История Лондона
История Лондона — крупнейшего города и столицы Великобритании — насчитывает, по крайней мере, 1970 лет. Согласно легенде, Лондон был основан Брутом Троянским и назван Troia Nova (с латыни Новая Троя). Однако это предание не подтверждается археологическими раскопками, и считается, что Лондон основали римляне в 43 году н. э.
Изначально это было небольшое поселение площадью около 0,8 км2. К 100 году Лондон стал столицей Британии и во II веке достиг своего расцвета. После ухода римлян Лондон был заброшен и пришёл в упадок. В VI веке вокруг стали селиться саксы и к концу IX века старый центр Лондона начал восстанавливаться. В последующие века, при изменяющихся правителях Лондон был центром территории, которая трансформировалось в Великобританию.
Лондон сильно вырос за время XIX века. Во время Второй мировой войны город подвергся серьёзным разрушениям, после неё многие исторические районы были заменены новыми. В настоящее время Лондон является одним из экономических и юридических центров мира, на его территории находятся штаб-квартиры ведущих международных фирм.
Содержание
Этимология
Этимология названия Лондон не определена. Существует множество различных теорий о происхождении названия: большинство из них неправдоподобны и безосновательны, а некоторые похожи на правдоподобные. Но достаточных доказательств не имеет ни одна из версий.
При римлян город назывался Лондиниум. Это название считается доримским (и, возможно, докельтским), но нет подтверждённых теорий о его значении. Римляне очень часто перенимали названия городов и территорий, принятые у коренных народов. Общепринятая теория гласит, что название происходит от кельтского топонима Лондинион[2] от слова lond, значащего 'дикий'.
Англосаксы основали неподалёку от покинутого римлянами города своё поселение Люнденвик. Первая часть слова была взята о старого названия, а суффикс вик в древнеанглийском языке означал 'торговый город', так что Люнденвик значило «лондонский торговый город»[3][4].
В 886 году Альфред занял территорию Лондона и снова превратил его в населенное место[5][6]. Для обороны королевства он начал сооружать укрепленные поселения, которые в англосаксонском языке назывались «burh»[7]. Лондон стал одним из таких поселений под именем Люденбург (Ludenburh). Позднее это название трансформировалось путём отсечения второго корня в современное нам наименование города. После нормандского завоевания город некоторое время назывался во франкоязычных источниках Lundres, в латинских — Lundonia[8].
Среди неофициальных названий города: The Big Smoke и The Great Wen. Когда-то англичане называли Лондон The Big Smoke (или The Great Smog). Это название можно буквально перевести как «Большой дым». Связано это определение, разумеется, со знаменитым лондонским смогом XIX—XX веков.[9][10] Другое неофициальное название города — The Great Wen. Wen — это старое английское слово, которое переводится буквально как «фурункул», что в этом контексте означает «перенаселённый город».[10] Что касается прозвищ районов, то Сити часто также называют «квадратной милей», поскольку район по площади чуть превышает квадратную милю. Эти два тропа также используются для обобщенного обозначения финансового сектора британской экономики, поскольку большинство финансовых компаний и банков на протяжении нескольких веков по традиции концентрировались в Сити.[11]
Ранняя история
Легенда об основании
В соответствии с легендой из «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского, Лондон был основан Брутом Троянским[12] после его победы над гигантами Гогом и Магогом и был назван Caer Troia, Troia Nova (с латыни Новая Троя), который, по мнению псевдо-этимологии, был переименован в Триновантум. Тринованты были племенем, которое населяло территорию до прихода римлян.
Однако, несмотря на интенсивные раскопки, археологи не обнаружили никаких признаков мощного доисторического племени на этой территории. Там были найдены доисторические находки, свидетельства о сельском хозяйстве, захоронения и следы жилья, но ничего более существенного. В настоящее время считается маловероятным, что доримский город существовал, но римские поселения исследованы не до конца, и точные данные пока не получены.
Во времена первобытного общества, скорее всего Лондон был сельской местностью с разбросанными домами. Богатые находки, как щит из Баттерси, найденный в Темзе рядом с Челси[13], доказывает значимость территории; возможно, были важны населённые пункты в Эгхэме и Брентфорде, также существовало укрепление в Уппале, но не было поселения рядом с Лондиниумом[14].
Лондиниум
Лондон был основан в 43 году н. э.[15], во время вторжения в Британию римлян во главе с императором Клавдием. Ранний Лондиниум занимал очень маленькую площадь, сравнимую с размером Гайд-парка. В XIX веке археологами было установлено, что длина города с востока на запад составляла примерно 1 милю (ок. 1,6 км), а с севера на юг — примерно 0,5 мили (ок. 0,8 км). Существует теория, что уже ко времени вторжения на этой территории существовало крупное поселение, но во время археологических раскопок ничего, что бы подтвердило эту версию, не было обнаружено. Впрочем, на бо́льшей части исторического центра раскопки не проводились, и существование поселения до вторжения полностью отрицать нельзя.
Примерно в 60 году н. э. город подвергся атаке бриттской королевы Боудикки (Боадицеи) и значительная часть Лондона была предана огню. Римляне ответили на это захватом примерно 80 000 бриттов[16]. Вскоре после этого состоялось сражение между бриттами и римлянами[17]. По устоявшемуся мнению, битва произошла на месте современного вокзала Кингс-Кросс, а Боудикка, потерпев поражение, покончила с собой, приняв яд. Римляне восстановили город за несколько лет, по чёткому городскому плану. Вскоре Лондиниум стал одним из важнейших населённых пунктов Римской Британии. Во II веке он достиг расцвета — к 100 году Лондиниум стал столицей Британии, сменив Колчестер, население составляло около 60 000 человек. В городе находились важнейшие административные здания, к примеру базилика, термы, амфитеатр и большой форт с городским гарнизоном. Однако из-за политической и экономической нестабильности с III века наблюдается спад в развитии.
Примерно в 200 году Британия была разделена на две части — Верхнюю и Нижнюю. Лондиниум стал столицей Верхней Британии. В некоторое время между 190 и 225 римляне построили оборонительную Лондонскую Стену вокруг города в сторону берега. Длина стены составляла около 3 километров, высота 6 метров, и толщина 2,5 метра[18].
В конце III века Лондиниум несколько раз подвергался набегам саксонских пиратов. Из-за этого около 250 года были построены несколько дополнительных стен вдоль реки. Стена простояла 1600 лет и определила современный периметр Лондона. 6 из 7 традиционных ворот Лондона построены римлянами, а именно: Ludgate, Newgate, Aldersgate, Cripplegate, Bishopsgate и Aldgate. В конце IV века Британия была разделена заново, и Лондиниум стал столицей провинции Максима Цезаренсис. В V веке римляне оставили Лондиниум, и город стал постепенно заселяться бриттами. После этого город был практически заброшен.
