Шерлок Холмс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Холмс, Шерлок»)
Перейти к: навигация, поиск
Шерлок Холмс
Sherlock Holmes

Шерлок Холмс (рисунок Сидни Пэджета; 1904)
Создатель:

Артур Конан Дойль

Произведения:

библиография Шерлока Холмса, шерлокиана

Первое упоминание:

повесть «Этюд в багровых тонах» (1887)

Пол:

мужской

Национальность:

англичанин

Раса:

европеоидная

Место жительства:

Лондон, Бейкер-стрит, дом 221-б → Суссекс

Дата рождения:

1854 год

Семья:

Майкрофт Холмс (брат), не женат

Дети:

не имел

Род занятий:

частный сыщик-консультант

Прототип:

Джозеф Белл

Роль исполняет:

Василий Ливанов
Николай Волков
Альгимантас Масюлис
Бэйзил Рэтбоун
Джонатан Прайс
Джереми Бретт
Роберт Дауни (младший)
Бенедикт Камбербэтч
Мэтт Фрюэр
Руперт Эверетт
Кристофер Ли
Питер Кашинг
Майкл Кейн
Роджер Мур
Кристофер Пламмер
Джонни Ли Миллер
Ричард Роксбург
Игорь Петренко
Иэн Маккеллен

Шерлок ХолмсШерлок Холмс

Ше́рлок Холмс (англ. Sherlock Holmes [ˈʃəːlɒkˈhoʊmz]?) — литературный персонаж, созданный Артуром Конан Дойлом. Его произведения, посвящённые приключениям Шерлока Холмса, знаменитого лондонского частного детектива, считаются классикой детективного жанра. Прототипом Холмса считается доктор Джозеф Белл (Dr. Joseph Bell)[1], сослуживец Конан Дойла, работавший в Эдинбургском королевском госпитале и славившийся способностью по мельчайшим деталям угадывать характер и прошлое человека.





Серия рассказов и повестей Конан Дойла

В общей сложности Шерлок Холмс появляется в 56 рассказах и 4 повестях Артура Конан Дойла. В большинстве случаев повествование ведётся от имени лучшего друга и спутника Холмса — доктора Ватсона.

Первое произведение о знаменитом детективе, повесть «Этюд в багровых тонах», написано Артуром Конан Дойлом в 1887 году. Последний сборник, «Архив Шерлока Холмса», опубликован в 1927 году.

Сам Конан Дойл считал рассказы о Холмсе «лёгким чтивом» и не разделял восторга читателей. Более того, его раздражало то, что читатели предпочитают произведения о Холмсе всем остальным творениям писателя, тогда, как Конан Дойл считал себя, прежде всего, автором исторического романа. В конце концов, сэр Артур решил прекратить историю сыщика, устранив популярнейшего литературного персонажа в схватке с профессором Мориарти («крёстным отцом» английской мафии, как сказали бы сейчас) у Рейхенбахского водопада.

Однако поток писем возмущённых читателей, среди которых были члены королевской семьи (по легенде, сама королева Виктория), заставили писателя «оживить» знаменитого сыщика и продолжить описание его приключений.

Биография

Сам Артур Конан Дойл в своих произведениях никогда не сообщал о дате рождения Шерлока Холмса. Предположительно год его рождения — 1854 (по рассказу «Его прощальный поклон», действие которого происходит в 1914 году, а Холмсу около 60 лет). В печати также появлялась версия, что Холмс родился в 1850 году. Версия якобы базировалась на биографии врача Джозефа Белла, о котором сам Артур Конан Дойл не раз упоминал как о прототипе Шерлока Холмса, а, по рассказам писателя, Джозеф Белл был старше его на девять лет, то есть год его рождения — 1850-й (сам Артур Конан Дойл родился в 1859 году). Однако в реальности Джозеф Белл родился в 1837 году, что лишает эту версию оснований.[2]

Тем не менее, при первой встрече Ватсона с Холмсом, описанной в повести «Этюд в багровых тонах», мы встречаемся с поверхностным описанием возраста Холмса со слов Ватсона.

В этой высокой комнате на полках и где попало поблескивали бесчисленные бутыли и пузырьки. Всюду стояли низкие широкие столы, густо уставленные ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени. Лаборатория пустовала, и лишь в дальнем углу, пригнувшись к столу, с чем-то сосредоточенно возился какой-то молодой человек. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с места.

— «Этюд в багровых тонах»

Поклонниками творчества Конан Дойла предпринимались попытки установления более точной даты рождения Шерлока Холмса. В частности, высказывалось предположение о дате 6 января[3][4]. Дата была рассчитана неким Натаном Л. Бенгисом на основании сопоставления отрывочной информации из произведений Конан Дойла и астрологических изысканий. Частично гипотеза основана на том, что в повести «Долина Ужаса» имеется косвенное указание на пьесу Шекспира «Двенадцатая ночь» с относительной временной привязкой ко дню рождения Холмса[5]. Дата достаточно распространена среди поклонников великого детектива, хотя в целом объективно не подтверждается. О семье и предках Шерлока Холмса мало что известно. В рассказе «Случай с переводчиком» Холмс рассказывает:

Предки мои были захолустными помещиками и жили, наверное, точно такою жизнью, какая естественна для их сословия.
Там же Холмс упоминает, что его бабушка была сестрой французского художника-баталиста Ораса Верне (1789—1863). В ряде произведений действует брат Шерлока Холмса, Майкрофт Холмс, который старше его на семь лет и занимает значимый пост в правительстве Великобритании, связанный с аналитической работой (конкретная должность Майкрофта не раскрывается). Также в «Подрядчике из Норвуда» упоминается молодой врач Вернер, дальний родственник Холмса, который купил докторскую практику Ватсона в Кенсингтоне. О других родственниках Холмса упоминаний нет. Бабушка — француженка, что говорит о частичном французском происхождении Холмса, хотя судить, насколько оно преобладает, сложно.

