылает отряд греков, земляков Аристотеля, для захвата Сокотры и обеспечения доступа к лучшему в мире алоэ. Греки вытесняют с острова индусов, называвших остров «Двипа сукхадхара» («остров блаженства») и называют его Диоскорида по ассоциации с прежним названием и в качестве посвящения Диоскурам — братьям Кастору и Поллуксу, которые, в соответствии с греческой мифологией, покровительствовали мореплавателям.
- Во 2-й половине I тыс. до н. э. цари Сабы теряют контроль над многими территориями, а доминирующая роль в Южной Аравии переходит к Катабану.
- Незадолго до конца IV или в начале III веке до н. э. Катабану во времена правления короля Джада B Джига, вероятно, в союзе с соседними государствами Минейским и Хадрамаут удалось избавиться от сабейской гегемонии.
- с 300 г. до н. э. — Упадок Греческой империи, господство Римской империи.
III век до н. э.
- Незадолго до конца IV или в начале III веке до н. э. Катабану в союзе с соседними государствами Минейским и Хадрамаут удалось избавиться от сабейской гегемонии.
- с 220-30 гг. до н. э. — Царь Сабы завоевывает г. Шабва. Череда войн за главенство.
II век до н. э.
- Саба, по не до конца понятным пока причинам, стала приходить в упадок, зато в это же время переживало бурный расцвет йеменское Нагорье, на юго-западе которого сложилось Химьяритское царство. Между химьяритами и сабеями начались войны, изначальные причины которых неизвестны.
- с 115—109 гг. н. э. — Появление государства Химьяр, соперничающего с Сабой за право ведения морской торговли через химьяритские порты (караванная торговля теряет свое значение). Корабли начинают использовать прямой торговый путь из Индии в Египет. Химьяритский период ознаменует начало интенсивного террасного земледелия. Химьяритское царство просуществовало в течение 600 лет (115—525 гг. н. э.).
- 100 г. до н. э. — Экспансия Сабы за счет завоевания государства Ма’ин.
I век до н.э.
- I век до н.э. — В Катабане была предпринята одна из первых в мире попыток создания представительной демократии в форме своеобразной «конституционной монархии».[1].
- В I в. до н. э. контроль над Марибом (Сабейское царство) устанавливает Химьяр.
- К концу I в. до н. э. химьяриты захватили большинство южноаравийских царств (Минейское, Катабанское)
- I век до н. э. — химьяриты захватили большинство пунктов морской торговли на юго-западном побережье Южной Аравии.
- Вторая половина I века до н. э. — Химьяритское государство сумело победить и присоединить к своим владениям Сабейское царство.
- В 25 г. до н. э. римский второй префект Египта (римский наместник Египта), Элий Галл, с 3 легионами и вспомогательными войсками Ирода Великого предпринял неудачный поход в регион и в пределах Мариба теряются следы его армии.
- I в. до н. э. Диодор Сицилийский пишет: «Сокотра является главным в мире поставщиком ладана и мирры. Остров является начальной точкой Аравийской „дороги благовоний“: отсюда драгоценные смолы и другие ценные товары морем доставляются в Аден и Кану» (древний хадрамаутский порт на аравийском побережье у подножья горы Хусн аль-Гураб).
- I в. н. э. Автор «Перипла Эритрейского моря» говорит о сокотрийцах в своем труде: они селятся в северной части Диоскориды. Это смешанное население из аравийцев, индийцев и греков. Остров подвластен правителю Хадрамаута.
I век
- 24 г. н. э. — Римский император Август направляет войско под предводительством Элия Галла, которому не удается завоевать Йемен и г. Мариб.
- около 25 года до н. э. химьяриты сумели покорить Сабу и включить её территорию в состав Химьяритского царства.
- 52 г н. э. Апостол Фома терпит кораблекрушение у берегов Сокотры по дороге в Индию. Он обращает греков в христианство, строит первую христианскую церковь из обломков своего корабля.
- I век — Столица Катабана город Тимна была разрушена в результате первого завоевания Катабана химьяритами в I веке н. э.
- Конец I века — Префект Египта Элий Галл предпринимает экспедицию в Южную Аравию. Борьба с пиратами на Красном море. Римляне дошли до Мариабы.
- с 100—200 гг. — г. Сана (наряду с г. Марибом) становится объединенной резиденцией правителей государства Саба.
II век
- Первая Химьяритская держава распалась в начале II в. н. э., когда от неё отделились Сабейское и Катабанское царства.
- Как самостоятельное государство, Сабейское царство возродилось и вышло из под контроля Химьяра в начале II века. Мариб вновь становится столицей независимого царства.
- Ослаблением Химьяра воспользовались также Эфиопия, занявшая красноморское побережье Йемена, и Хадрамаут, захвативший восточные районы Империи, а также завоевавший Катабанское царство через несколько десятилетий после его отделения от Химьяра.
- с 100—200 гг. — г. Сана (наряду с г. Марибом) становится объединенной резиденцией правителей государства Саба.
- II век — После восстановления независимости Катабана (Катабан был аннексирован Хадрамаутом примерно между 160—210 годами н. э.) его столица была перенесена в город Зат-Гайлум.
- 160—210 гг. — Государство Катабан распадается, Хадрамаут присоединяет к себе его территорию.
- Примерно между 160—210 н. э. Катабан был аннексирован Хадрамаутом, в то время как сабейские правители стремились подчинить себе Химьяр, которым тогда правил царь Саран Йа’уб Йухан’им (Tharan Ya’ub Yuhan’im). Сабейский царь 'Алхан Нахфан ('Alhan Nahfan), сын Йарима Аймана I (Yarim Ayman I), и его сыновья Ша’ир Автар (Sha’ir Awtar) и Йарим Айман II (Yarim Ayman II) объединились против Химьяра с Гадаратом, nagashi Аксума. Последняя держава, вероятно, сравнительно новое действующее лицо на аравийской сцене, была заинтересована в ослаблении торгового контроля химьяритов над Красным морем и его противоположным берегом, и её помощь помогла сабеям получить благоприятное соотношение сил. Но также Аксум привнес в южноаравийскую политику новый фактор, который не удавалось полностью устранить вплоть до персидского завоевания, случившегося спустя века; абиссинское присутствие превратило конфликт между Сабой и Химьяром в бессрочное противостояние за полный контроль надо всем регионом.
- Конец II века — Ситуация до сих пор не вполне ясна, но представляется, что в конце второго века над Аравией господствовали четыре государства: Химьяр (сравнительно новое образование), Саба, Хадрамаут и Катабан (Qataban).
- Во II в. н. э., после распада 1-й Химьяритской империи, Катабану на несколько десятков лет удалось восстановить свою независимость, однако в конце II в. он был завоёван Хадрамаутом, а затем перешёл под контроль Сабы. В конце того же века территория Катабана перешла под контроль Химьяра[2].
III век
- 160—210 гг. — Государство Катабан распадается, Хадрамаут присоединяет к себе его территорию.
- к III веку Химьяр вновь становится доминирующим царством в регионе.
- 217/218 гг. — Сабейские войска разрушают столицу Хадрамаута — г. Шабву.
- с 210-50 гг. — Возведение дворца Гумдан в г. Сана.
- В III в. химьяриты подчинили территорию Катабана (завоёванную перед этим Хадрамаутом), а затем в конце III век Сабу.
- 270—280 гг. — Химьяриты разбивают сабейцев. Так как Саба вновь вошла в состав Химьяритского царства, цари Химьяритского царства стали называть себя царями Саба' и зу-Райдана.
- 280—295 гг. — Химьяриты подчиняют себе государство Хадрамаут.
- 300 г. — г. Зафар становится столицей Химьяра.
IV век
- 300 г. — г. Зафар становится столицей Химьяра. Строительство дворцов в г. Зафаре (c 383 г.).
- В IV в. химьяриты последовательно подчинили территорию Хадрамаут и стали называть себя царями Саба' и зу-Райдана и Хадрамаута и Йаманата, то есть всего Йемена.
- IV век н. э. В связи с повсеместным распространением христианства в Старом Свете аравийская торговля благовониями прекращается. Мир теряет к Сокотре всякий интерес.