Лондон в Средние века
Англосаксонский Лондон
До недавнего времени считалось, что англосаксонские поселения не строились рядом с Лондиниумом. Однако, открытое в 2008 году англо-саксонское кладбище в Ковент-Гарден показало, что пришельцы начали селиться там с начала VI века[19]. Основная часть поселения находится за пределами городских стен. Он был известен как Люнденвик, суффикс -вик здесь означает торговое поселение[3][4][20]. Недавние раскопки также показали плотность населения и относительно сложную городскую организацию раннего англосаксонского Лондона.
В раннем англосаксонском Лондоне жили люди, известные как средние саксонцы. Однако, в начале VII века территория Лондонского района была включена в королевство Эссекс. В 604 году король Саберт крестился, и в Лондон прибыл Меллит, первый епископ после римлян. В это время в Эссексе правил Этельберт Кентский, и под его покровительством Меллит основал Собор Святого Павла. Считается, что собор был основан на месте старого римского храма Дианы (хотя Кристофер Рен не обнаружил никаких доказательств этому)[21]. Это была только скромная церковь, и, возможно, её разрушили после изгнания Меллита сыновья Саберта, бывшие язычниками[22]. Утверждение христианства на востоке саксонского королевства произошло в правление Сигеберта II в 650-х годах. В течение VIII века королевский дом Мерсии расширил своё господство над юго-восточной Англией. Господство Мерсии над Лондоном установилось в 730-х годах.
Викинги становились всё более сильным народом в IX веке. Лондон был атакован в 842 году и снова в 851 году. Датская «Великая языческая армия» бесчинствовала по всей Англии с 865 и зимовала в Лондоне в 871 году[21]. Город оставался в руках у датчан до 886 года, когда был захвачен войском короля Альфреда Великого из Уэссекса и присоединён к Мерсии. После этого под покровительством Альфреда Великого там правил его вассал эльдормен Этельред II. Примерно в это время центр города для защиты переместился за старые римские стены[5][6], и город стал известен как «Ланденбург». Римские стены были отремонтированы и вдобавок вырыты рвы, вероятно, в это же время был перестроен мост. Второе укреплённое Боро было основано на южном берегу в Саутворке.
Лондон начал развивать своё собственное самоуправление. После смерти Этельреда в 911 году он стал частью Уэссекса. Хоть он и столкнулся с конкуренцией политически превосходящего его центра западных саксов Уинчестера, размеры и богатство Лондона принесли ему неуклонно возрастающее значение центра политического сосредоточия[23]. Король Этельстан провёл множество собраний витенагемота в Лондоне и издал оттуда свои законы, в то время как король Этельред Неразумный издал законы Лондона в 978 году.
Во время правления Эльтереда вознобновились нападения викингов на Лондон. В 994 году Лондон был безуспешно атакован армией во главе с королём Дании Свеном Вилобородым. В 1013 году датская атака окончилась плачево для англичан.[24] Лондон отбил датские атаки, однако остальная часть страны сдалась Свену, но к концу года Лондон капитулировал, и Этельред бежал за границу. Свен правил всего пять недель, после чего умер, Эльтеред снова стал королём. Но сын Свена Кнуд вернулся с армией в 1015 году. После смерти Этельреда в 1016 году его сын Эдмунд Железнобокий был провозглашён королём и уехал собирать силы в Уэссекс. Лондон подвергался осадам Кнуда, но был освобождён армией короля Эдмунда. Когда Эдмунд вернулся в Эссекс, Кнуд опять напал, но безуспешно. Однако, Кнут победил Эдмунда в Битве при Ашдоуне и завоевал всю Англию к северу от Темзы, включая Лондон. После смерти Эдмунда Кнуд получил контроль над всей страной[25].
Норвежские саги рассказывают о битве, произошедшей, когда король Этельред вернулся атаковать оккупировавшие Лондон датские войска. Согласно саге, датчане выстроились на Лондонском мосту и осыпали нападавших копьями. Не испугавшись, атакующие сняли с ближних домов крыши и, находясь на кораблях, укрывались ими. Защищённые, они смогли подобраться к мосту настолько близко, чтобы прикрепить к мосту верёвки, сбросить викингов, и освободить Лондон от оккупации[26]. Эта история предположительно произошла во время возвращения Эльтереда после смерти Свена в 1014 году, но убедительных доказательств этому нет.
После пресечения династии Кнуда в 1042 году англосаксонское правление было восстановлено Эдуардом Исповедником. Он основал Вестминстерское аббатство и провёл большую часть времени в Вестминстере, который с этого времени стал центром правительства. Смерть Эдуарда привела к спору за преемственность и завоеванию Англии норманнами. Граф Гарольд Годвинсон был избран народным собранием и коронован в Вестминстерском аббатстве, однако вскоре был побеждён и убит нормандским герцогом Вильгельмом в битве при Гастингсе. Уцелевшие члены «витана» встретились в Лондоне и избрали новым королём молодого Эдгара Этелинга. Норманны продвинулись по южному берегу Темзы и встали напротив Лондона. Они победили английское войско и сожгли Саутворк, но не смогли взять штурмом мост. Они продвинулись вверх по течению и перешли реку, чтобы напасть на Лондон с северо-запада. Решимость англичан рухнула, и представители города вместе с аристократами и священниками вышли навстречу Вильгельму, чтобы проводить его в Беркхамстед[27]. По некоторым данным, произошло несколько стычек, когда норманны дошли до города. Вильгельм был коронован в Вестминстерском аббатстве.
Лондон в высокое и позднее средневековье
При норманнском режиме в городах строились новые крепости для подчинения местного населения[28]. Наиболее важной из них был Тауэр в восточной части города, где на месте ранних деревянных укреплений появился первый каменный замок в Англии. Король Вильгельм в 1067 году издал хартию, утверждающую права, льготы и законы города.
В 1097 году Вильгельм II, сын Вильгельма Завоевателя начал строительство «Вестминстер-Холла», который стал центром Вестминстерского дворца[29].
В 1176 году началось сооружение одного из самых известных воплощений Лондонского моста (завершено в 1209), который был построен на месте более ранних деревянных мостов. Этот мост простоял 600 лет, и оставался единственным мостом через Темзу до 1739 года[30].
В 1216 году во время первой баронской войны Лондон был осаждён принцем Франции Людовиком, которого вызвали бароны, восставшие против короля Иоанна. Людовик был провозглашён королём Англии в старом соборе Святого Павла. Однако, после смерти Иоанна в 1217 году сторонники Людовика перешли на сторону Плантагенетов, сплотившихся вокруг сына Иоанна Генриха III, и Людовик был вынужден уйти из Англии[31].