Ключевые даты жизни Шерлока Холмса:

  • Первое дело (рассказ о нём называется «Глория Скотт») Шерлок Холмс раскрыл примерно в 23 года — в рассказе говорится, что к этому времени он окончил колледж.
  • В 1881 году Холмс знакомится с доктором Джоном Ватсоном (если принять датой рождения Холмса 1854 год, то на этот момент ему около 27 лет). Он, по всей видимости, не богат, так как ищет компаньона для совместного съема квартиры. Тогда же они с Ватсоном переезжают на Бейкер-стрит, дом 221-б (221b Baker Street), где совместно снимают квартиру у миссис Хадсон. В рассказе «Глория Скотт» мы узнаём кое-что о прошлом Холмса, о том, что сподвигло его стать детективом: отец однокурсника Холмса был восхищён его дедуктивными способностями.
  • В 1888 году Ватсон женится и съезжает с квартиры на Бейкер-стрит. Холмс продолжает снимать квартиру у миссис Хадсон уже один.
  • В 1891 году разворачивается действие рассказа «Последнее дело Холмса». После схватки с профессором Мориарти Холмс пропадает без вести. Ватсон (и вместе с ним практически вся английская общественность) уверен в гибели Холмса.
  • В период с 1891 по 1894 годы Холмс находился в бегах. Выжив в единоборстве на краю водопада, пешком и без денег он преодолел альпийские горы и добрался до Флоренции, откуда связался со своим братом и получил от него денежные средства. После этого Холмс отправился на Тибет, по которому путешествовал два года, посетил Лхасу и провёл несколько дней у далай-ламы — видимо, Холмс опубликовал свои записки об этом путешествии под именем норвежца Сигерсона. Затем объехал всю Персию, заглянул в Мекку (очевидно, используя актёрские навыки, так как, согласно законам ислама, посещение Мекки и Медины иноверцами исключается) и побывал с визитом у калифа в Хартуме (о чём представил отчёт министру иностранных дел Великобритании). Вернувшись в Европу, Холмс провёл несколько месяцев на юге Франции, в Монпелье, где занимался исследованиями веществ, получаемых из каменноугольной смолы.
  • В 1894 году Холмс неожиданно объявляется в Лондоне. После ликвидации остатков преступной группы Мориарти Шерлок Холмс снова поселяется на Бейкер-стрит. Туда же переезжает овдовевший к тому времени доктор Ватсон.
  • В 1904 году Холмс уходит от дел и уезжает из Лондона в Суссекс, где занимается разведением пчёл.
  • К 1914 году относится последнее описанное дело Холмса (рассказ «Его прощальный поклон»). Холмсу здесь около 60 лет («Ему можно было дать лет шестьдесят»). О дальнейшей судьбе Шерлока Холмса Артур Конан Дойл упоминает несколько раз. Из рассказа «Дьяволова нога» следует, что доктор Ватсон получил от Холмса телеграмму с предложением написать о «Корнуэлльском ужасе» в 1917 году, следовательно, Первую Мировую оба друга перенесли благополучно, хотя и живут порознь. Далее в рассказе «Человек на четвереньках» Ватсон опять косвенно намекает на дату опубликования этого дела для широкой общественности и о судьбе Холмса:
Мистер Шерлок Холмс всегда придерживался того мнения, что мне следует опубликовать поразительные факты, связанные с делом профессора Пресбери, для того хотя бы, чтобы раз и навсегда положить конец тёмным слухам, которые лет двадцать назад всколыхнули университет и до сих пор повторялись на все лады в лондонских научных кругах. По тем или иным причинам, однако, я был долго лишен такой возможности, и подлинная история этого любопытного происшествия так и оставалась погребенной на дне сейфа вместе с многими и многими записями о приключениях моего друга. И вот мы, наконец, получили разрешение предать гласности обстоятельства этого дела, одного из самых последних, которые расследовал Холмс перед тем, как оставить практику…. Как-то воскресным вечером, в начале сентября 1903 года…</blockquote>

Ватсон говорит «мы получили», подразумевая себя и Холмса; если действия героя рассказа, профессора Пресбери, волновали научные круги в 1903 году, и это было «лет двадцать назад», то можно сделать вывод, что и Холмс, и Ватсон были живы в 1923 году.

Личность Холмса

При первой встрече с Шерлоком Холмсом («Этюд в багровых тонах») доктор Ватсон описывает великого сыщика как высокого худого молодого человека:

Ростом он был больше шести футов,[6] но при своей необычайной худобе казался ещё выше. Взгляд у него был острый, пронизывающий, если не считать тех периодов оцепенения, о которых говорилось выше; тонкий орлиный нос придавал его лицу выражение живой энергии и решимости. Квадратный, чуть выступающий вперед подбородок тоже говорил о решительном характере.

В рассказе "Три студента" Шерлок Холмс, рассказывая о себе, говорит: "Во мне шесть футов, и я, только поднявшись на цыпочки, увидел стол". Шесть футов - это 183 см.

Из рассказа «Загадка Торского моста» становится известен цвет глаз Холмса:

Он уселся на каменный парапет моста, и я заметил, что его живые серые глаза вопросительно оглядывают всё вокруг.

По образованию Шерлок Холмс, видимо, биохимик. На момент знакомства с Ватсоном работал лаборантом в одной из лондонских больниц — об этом говорится в начале «Этюда в багровых тонах». «Один малый, который работает в химической лаборатории при нашей больнице… По-моему, он отлично знает анатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда не изучал систематически». Ни в одном из последующих произведений о работе Холмса в качестве фельдшера-лаборанта не упоминается. Равно, как и автор больше не говорит о какой бы то ни было иной, помимо частного сыска, работе своего главного героя.

Холмс — многогранная личность. Обладая разносторонними талантами, он посвятил свою жизнь карьере частного детектива. Расследуя дела, которыми снабжают его клиенты, он опирается не столько на букву закона, сколько на свои жизненные принципы, правила чести, которые в ряде случаев заменяют ему параграфы бюрократических норм. Неоднократно Холмс позволял людям, по его мнению, оправданно совершавшим преступление, избежать наказания. Холмс в принципе не меркантилен, его в первую очередь занимает работа. За свой труд по раскрытию преступлений Шерлок Холмс берёт справедливое вознаграждение, но если его очередной клиент беден, может взять плату символически или вообще отказаться от неё. Также Холмс часто жалуется Ватсону, что преступники перевелись, настоящих преступлений не осталось, и он (Холмс) должен сидеть без работы.