- В IV веке здесь, видимо, происходили смуты. В распрю тогда вмешались эфиопские цари, которые около 340 г. вторглись в страну и захватили часть юга Аравийского полуострова.
- c. 340 г. — Первые документально подтвержденные сведения о появлении христианства в Йемене. Римский император Константин II отправляет епископа Теофилиуса с острова Сокотра в химьяритский суд. Строительство церквей. Римляне и их христианские союзники из Эфиопии контролируют морские пути в регионе.
- Только около 375 г., когда власть принял Маликкариб Йухамин, химьяриты сумели покончить с эфиопским господством. К концу его царствования, Химьяр сумел значительно расшириться и объединить под своей властью всю территорию Южной Аравии.
V век
- Между концом IV века хр. э. и 525 годом некоторые из царей Химьяра (и основная часть элиты) приняли иудаизм. Это следует из найденных монотеистических надписей, Книги химьяритов и таблиц арабских историков Хамзы Исфаханского и Абу-лафиды. По крайней мере два царя совершенно точно упоминаются в этой связи: первым был царствовавший примерно в середине V века Харит ибн Амру, вторым — Зу Нувас Юсуф Асар Ясар (Масрук).
VI век
- 518 г. — Царь Зу Нувас принимает иудаизм.
- 523 г. — Зу Нувас объявляет войну абиссинцам южной Аравии и их христианским союзникам. Кровавая бойня при сдаче христианского города Наджран.
- В 525 году н. э. крещеный негус Эфиопии Аксума послал свой флот к другому берегу Красного моря. Солдаты и боевые слоны поплыли на Восток на несмоленых плотообразных судах, чтобы распространять Евангелие. В последующие десятилетия эта армия завоевала обширные территории Аравии. Первый удар был нацелен на столичный Зафар. Город, подобно небесной твердыне, располагался на высоте 2800 м над уровнем моря на потухшем вулкане. Длина его стен, изобиловавших башнями и набатными колоколами, составляла 4,5 км. В нём жили около 25 тысяч человек.[3]
- 525 г. — Абиссинская армия одерживает победу над Дху Нувасом. Химьяритское царство становится частью Аксумской империи (525—575 гг.).
- 537 г. — Абиссинский наместник Абраха, аксумский предводитель, начинает править Йеменом.
- 570 г. — Абраха предпринимает неудачное нападение на Мекку с войском, в составе которого были боевые слоны.
- с 575 г. — Химьяритские правители просят персов завоевать Йемен и изгнать абиссинцев.
- 575 г. — Падение Аксумской империи. Персы захватывают Йемен, который на протяжении полувека становится частью Сасанидской империи.
- 600 г. — Окончательное разрушение плотины в Марибе без дальнейшего её восстановления.
VII век
- 600 г. — Окончательное разрушение плотины в Марибе без дальнейшего её восстановления.
- с 628 г. — Персидский губернатор южной Аравии Бадхан принимает ислам, при жизни пророка Мухаммеда в Йемене начинается эра ислама. Арабский язык вытесняет ранний южно-арабский язык.
- В 628 жители Йемена приняли ислам, и лично пророк Мухаммед приветствовал постройку в Сане первой мечети.
- В 628 году приходит ислам и Мариб начинает приходить в упадок.
- 660 г. — Династия Омейядов в Дамаске управляет Йеменом.
VIII век
- 750 г. — Йемен находится под властью Аббасидов из Багдада.
IX век
- 819—1018 гг. — Династия Зийадидов утверждается на территории равнины Тихама.
- 847 год — Во внутренних регионах Йемена, в Санаа с 847 года доминировала местная династия Яайфу (Banu Yu’fir).[4] Появление первой независимой местной исламской династии Яфуридов; правление осуществляется из г. Санаа.
- 893 год — Яхъя ибн аль-Хусейн ибн аль-Касим ар-Расси пришёл в Йемен из Хиджаза. Он пытается построить базу зайдитской власти в регионе. Его целью было избавить население от плохих религиозных практик и довести выгоду свей версии ислама. Яхъя достиг аш-Sharafah, находящийся на некотором расстоянии от Санаа, но затем был вынужден повернуть назад, так как не нашел восторженный прием на который надеялся.
- 896 год — Некоторые племенные вожди из Саада и округа Хаулан (Khwlan) пригласил Яхъя ибн аль-Хусейн ибн аль-Касим ар-Расси вернуться и примирить раздираемые друг друга кланы в Северном Йемене.
- 897 год — Яхъя ибн аль-Хусейн ибн аль-Касим ар-Расси в очередной раз приехал из Хиджаза со своим дядей Мухаммедом и с другими родственниками. Он достиг Саада, где и был провозглашен имамом. Новый имам принял почетное имя аль-Хади иля-ль-Хакк Яхъя.[5] Новый правитель покорил Наджран, создав прочную базу среди племенных групп северного Йемена.[6]
- 898 год — Первый зайдитский имам Яхъя Аль-Хади закрепляется в г. Саада и основывает династию, просуществовавшую до 1962 г.
X век
- Январь 920. — Трехдневная битва между исмаилитами и зайдитами у Нагфаш (англ. Nughash), к северо-западу от Санаа.
- 945 г. — В Санаа умирает историк и географ Аль-Хамдани.
- 951 г. — Саид Ахмад ибн Иса Аль-Махаджир прибывает из Ирака и распространяет шафиизм (суннитская богословско-юридическая школа).
XI век
- 1012—1153 гг. — Прибытие Наджахидов (династия эмиров, правившая в 1022—1159 гг.).
- 819—1018 гг. — Династия Зийадидов утверждается на территории равнины Тихама.
- В 1035 году основана Мукалла как рыбацкое поселение. До середины XI века эта область входила в состав Омана, а затем в состав йеменских государств.
- 1047 г. — Али ибн Мухаммад ал-Сулайхи основывает династию Сулайхидов (1047—1138 гг.).
- До середины XI века эта территория Хадрамаута входила в состав Омана, а затем в состав йеменских государств.
- 1069 г. — Сулайманиды оккупируют северную прибрежную часть равнины Тихама.
- 1086—1138 г. — Королева Арва, «Билкис-младшая», из династии Сулайманидов правит Йеменом на протяжении полувека. Столица переносится г. Джибла.
- В 1099 году Хатим I бин аль-Гашим из династии Хамданидов стал независимым наследственным султаном Саны. Хамданиды признали себя вассалами фатимидского халифа.
XII век
- 1086—1138 г. — Королева Арва, «Билкис-младшая», из династии Сулайманидов правит Йеменом на протяжение полувека. Столица переносится г. Джибла.
- 1159—1173 гг. Махдиды овладевают Забидом и Харадом, представляя угрозу для Сулайманидов.
- 1173 г. — Вторжение в Йемен братьев Салах ал-Дин из Египта. Правление династии Айюбидов (1173—1228). Айюбиды господствуют на большей части Хадрамаута за исключением Тарима и Шибама (захвачен Ибн Махди в 1219 г.).
- 1173 год — первое упоминание Таиза, когда Туран-шах I ибн Айюб, брат Саладина, приезжает в Йемен. Укрепление стен города.
- 9 августа 1173 года после падения с лошади умирает отец Салах ад-Дина Айюб, и Нур ад-Дин Махмуд понимая, что у находящегося в военном походе Салах ад-Дина не осталось влияния в Каире готовится к захвату Египта. В начале 1174 года Салах ад-Дин отправляет своего брата Туран-шаха в компанию по захвату порта Аден и Йемена — возможного запасного плацдарма для врагов на случай вторжения в Египет.
- В 1173—1174 гг. (569 г. хиджры) Туран-шах во главе армии Салах ад-Дина вторгся в Йемен, что стало полной неожиданностью для йеменских правителей, ослабленных в тот момент междоусобными войнами. Туран-шах с лёгкостью завоевал государства Хамданидов в Сане, Махдидов в Забиде и Зурайидов в Адене, установив власть Айюбидов во всёй Западной Аравии и на большей части Йемена. В результате похода Туран-шаха власть Айюбидов признали также в священных городах Мекке и Медине, а также в Хадрамауте. После того, как в 1174 году Салах ад-Дин с небольшим отрядом без особого сопротивления овладел Дамаском, Хамой, Халебом и всей остальной сирийской территорией, первым своим наместником в Сирии он назначил Туран-шаха. Оставив в Йемене своего наместника, Туран-шах уехал в Дамаск.