В течение последующих веков в Англии активно насаждалась нормандская политика. Нормандское завоевание внедрило в Англии феодальную культуру рыцарства на основе её французских образцов. Древнеанглийский язык был вытеснен из сферы управления, а языком администрации и общения господствующих социальных слоёв стал нормандский диалект французского языка. Около трёхсот лет англо-нормандский диалект господствовал в стране и оказал большое влияние на формирование современного английского языка[32]. Впрочем, в повседневной жизни французское культурное и языковое влияние быстро снизилось до неразличимо малого уровня.[33].
Во время крестьянского восстания в 1381 году Лондон был захвачен повстанцами во главе с Уотом Тайлером. Крестьяне захватили лондонский Тауэр и казнили лорд-канцлера, архиепископа Симона Садбери и лорда-казначея. Крестьяне разграбили город и подожгли множество зданий. Тайлера убили во время переговоров и восстание утихло[34].
В 1100 году население Лондона было несколько больше чем 15000. В 1300 году оно выросло до 80 000. Лондон потерял по меньшей мере половину своего населения во время эпидемии чумы в середине XIV века, но его экономическое и политическое значение стимулировало быстрое восстановление, несмотря на дальнейшие эпидемии.
В средневековом Лондоне было много узких и извилистых улочек, большинство зданий построено из горючих материалов, таких как древесина и солома, что делало их пожароопасными. Санитария в городе была плохая[35].
Новая история
Лондон при Тюдорах (1485—1603)
Панорама Лондона в 1543 году | ||
---|---|---|
Во время Реформации Лондон был центром раннего протестантизма в Англии. Его тесные торговые связи с протестантским центром в северной континентальной Европе, крупные иностранные общины, большое число грамотных жителей и роль центра торговли английского королевства, всё это способствовало распространению новых идей религиозных реформ. До Реформации, более половины площади Лондона было собственностью монастырей и других церковных домов. Таким образом, проведённый Генрихом VIII роспуск монастырей оказал глубокое влияние на город, так как почти всё это имущество перешло в другие руки[36]. Этот процесс начался в середине 1530-х годов, и к 1538 году большинство крупных монашеских домов были упразднены.
В последующий период Лондон быстро набирает торговое влияние в Европе. Торговля расширилась за пределы Западной Европы в Россию, Северную и Южную Америку. Это был период меркантилизма и монополии торговых компаний, таких как Московская компания (1555) и Британская Ост-Индская компания (1600) созданными в Лондоне. В конечном итоге англичане пришли к власти в Индии. Иммигранты прибывали в Лондон не только со всей Англии и Уэльса, но из-за рубежа, например, гугеноты из Франции. Население выросло с примерно 50 000[37] в 1530 году до 225 000 в 1605. Расширение использования прибрежного судоходства увеличивало богатство и население Лондона.
Первое общедоступное театральное здание в Лондоне появилось в 1576 году за городской чертой в Шордиче. Театр, получивший название «Театр», был построен Джеймсом Бёрбеджем по образу гостиничного двора, где давали свои представления труппы бродячих актёров. В 1598 году владелец земли, на которой располагался «Театр», повысил арендную плату. Здание было разобрано, строительный материал использовали для сооружения нового театра, получившего название «Глобус», на другом берегу Темзы.
К 1592 году в Лондоне было уже три театра. Все они располагались за пределами города: городской совет, в котором были сильны позиции фанатически настроенных пуритан, считал театры рассадниками чумы, кроме того они были местом сбора большого количества публики, не всегда благонадёжно настроенной. Но сама королева любила театр и городским властям приходилось с этим мириться. Спектакли давались в общедоступных театрах под тем предлогом, что актёрам надо репетировать пьесы перед вызовом к королевскому двору. Выступления при дворе были престижны, но основной доход приносили именно общедоступные театры.
Театр был популярным развлечением не только аристократов, но и низших слоёв общества. Успех драмы как зрелища объясняется формой, заимствованной у народных представлений, обращением к чувству патриотизма публики, злободневностью: события, волновавшие зрителей не раз становились сюжетом представления.
В школах и университетах пьесы писались и разыгрывались учениками и преподавателями. Первые пьесы елизаветинского театра были созданы любителями — воспитанниками школ барристеров (Судебных Инн) в Лондоне. Драма стала способом зарабатывания денег для людей с университетским образованием, которые по тем или иным причинам не могли сделать светскую или церковную карьеру. Так первыми английскими драматургами стали памфлетисты Грин, Нэш, Пил, Кид, писавшие народные драмы. В отличие от них Джон Лили создавал изящные утончённые комедии, которые ставились в основном при дворе. Для развлечения зрителей он первым из елизаветинских драматургов начал вставлять в пьесы, написанные рифмованным стихом, небольшие прозаические интермедии, представлявшие собой остроумные диалоги. Благодаря роману Лили «Эвфуэс» в моду вошёл вычурный язык, на котором говорила придворная аристократия. Этим же сложным языком написаны драмы елизаветинского театра.
Великим драматургом этого времени был Уильям Шекспир.
Лондон при Стюартах (1603—1714)
Расширение Лондона за пределы города было окончательно установлено в XVII веке. Считалось, что сельская жизнь не способствует здоровью, но некоторые аристократы проживали в загородных резиденциях в Вестминстере. Сразу на севере от Лондона находился Мурфилдс, только недавно начавший осваиваться и посещавшийся в основном путешественниками, которые пересекали его, чтобы попасть в Лондон. Рядом с ним находились Финсбурские поля, излюбленное место для тренировок в стрельбе из лука[38].
Подготовка к коронации Якова I была прервана тяжёлой эпидемией чумы, когда, возможно, погибло более 30 000 человек[39]. Монастырь Чатерхаус, который несколько раз перекупался придворными, в конце концов был куплен Томасом Саттоном за £ 13000. Новая больница, часовня и школа были заложены в 1611 году[40]. Школа в Чартерхаусе была одной из главных публичных школ в Лондоне, пока в Викторианскую эпоху не переехала в Суррей. В наше время здание используется Лондонской школой медицины и стоматологии.
Обычным местом встреч лондонцев были ступени Старого собора Святого Павла. Торговцы вели дела между колонн, адвокаты назначали клиентам встречу около конкретной колонны, безработные искали работу. Двор собора Св. Павла было центром книжной торговли, а Флит-стрит центром общественных развлечений[41]. Выросла популярность театров в обществе. При королевском дворе процветало развлечение для аристократии — театр масок.