Холмс — житель викторианской Англии, лондонец, великолепно знающий свой город. Его можно считать домоседом, и он выезжает за пределы города (страны) только в случае крайней необходимости. Многие дела Холмс разгадывает, не выходя из гостиной миссис Хадсон, называя их «делами на одну трубку».

В быту Холмс имеет устойчивые привычки. Он неприхотлив и практически безразличен к удобствам, совершенно равнодушен к роскоши. Его нельзя назвать рассеянным, но он несколько равнодушен к порядку в комнате и аккуратности в обращении с вещами. Например, проводит рискованные химические эксперименты в своей квартире, нередко наполняя её удушливыми или зловонными парами, или тренируется в стрельбе, выбивает выстрелами вензель королевы Виктории на стене комнаты.

Холмс — убеждённый холостяк, ни разу, по его словам, не испытавший ни к кому романтических чувств. Неоднократно заявляет, что вообще не любит женщин, хотя неизменно вежлив с ними и готов помочь. Только один раз в жизни Холмс, можно сказать, не то чтобы был влюблён, но проникся большим уважением к некой Ирэн Адлер, героине рассказа «Скандал в Богемии».

Холмс курит крепкий табак и в ряде рассказов предстаёт как одержимый и сильно зависимый от табака курильщик, более озабоченный получением дозы никотина, чем изысками в этой области. Иногда, особенно в случае высоких умственных нагрузок, Холмс курит, практически не останавливаясь:
…я вошёл в комнату и перепугался: не пожар ли у нас? — из-за того что через дым едва брезжил свет лампы…

— «Собака Баскервилей»

Связь образа Шерлока Холмса с трубкой справедлива лишь отчасти. Трубочные табаки он, в первую очередь, ценил за крепость, невзирая на их дешевизну и грубость. То, что он курил сильно изогнутые трубки — позднейший миф, порождённый художниками-иллюстраторами[7]. В ряде произведений (например, «Конец Чарльза Огастеса Милвертона», «Последнее дело Холмса», «Пустой дом», «Пенсне в золотой оправе») Холмс охотно курит сигары и папиросы.

В повести «Этюд в багровых тонах» доктор Ватсон заявляет, что Холмс не употребляет наркотики, но в «Знаке четырёх» мы видим его употребляющим кокаин внутривенно. Шерлок Холмс употреблял наркотики лишь при полном отсутствии интересных преступлений:
«Мой мозг бунтует против безделья. Дайте мне дело! Дайте мне сложнейшую проблему, неразрешимую задачу, запутаннейший случай — и я забуду про искусственные стимуляторы».

— «Знак четырёх»

Причем к 1898 году (это как раз предполагаемое время действия «Ужаса над Лондоном» — рукописи из «Завещания Шерлока Холмса») Шерлок уже избавился от этой скверной привычки, о чём нам и поведал неутомимый доктор Ватсон в рассказе «Пропавший регбист».

Об отношениях Холмса с алкоголем сложно сказать что-то определённое, хотя строгим трезвенником он явно не является.

Холмс в принципе не тщеславен, и в большинстве случаев благодарность за раскрытое преступление его мало интересует:

— Как несправедливо распределился выигрыш! […] Всё в этом деле сделано вами. Но жену получил я. А слава вся достанется Джонсу. Что же остаётся вам?
— Мне? — сказал Холмс. — А мне — ампула с кокаином.

— «Знак четырёх»

Хотя в ряде случаев Холмс выражает свою досаду по поводу такого положения вещей:

— Но ведь, наверное, нельзя терять ни секунды, — встревожился я. — Пойти позвать кэб?
— А я не уверен, поеду я или нет. Я же лентяй, каких свет не видел, то есть, конечно, когда на меня нападет лень, а вообще-то могу быть и проворным.
— Вы же мечтали о таком случае!
— Дорогой мой, да что мне за смысл? Предположим, я распутаю это дело — ведь всё равно Грегсон, Лестрейд и компания прикарманят всю славу. Такова участь лица неофициального.

— «Этюд в багровых тонах»

Однако он довольно ревностно относится к сравнению своего таланта сыщика с другими европейскими детективами.

— Считая вас вторым по величине европейским экспертом…
— Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? — довольно резким тоном спросил Холмс.
— Труды господина Бертильона внушают большое уважение людям с научным складом мышления.

— «Собака Баскервилей»

Это двоякое отношение к признанию своего таланта отмечается и в случаях с официальными наградами: если в 1894 году Холмс принимает от президента Франции орден Почётного легионаПенсне в золотой оправе»), то в 1902 году он отказывается принять пожалованный ему дворянский титул («Три Гарридеба»).

Холмс предпочитает принимать клиентов у себя дома. В ряде рассказов можно видеть, что даже очень состоятельные клиенты, особы королевской крови и сам премьер-министр Англии приходят лично к нему на приём. Холмс — театрал, любит обедать в ресторане «Симпсонс» (престижнейшее место Лондона). Отлично разбирается в опере и, видимо, знает итальянский язык:

— Ваш шифр несложен, сударыня. Вы нужны нам здесь. Я был уверен, что стоит мне подать знак Vieni (ит. «приходи») — и вы обязательно придёте.

— «Алое кольцо»

Вероятно также, что Холмс на практическом уровне знаком и с другими европейскими языками:

Большое «G» с маленьким «t»—это сокращение «Gesellschaft», что по-немецки означает «компания». Это обычное сокращение, как наше «К°». «Р», конечно, означает «Papier», бумага. <…> А человек, написавший записку, немец. Вы замечаете странное построение фразы: «Такой отзыв о вас мы со всех сторон получали»? Француз или русский не мог бы так написать. Только немцы так бесцеремонно обращаются со своими глаголами.

— «Скандал в Богемии»

Холмс пожал плечами: — Пожалуй, я действительно приношу кое-какую пользу. «L’homme c’est rien — I’oeuvre c’est tout», как выразился Гюстав Флобер в письме к Жорж Санд.