- 1175 год — Таиз становится столицей подчинённой династии Айюбидов провинции на территории Йемена[7].
XIII век
- 1229 год — Последний правитель династии Айюбидов покидает г. Таиз и отправляется в Египет. Умар I Нур ад-дин из династии Расулидов провозглашает себя султаном Йемена. Расулиды правят в южной Аравии до 1454 г.
- 1274 год — Хабудис из Зафара захватывает Хадрамаут (впоследствии он снова отвоевывается Расулидами).
- 1288 год — Альмудаффар, II правитель Расулидов делает Таиз второй столицей династии, после Забида.
- 1298 год — Марко Поло описывает порты Йемена и о. Сокотра.
XIV век
- 1323/24 гг. — Правление зайдитских имамов (резиденция — г. Сана).
- 1328 г. — Ибн Баттута, арабский путешественник и писатель, посещает Йемен. Он посещает Таиз и описывает его как один из крупнейших и красивейших городов Йемена.
- 1379 год — Год основания Султаната Катири.
XV век
- 1454 г. — Расулиды правят в южной Аравии до 1454 г.
- 1454—1517 гг. — Южный Йемен находится под властью Тахиридов.
- В 1456 году Тахирид Амир I захватил город Санаа, однако уже в 1507 году Санаа заняли вторгшиеся из Египта Мамлюки.
- 1488 год — Племя Катири, во главе с Badr Abu Towairaq, вторгаются в Хадрамаут из горного Йемена и захватывают Тарим и затем Сайвун.[8]
- 1500 год — (примерно): Столица переносится в Сану.
XVI век
- 1500 год — (примерно): Столица переносится в Санаа.
- Январь 1507. Португальский флот короля Мануэля (1496—1521) под командованием адмиралов Тристана да Куньи и Альфонсу д’Альбукерки захватывает Сокотру. Португальцы штурмуют махрийский форт вблизи селения Сук (Шек) — тогдашней столицы Сокотры. Махрийский правитель Сокотры ат-Таваари аз-Зувейди убит. Португальцы строят в Суке церковь Богоматери Победы, оставляют на острове гарнизон из 100 человек под командой Альфонсо ди Норонья.
- Май 1507. Альбукерки руководит карательной акцией против мятежных островитян, симпатизирующих махрийцам и досаждающих португальскому гарнизону. Местные жители обложены контрибуцией.
- В 1507 году Санаа заняли вторгшиеся из Египта Мамлюки.
- В августе 1507 г. Афонсу де Албукерки высадился на острове Сокотра и основал там португальский форт, в силу удачного расположения способный парализовать всю арабскую морскую торговлю.
- 1510—1511. Махрийцы, под предводительством Хамиса и Амра, сыновей Саада бен аз-Зувейди, атакуют португальцев на Сокотре.
- 1511 год — Португальцы покидают Сокотру, так как толку от военной базы на Сокотре было мало. Власть над островом вновь переходит к султанам Махры.
- 1513 год — Толку от военной базы в Сокотре было мало, а на взятие ближайшего города на аравийском берегу, Адена, португальцам не хватало людей. Пополнив ряды своей армии индийскими добровольцами, Албукерки всё-таки отплыл в сторону Адена, но при попытке взять его с боя в 1513 году потерпел неудачу. Даже в эпоху португальцев Аден был ещё в таком цветущем состоянии и так укреплён, что сам Албукерки со своим флотом в 1513 году должен был отказаться от его завоевания.
- 1515 год — Турки-османы останавливают наступление египетских мамлюков.
- 1516 год — Таиз попадает под власть Османской империи.
- 1517 год — После вмешательства египетского паши Санаа приобрела статус автономного султаната, и власть имамов была ограничена.
- 1538 год — Паша Аль Кхадим, командующий флотом султана Османской империи — Сулеймана I Великолепного, захватывает Аден.
- 1538 год — Первая Османская оккупация (до 1630).
- 1541. Португальский адмирал Жоао ди Кастро посетил Сокотру, оставил интересное описание острова.
- 1541—1542. На Сокотре по пути в Индию побывал Франциск Ксаверий.
- Середина XVI в. Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов, сообщает: на Сокотре проводятся христианские богослужения, но нет ни священников, ни монахов.
- 1547 год — Турецкие войска берут Санаа (1200 человек убитых).
- 1548 год — жители Адена восстали против турецкого владычества и португальцы захватили его, однако, в этот же день турки под командованием Пири-реиса отбили город[9].
- 1597 год — В 16 в. Йемен был захвачен Османской империей, но уже в 1597 году в стране началось восстание под руководством зейдитского имама аль-Касема, который основал сильное теократическое государство.
- 1597—1620 гг. — Правление зайдитского имама Аль-Касима I. Возглавляемое им восстание против турков положило начало войне за независимость.
XVII век
- Сентябрь 1614 года — Голландский мореплаватель Ван ден Брукке (нидерл. Van den Broecke) установил небольшой торговый пост в Эш-Шихре, который состоял из трёх человек. В июле 1616 года пост был закрыт.
- 1600-е годы — Строительства моста в Шахаре.
- Июль 1616 года — В Эш-Шихре закрыт торговый пост, который в 1614 году установил голландский мореплаватель Ван ден Брукке (нидерл. Van den Broecke).
- c. 1618 г. — Голландцы и англичане строят фабрики в г. Мукха (Мокха).
- 1597—1620 гг. — Правление зайдитского имама Аль-Касима I. Возглавляемое им восстание против турков положило начало войне за независимость.
- 1630 год — Первая Османская оккупация (с 1538).
- 1635 г. — Зайдитские имамы изгоняют турков-османов. Начало длительного периода правления, осуществляемого из г. Санаа.
- К 1680 год — Род Аль-Абили возглавил племена Бейхана, объявил о создании независимого от Турции эмирата и был признан хашимитскими шерифами Мекки в качестве потомков Пророка Мухаммеда и, соответственно, в качестве своих кровных родственников.
XVIII век
- В 18 веке Йемен пришел в упадок, и Османская империя вновь предъявила на него свои права.
- 1720—1740 гг. — Расцвет торговли кофе сорта Мока между Йеменом и Европой.
- 1728 год — К востоку от Адена возникли маленькие независимые эмираты и султанаты, такие как Лахдж в 1728 году.
- 1728-31 гг. — Султан Лахеджа, шейх племени Абдали и приверженец шафиизма, объявляет о своей независимости и захватывает Аден.
- 1748 г. — После смерти своего отца Зайдитским имамом становится Аль-Махди Аббас.
- 1750 г. — Некий маг Ахмед аль-Хасани напал на форты племён Хашид и Бакил, но в итоге был убит.[10]
- 1750—1751 гг. — По приказу имама Аль-Махди Аббас в Санаа была построена мечеть аль-Махди.[11]
- 1759 г. — Набег людей племени Бакил на территорию подвластную зайдитскому имаму Аль-Махди Аббас и они были побеждёны.[10]
- 1763 г. — Немецкий путешественник Карстен Нибур возглавляет датскую экспедицию в Йемен. В Санаа Нибур наносит визит имаму Аль-Махди Аббас.
- 1768 г. — Возникла религиозная оппозиция против правления имама Аль-Махди Аббас. Некоторые кади пропагандируют восстание против управителей (губернаторов) имама, якобы люди из Санаа действовали еретическим методом. Однако, они не получили поддержки в дальнейшем.[10]
- 1770 г. — Был усмирён бунт племени Барат против зайдитского иммамата.[10]
- 1772 г. — Нехватка кукурузы вызвала бунт в самой столице Санаа. Аль-Махди Аббас привел силу, которая победила бунтовщиков. Ему помогали шотландский и французский ренегаты имеющие военный опыт.[10]
- 1798 г. — Англичане захватывают о. Перим.
- 1799 год — Остров Перим был оккупирован английской Ост-Индийской компанией для подготовки к вторжению в Египет.
XIX век
- 1809 г. — Ваххабиты вторгаются в Хадрамаут и оскверняют могилы.
- 1830 год — Султанат Вахиди поделён на 3 султаната и 1 виайлет.