Карл I взошёл на трон в 1625 году. Во время его правления, аристократы стали переселяться в Вест-Энд. Кроме тех людей, которые занимали должности при дворе, всё большее число землевладельцев часть года проводило в Лондоне. Это давало им возможность жизни в большом обществе. Около 1629 года в Лондоне построили Линкольнс-Инн-Филдс. Площадь в Ковент-Гардене была спроектирована архитектором Иниго Джонсом около 1632 года[42], вскоре после этого были построены соседние улицы, названные в честь членов королевской семьи. В январе 1642 года король приказал арестовать пять членов парламента, но в Лондоне им было дано укрытие. В августе того же года король уехал в Ноттингем. В гражданской войне Лондон принял сторону парламента. Первоначально король одерживал верх в военном плане, а в ноябре он победил в битве при Брентфорде, несколько западнее Лондона[43]. Город создал временную армию и Карл отступил. Впоследствии для защиты Лондона от нападений роялистов была построена разветвлённая система укреплений, представлявшая собой мощный земляной вал, укреплённый бастионами и редутами. Он выходил далеко за пределы городских стен и охватывал весь город, в том числе Вестминстер и Саутворк. Лондон не был серьёзно подвержен угрозам роялистов, и финансовые ресурсы города внесли важный вклад в победу парламента.
Антисанитарный и переполненный Лондон страдал от многочисленных вспышек чумы на протяжении веков, но в Англии последнюю крупную вспышку помнят как «великую эпидемию чумы в Лондоне». Это произошло в 1665 и 1666 годах, когда погибло около 60 000 человек, что составляло одну пятую часть населения. Сэмюэл Пипс, оставивший ценные свидетельства о повседневной жизни лондонцев периода Реставрации, описал эпидемию в своём дневнике[44].
Сразу за великой чумой пришла другая катастрофа. В воскресенье, 2 сентября 1666 года Великий лондонский пожар вспыхнул в 1:00 утра в пекарне на Пудинг-лейн в южной части города. Восточным ветер усилил распространение огня, остановить его вовремя не смогли. Во вторник ночью порывы ветра уменьшились, а в среду огонь ослабел. В четверг он был потушен, но вечером того же дня пламя снова разгорелось. В память о трагедии был установлен монумент[45]. Огонь уничтожил около 60 % территории города, в том числе старый собор Святого Павла, 87 приходских церквей и королевскую биржу. Однако число погибших было на удивление мало, по предположениям не больше 16. Через несколько дней после пожара, королю были представлены три плана на восстановление города. Авторами были Кристофер Рен, Джон Ивлин и Роберт Гук. Рен предложил построить две основные магистрали с севера на юг, и с востока на запад. Все церкви должны были находиться на видном месте. Он хотел построить причал на берегу реки. План Ивлина отличался от плана Рена главным образом отсутствием набережной или террасы вдоль реки. Эти планы не были реализованы, и перестройщики в основном следовали старым планам, так что планировка современнго Лондона очень похожа на старую.
Тем не менее, новый город отличается от старого. Многие аристократические жители не вернулись, предпочитая построить новые дома в Вест-Энде, модном новом районе рядом с королевской резиденцией. В сельской местности, такой как Пикадилли, было выстроено множество особняков[46]. Таким образом, дистанция между средним классом и аристократическим миром уменьшалась. В самом городе происходил переход от деревянных зданий к зданиям из камня и кирпича для уменьшения риска возникновения пожара. Парламент высказал мнение: «кирпичные здания не только более красивые и прочные, но и более безопасные в отношении будущих пожаров». С тех пор только двери, оконные рамы и витрины было разрешено делать только из дерева.
План Кристофера Рена не приняли, но архитектор был назначен руководителем восстановления разрушенных приходских церквей и собора Святого Павла. Собор в стиле барокко стал главным символом Лондона, по крайней мере на полтора века[47]. Тем временем, Роберт Гук занимался реконструкцией домов города в районах, располагающихся непосредственно к востоку от городских стен (например Ист-Энда), которые стали интенсивно заселяться после Великого пожара. Лондонские доки стали расти вниз по течению, привлекая многих рабочих людей, которые работали в доках. Эти люди жили в таких районах как Уайтчепел, как правило, в условиях трущоб.
В это время был основан Банк Англии, и британская Ост-Индская компания расширила своё влияние. Lloyd’s of London также начал работу в XVII веке[48]. Многие товары доставлялись из Америки и Азии, к примеру шёлк, сахар, чай и табак. Лондон был очень большим центром торговли.
Вильгельм III Оранский болел астмой[49], поэтому он оставил дымный город и переехал в Кенсингтонский дворец. Кенсингтон тогда был небольшой деревней, но из-за переезда короля скоро приобрёл значение. Дворец редко посещался последующими монархами, но его строительство стало очередным этапом расширения границ Лондона. Во время правления королевы Анны был издан указ о строительстве 50 новых церквей, чтобы обслуживать значительно увеличившееся население, проживающее за пределами Лондона.
XVIII век
XVIII век был периодом быстрого развития Лондона, увеличения численности населения страны, начала промышленной революции.
В 1707 году был принят Акт об Унии, объединивший Шотландию и Англию в единое королевство Великобритания. Годом позже, в 1708 году шедевр Кристофера Рена, Собор Святого Павла был завершён в день его рождения. Тем не менее, первая служба была проведена уже 2 декабря 1697 года; больше, чем за 10 лет до окончания строительства. Этот собор заменил оригинальный собор Святого Павла, который был полностью разрушен во время великого лондонского пожара. Это здание считается одним из лучших в Великобритании и является прекрасным примером архитектуры эпохи барокко[50].
Многие торговцы из разных стран приезжали в Лондон для покупки и продажи товаров. За счёт притока иммигрантов население города выросло на порядок. Всё больше людей переезжали в Лондон в поисках работы. Победа Англии в Семилетней войне увеличила международный авторитет страны и открыла новые крупные рынки для английских торговцев[51], что привело к повышению благосостояния населения.
В георгианскую эпоху Лондон рос ускоренными темпами. Для богатых жителей Вест-Энда были возведены новые районы, например, Мейфэр[52], новые мосты через Темзу способствовали ускорению развития южных и восточных районов.
В 1762 году Георг III приобрёл Букингемский дворец (тогда известный как «дом») у герцога Букингемского. В течение следующих 75 лет велась перестройка дворца, который стал официальной лондонской резиденцией британских монархов[53]. В XVIII веке в Лондоне стали популярны кафе как место для встреч, обмена новостями и обсуждения различных идей. Растущая грамотность и широкое использование печатной машины увеличили распространение информации среди народа. Флит-стрит была центром рождающихся газет в течение столетия[54].