— «Союз рыжих»

Оружие и боевые искусства

  • Револьвер. И у Холмса, и у Ватсона имеются личные револьверы; у Ватсона в ящике всегда лежал служебный револьвер, но говорится об этом лишь в 8 рассказах. Холмс явно хорошо стреляет, о чём говорит, в частности, знаменитый эпизод из рассказа «Обряд дома Месгрейвов», где Холмс выстреливал на стене монограмму королевы Виктории.
  • Трость. Холмс, являясь почтенным джентльменом, почти всегда ходит с тростью. Описываемый Ватсоном как специалист в фехтовании, он дважды использует её как оружие. В рассказе «Пёстрая лента» он использует трость, чтобы отогнать ядовитую змею.
  • Шпага. В повести «Этюд в багровых тонах» Ватсон описывает Холмса как человека, прекрасно владеющего шпагой, несмотря на то, что в рассказах он её никогда не использовал. Впрочем, шпага упоминается в рассказе «Глория Скотт», где Холмс упражняется в фехтовании.
  • Хлыст. В некоторых рассказах Холмс появляется вооружённый хлыстом. В рассказе «Шесть Наполеонов» хлыст даже назван любимым оружием Холмса и упомянуто, что хлыст был дополнительно утяжелён при помощи свинца, налитого в рукоять. Чуть позже в этом же рассказе Холмс разбивает хлыстом последний бюст Наполеона. Также с помощью хлыста он выхватывает пистолет из рук Джона Клэя в «Союзе рыжих» — приём, требующий виртуозного владения хлыстом. Кроме того, в рассказе «Установление личности» Холмс намеревался задать взбучку мошеннику с помощью хлыста, висевшего на стене гостиной.
  • Рукопашный бой. Ватсон описывает Холмса как хорошего боксёра. В «Знаке Четырёх» указывается, что Холмс являлся боксёром и выступал на соревнованиях:
    — Да нет же, Мак-Мурдо, знаете! — вдруг добродушно проговорил Шерлок Холмс. — Я не думаю, чтобы вы забыли меня. Помните любителя-боксёра, с которым вы провели три раунда на ринге Алисона в день вашего бенефиса четыре года назад?
    <…>
    — Уж не мистера ли Шерлока Холмса я вижу?! — воскликнул боксёр. — А ведь он самый и есть! Как это я сразу вас не узнал? Вы не стояли бы здесь таким тихоней, а нанесли бы мне ваш знаменитый встречный удар в челюсть — я бы тогда сразу узнал вас. Э-э, да что говорить! Вы — из тех, кто зарывает таланты в землю. А то бы далеко пошли, если бы захотели!

Холмс часто использует навыки рукопашного боя в борьбе с противниками и всегда выходит победителем.

В рассказе «Сиятельный клиент» Холмс в одиночку и без оружия противостоит двоим вооружённым дубинками преступникам и отделывается незначительными повреждениями. В рассказе «Последнее дело Холмса» сыщик также описывает случай самообороны от «какого-то негодяя с дубинкой».

В рассказе «Морской договор» безоружный Холмс успешно противостоит преступнику, вооруженному ножом:
Я не представлял себе, что господин Джозеф может оказаться таким злобным. Он бросился на меня с ножом, и мне пришлось дважды сбить его с ног и порезаться о его нож, прежде чем я взял верх. Хоть он и смотрел на меня «убийственным» взглядом единственного глаза, который ещё мог открыть после того, как кончилась потасовка, но уговорам моим все-таки внял и документ отдал.

В рассказе «Пустой дом» Холмс описывает Ватсону свою схватку с профессором Мориарти, в результате которой с помощью некоей японской борьбы под названием «баритсу» он отправил «наполеона преступного мира» в пучины Рейхенбахского водопада. Холмс утверждал также, что умение драться в стиле «баритсу» не раз выручало его в жизни. Интересно, что в реальности японского боевого искусства с таким названием никогда не существовало, однако во времена Конан Дойла некий Эдвард Уильям Бартон-Райт давал в Лондоне уроки борьбы под названием «бартитсу»[8], которая была тогда весьма популярна как европеизированный вариант джиу-джитсу. Конан Дойл, видимо, либо просто ошибся в названии, либо же исказил его специально, как и некоторые другие реальные события и элементы жизни в викторианской Англии.

Знания и навыки

Холмс утверждает, что в раскрытии преступлений ему помогает строгое соблюдение научных методов, особое внимание к логике, внимательности и дедукции. Также Холмс использует псевдонаучные методы: в рассказе «Голубой карбункул» он предполагает, что человек, который носит шляпу большого размера, прекрасно интеллектуально подкован.

Холмс нахлобучил шляпу себе на голову. Шляпа закрыла его лоб и уперлась в переносицу.

— Видите, какой размер! — сказал он. — Не может же быть совершенно пустым такой большой череп.

В «Этюде в багровых тонах» он утверждает, что не знает о том, что Земля вращается вокруг Солнца, так как эти сведения не важны в его работе. Услышав этот факт от Ватсона, он старается поскорее его забыть. Холмс говорит, что человеческий мозг имеет ограниченную ёмкость для хранения информации, и обучение бесполезным вещам сократит его способность к изучению полезных. Доктор Ватсон впоследствии оценивает способности Холмса таким образом:

  1. Знания в области литературы — никаких.
  2. Философии — никаких.
  3. Астрономии — никаких.
  4. Политики — слабые.
  5. Ботаники — неравномерные. Знает свойства белладонны, опиума и ядов вообще. Не имеет понятия о садоводстве.
  6. Геологии — практические, но ограниченные. С первого взгляда определяет образцы различных почв. После прогулок показывает брызги грязи на брюках и по их цвету и консистенции определяет, из какой она части Лондона.
  7. Химии — глубокие.
  8. Анатомии — точные, но бессистемные.
  9. Уголовной хроники — огромные, знает, кажется, все подробности каждого преступления, совершенного в девятнадцатом веке.
  10. Хорошо играет на скрипке.
  11. Отлично фехтует на шпагах и эспадронах, прекрасный боксёр.
  12. Основательные практические знания английских законов.