- 1830—1858 гг. — Борьба султанов Катхири и Куаити за Шибам. Результат — совместное управление.
- 1839 г. — Британские войска под руководством капитана Хайнеса захватывают Аден, важнейший торговый и угольный порт в Красном море. Установление власти на данной территории (до 1967 г.). Египтяне отступают. Остальная часть Йемена находится под влиянием турков (за исключением Тихамы, контролируемой Хуссейном бин Али, шерифом Абу-Ариша).
- 1839 год — из Бомбея была направлена военная сила для захвата Адена. И, в январе 1839 года, несмотря на сопротивление местного населения, город был взят британскими войсками с целью предотвращения его захвата фактически независимым египетским правителем Мухаммедом Али.
- 1830—1858 гг. — Борьба султанов Катхири и Куаити за Шибам. Результат — совместное управление.
- 1841 г. — Эмиль Родигер и Уилхельм Гесениус расшифровывают древние надписи на сабейском и химьяритском языках.
- 1849 г. — Противостояние между Шарифом Хусейном и имамом. Попытка Османской империи завладеть Йеменом заканчивается провалом.
- 1850 г. — Анархия в горных районах — турки удерживают позиции на побережье.
- 1853 г. — Аден объявляется свободным портом.
- В середине 1850-х потомственные имамы были заменены сменяемыми шейхами
- 1858 год — Куайти (сыновья Умара бин Авадх эль-Куайти) отобрали город Шибам у своих противников султанов Катирисов (The Kathiris) правителей султаната Катири в 1858 году.
- 1866 год — Независимый султанат Куайти образовался в 1866 году, когда городом Шихр на берегу Аравийского моря овладел шейх арабского клана Куайти Авадх I. Шихр стал столице султаната.
- Ноябрь 1866 года — Город эш-Шихр был оккупирован Катирисами.
- Май 1867 года — Город эш-Шихр отвоёван у Катирисов и стал частью султаната Куайти.
- 1869 г. — Открытие Суэцкого канала.
- 1869 год — Остров Перим в Баб-эль-Мандебском проливе служил угольной станцией, на которой заправлялись суда, идущие через открытый в этом же году Суэцкий канал.
- с 1870 г. — В Адене появляется первая международная телеграфная станция.
- 1872 г. — Османская империя вновь оккупирует часть Йемена (включая Сану) и правит страной вплоть до 1918 г.
- 1872 год — Во времена второго завоевания Йемена Османами, имам Саид Ахмад ибн Абд аль-Рахман (кат. Sayyid Ahmad ibn Abd al-Rahman) защищал город от турок. Османы взяли Кэукэбани после семи месяцев осады.
- 1872 год — Турки-османы захватили часть страны, включая Сану в 1872 году, и оставались номинальными правителями страны вплоть до 1918 года.
- 1881 год — Куайты завоевали Эль-Мукаллу, почти полность заменив Катириcов (the Kathiris) в контроле большего части побережья Хадрамаута (территория Йемена) в Аденском заливе.
- 10 ноября 1881 года — Государства al-Shihr и al-Mukalla были объедеднены и это государство стало называться ash-Shihr Wa´l Mukalla (Quaiti Sultanate of Shir and Mukalla). Город Мукалла становится главным городом султаната аж до 1967 года.
- 1883 год — русский путешественник А. В. Елисеев (1858—1895) посетил Аден и Ходейду, оставив их описания.
- 1888 год — Великобритании удалось установить протекторат над султанатом Куайти — крупнейшим на территории Хадрамаута.
XX век
1900-е годы
- 1902 год — Куайти становятся единым султанатом который становится частью Протектората Аден Великобритании.
- Став зейдитским имамом в 1904 году после смерти своего отца Мухаммеда, также имама, Яхья бен Мухаммед возглавил восстание местных племён против Османской империи
- 20 апреля 1905 года возглавляемые Яхьей бен Мухаммедом отряды сумели захватить крупнейший город региона Сану и удерживали его в течение шести месяцев, захватив также ряд других городов.
1910-е годы
- 1911 г. — Заключение договора между турками и имамом Яхья, согласно которому султан признает полную автономию Северного Йемена. Турки сохраняют право на пребывание в стране турецкого паши и войск.
- 1914 г. — Англо-турецкая конвенция, определяющая границы между Аденским протекторатом и османскими владениями в Йемене.
- 1914-18 гг. — Первая мировая война. Имам Яхья поддерживает турков-османов.
- Июнь 1915 год — Остров Камаран был занят прибывшими из Адена английскими войсками. Шла Первая мировая война.
- 1918 год — Великобритания установила протекторат над княжеством Катири.
- 1918 год — Османская империя разгромлена, имамы снова устанавливают контроль над значительной частью Йемена.
- 1918 год — Турки уступают Таиз получившему независимость Йеменскому Королевству.
- 1919 год — Усилиями Яхьи бен Мухаммеда была создана армия королевства.
- 1920 год — Йеменское королевство получило название Йеменское Мутаваккилийское Королевство.
1920-е годы
- 1920 год — Йеменское королевство получило название Йеменское Мутаваккилийское Королевство.
- 1921 г. — После капитуляции турков англичане занимали порт Ходейда с 1918 по 1921 гг..
- 1921 г. — Имам Яхья отвоевывает порт Ходейда у Идрисидов.
- Имам Яхья также развернул активную кампанию по укреплению йеменской государственности, объединив племена Северного Йемена и подавляя восстания сепаратистов в 1922—1923 годах, и проводил курс на международное признание Йемена.
- 1923 г. — Подписание Лазанского мирного договора, определяющего границы современной Турции.
- 1923 год — После подписания Лозаннского мирного договора и распада Османской империи, остров Камаран был подчинён администрации английской колонии Аден.
- 1926 год — Первым международным договором стал договор королевства с Италией, подписанный в 1926 году в Санаа.
- 1926 год — В Анкаре (Турция) состоялись первые контакты официальных представителей Йемена с дипломатами СССР.
- 1 ноября 1928 год — Между СССР и Йеменским Мутаваккилийским Королевством заключён договор о дружбе и торговле.
1930-е годы
- 1932 год — Эмир Асира аль-Идриси провозглашает независимость эмирата от Саудовской Аравии. После подавления асирского восстания аль-Идриси бежит в Йемен.
- Март 1933 года — Посланцы имама Йемена Яхьи и короля Абдель Азиза встречаются и обсуждают возможность восстановления власти аль-Идриси. Посланники Азиза настаивали на передаче северного Асира и выдаче членов семьи аль-Идриси.
- Май 1933 года — Йемен захватывает Неджран, который считался йеменцами частью Йемена, блокирует транспортные пути из Асира в Неджд.
- 1934 год — Заключение англо-йеменского договора (г. Санаа), по которому Великобритания сохраняет за собой Аденские протектораты.
- 1934 год — Войска принца Саудовской Аравии Фейсала и его брата короля Сауда Ибн Абдула Азиза завоевывают провинцию Асир.
- 1934 год — Подписание Таифского договора (вблизи г. Ходейда), по которому провинция Асир переходит к Саудовской Аравии.
- 1935 год — Англичанка Фрейя Старк посещает Хадрамаут.
- 1937 год — Извержение вулкана в Йемене.
- 15 октября 1937 год — Продление Итало-йменского договора 1926 года.
- Конец 1930-х годов — После заключения «мира Инграмса», Хадрамаут вошёл в состав Восточного протектората Аден Великобритании.
1940-е годы
- 1944 г. — Поэт Мухаммед Аль Зубайри, «отец революции» на севере, возвращается в Йемен из Египта, но вскоре спасается бегством на юг, где формирует Партию свободных йеменцев.
- 1945 год — Король Яхья бен Махаммед поддержал создание Лиги арабских государств. Йемен входит в состав Лиги арабских государств.
- 1947 год — Принятие Йемена в ООН.
- 17 февраля 1948 года — Король Яхья бен Махаммед был застрелен наёмным убийцей в результате заговора.
- 1948 год — Первая Йеменская революция. Его место убитого короля Яхья занимает имам Ахмад. Столица переносится в г. Таиз. Таиз становится столицей Йемена с резиденцией имама.
1950-е годы
- 1950 г. — Англо-йеменская конференция в Лондоне, подписание Англо-йеменского договора.