В XVIII веке в Лондоне активизировалась борьба с преступностью, в 1750 году была создана профессиональная полиция. Наказания были суровыми, смертная казнь полагалась даже за незначительные преступления. Одним из самых популярных в народе зрелищ было публичное повешение.
XIX век
В XIX веке Лондон превратился в один из самых больших городов мира и столицу Британской империи. Численность населения выросла с 1 миллиона в 1800 году до 6,7 миллиона в конце века. В этот период Лондон стал мировой политической, финансовой и торговой столицей[55]. С этой точки зрения, он был сильнейшим городом до середины века, пока Париж и Нью-Йорк не начали угрожать его могуществу.
В то время как город рос, а Великобритания богатела, Лондон XIX века был городом бедности, где миллионы людей жили в переполненных и антисанитарных трущобах. Жизнь бедноты показана Чарльзом Диккенсом в романе «Приключения Оливера Твиста»[56].
В XIX веке в Лондоне появился железнодорожный транспорт. Сеть столичной железной дороги позволила развиваться пригороду[57]. Хотя внешне это стимулировало развитие города, его рост приводил к разрыву классов, потому что богатые эмигрировали в пригород, оставляя жить бедноту в городских кварталах.
16 октября 1834 года в Лондоне случился ещё один пожар. Сгорела часть Вестминстерского дворца, но он был выстроен заново по неоготическому проекту Ч. Бэрри и О. У. Н. Пьюджина. От средневекового дворца уцелели Вестминстерский зал приёмов (1097) и башня Драгоценностей (построена для хранения казны Эдуарда III).
Первой железной дорогой, открытой в 1836 году, была линия от лондонского моста до Гринвича. Вскоре начали открываться линии, связывающие Лондон со всеми уголками Британии. Были построены такие вокзалы как Истонская железнодорожная станция (1837), Паддингтон (1838), Ватерлоо (1848), Кингс-Кросс (1850) и Сент-Панкрас (1863)[58].
В 1840—1843 годах на ранее существовавшей Трафальгарской площади была установлена колонна Нельсона[59].
Процесс урбанизации затронул такие районы, как Излингтон, Паддингтон, Белгравия, Холборн, Финсбури, Саутуарк и Ламбет. В середине века, устаревшая система управления и проблемы города стали очень большими. В 1855 году был создан особый совет для решения этих проблем.
Одной из первых проблем к решению была лондонская санитария. В то время сточные воды сбрасывались прямо в Темзу. Это привело к великому зловонию в 1858 году[60].
Парламент дал согласие на сооружение огромной канализационной системы. Инженером новой системы был Джозеф Базэлджет. Это был один из самых больших проектов строительной инженерии в XIX веке. Под Лондоном было проложено более 2100 километров труб и туннелей, предназначенных для отвода сточных вод и снабжения населения питьевой водой. Когда строительство было завершено, число смертей в Лондоне быстро сократилось, и эпидемиии холеры и других заболеваний прекратились[61]. Система Бальзагетте действует и в наши дни.
Одно из самых известных событий в Лондоне XIX века — всемирная выставка (1851). Проходившая в специально построенном хрустальном дворце выставка привлекла посетителей со всего мира. Выставка была настолько успешна, что после неё было построено ещё две лондонских достопримечательности — Альберт-холл и Музей Виктории и Альберта[62]. Столица огромной империи, Лондон привлекал иммигрантов из колоний и бедных частей Европы. Большая часть ирландских поселенцев переехала в Лондон во время викторианского периода. Множество из них переселилось во время голода в Ирландии (1845—1849)[63]. Ирландские эмигранты составляли около 20 % от всего населения Лондона. В городе образовались еврейские коммуны и маленькие общины китайцев и выходцев из Южной Азии.
В 1858 году появился один из самых знаменитых символов Лондона — Биг-Бен. Башня возведена по проекту английского архитектора Огастеса Пьюджина, башенные часы пущены в ход 31 мая 1859 года. Официальным наименованием до сентября 2012 года было «Часовая башня Вестминстерского дворца» (иногда именуемая как «Башня Св. Стефана»[64]). Высота башни 96,3 метра (со шпилем); нижняя часть часового механизма располагается на высоте 55 м от земли. При диаметре циферблата в 7 метров и длине стрелок в 2,7 и 4,2 метра, часы долгое время считались самыми большими в мире.
Во второй половине XIX века из-за возросшей интенсивности конного и пешеходного движения в районе порта в Ист-Энд встал вопрос о строительстве новой переправы восточнее «Лондонского моста». В 1876 году был создан комитет для выработки решения по сложившейся проблеме. Был организован конкурс, на который было предоставлено свыше 50 проектов. Лишь в 1884 году был объявлен победитель и принято решение о строительстве моста по проекту члена жюри Г. Джонса. После его смерти в 1887 году строительство возглавил Джон Вольфе-Берри. Строительные работы начались 21 июня 1886 года и продолжались в течение 8 лет. 30 июня 1894 года Тауэрский мост был торжественно открыт Принцем Уэльским Эдуардом и его супругой принцессой Александрой[65].
В 1888 году были установлены границы Лондонского графства, управляемого советом лондонского графства. В 1900 году графство было разделено на 28 лондонских боро.
XX век
От 1900 до второй мировой войны
Лондон вступил в XX век на вершине своего развития, как столица огромной империи, но ему предстояло решить множество проблем.
В первые десятилетия века лондонское население продолжает расти быстрыми темпами и общественный транспорт тоже расширялся. В Лондоне была построена большая трамвайная сеть. Первые автобусы начали работу в 1900 годах. Улучшались железные дороги и линии метро[66].
Во время первой мировой войны Лондон пережил первую бомбардировку немецким дирижаблем. Тогда погибло около 700 человек. Лондон испытал ещё много ужасов во время обеих мировых войн. Во время первой мировой войны произошёл мощный взрыв: на военном заводе взорвалось 50 тонн тринитротолуола[67]. 73 человека погибло, 400 получили ранения.
В период между двумя войнами географические размеры Лондона росли быстрей, чем когда-либо. Предпочтение отдаётся пригороду, как правило, таунхаусам[68]. Лондонцы отдают предпочтение более «сельской» местности вместо блокированной застройки. Этому способствовало не только расширение железнодорожных сетей, включая трамваи и метро, но и медленный рост числа владельцев автомобилей. Пригороды Лондона вышли за пределы Лондонского графства в соседние районы Эссекс, Хартфордшир, Кент, Мидлсекс и Суррей.
Как и вся страна, Лондон страдал от безработицы во время великой депрессии 1930 годов. В Ист-Энде процветали партии крайних правых и левых. Коммунистическая партия Великобритании (1920) получила места в парламенте[69], и британский союз фашистов приобрёл себе сторонников. Столкновения между правыми и левыми завершились после битвы на Кабельной улице в 1936 году.