Однако в конце повести «Этюд в багровых тонах» оказывается, что Холмс знает латынь и не нуждается в переводе эпиграммы в оригинале, хотя знание языка имеет сомнительную ценность в детективном деле, разве что традиционно связано с анатомией. Позже в рассказах Холмс полностью противоречит тому, что писал о нём Ватсон в самом начале. Несмотря на его равнодушие к политике, в рассказе «Скандал в Богемии» он немедленно признает личность предполагаемого графа фон Крамма, а в рассказе «Второе пятно» мгновенно догадывается о том, какой именно монарх Европы написал опрометчивое письмо, исчезновение которого грозит крупными международными осложнениями; что касается несенсационной литературы, его речь изобилует ссылками на Библию, Шекспира, даже Гёте, он упоминает даже Хафиза.

Кроме того, в рассказе «Чертежи Брюса-Партингтона» Ватсон сообщает, что в ноябре 1895 года Холмс увлёкся монографией «Музыка средневековья», — самая эзотерическая область, которая должна была бы забить огромным количеством информации его изощрённый ум и которая не имела абсолютно никакого отношения к борьбе с преступностью, но его знания монографии были настолько велики, что это стало последней каплей при установлении его личности. Чуть позже Холмс заявляет, что не хочет знать ничего, если это не имеет отношения к его профессии, а во второй главе повести «Долина Ужаса» он заявляет, что «любые знания полезны для детектива», и ближе к концу рассказа «Львиная грива» описывает себя как «неразборчивого читателя с невероятно цепкой памятью на мелкие детали». В рассказе «Дьяволова нога» говорится об увлечении Холмса исторической лингвистикой (правда, серьезная наука того времени давно отвергла наивные представления о какой бы то ни было связи кельтского корнуэльского языка с семитскими):

Холмс заинтересовался также древним корнуэльским языком и, если мне не изменяет память, предполагал, что он сродни халдейскому и в значительной мере заимствован у финикийских купцов, приезжавших сюда за оловом. Он выписал кучу книг по филологии и засел было за развитие своей теории, как вдруг, к моему глубокому сожалению и его нескрываемому восторгу, мы оказались втянутыми в тайну...

Холмс также отличный криптоаналитик. Он говорил Ватсону: «Я отлично знаком со всеми видами шифрования, также я написал статью, в которой проанализировал 160 шифров». Один из шифров он разгадывает с помощью частотного анализа в рассказе «Пляшущие человечки».

Исследует доказательства как с научной точки зрения, так и с предметной. Чтобы определить ход преступления, часто исследует отпечатки, следы, дорожки от шин («Этюд в багровых тонах», «Серебряный», «Случай в интернате», «Собака Баскервилей», «Тайна Боскомской долины»), окурки, остатки пепла («Постоянный пациент», «Собака Баскервилей», «Этюд в багровых тонах»), сравнение писем («Установление личности», «Рейгетские сквайры»), остатки пороха («Рейгетские сквайры»), распознавание пуль («Пустой дом») и даже отпечатки пальцев, оставленные много дней назад («Подрядчик из Норвуда»). Холмс также демонстрирует знание психологии («Скандал в Богемии»), заманивая Ирэн Адлер в ловушку и справедливо предполагая, что в случае пожара незамужняя бездетная женщина бросится спасать самое дорогое (в рассказе — фотографию), а замужняя женщина, мать семейства, бросится спасать прежде всего своего ребёнка.

Из-за передряг в жизни (или стремления оставить всё позади) Холмс удаляется в Суссекс, чтобы заняться пчеловодством («Второе пятно»), там же он пишет книгу «Практическое руководство по разведению пчёл» («Его прощальный поклон»). Как один из способов релаксации может также рассматриваться его любовь к музыке: к примеру, в рассказе «Союз рыжих» он берёт вечер, свободный от участия в деле, чтобы послушать, как Пабло де Сарасате играет на скрипке.

Также он очень любит вокальную музыку («Алое кольцо») и сам очень хорошо играет на скрипке:

…Я знал, что он может исполнять скрипичные пьесы, и довольно трудные: не раз по моей просьбе он играл «Песни» Мендельсона и другие любимые мною вещи…

— «Этюд в багровых тонах»

Хотя Холмс и предстает как образец стальной выдержки и ледяного спокойствия, ему отнюдь не чужды эмоции. Трудно складывающееся расследование или откровенная неудача снимают маску безразличия с его лица:

…Холмс вскочил со стула. — Хватайте его сзади, Ватсон! Не выпускайте из комнаты! Сейчас, сэр, мы посмотрим содержимое вашей записной книжки…

— «Конец Чарльза Огастеса Милвертона»

…Вернулся мой друг поздно вечером, и его потемневшее, расстроенное лицо яснее всяких слов сказало мне, что от утренних его надежд не осталось и следа. С час он играл на скрипке, стараясь успокоиться…

— «Подрядчик из Норвуда»

…Да, стоило получить рану, и даже не одну, чтобы узнать глубину заботливости и любви, скрывавшейся за холодной маской моего друга. Ясный, жесткий взгляд его на мгновение затуманился, твердые губы задрожали. На один-единственный миг я ощутил, что это не только великий мозг, но и великое сердце…

— «Три Гарридеба»

Метод Шерлока Холмса

Дедуктивный метод Шерлока Холмса

  1. На основе всех фактов и улик строится полная картина преступления.
  2. Отталкиваясь от полученной картины преступления, разыскивается единственно соответствующий ей обвиняемый.

При составлении представления о картине преступления Холмс использует строгую логику, которая позволяет по разрозненным и мало значащим в отдельности деталям восстановить единую картину так, как если бы он видел происшествие своими глазами.

По одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видал ни того, ни другого и никогда о них не слыхал. Всякая жизнь — это огромная цепь причин и следствий, и природу её мы можем познать по одному звену.

— «Этюд в багровых тонах»

Наблюдатель, основательно изучивший одно звено в серии событий, должен быть в состоянии точно установить все остальные звенья — и предшествующие, и последующие. Но чтобы довести искусство мышления до высшей точки — необходимо, чтобы мыслитель мог использовать все установленные факты, а для этого ему нужны самые обширные познания…

— «Пять апельсиновых зёрнышек»

Ключевыми моментами метода являются наблюдательность и экспертные знания во многих практических и прикладных областях науки, зачастую относящихся к криминалистике. Здесь проявляется специфический подход Холмса к познанию мира — сугубо профессиональный и прагматичный, кажущийся более чем странным людям, малознакомым с личностью Холмса. Обладая глубочайшими познаниями в таких специфических для криминалистики областях, как почвоведение или типографское дело, Холмс не знает элементарных вещей. К примеру — Холмсу не известен тот факт, что Земля вращается вокруг Солнца, потому что эти сведения совершенно бесполезны в его работе.

Мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак.

— «Этюд в багровых тонах»

Далее, используя свой метод, который Холмс называет дедуктивным, он вычисляет преступника. Обычный ход его рассуждений таков:

Отбросьте все невозможное; то, что останется — и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался.

— «Знак четырёх»

Например, при расследовании дела о пропаже сокровищ Агры Холмс сталкивается с ситуацией, когда преступник по приметам и оставленным уликам оказывается человеком невысокого роста с ногой, как у ребёнка. Отбросив все варианты, Холмс останавливается на единственном: это — малорослый дикарь с Андаманских островов, — каким бы парадоксальным ни выглядел этот вариант.

В названии метода термин дедукция использовался Конан Дойлом не строго. Он может пониматься как:

* На месте преступления обнаружена сигара. Холмс делает вывод, что подозреваемый Моран не мог её выкурить. Из общего правила («человек с пышными усами не может выкурить сигару до конца, не подпалив их») выводится частный случай («Полковник Моран не мог выкурить сигару до конца, потому что носил такие усы»). Гусев Д. А. Логика «Учебный курс»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4483 дня]
* «Рассмотренный способ доказательства <дедуктивный вывод по Modus tollendo ponens>, согласно свидетельству А. Конан-Дойла, служил основным методом Шерлока Холмса. На вопрос, в чём суть его дедуктивного метода, Шерлок Холмс отвечал: „Установите все возможности, относящиеся к исследуемому событию, затем исключите последовательно все их, кроме одной, тогда это последнее и будет служить ответом на интересующий вас вопрос!“»[9]

Тем не менее, как минимум часть метода основана на индукции — заключении от частного к общему. Некоторые исследователи[10] видят в качестве основания метода Холмса абдукцию.

Необычная способность Холмса по мельчайшим признакам совершать поразительные догадки вызывает постоянное изумление Ватсона и читателей рассказов. Сыщик использует и тренирует эту способность не только в ходе следствия, но и в быту. Как правило — впоследствии Холмс досконально разъясняет ход своих мыслей, который постфактум кажется очевидным и элементарным.

Следствие

В большинстве случаев Холмс сталкивается с тщательно спланированными и сложно исполненными преступлениями. При этом набор преступлений достаточно широк — Холмс расследует убийства, кражи, вымогательства, а иногда ему попадаются ситуации, которые с первого взгляда (или в конечном итоге) вообще не имеют состава преступления (происшествие с королём Богемии, случай с Мэри Сазерленд, история человека с рассечённой губой, дело лорда Сент-Саймона, загадка человека с жёлтым лицом).

Шерлок Холмс предпочитает действовать в одиночку, в одном лице выполняя все функции следствия. Ему помогают доктор Ватсон и персонал Скотланд-Ярда, но это не носит принципиального характера. Холмс находит улики и, как эксперт, оценивает по ним причастность фигурантов преступления. Допрашивает свидетелей. Кроме того, зачастую Холмс непосредственно действует как агент сыска, занимаясь поиском улик и фигурантов, а также участвует в задержании.

Холмс не чужд различных уловок — использует грим, парики, меняет голос. В некоторых делах ему приходится прибегать к полному перевоплощению, что требует искусства актёра.

В некоторых делах на Холмса работает группа лондонских беспризорных мальчишек. В основном Холмс использует их в качестве соглядатаев, оказывающих ему помощь при расследовании дел.

Холмс ведёт подробную картотеку преступлений и преступников, а также пишет монографии в качестве учёного-криминалиста. В то же время Холмс — очень плохой криминолог, так как редко задумывается о причинах преступности (например, в рассказе «Медные буки») и никогда не доводит своих рассуждений в этом направлении до конца, в отдельных случаях он ограничивается установлением мотивов конкретного преступления («Серебряный»). Эту черту отмечали советские рецензенты (например, К. Чуковский), подчёркивая «буржуазный» характер произведений Конан Дойла.

Произведения

Повести

Рассказы

Рассказы собраны в следующие сборники:

Роль в культуре и литературе

Шерлок Холмс является одним из самых популярных литературных героев. Ещё при жизни Конан Дойла стали появляться авторы, пишущие рассказы о приключениях сыщика. В начале XX века российские писатели П. Никитин и П. Орловец создали цикл повестей о расследованиях Холмса в России. Рассказы о детективе писали также сын Конан Дойла Адриан Конан Дойль, Джон Диксон Карр, Эллери Куин, Морис Леблан, Стивен Кинг, Рекс Стаут, Марк Твен, Джулиан Саймонс, Борис Акунин, Сергей Лукьяненко, Михаил Харитонов (Константин Крылов), Энтони Горовиц и даже президент США Франклин Рузвельт.

В целом, культурное влияние образа весьма велико. В соответствии с опросом, проведённым британской социологической ассоциацией Ask Jeeves в 2011 году, в среднем каждый пятый британец считает, что Шерлок Холмс реально существовал[11].

Факты

Памятники и музеи Шерлока Холмса

  • Родоначальником подобного дедуктивно-детективного жанра является, вопреки распространенному мнению, не Конан Дойл, а Эдгар По с его рассказом «Убийство на улице Морг». При этом сам Холмс весьма презрительно отзывался о дедуктивных способностях Огюста Дюпена, главного героя «Убийства на улице Морг» (повесть «Этюд в багровых тонах»).
  • Во времена написания рассказов о Холмсе дома с адресом Бейкер-стрит, 221b не существовало. По сути, он не существует и сейчас — номера домов с 215 по 229 относятся к зданию en:Abbey National. Однако на этот адрес непрерывно поступал поток писем. В фирме, расположенной по этому адресу, даже существовала должность сотрудника для обработки писем Шерлоку Холмсу. Впоследствии адрес «Бейкер-стрит, 221b» был официально присвоен дому, в котором расположился музей Шерлока Холмса в виде его квартиры (несмотря на то, что для этого пришлось нарушить порядок нумерации домов на улице, поскольку фактически это дом 239).
  • Конан Дойл считал несерьёзными свои рассказы о Холмсе, поэтому решил его «убить». После публикации рассказа «Последнее дело Холмса» на писателя посыпался ворох гневных писем. Существует неподтверждённая легенда о письме королевы Виктории Конан Дойлу, в котором королева предполагала, что смерть Шерлока Холмса — лишь хитрый ход сыщика. И писателю пришлось «оживить» персонажа.