- 1950-51 гг. — Американский археолог Вендэл Филлипс начинает археологические раскопки г. Мариба, где был открыт овальный храм, посвященный богу луны.
- 1952 г. — Имам Ахмад запрещает прослушивание радио в публичных местах.
- 1954 г. — Королева Великобритании Елизавета II приезжает с визитом в г. Аден.
- 1954 г. — Открытие нефтеперерабатывающего завода (построенного «Бритиш Петролеум») и порта на Малом Адене.
- 1955 г. — Первые выборы в законодательный совет в г. Аден.
- 1955 г. — Восстание гарнизона в Таизе, которое было подавлено через несколько дней.
- 31 октября 1955 г. — в Каире (Египет) состоялось подписание Договора о дружбе, возобновившего Договор 1928 года и установившего между СССР и Йеменом дипломатические отношения (обмен ратификационными грамотами произведен 30 марта 1956 г. в Каире).
- 23 апреля 1956 года — стороны (СССР и Йемен) договорились об открытии друг у друга дипломатических миссий (в 1956-58 гг. миссия СССР располагалась в Каире, откуда была перенесена в Таиз в 1958 году).
- 8 марта 1956 года — в Каире между СССР и Йеменским Мутаваккилийским Королевством состоялось подписание Соглашения о торговле и платежах.
- 21 июня — 11 июля 1956 года — наследный принц ЙМК Мохаммед аль-Бадр посетил СССР с дружественным визитом, в ходе которого состоялось подписание Соглашения об экономическом и техническом сотрудничестве.
- 1957 год — начало военно-технического сотрудничества между СССР и ЙМК.
- 1957 г. — Визит наследного принца аль-Бадра в Йемен.
- Начало 1958 года — Под влиянием проводимой Гамалем Абдель Насером политики, направленной против британского колониального господства на Ближнем Востоке, в Адене начало зарождаться антибританское движение, пока ещё не проявляющее себя. Вслед за созданием Объединенной Арабской Республики (создана в феврале 1958 года), Насер предложил Йемену примкнуть к союзу арабских государств, что поставило под угрозу существование Аденского протектората. Из-за страха потерять колонию, Британскими властями было принято решение об объединении отдельных южнойеменских княжеств под английской короной.
- 1958 г. — Йемен входит в состав конфедерации с Объединенной Арабской Республикой.
- 1958 год — в Таизе открылась Миссия СССР в ЙМК (перенесена из Каира).
- 1958-61 — советские специалисты начали строить портовые сооружения в Ходейде (порт «Ахмади»). Строительство длилось с 1958 по 1961 год.
- В феврале 1959 года была создана Федерация арабских княжеств (султанатов) Юга, впоследствии переименованная в Федерацию Южной Аравии (Federation of South Arabia), в которую вошли 6 княжеств Западного протектората. На востоке султанаты Катири и Куайти отказались вступать в Федерацию.
- 1959 год — советское Общество Красного Креста и Красного Полумесяца направило в Йемен 10 тыс. тонн пшеницы для помощи в преодолении последствий засухи.
1960-е годы
- 1960-е — В Таизе открываются первые в Йемене водоочистные сооружения.
- 1961 год — советские специалисты построили портовые сооружения в Ходейде (порт «Ахмади»). Строительство началось в 1958 году.
- 1961 год — Прекратила существование Объединенная Арабская Республика.
- 1962 год — Столица снова переносится в Санаа.
- 24 июня — в Сане в бывшей резиденции принца Касима разместилось Посольство СССР (перенесено из Таиза).
- 18 сентября — в Таизе скончался король Йеменского Мутаваккилийского Королевства имам Ахмед. Принц Мухаммед аль-Бадр провозглашён королём под именем Мухаммеда[12].
- 26 сентября — Йеменская армия при поддержке танков штурмом взяла королевский дворец Дар аль-Башаир в Сане. В ходе переворота (Йеменская революция 1962 года) монархия свергнута, страна провозглашена Йеменской Арабской Республикой[13]. Революционное командование свергает нового имама Мохаммеда аль-Бадра, пришедшего к власти неделей раньше (после смерти своего отца).
- 28 сентября — в Йеменской Арабской Республике сформирован Совет революционного командования во главе с Абдаллой ас-Саллялем. В тот же день в Сану и Таиз прибыли первые египетские войска[14][15].
- 29 сентября — СССР признал Йеменскую Арабскую Республику.
- 10 октября — с захвата сторонниками монархии города Саад близ границы Саудовской Аравии началась гражданская война в Северном Йемене[16].
- 30 октября — провозглашена Конституционная декларация Йеменской Арабской Республики, ставшая временной конституцией сроком на 5 лет[14].
- 8 ноября — между Египтом и Йеменской Арабской Республикой подписан договор о взаимной обороне, узаконивший пребывание в Йемене египетского экспедиционного корпуса. Вскоре Анвар Садат назначен представителем президента Насера в Йемене[16].
- 12 декабря — председатель Совета революционного командования Северного Йемена Абдалла ас-Салляль выступил с программой модернизации страны. В тот же день ему присвоено звание маршала[14].
- 19 декабря — Египет выразил готовность отозвать египетский экспедиционный корпус из Северного Йемена, если Саудовская Аравия прекратит поддержку вооружённых отрядов йеменских монархистов[17].
- 18 января — Создан Протекторат Южной Аравии из тех областей Аденского протектората, которые не вошли в Федерацию Южной Аравии. Протекторат Южной Аравии состоял из государств Катири, Махра, Куайти и Вахиди Бир Али, располагавшихся на исторической территории Хадрамаут, и султаната Верхняя Яфа, которая была частью Западного протектората Аден.
- 13 апреля — Принята временная конституция Йеменской Арабской Республики[18].
- 26 апреля — в Йеменской Арабской Республике президентским декретом создан Центральный совет по делам племён, племенным шейхам переданы права местного самоуправления и сбора налогов, членам провинциальных советов шейхов были установлены государственные оклады[18].
- 30 апреля — Египет и Саудовская Аравия подписали соглашение о разделении сил в Северном Йемене и прекращении военных действий[19]
- 20 мая — президент Египта Гамаль Абдель Насер выступил с речью, в которой заявил о единстве революционного движения в арабском мире и о том, что египетский экспедиционный корпус в Северном Йемене защищает йеменскую революцию и право Йемена на самоопределение[20].
- 26 мая — президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль подписал декрет, которым дал себе право объявлять в стране чрезвычайное положение[21].
- 1 июня — На всей территории Йеменской Арабской Республики введено чрезвычайное положение[22].
- 2 сентября — в Амране собралась конференция 500 шейхов племён Северного Йемена, мусульманских богословов и представителей властей Йеменской Арабской Республики по вопросу о будущем страны. Конференция высказалась за сохранение республиканского режима[23].
- 16 сентября — В Йеменской Арабской Республике в соответствии с решениями Амранской конференции издан указ о создании племенного ополчения[24].
- 26 сентября — открытие международного аэропорта Саны «Ар-Рахаба» («Радушие»), построенного советскими специалистами.
- 1963 год — Основание Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена (НФОЮЙ).
- 14 октября — Шейх Раджих бен Галеб Лабуза поднимает антибританское восстание йеменских племён в горах Радфана (Федерация Южной Аравии). Восстание было поддержано недавно созданным Национальным фронтом оккупированного юга Йемена[25], а начавшаяся война за освобождение Южного Йемена от власти Великобритании получила позднее название «Революции 14 октября»[26].
- 11 декабря — Генеральная Ассамблея ООН по инициативе СССР и ряда других стран приняла резолюцию № 1949 по Адену и британским протекторатам, признававшую право населения Южного Йемена на свободу и независимость и осуждавшую репрессии британских властей Адена в отношении арабов[27]
- 4 января — президент Йеменской Арабской Республики Абдалла ас-Салляль вернулся из Каира в Сану в сопровождении египетских руководителей маршала Абдель Хакима Амера и Анвара Садата[28].
- 8 января — президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль издал декрет «Об организации власти в ЙАР», выполнивший роль временной конституции[28].