Численность населения города достигла своего пика за всю его историю в 1939 году, когда составила 8.6 миллионов. Большое число еврейских эмигрантов, спасавшихся от преследований третьего рейха, переехало в Лондон в 1930-х годах.
Вторая мировая война
Во время второй мировой войны Лондону, как и многим другим британским городам, был нанесён значительный ущерб бомбардировавшими его Люфтваффе. Перед началом бомбардировки, сотни тысяч детей были эвакуированы в сельскую местность. Люди укрывались от бомб в метро.
Самый тяжёлый период бомбардировок — Лондонский блиц. За период с 7 сентября 1940 года до 10 мая 1941 года Люфтваффе совершили 71 налёт на Лондон и сбросили более 18 000 тонн взрывчатки[70].
Один из налётов в декабре 1940 года, вызвал, как его называют, второй Великий лондонский пожар, уничтоживший многие исторические здания. Однако Собор Святого Павла остался невредимым; фотография собора, окутанного дымом, стала своеобразным символом войны.
Не сумев победить Англию, Гитлер переключил внимание на восточный фронт и регулярные бомбёжки прекратились. Они начались снова, но в меньшем масштабе с «маленького блица» в начале 1944 года. К концу войны, в 1944—1945 годы Лондон снова попал под сильные атаки беспилотных Фау-1[71] и Фау-2, отправляемых из оккупированной нацистами Европы. Эти атаки закончились, только когда пусковые площадки были захвачены союзниками Великобритании.
Лондон потерпел огромный ущерб, особенно пострадали области в районе порта. К концу войны, несколько менее 30 000 лондонцев погибло во время бомбёжек, более 50 000 было серьёзно ранено.[72] Десятки тысяч зданий были разрушены, тысячи людей осталось без крова[73].
1945—2000
Через три года после войны на стадионе Уэмбли прошли Летние Олимпийские игры 1948, первые олимпийские игры после войны[74]. Лондон восстанавливался после военных лет.
В первые послевоенные годы жилье было серьёзной проблемой в Лондоне, в связи с большим количеством домов, разрушенных во время войны. Ответом властей на нехватку жилья стало строительство многоквартирных домов. В 1950-х и 1960-х годах панорама Лондона резко изменилась из-за их постройки. Впоследствии эти дома стали очень непопулярными.
В XIX — первой половине XX века лондонцы использовали ископаемый уголь для отопления домов, из-за чего производилось много дыма. В сочетании с климатическими условиями из-за этого часто возникает характерный смог, и Лондон часто называли «London Fog» или «Pea Soupers». В 1952 году это завершилось катастрофическим великим смогом 1952 года, продолжавшимся 4 дня и убившим 4000 человек[75]. Начиная с середины 1960-х годов, отчасти как результат успеха рок-групп The Beatles, The Rolling Stones и других популярных британских музыкантов, Лондон стал мировым центром молодёжных культур. Большую известность приобрело такое явление как свингующий Лондон, сделавший Карнаби-стрит нарицательным именем для молодёжи по всему миру[76]. Роль Лондона как законодателя моды для молодёжи была возрождена в 1980-х годах во время Новой волны и панк-рока.
С 1950-х годов Лондон стал домом для большого числа иммигрантов, в основном из стран содружества наций, таких как Ямайка, Индия, Бангладеш, Пакистан. Это резко изменило Лондон, сделав его одним из самых многонациональных городов Европы. Однако, поток новых иммигрантов не всегда легко контролировался. Часто расовая напряжённость переходила в беспорядки.
С самого начала «конфликта в Северной Ирландии» с начала 1970-х годов до середины 1990-х годов, Лондон часто подвергался террористическим атакам со стороны временной ирландской республиканской армии.[77]
В 1965 году старое Лондонское графство (которое, к тому времени, не охватывало многие районы города) и совет Лондонского графства были упразднены, и был принят новый, охватывающий гораздо большую площадь Большой Лондон, управляемый советом Большого Лондона[78]. Также были приняты 32 новых районов Лондона.
Население Лондона неуклонно снижалось в течение десятилетий после Второй мировой войны, по оценкам, от пика 8,6 млн в 1939 году до 6,8 миллионов в 1980-х годах. Однако, оно начало вновь расти в конце 1980 года.
Закрепившийся статус Лондона как крупного порта уменьшился в послевоенные десятилетия, поскольку старый Доклендс не смог вмещать большие контейнеровозы. Основными портами в Лондоне стали порты в Феликствове и Тилбури. Область доков была в большей степени заброшенна в 1980-х годах, но была перестроена с середины 1980-х в зону квартир и офисов.
XXI век
На рубеже XXI века, в Лондоне был построен Купол тысячелетия в Гринвиче, оказавшийся раскритикованным. Он не был популярным у жителей Лондона. Другие проекты, ознаменовавшие конец тысячелетия, оказались более удачливыми. Одним из них являлось одно из крупнейших колёс обозрения Лондонский глаз, которое строилось как временное сооружение, но со временем стало неотъемлемой частью города[79].
План Лондона, опубликованный мэром Лондона в 2004 году, предполагал что население вырастет до 8.1 миллиона к 2016 году и продолжит расти в дальнейшем. Это нашло отражение в переходе к более плотному типу городской застройки, увеличению числа высотных зданий[80] и усовершенствованию системы общественного транспорта.
6 июля 2005 года Лондон выиграл заявку на проведение в 2012 году Олимпийских и Паралимпийских игр. Однако, торжества были прерваны на следующий день, когда, 7 июля 2005 года, Лондон потрясла серия террористических атак. Погибло более чем 50 человек и 750 пострадало из-за трёх взрывов в лондонском метро. Также был взорван один автобус около вокзала Кинг-кросс.
В 2012 году олимпиада всё равно состоялась[81].
Напишите отзыв о статье "История Лондона"
Примечания
- ↑ www.londononline.co.uk/factfile/historical/ population list on London online
- ↑ Карыпкина Ю.Н. ДРЕВНИЙ ТОПОНИМИЧЕСКИЙ СУБСТРАТ ВЕЛИКОБРИТАНИИ (языковая интерпретация) // Magister Dixit. — 2011. — Вып. №3 (09).
- ↑ 1 2 [www.uk-genealogy.org.uk//england/London/gazetteer/A.html History] (англ.). Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7XbePJo Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ 1 2 [www.inlondonguide.co.uk/london-history/medieval-london.html Dark Ages to 18th C.] (англ.). Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Xosbev Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ 1 2 Keynes, Simon. Alfred and the Mercians. — Blackburn: Mark A.S., 1998.