  • В одной из серий сериала «Звёздный путь: Следующее поколение» (англ. «Star Trek: The Next Generation, TNG», андроид Дата играет роль Холмса в эмуляторе реальности, моментально, без подготовки и расследования, раскрывая любое преступление, которое «придумывает» компьютер. Джорди Ла Форж, главный инженер корабля, предлагает компьютеру создать персонаж, который мог бы победить мыслительные процессы андроида Даты, — «ибо скучно». Персонаж, который создает компьютер, ведёт себя как «гений преступного мира» Мориарти, ставит в тупик Дату и под угрозу — безопасность корабля, требуя признать себя существом, равным людям (намёк на «Cogito, ergo sum»). Капитан корабля Жан-Люк Пикард обещает существу, что запись его личности не будет стёрта до тех пор, пока появится возможность сделать его человеком. Персонаж соглашается и позволяет прекратить действие эмулятора реальности, в котором он существует.
  • Знаменитая фраза «Элементарно, Ватсон!» (англ. «Elementary, my dear Watson») — никогда не встречалась в произведениях Конана Дойла, а была выдумана Пи Джи Вудхаусом в 1915 году (роман «Псмит-журналист»)[15].
  • Холмс послужил прототипом доктора Грегори Хауса из одноимённого сериала.[16]
  • В романе «Шерлок Холмс приходит слишком поздно» Мориса Леблана для поимки Арсена привлекается Шерлок Холмс. Они встречаются на тропе по пути на вокзал, но Шерлок не догадывается, кто перед ним.
  • В сериале «Убежище» упоминается Шерлок Холмс. Также там говорится, что Шерлок никогда не существовал, а гениальным сыщиком на самом деле являлся доктор Уотсон.
  • В цикле рассказов Пола Андерсона «Патруль времени» есть эпизод, где сотрудники Патруля, действующие в Британии XIX века, сталкиваются с угрозой разоблачения со стороны местного сыщика и его помощника, в описании которых совершенно недвусмысленно узнаются Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
  • Также Шерлок Холмс, как литературный персонаж, упоминается в романе Майкла Крайтона «Большое ограбление поезда», где в ироничном ключе проводится противопоставление его безупречного знания наизусть расписания британских железных дорог и реального положения дел в этом вопросе в Викторианскую эпоху, отличавшегося, по утверждению автора, исключительной сложностью и запутанностью.
  • В Великобритании проходят выставки, посвящённые Шерлоку Холмсу. Крупнейшая за последние 60 лет (под названием «Шерлок Холмс: Человек, который никогда не жил и никогда не умрёт») открылась в 2014 году.

Шляпа Шерлока Холмса

Шерлок Холмс носит специальную шляпу охотника за оленями. Про неё ничего не написано в тексте, её придумал первый иллюстратор рассказов о Холмсе Сидни Пэджет, который сам во время загородного отдыха носил похожий головной убор. В то время такую шляпу носили только в сельской местности. В городе Холмс носит обычную шляпу с полями.

Версии Холмса

Образы, представления, видение другими личностями

Перечислить все произведения с участием Холмса, написанные другими российскими и зарубежными авторами, очень сложно — их несколько сотен (см. Шерлокиана). Вот только некоторые из них:

  • Роман «Пчёлы мистера Холмса» (англ. «A Slight Trick of the Mind») прозаика Митча Каллина, вышедший в 2005 году — история благополучной старческой кончины детектива. По этой версии, Холмс пережил мировые войны, побывал в разбомбленной Японии, начал сопереживать окружающим и задумываться о философских проблемах, параллельно борясь с рассеянным склерозом. Легендарный сыщик скончался в возрасте 96 лет, пребывая в старческом маразме и завершив работу над очередной детективной рукописью.
  • Сборник проекта «Фрам» — «Куда исчез Филимор?»
  • Повесть «Узница башни, или Краткий, но прекрасный путь трёх мудрых», где Борис Акунин познакомил Холмса с Эрастом Петровичем Фандориным, сборник «Нефритовые четки»
  • Роман Ады Линкс «Игра в Грессоне. Еще один роман о Шерлоке Холмсе», любовно-литературоведческое произведение.
  • Мистико-детективный триллер «Врата „Грейвз“» американского писателя Денниса Берджеса — о психиатре-убийце, гипнозе и переселении душ, описывается личность сэра Артура Конан Дойла — писателя, уставшего от славы создателя Шерлока Холмса.
  • «Этюд в жестоких тонах» или «Шерлок Холмс против Джека Потрошителя» (русское издание — 1982, под названием «Неизвестная рукопись доктора Уотсона») Эллери Куина.
  • В 2011 году наследники Артура Конан Дойла впервые официально разрешили написать новую книгу о Шерлоке Холмсе.[17] Британец Энтони Горовиц написал роман «Дом шёлка» (издан на русском языке[18] в том же году).
  • Адриан Конан Дойл, Джон Диксон Карр. Неизвестные приключения Шерлока Холмса / Пер. с англ. Т.Голубевой, И.Моничевой, Н.Рейн. — М.: Астрель, Полиграфиздат, 2012. — 320 с., 10 000 экз., ISBN 978-5-271-39584-0, ISBN 978-5-4215-3052-7 (А. К. Дойл — младший сын сэра Артура Конан Дойла, Д. Д. Карр — его биограф, книга вышла в 1954 году).
  • Фантастические рассказы британского автора Нила Геймана «Этюд в изумрудных тонах» и «Дело о смерти и меде».
  • К образу Шерлока Холмса обращались также авторы, не имеющие ничего общего между своими произведениями и классическим представлением образа Холмса, одним из примеров является мастер ужасов Стивен Кинг с рассказом «Дело доктора Ватсона».