- 13 январяа — король Саудовской Аравии Сауд ибн Абдель Азиз Аль Сауд, несмотря на противоречия с Египтом и с республиканским режимом в Северном Йемене, прибыл в Каир на совещание глав арабских стран[20].
- 16 января — Иордания признала республиканский режим в Северном Йемене после встречи президента ЙАР Абдаллы ас-Салляля и короля Иордании Хусейна в Каире[20].
- 10 февраля — премьер-министром Йеменской Арабской Республики назначен Хасан аль-Амри, сменивший Абдул Рахмана аль-Арьяни.
- 21 марта — подписан договор О дружбе между СССР и Йеменской Арабской Республикой[29].
- 1964 год — В горах Радфан вспыхивает антианглийское восстание, возглавляемое НФОЮЙ.
- 24 апреля — находившийся в Йемене президент Египта Гамаль Абдель Насер впервые заявил, что будет всячески поддерживать антибританское движение в Адене.[30]
- 27 апреля — принята постоянная конституция Йеменской Арабской Республики.[30]
- 29 апреля — премьер-министром Йеменской Арабской Республики назначен посол в ОАР Хамуд аль-Джейфи[31][32].
- 5 июня — в резиденции Лиги арабских государств в Каире состоялось совещание оппозиционных организаций Южного Йемена обсудившее вопросы организационного единства антибританских сил.[33]
- 30 июня — оппозиционные организации Южного Йемена опубликовали совместную декларацию, в которой подтвердили намерение объединить свои усилия в борьбе с британскими властями.[33]
- 1 октября — создана Организация освобождения оккупированного юга Йемена[34].
- 7 ноября — президент Йеменской Арабской Республики Абдалла ас-Салляль объявил о прекращении военных действий против монархистов в ночь на 8 ноября в соответствии с Эрквитскими соглашениями. Однако гражданская война не прекратилась[22].
- 2 декабряа — заместители премьер-министра Йеменской Арабской Республики Мухаммед Махмуд аз-Зубейри и Абдуррахман аль-Арьяни и председатель Консультативного совета ЙАР Ахмед Мухаммед Науман подали в отставку, обвинив президента Абдаллу ас-Салляля в превышении полномочий. В стране начался правительственный кризис.[35]
- 11 марта — в Каире в штаб-квартире Лиги арабских государств состоялось совещание политических организаций Южного Йемена, безуспешно попытавшихся договориться о единстве действий[34].
- 1 апреля — в районе Барат во время посещения племён убит северойеменский поэт и политик Мухаммед Махмуд аз-Зубейри, пытавшийся прекратить гражданскую войну между республиканцами и монархистами путём объединения нации на почве ислама[36].
- 21 апреля — на следующий день после отставки правительства Йеменской Арабской Республики во главе с Хасаном аль-Амри сторонник убитого 1 апреля М. М. аз-Зубейри Ахмед Мухаммед Науман сформировал новый кабинет и выступил с правительственной программой[36].
- 2 мая — в Хамере (Йеменская Арабская Республика) открылась общенациональная конференция с участием представителей республиканского режима и монархической оппозиции. Хамерская конференция выразила доверие новому правительству страны, высказалась за создание национальной армии, вывод египетских войск и введение консервативной конституции Мухаммеда Махмуда аз-Зубейри[36].
- 1965 г. — Организация освобождения оккупированного юга (ОЛОС) и Национальный фронт (НФОЮЙ) образуют Фронт освобождения оккупированного южного Йемена (ФЛОСИ).
- 22 июня В городе Джибла (Йеменская Арабская Республика) открылся I съезд Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена. В ходе трёх дней работы съезд принял Национальную хартию, провозгласившую отказ от капиталистического пути развития Южного Йемена[37].
- 13 июля — обнародована Национальная хартия Йеменской Арабской Республики, подтвердившая незыблемость республиканского строя и союз с Египтом[38].
- 20 июля — сформировано правительство Йеменской Арабской Республики во главе с Хасаном аль-Амри[38].
- 10 августа — в городе Таиф (Саудовская Аравия) политики Северного Йемена и монархисты подписали пакт, провозгласивший создание «Йеменского исламского государства». Пакт предусматривал проведение плебисцита по будущему государственному устройству страны после вывода египетских войск и прекращения гражданской войны[39].
- 24 августа — президент Египта Гамаль Абдель Насер и король Саудовской Аравии Фейсал ибн Абдель Азиз ас-Сауд подписали в Джидде соглашение по йеменскому вопросу. Предусматривалось проведение в Йеменской Арабской Республике плебисцита по будущему государственному устройству не позднее 23 ноября 1966 года и эвакуация египетских войск их Северного Йемена[39].
- 25 сентября — британский верховный комиссар отменил действие конституции колонии Аден и отправил в отставку местное правительство во главе с Абделем Кави Макави[40].
- 2 октября — в Адене, Лахадже и других городах Южного Йемена по призыву Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена прошли забастовки и демонстрации[41].
- 18 октября — лидер Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена Кахтан аш-Шааби выступил в Четвёртом комитете ООН и потребовал немедленного вывода британских войск из южного Йемена[42].
- 2 ноября — отложена на неопределённый срок Вторая конференция глав государств и правительств стран Азии и Африки в Алжире, которую называли «вторым Бандунгом».
- 5 ноября Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию № 2023 по Южному Йемену, признававшую единство Адена, Восточного и Западного протекторатов и требовавшую вывода британских войск со всех южнойеменских территорий[42].
- 23 ноября — началась эвакуация египетского экспедиционного корпуса из Северного Йемена[39]. В тот же день открылась Харадская конференция по национальному примирению, так и не вынесшая решений после месяца работы[43].
- 13 января — в Таизе (Йеменская Арабская Республика) подписано соглашение о слиянии Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена (НФООЮЙ) и Организации освобождения оккупированного юга Йемена во Фронт освобождения оккупированного юга Йемена (ФЛОСИ) во главе с Абделем Кави Макави[44]. На следующий день генеральный секретарь НФООЮЙ Кахтан аш-Шааби объявил это соглашение недействительным, а действия подписавшего соглашение Али Салями — самовольными[45].
- 7 июля — в городе Джибла (Йеменская Арабская Республика) открылся II съезд Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена, провозгласивший НФООЮЙ единственной политической организацией, представляющей интересы народа Южного Йемена[46].
- 12 августа — отставка правительства Йеменской Арабской Республики во главе с Хасаном аль-Амри[38].
- 18 сентября — президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль лично возглавил правительство после отставки кабинета Хасана аль-Амри в августе, укрепив в нём позиции радикальных республиканцев и сократив представительство племенной знати[47].
- 26 сентября — в Йеменской Арабской Республике произошло вооружённое столкновение между войсками египетского экспедиционного корпуса и местными националистами. После этого ЙАР потребовала «полной независимости», вывода египетских войск и снятия Анвара Садата с поста личного представителя Насера в Северном Йемене[48].
- 14 октября — массовые антибританские демонстрации в Адене по призыву Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена[49].
- 29 ноября — в деревне Хамр (Йеменская Арабская Республика) открылся III съезд Национального фронта освобождения оккупированного юга Йемена, провозгласивший отказ от союза с Фронтом освобождения оккупированного юга Йемена (ФЛОСИ) и продолжение самостоятельной вооружённой борьбы с британским протекторатом.[50]
- 12 декабря — Национальный фронт освобождения оккупированного юга Йемена официально объявил о выходе из состава Фронта освобождения оккупированного юга Йемена (ФЛОСИ)[50]. НФОЮЙ выходит из ФЛОСИ, чтобы обрести независимость.
- 14 декабря — президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль на митинге в Сане объявил о создании правящей партии — Народного революционного союза[51].
- 2 апреля — в Аден прибыла специальная миссия ООН для контроля над выполнением резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 12 января 1966 года. Миссия провалилась, так как Национальный фронт отказался вести переговоры и продолжил вооружённую борьбу[52].
- 20 мая — в Аден прибыл новый верховный комиссар Великобритании Хэмфри Тревельян, имевший своей задачей подготовить мирную эвакуацию британских войск из Южного Йемена и передачу власти арабскому освободительному движению[52].
- 19 июня — министр иностранных дел Великобритании заявил, что Южный Йемен получит независимость к 9 января 1968 года[53].