- ↑ 1 2 Dumville, David N. Kings, currency, and alliances: history and coinage of southern England in the ninth century. — Woodbridge: Boydell & Brewer. — P. 24.
- ↑ Акройд П. [www.e-reading.org.ua/bookreader.php/1011241/Akroyd_-_London_biografiya.html Лондон: Биография].
- ↑ [www.museumoflondon.org.uk/Collections-Research/Research/Your-Research/Londinium/analysis/publiclife/administration/4+Londin.htm From Londinium to London]. // museumoflondon.org.uk. Проверено 26 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GCjeP0nQ Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013]. (англ.)
- ↑ [planetashkol.ru/articles/4409/ Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии]
- ↑ 1 2 [www.privet-london.ru/150/info.html Гид по Лондону]
- ↑ [www.thisismoney.co.uk/money/markets/article-1716751/City-of-London-still-tops-finance-league.html City of London still tops finance league]. This is Money (25 марта 2011). Проверено 30 октября 2011. [www.webcitation.org/67yAaNJwK Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
- ↑ Geoffrey of Monmouth. The History of the Kings of Britain. — Penguin, 1996.
- ↑ Росс, Энн [admw.ru/books/Enn-Ross_Kelty-yazychniki--Byt--religiya--kultura/49 Британия]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7XpvuxZ Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ [tourism-london.ru/spavochnik-po-velikobritanii/dostoprimechatelnosti-velikobritanii/1097-kratkaya-istoriya-londona.html Краткая история Лондона]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Xr63nG Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ Perring, Dominic. Roman London (англ.). — London: Routledge, 1991. — С. 1. — ISBN 0203231333.
- ↑ [www.istorya.ru/book/womenofrome/22.php Женщины в истории Рима. Боудикка]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7XtrMIS Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ Тацит. Анналы. Книга XIV
- ↑ [rukivnogi.com/great_britain/sights/sights804 Лондонская стена]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7XvUFbg Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ Медведев А. В. [www.vestnik.vsu.ru/pdf/history/2009/02/2009-02-13.pdf К проблеме завоевания, заселения и колонизации] // Вестник ВГУ.
- ↑ [www.museumoflondon.org.uk/Explore-online/Past/MissingLink/Themes/TML_themes_Lundenwic.htm The early years of Lundenwic]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Y3Fkyh Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ 1 2 [adelanta.info/encyclopaedia/cathedral/paul/ Собор Святого Павла]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Y4C3Kx Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ [britanniae.ru/sources/WM/WM_1_6.htm О королях Восточных саксов]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Y7A81I Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ [www.travellers.ru/city-uinchester-(angliya) Уинчестер]. Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Y8V3ne Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ [fmg.ac/Projects/MedLands/DENMARK.htm#_Toc196361193 SVEND I 986-1014]. Проверено 8 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7Y9mvnM Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ [www.allmonarchs.net/uk/edmund_ii.html Эдмунд II, король Англии]. Проверено 8 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7YAgso4 Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ Стрингольм, А. М. [www.litmir.net/br/?b=118601&p=33 Походы Викингов]. — С. 33.
- ↑ [www.berkhamsted.co.uk/localhistoryberkhamsted.htm History of Berkhamsted] (англ.). Проверено 7 марта 2013. [www.webcitation.org/6F7YBIS2W Архивировано из первоисточника 14 марта 2013].
- ↑ [hist1.narod.ru/SV/Glav4/4121.html Million1]
- ↑ [tourism-london.ru/putevoditel-po-londonu/157-istoriya-gradostroeniya-londona.html История градостроения Лондона " «Туризм Лондон» — Лондон, туры в Лондон, экскурсии по Лондону]
- ↑ [www.london-bridges.info/london/ Лондонский мост ::: London Bridge]
- ↑ Гарро Альбер;. Людовик Святой и его королевство. — Санкт-Петербург: Евразия, 2002. — С. 40-41. — (clio personalis). — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0036-0.
- ↑ Эпоха крестовых походов / под редакцией Э. Лависса и А. Рамбо. — М.: АСТ, 2005. — С. 739.
- ↑ [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000032/st024.shtml энциклопедия "Всемирная история": Глава XXIV. Социальные и политические последствия нормандского завоевания Англии и дальнейшее развитие в ней феодальных отношений (XI—XIII вв.)]
- ↑ [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000032/st041.shtml Глава XLI. Англия в XIV—XV вв. Восстание Уота Тайлера]
- ↑ [voisvet.ru/2008/03/30/gigiena_khristian_v_srednie_veka.html Гигиена христиан в средние века. " Voisvet — Язычество, история России]
- ↑ [interpretive.ru/dictionary/960/word/monastyrei-rospusk Монастырей, роспуск]
- ↑ [www.forum.mista.ru/topic.php?id=434134 OFF: Why was the Industrial Revolution British?: ТиС]
- ↑ Inwood, A History of London, 1998.
- ↑ [maxbooks.ru/england/brit93.htm Рост Лондона: чума 1665 года и Великий пожар 1666 года]
- ↑ Hay Tod, Alexander. Charterhouse. [books.google.com.au/books?id=4zLCZ3AUR8IC&pg=PA54&lpg=PA54&dq=uskites+charterhouse&source=bl&ots=O0PVcUjJJG&sig=u3jRNPMnCZLnMXJtO7DdakQlkmQ&hl=en&ei=hsrpSbyXM5WsjAf4ipmfCg&sa=X&oi=book_result&ct=result&redir_esc=y Archived] 2008
- ↑ [news.bbc.co.uk/1/hi/magazine/4091172.stm Farewell, Fleet Street]. Bill Hagerty, BBC News Online. June 14, 2005
- ↑ Burford E.J. Бездельники, Люди Удачи и Развратники – Лондонская Низшая Жизнь: Ковент-Гарден в Восемнадцатом Веке. — Hale, 1986. — P. 6. — ISBN 0-7090-2629-3. (англ.)
- ↑ Forest, «Arrest of the Five Members by Charles I» (Л., 1860)
- ↑ www.1911encyclopedia.org/Plague#The_Great_Plague_of_London Plague — Encyclopaedia Britannica 1911
- ↑ www.bbc.co.uk/history/british/civil_war_revolution/brighter_lights_04.shtml London:Brighter Lights, Bigger City
- ↑ Robert Baker of Piccadilly Hall and His Heirs by F.H.W. Sheppard (ISBN 0-902087-18-5)
- ↑ www.stpauls.co.uk/ Официальный сайт
- ↑ Ингосстрах: опыт практической деятельности. М: Изд. дом Русанова, 1996, с.13
- ↑ Ивонина Л. И. Вильгельм III Оранский. Вопросы истории, № 3 (1998), стр. 154—159
- ↑ [www.stpauls.co.uk/ Welcome to St Paul’s Cathedral, London]
- ↑ Коробков, Николай Михайлович (ред.) Семилетняя война, Москва 1948
- ↑ [www.londontourguide.org.uk/walking-tours.htm Walking Tours]
- ↑ www.royal.gov.uk/output/page555.asp Букингемский дворец — официальная страница.