Лучшие произведения

Когда к Конан Дойлу однажды обратились с просьбой перечислить лучшие рассказы о Холмсе, автор отобрал 12 произведений:[19]

За ними следовали «Львиная грива» и «Знатный клиент». По другим данным, автор предпочитал «ту, которая о змее», но не помнил её названия (имеется в виду «Пёстрая лента»).

Экранизации

По числу экранизаций история о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне попала в Книгу рекордов Гиннесса.[20] На данный момент насчитывается около 210 кинокартин с участием сыщика.

США (1939—1946)

СССР—Россия

Украина

Великобритания

США (2009—2012)

Компьютерные игры о Шерлоке Холмсе

Напишите отзыв о статье "Шерлок Холмс"

Примечания

  1. [www.siracd.com/work_bell.shtml Sherlock Holmes and Dr. Joseph Bell (англ.)]
  2. [www.ug.ru/ug_pril/gv/2000/06/civic.htm Разное]
  3. Артур Конан Дойль. «Отец Шерлока Холмса» // [books.google.de/books?id=LVNxJSkm8RgC&lpg=PT504&ots=zIXlks-YNS&hl=en&pg=PT8#v=onepage&q=&f=false Приключения Шерлока Холмса]. — Москва: ОЛМА-Пресс. — С. 9. — 512 с. — 5000 экз. — ISBN 5 224 03361 6.
  4. [www.vz.ru/columns/2007/4/28/79702.html Александр Шабуров: Как Шерлок Холмс чуть не попал на Лубянку], А. Шабуров, 28 апреля 2007, «Взгляд»  (Проверено 5 января 2010)
  5. [www.ntv.ru/novosti/101031/ Сыщик всех времен и народов отмечает день рождения], 6 января 2007 года, НТВ  (Проверено 5 января 2010)
  6. более 180 см
  7. John Hall. [www.pipes.org/Articles/140_Different_Varieties.text 140 Different Varieties]. Ian Henry books. ISBN 0-9522545-1-4
  8. [www.kommersant.ru/doc.aspx?docsid=618547 Боевой инвестиционный фонд], Журнал «Деньги» № 41 (546) от 17.10.2005  (Проверено 5 января 2010)
  9. [copy.yandex.net/?fmode=envelope&url=http%3A%2F%2Flib100.com%2Fbook%2Fphilosophy%2Flogic_v%2F_%25c2%25ee%25e9%25f8%25e2%25e8%25eb%25eb%25ee%2520%25c5.%25ca.%2C%2520%25c4%25e5%25e3%25f2%25ff%25f0%25e5%25e2%2520%25cc.%25c3.%2C%2520%25cb%25ee%25e3%25e8%25ea%25e0-%25f3%25f7%25e5%25e1%25ed%25e8%25ea.pdf&lr=67&text=%D1%85%D0%BE%D0%BB%D0%BC%D1%81%20%D0%B8%D0%BD%D0%B4%D1%83%D0%BA%D1%86%D0%B8%D1%8F%20%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D1%88%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D0%BE&l10n=ru&mime=pdf&sign=9b19ed95aafd5e36fa30de05ba41ca99&keyno=0 Войшвилло Е. К Дегтярев М. Г. — Логика]: Учебник для студентов высших учебных заведений. — М.: Изд-во ВЛАДОС-ПРЕСС, 2001 г. — С. 477.
  10. Шерлок Холмс и (псевдо) дедуктивный метод/ Ионин Л. Г. Социология культуры.
  11. [newsbang.net/kazhdyi-pyatyi-britanets-schitaet-chto-sherlok-kholms-sushchestvoval-na-samom-dele Каждый пятый британец считает, что Шерлок Холмс существовал на самом деле] (рус.). newsbang.net (5 апреля 2011). Проверено 5 апреля 2011.
  12. Русская служба Би-би-си. [news.bbc.co.uk/hi/russian/entertainment/newsid_4741000/4741474.stm Ливанов - Кавалер ордена Британской империи] (рус.) (22 февраля 2006 года). Проверено 4 октября 2010. [www.webcitation.org/618qENcfh Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
  13. [www.lenta.ru/russia/2000/07/24/ort/ Каналу ОРТ запретили показывать «Воспоминания о Шерлоке Холмсе»], lenta.ru  (Проверено 5 января 2010)
  14. [onfoot.ru/sights/monuments/861.html Открытие памятника Шерлоку Холмсу]
  15. [www.phrases.org.uk/meanings/elementary-my-dear-watson.html Elementary my dear Watson], phrases.org.uk  (Проверено 5 января 2010)
  16. [tv.zap2it.com/tveditorial/tve_main/1,1002,271%7C92770%7C1%7C,00.html Zap2it — TV news — Building 'House' Is Hard Work]
  17. газета «Книжное обозрение», № 3, 2011.
  18. ISBN 978-5-387-00376-9
  19. Энциклопедия для детей. Всемирная литература ч.2. — Москва: Аванта+, 2001. — С. 296. — 656 с. — ISBN 5-94623-107-3.
  20. [www.newsru.ru/cinema/26sep2008/holmes.html Гай Ричи выбрал возлюбленную для Шерлока Холмса], NEWSru.com  (Проверено 5 января 2010)

Литература

  • Ригс Р. Шерлок Холмс: Методы расследования и тайны величайшего детектива / Пер. с англ. Д.Полева. — М.: Эксмо, 2012. — 224 с., ил. — (ВИП-персоны. Фильмы и сериалы). — 3000 экз., ISBN 978-5-699-53790-7
  • James O'Brien. [books.google.ru/books/about/The_Scientific_Sherlock_Holmes.html?id=XeXMlUmVGDwC&redir_esc=y The Scientific Sherlock Holmes: Cracking the Case with Science and Forensics]. — New York: Oxford University Press, 2013. — xx + 175 p. — ISBN 978-0-19-979496-6.

Ссылки

  • [www.gutenberg.org/browse/authors/d#a69 «Проект Гутенберг». Полные тексты произведений Конан Дойля и аудиокниг на английском языке]  (англ.)
  • [www.sherlock-holmes.co.uk/ Музей Шерлока Холмса]

Отрывок, характеризующий Шерлок Холмс

Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.