- 20 июня — арабские повстанцы в Адене убили 22 британских солдата, захватив Кратер, один из районов Адена[54].
- 22 июня — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили район Эд-Дали и арестовали местного эмира[55].
- 23 июня — в Гласборо (США) произошла первая встреча президента США Линдона Джонсона и Председателя Совета министров СССР А. Н. Косыгина по ближневосточному вопросу. Вторая встреча произошла там же 25 июня.
- 25 июня — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили район Шуэйб и арестовали местного шейха вместе с семьёй[55].
- 10 августа — миссия ООН по Адену прибыла в Женеву и начала переговоры с рядом султанов и шейхов Южного Йемена. Национальный фронт освобождения оккупированного юга Йемена и другие южнойеменские организации осудили эти шаги миссии[54].
- 12 августа — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватывают район Мафляхи и арестовали местного шейха[55].
- 13 августа — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили районы Лахдж и Датина, местные правители скрылись[55].
- 27 августа — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили район Авадиль[55].
- 28 августа — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили районы Зангибар и Нижний Яфаи[55].
- 31 августа — на встрече президента Египта Насера и короля Саудовской Аравии Фейсала в Хартуме достигнута договорённость о выводе египетской армии из Северного Йемена в обмен на прекращение помощи йеменским монархистам[56].
- 2 сентября — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили районы Верхний Яфаи, Эль-Касири и Эль-Акраби. Исполком Национального фронта заявил, что является единственным претендентом на власть[55].
- 9 сентября — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили район Нижний Авалик, убив местного наместника[55].
- 14 сентября — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили султанат Эль-Махра и арестовали султана[55].
- 16 сентября — в Южном Йемене партизаны Национального фронта захватили султанат Эль-Куайти, султан отрёкся от престола[55].
- 2 октября — в Ходейде, куда из осаждённой монархистами Саны прибыли многие руководители Йеменской Арабской Республики, начались массовые демонстрации протеста[57].
- 27 октября — в Южном Йемене партизаны Национального фронта вступают в шейхство Верхний Авалик[55].
- 2 ноября — верховный комиссар Великобритании в Адене Хэмфри Тревельян заявил о переносе сроков предоставления независимости Южному Йемену на конец ноября 1967 года[58].
- 5 ноября — свергнут вылетевший с визитом в Ирак президент Йеменской Арабской Республики маршал Абдалла ас-Салляль. Объявлено, что он смещён со всех постов и лишён всех званий. К власти пришёл Республиканский совет, который возглавил Абдуррахман аль-Арьяни[59].
- 14 ноября — министр иностранных дел Великобритании Джордж Браун заявил, что Южный Йемен получит независимость 30 ноября.[60]
- 22 ноября
- 26 ноября — провозглашена Народная Республика Южного Йемена.
- 29 ноября — в Южном Йемене силы пришедшего к власти Национального фронта взяли под контроль последний континентальный султанат — Верхний Авалик. На следующий день они высадились на острове Сокотра[55]. Последний британский солдат покинул Аден[62].
- 1967 г. — Англичане передают независимость «Народной Демократической Республики Йемен» Национальному фронту (НФ).
- 30 ноября — Протекторат Южной Аравии распался 30 ноября 1967 года, после чего последовало падение монархий в составлявших его государствах. Территория протектората вошла в новую независимую Народную Республику Южного Йемена. Первым президентом Народной Республики Южного Йемена стал генеральный секретарь Национального фронта Кахтан аш-Шааби, который также возглавил правительство. Распространено программное заявление Генерального руководства фронта, провозглашающее широкие социальные преобразования[63].
- 1967—75 гг. — Закрытие Суэцкого канала.
- 6 декабря — в Северном Йемене силы монархистов перерезали дороги, ведущие из Саны в Ходейду и Таиз, и начали артиллерийский обстрел аэродрома в Рахбе и ближайших подступов к столице. Республиканские власти начали выдачу оружия добровольцам[64].
- 11 декабря — в Народной Республике Южного Йемена отменены британские законы. Одновременно конфискована вся частная собственность местных феодалов и бывших членов федерального правительства[65].
- 17 декабря — в Народной Республике Южного Йемена введено новое административное деление на 6 провинций[65].
- 25 января — Военные во главе с майором Абдель Ракибом пытались свергнуть правительство Северного Йемена. Все заговорщики убиты при задержании[66].
- 1969 г. — Окончание гражданской войны на севере. Формирование правительственного аппарата Йеменской Арабской Республики (ЙАР).
- 1969 г. — Президент К. аш-Шааби смещен со своего поста. Приход к власти левого крыла Национального фронта Южного Йемена. Позднее попадание под опеку СССР и Восточной Германии.
- 7 февраля — Подписано соглашение о торговле, экономическом и техническом сотрудничестве между СССР и Народной Республикой Южного Йемена[67].
- 16 марта — Открылась сессия Национального совета Йеменской Арабской Республики. Национальный совет провозгласил себя высшим законодательным органом переходного периода, призванным разработать новую конституцию страны[66].
- 6 апреля — Премьер-министром Народной Республики Южного Йемена назначен Фейсал Абд аль-Латиф аль-Шааби[68].
- 19 июня — Президент Южного Йемена Кахтан аш-Шааби сместил министра внутренних дел Мухаммеда Хейтама, что вызвало политический кризис[69].
- 23 июня — Смещён президент Народной Республики Южного Йемена Кахтан аш-Шааби, власть перешла к левому крылу Национального фронта во главе с Абдель Фаттах Исмаилом (возглавил Фронт), Салемом Рубайя Али (возглавил государство) и Мохаммедом Хейтамом (стал главой правительства)[70].
- 8 июля — Хасан аль-Амри смещён с постов премьер-министра и главнокомандующего вооружёнными силами Йеменской Арабской Республики[71].
- 2 сентября — Премьер-министром Северного Йемена назначен инженер Абдалла аль-Куршуми, сменивший Мохсина аль-Айни[71][72].
- 28 ноября — В Южном Йемене принят Закон об экономической организации государственного сектора. По нему национализированы все банки, страховые, торговые и прочие компании[73].
- 29 декабря — Реорганизован Президентский совет Народной Республики Южного Йемена. Его состав сокращён до трёх членов: Салем Рубайя Али (председатель Совета), Абдель Фаттах Исмаил (лидер правящего Национального фронта) и Мухаммед Хейтам (премьер-министр)[68].
1970-е годы
- 30 ноября — Вступила в силу новая конституция Южного Йемена. Народная Республика Южного Йемена получила новое название — Народная Демократическая Республика Йемен[74].
- 28 декабря — Принята новая конституция Йеменской Арабской Республики[74].
- 2 августа — Премьер-министром Народной Демократической Республики Йемен назначен Али Насер Мухаммед
- 1975 г. — Начал действовать Суэцкого канал.
- 1978 г. — Али Абдалла Салех становится президентом ЙАР.
1980-е годы
- 1980 — Президент Абдель Фаттах Измаил уходит в отставку, его пост занимает Али Насер Мухаммед.
- 1982 г. — Землетрясение в провинции Дхамар уносит 1900 жизней. Наводнения в НДРЙ наносят серьезный ущерб экономике страны, имеются многочисленные человеческие жертвы.
- 1982 г. — Три города внесены в список мирового наследия ЮНЕСКО: Шибам (1982), Сана (1986), Забид (1993).
- Непосредственные этнографические разыскания в Йемене петербургские ученые начали только в 1983 г., в рамках СОЙКЭ, созданной П. А. Грязневичем и Б. Б. Пиотровским"[75].
- В 40 км к северо-востоку от Мариба впервые найдены залежи нефти.
- 1986 г. — Попытка государственного переворота «сверху», предпринятая 13 января 1986 г. президентом Али Насером Мухаммедом и его сторонниками, привела к многочисленным жертвам, гибели Абдель Фаттаха и основных лидеров внутрипартийной оппозиции (Али Антара, Али Шаи Хади, Салеха Муслеха Касема).
- 1986 г. — После кровавых баталий, председатель НДРЙ А. Мухаммед и его сторонники бегут из страны в ЙАР (в Северный Йемен).
- 1986 г. — Торжественное открытие новой плотины в Марибе.
- 1989 г. — В провинции Хадрамаут обнаружена нефть.