- ↑ [books.guardian.co.uk/review/story/0,12084,1655516,00.html Fleet Street’s finest]. Christopher Hitchens, The Guardian Review. December 3, 2005.
- ↑ [www.bibliotekar.ru/rGeo/49.htm ЛОНДОН. Лондон столица Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии и крупнейший город на Британских островах]
- ↑ sun.tsu.ru/mminfo/000063105/331/image/331-014.pdf
- ↑ [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/ekonomika_i_pravo/PROMISHLENNAYA_REVOLYUTSIYA.html Статья «Промышленная революция», табл.2 на krugosvet.ru ]
- ↑ [www.networkrail.co.uk/aspx/10296.aspx St Pancras International] (англ.)
- ↑ Holt, Gavin (1934), Trafalgar Square, London: Hodder & Stoughton
- ↑ [www.crossness.org.uk/sites/20020715PJK/wc.htm The Great Stink] (англ.)
- ↑ [www.silentuk.com Exploration of the London sewer network]
- ↑ [www.vam.ac.uk/ Официальный сайт]
- ↑ Mitchel J. 1869. The History of Ireland from the Treaty of Limerik to the Present Time. V. 2., p. 244—247
- ↑ [www.parliament.uk/about/living-heritage/building/palace/big-ben/enquiries/ Официальный сайт парламента Великобритании]
- ↑ [www.towerbridge.org.uk Tower Bridge Exhibition] (англ.)
- ↑ [www.travelmenu.ru/content/article/327_london.+gorodskoi+transport TravelMenu — Лондон. Городской транспорт]
- ↑ [reallondon.ru/london-history/pervaya-mirovaya-vojna.html Первая мировая война | Лондон: история и современность]
- ↑ [www.pechkilavochki.ru/page-pe23.html ЛОНДОНСКИЕ ТАУНХАУСЫ]
- ↑ [bse.sci-lib.com/article063383.html Коммунистическая партия Великобритании в БСЭ]
- ↑ Juliet Gardiner: The Blitz: The British Under Attack. Harper Press, London 2010, ISBN 978-0-00-724077-7
- ↑ [myweb.tiscali.co.uk/homefront/arp/arp4a.html Air Raid Precautions — Deaths and injuries]
- ↑ [myweb.tiscali.co.uk/homefront/arp/arp4.html Air Raid Precautions]
- ↑ [world-war.ru/londonskij-blic-1940-goda/ Вторая Мировая Война. " Лондонский Блиц 1940 года]
- ↑ [www.olympic.org/uk/games/past/index_uk.asp?OLGT=1&OLGY=1948 London 1948 Summer olympic games page on the official IOC site]
- ↑ [www.metoffice.com/education/secondary/students/smog.html The Great Smog of 1952] (англ.)
- ↑ Sandbrook, Dominic (2006). White heat: A history of Britain in the swinging sixties. — Little, Brown.
- ↑ [cain.ulst.uk/othelem/chron.htm Хронология конфликта в Северной Ирландии.]
- ↑ [www.london.gov.uk/ Администрация Большого Лондона]
- ↑ [www.londoneye.com Официальный сайт London Eye]
- ↑ [skyscraperpage.com/diagrams/?cityID=807 Diagram of London skyscrapers] на сайте SkyscraperPage
- ↑ [www.london2012.com london 2012 Summer Olympics | Olympic Videos, Photos, News]
Литература
- Вальтер Бесант. [www.archive.org/details/london00besa London] (Harper & Bros., 1892)
- Джордж Вальтер Торнбери. Old and new London: a narrative of its history, its people, and its places (Cassell, Pelter, & Galpin, 1873):
|
|
|
- Billings, M. London: a companion to its history and archaeology. — London: Kyle Cathie, 1994. — 208 p. — ISBN 1856261530.
- Inwood, S. A History of London. — London: Macmillan, 1998. — 1111 p. — ISBN 0333671538.
- [www.gutenberg.org/etext/27027 Хроники Лондона с 1089 по 1483], написанные в XV веке.
Ссылки
- [www.vokrugsveta.ru/encyclopedia/index.php?title=%D0%9B%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%BE%D0%BD Вокруг Света]
- [www.london.ru/museum.php Музеи Лондона]
Отрывок, характеризующий История ЛондонаВпечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру. Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет? Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами: – Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что? Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него. – Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он. – Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский. – А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку. Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею. – Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская. Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики. – Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!». Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения. – И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова. – Ура! ура! ура! – кричали сзади его. С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке. – Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его. Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу. – Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности. – А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце. – Ну, что отец? – Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей. Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать. – Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой. – Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы? – Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова. – Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона. – Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов. – Дядя г'одной, ваша светлость. – О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын. – Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился… – Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала. Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес. Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело. – В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой. – Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери. Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову. Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал: – И красавица какая! Спасибо, голубушка! Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо. – Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке. – Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них. – До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе. – Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте… Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского: – Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице. – Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами. – Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей. – До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой. – Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne». Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие. После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны. С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год. Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина. В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него. – Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами. Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер. – Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]? – Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний. В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований. – Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски. – Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского. – Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел! – Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем. Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии. – Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь… В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых. – Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится. – Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве. – Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы? – Отчего же вы едете? – Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка. – Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек. – Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова. – Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера. – Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын. – Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей! – Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась. – Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza. – Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер. – Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.] – Штраф! Штраф! – сказал ополченец. – Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно! – Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер. – Полноте, граф. Вы знаете! – Ничего не знаю, – сказал Пьер. – Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!] – Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость… – Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца? – Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер. – Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником. – Ну что она, как? – сказал Пьер. – Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее… – Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая. – Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.] – Штраф! Штраф! Штраф! – Но как же это по русски сказать?.. Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина. В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась. «Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс. – Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти. – Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие. (Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.) – Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся? – Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней. – Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу. – Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив… – Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать… – Да я сделаю, я сейчас прикажу. Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул. – Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве. – Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила… – Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс. Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного. На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего. – Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь! Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил. В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее: «Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose. Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef». [Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его. Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.] Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу. – Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости. – Повар чей то княжеский… – Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого. Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его: – Что прикажете? – Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку. – К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер. – Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер. Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это. Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу. 24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску. Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами. В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство. 24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение. Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение. Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться. Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня. До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры. Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями. Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла. На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом: Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина. Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение. Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле. Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела. Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте. Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте. Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение. Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий: Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа. После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало. Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.) Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства. 25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера. |