Война Фаррапус
| Война Фаррапус | |||
 Наступление кавалерии Фаррапус. Картина Гильерми Литрана | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Провинции Риу-Гранди-ду-Сул и Санта-Катарина (Бразильская империя) | ||
| Итог |
поражение восставших | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Война́ Фарра́пус (порт. Guerra dos Farrapos, от farrapos — «лохмотья») или револю́ция Фарропи́лья (порт. Revolução Farroupilha, от farroupilha — «оборванец») — республиканское восстание на юге Бразильской империи (в провинциях Риу-Гранди-ду-Сул и Санта-Катарина), развернувшееся в 1835—1845 годах.
Содержание
Движущие силы
Основными движущими силами восстания были вольнонаёмные пастухи (гаучо) и батраки (агрегадус), которые выступали против налогового гнёта и произвола имперского правительства, насильственных наборов в армию и флот. Руководящую роль в движении играли помещики-скотоводы, а также представители торговой буржуазии, также недовольные политикой правительства и стремившиеся к созданию автономии. Важную роль в подготовке восстания сыграл итальянский иммигрант Тито Ливио Дзамбеккари. Газета «Республиканец», которую он выпускал, была рупором освободительных идей, призывала на борьбу с монархией, осуждала рабство[1].
Верховным командующим вооружёнными силами повстанцев накануне восстания был назначен генерал Бенту Гонсалвис да Силва[2].
Ход восстания
Начало восстания
20 сентября 1835 года отряды восставших захватили столицу провинции Риу-Гранди-ду-Сул город Порту-Алегри. Вскоре под контроль повстанцев перешли и внутренние районы провинции. 11 сентября 1836 года восставшие провозгласили независимую республику Риу-Гранди со столицей в Пиратини. Президентом республики вскоре был заочно избран Бенту Гонсалвис, который незадолго до этого попал в плен к правительственным войскам. Бежать из плена и занять пост президента Гонсалвису удалось только в сентябре следующего года, до это его обязанности временно исполнял вице-президент Гомис Жардин[1].
Под знамёнами Республики Риу-Гранди против имперских войск сражались не только бразильцы, но и революционные эмигранты из Аргентины, Уругвая и других стран. В их числе был итальянец Джузеппе Гарибальди, который присоединился к движению в 1839 году и возглавил флот восставших.
Правительство новой республики опубликовало закон, согласно которому из неволи освобождались рабы, пожелавшие вступить в ряды армии Риу-Гранди, что способствовало расширению социальной базы восстания.
Республика Жулиана
В 1839 году повстанческая армия вступила в провинцию Санта-Катарина. Восставшие захватили город Лагуна, который 24 июля был объявлен столицей Республики Жулиана. Однако новая республика не просуществовала и четырёх месяцев: имперские войска предприняли контрнаступление и 15 ноября, атаковав Лагуну с моря и суши, заняли город.
Вытесненные с территории Санта-Катарины повстанцы продолжали контролировать внутренние районы Риу-Гранди-ду-Сул, где вели упорные бои с правительственными войсками.
Конец войны
К концу 1842 года положение восставших заметно ухудшилось. Решительная победа правительственных войск при Санта-Лусии[3] нанесла мощный удар движению Фаррапус[4]. Из-за возникших разногласий у руководства движения в августе 1843 года Бенту Гонсалвис отказался от поста президента Республики Риу-Гранди. Его место занял Гомис Жардин. В руководстве республики выросло число сторонников примирения с имперским правительством. После этого восстание постепенно пошло на убыль, и правительство Риу-Гранди решило начать переговоры с правительством в Рио-де-Жанейро.
1 марта 1845 года имперское правительство в Пончо Верде подписало с руководителями восставших так называемый «Акт умиротворения», согласно которому помещики-скотоводы Риу-Гранди-ду-Сул получали ряд привилегий, в частности право выставлять своего кандидата на пост президента провинции. Всем участникам восстания была объявлена амнистия, однако все законы, изданные правительством самопровозглашённой республики, аннулировались. Освобождённые республикой рабы вновь стали рабами, но теперь переходили в разряд «государственных рабов»[1].
Последствия
Война Фаррапус стала одним из факторов отставки регента империи Диогу Антониу Фейжо, положение которого и до этого было не очень прочным. Наряду с яростной оппозицией, противостоявшей политике Фейху, провозглашение республики Риу-Гранди вынудило его выйти в отставку в сентябре 1837 года[1][5], что в дальнейшем привело к окончанию периода регентства и воцарению Педру II.
Отражение в культуре
В 2002 году бразильская писательница Летисия Вирцхофски написала роман «Дом семи женщин», в которой описываются события войны Фаррапус (в романе фигурируют исторические персонажи: Бенту Гонсалвис, Джузеппе Гарибальди). В этом же году по мотивам этой книги был снят одноимённый сериал[6].
Напишите отзыв о статье "Война Фаррапус"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [web.archive.org/web/20100402200902/mesoamerica.narod.ru/Latin/latamerica_history7.html М. С. Альперович, Л. Ю. Слёзкин. История Латинской Америки с древнейших времён до начала XX века].
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/4570/ГОНСАЛВИС Гонсалвис Бенту] в Советской исторической энциклопедии.
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/battles/1359/Санта Санта-Лусия] в Энциклопедии битв мировой истории.
- ↑ [web.archive.org/web/20110719071615/mesoamerica.narod.ru/Latin/brazil_history_deberl.html А. Дербель. Бразилия].
- ↑ [archive.is/20120720005423/mesoamerica.narod.ru/Latin/brazil_history_thomas10.html А. Б. Томас. Бразилия под властью империи (1822—1889)].
- ↑ [www.braziliada.ru/serials/casasete/ Бразилиада. «Дом семи женщин».]
Ссылки
- [www.rubricon.com/qe.asp?qtype=6&cid=%7B72A2B3FC-CE38-45EC-8236-6385B08A4A6F%7D&aid=12&id=-1 Война Фаррапус] в энциклопедическом справочнике «Латинская Америка».
- [web.archive.org/web/20091027150221/www.geocities.com/ulysses_costa2000/farroupilha.html The Farroupilha War] (англ.)
Отрывок, характеризующий Война Фаррапус
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