1990 год
- 1990 г. — Северный и Южный Йемен (ЙАР и НДРЙ) объединяются в единую Йеменскую Республику. Президентом нового государства становится Али Абдалла Салех.
- 1990—1 гг. — Около одного миллиона йеменцев высылаются из Саудовской Аравии (после внесения изменений в иммиграционные правила).
1991 год
- 1990—1 гг. — Около одного миллиона йеменцев высылаются из Саудовской Аравии (после внесения изменений в иммиграционные правила).
1992 год
1993 год
- 1993 г. — Проведение общенациональных выборов. Йеменская социалистическая партия (бывшие руководители НДРЙ) фактически прекращает свое существование. Президентом страны переизбран Али Абдалла Салех.
- В 1993—1997 годах шейх Хусейн Бадр Ад-Дин Аль-Хути (по арабски|حسين بدر الدين الحوثي), лидер йеменских зейдитов и организации Аш-Шабаб аль-мумин (Правоверная молодежь), был членом Депутатского собрания от округа Марран (провинции Саада).[76]
1994 год
- 1994 г. — Непродолжительная гражданская война между ЙАР и НДРЙ. В июле вооруженные силы северян президента А. Салеха вступают в Аден.
1995 год
- 1995 год — Эритрея оспаривала принадлежность островов Ханиш с Йеменом, в связи с чем между государствами произошёл вооружённый конфликт.
2000 год
- 2000 г. — Согласование северной границы с Саудовской Аравией.
XXI век
2004 год
- В 2004 году шейх Хусейн Бадр Ад-Дин Аль-Хути (по арабски|حسين بدر الدين الحوثي), лидер йеменских зейдитов и организации Аш-Шабаб аль-мумин (Правоверная молодежь), выступил с резкой критикой в адрес президента и правительства Йемена, которые, по его мнению, продались Соединённым Штатам. Затем, провозгласив себя имамом и объявив о создании эмирата, Аль-Хути укрылся в горах на севере страны. В ответ йеменские власти обвиняли его «в распространении религиозных заблуждений, которые сеют межконфессиональную рознь и подрывают социальную безопасность в стране»[77].
- 18 июня 2004 года — Попытка ареста Аль-Хути 18 июня 2004 года обернулась вооружённым столкновением правительственной армии с его сторонниками, которая привела к гражданской войне, в ходе которой в 2004 году он был убит. После его смерти лидером повстанцев стал его отец Бадр Ад-Дин Хусейн Аль-Хути, а затем его брат Абдул-Малик Ад-Дин Аль-Хути.
2007 год
- В 2007 году исполнилось 25 лет со дня создания Советско-Йеменской комплексной экспедиции (СОЙКЭ) в Южном Йемене, в особенности в Хадрамауте и на Сокотре. Издано более 300 научных и научно-популярных текстов, монографий на русском, арабском и др. иностранных языках. Исследования затрагивают историко-культурные, археологические, антропологические и лингво-этнографические аспекты жизни Южного Йемена. Сегодня начатые исследования СОЙКЭ и поныне продолжает Российская археологическая миссия в Республике Йемен. «Планы полевого изучения хадрамаутских древностей рассматривало Русское Императорское географическое общество ещё в 1852 году, но им помешала Крымская война. С первой половины прошлого века традиционным жилищем и женской одеждой Хадрамаута по письменным источникам занималась В. А. Крачковская. Непосредственные этнографические разыскания петербургские ученые начали только в 1983 году, в рамках СОЙКЭ, созданной П. А. Грязневичем и Б. Б. Пиотровским»[75].
2008 год
- 17 июля — Столкновения между правительственными войсками и шиитскими мятежниками на севере Йемена удалось остановить. Об этом заявил президент Йемена Али Абдалла Салех в телеобращении к населению страны. «Мы объявляем об окончании войны, — сказал Салех. — Диалог цивилизованнее и лучше, нежели кровопролитие». По данным властей, за время конфликта были убиты более 3,5 тыс. человек. Тысячи семей покинули свои дома, спасаясь от ожесточенных столкновений[78].
- 2008 г. — Архипелаг Сокотра внесён в Список всемирного наследия ЮНЕСКО
- 1 ноября 2008 года, исполнилось 80 лет российско-йеменским официальным отношениям, так как Россия преемница СССР.
- 22 ноября 2008 года — Президентская мечеть в Сане. 22 ноября 2008 года состоялось официальное открытие пятничной мечети Аль-Салех в Сане. Строительство длилось 5 лет и финансировалось президентом Йемена Али Абдаллой Салехом. На торжественное мероприятие съехались делегации и видные деятели из разных стран.
2009 год
- По заявлению ЦБ Республики Йемен, с 14 ноября 2009 года он выпускает в обращение банкноту в 250 йеменских риалов.
2010 год
2011 год
- С 18 марта 2011 года в Йемене введено Чрезвычайное Положение на срок 30 дней. Массовые демонстрации проходят по всей стране. МИД России пока не дает никаких рекомендаций россиянам.
Отрывок, характеризующий Хронология истории ЙеменаВ противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе. Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения. Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось. Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось. Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты. «Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы. Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока. Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении. В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного. То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости. В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала: – Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.] Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его. – Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо. – Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.] – Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.] – Mais c'est impossible. [Но это невозможно.] – Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен. Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву. – Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо. – Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен. Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях. Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее. В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать]. Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу. Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее. Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела. Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое… – Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия. Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов. – Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери. Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело. И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого. По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете. Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей: – У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату. На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного. Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь. – Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил. Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело. – Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?] Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался. – Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу. – Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она. Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может. «Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин. – Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он? – Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.] Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot. – Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он. Элен засмеялась. В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа. Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери. Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась. – Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня. – Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле. – Но, мой друг… – Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…] В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть. – Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.] – Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом. Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери. «Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня. В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма. «Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene». [«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»] Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле. Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат. Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было. Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль. Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее. Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь. Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой. – Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек? – Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих. – Вишь ты! – сказал один из солдат. Другой солдат покачал головой. – Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку. Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него. – Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них. – Мне в Можайск. – Ты, стало, барин? – Да. – А как звать? – Петр Кириллович. – Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску. Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте. – Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте! – Ах да, – сказал Пьер. Солдаты приостановились. – Ну что, нашел своих? – сказал один из них. – Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса. – Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору. «Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос. В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску. Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо. «Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей. «Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились. Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза. «Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер. Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли. «Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос. – Да, сопрягать надо, пора сопрягать. – Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать… Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено. Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят. Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город. Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея. Х 30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина. – А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу. Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему. Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями. В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа. Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу. Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор. – Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать. – Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке. – Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый. – Что это? – спросил Пьер. – А вот новая афиша. Пьер взял ее в руки и стал читать: «Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба». – А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция… – Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник. – А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер. – У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга… – Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали? – Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал. – Что же вы слышали? – Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор… – Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом. – Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации? – Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества. – Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет. Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим. – Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!.. – А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер. – Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца… В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему. Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел. – А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию. – Да, я масон, – отвечал Пьер. – Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее. – Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер. – Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин. – Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина… – Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?] – Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица. Граф нахмурился. – Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?] Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина. Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены. «Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул. Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов. Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота. С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился. Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе. После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она. В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю. Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность. По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го. С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться. В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду. Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий. – Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было! Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого. 31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые. Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале. Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным. – Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да? И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых. Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых. Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу. Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница. – Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают. – Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег. Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору. – Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она. Майор с улыбкой приложил руку к козырьку. – Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь. Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно. – О, да, отчего ж, можно, – сказал он. Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним. – Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа. Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых. – Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна. – Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать. – Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо. – Ну, я спрошу. Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями. – Вы спите, мама? – Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня. – Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа. – Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня. Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась. – Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери. В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой. – Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит. – Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа. – Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости. Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение. Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего. M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено. После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди. – Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа. – Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк. – Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки. – Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она. – Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик. – Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда. – Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня. – Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия. – Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний. – Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие. Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать. Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата. – Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге. – Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто. – К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она. Камердинер махнул рукой. – Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке. – Хорошо, – сказал доктор. Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны. – Господи Иисусе Христе! – проговорила она. Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом. – Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский. Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву. Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром. В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина. Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились. – Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.) – Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство. – Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской. – Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу. – А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу. |