Восстание сипаев

Восстание сипаев
Основной конфликт: Борьба за независимость Индии
Картина В.Верещагина «Подавление индийского восстания англичанами», 1884
Дата	май 1857 — апрель 1859
Место	Пенджаб—Бенгалия (Индия)
Итог	Восстание подавлено. Ликвидация Ост-Индской компании. Индия перешла под прямую юрисдикцию английской королевы.
Противники
Сипаи (наёмные солдаты Ост-Индской компании) 7 княжеств Индии Могольская империя Индийское население Ост-Индская компания Армия Великобритании 20 княжеств Индии и Непалa
Командующие
Бахадур Шах II Тантия Топи Колин Кэмпбелл Джанг Бахадур Рана
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Восста́ние сипа́ев (Сипайское восстание, в современной историографии Инди́йское народное восста́ние 1857—1859, Первая война Индии за независимость) — восстание индийских солдат против жестокой колониальной политики англичан в 1857—1859 годах. Восстание началось на севере от Бенгалии до Пенджаба и в центральной Индии. Основная инициатива была предпринята со стороны армии и незадолго до этого отстранённых от власти махарадж, но в некоторых областях его поддержали крестьяне, и оно превратилось в общее восстание. Дели был захвачен повстанцами, однако позже был окружён и взят англичанами. Восстание положило конец власти Британской Ост-Индской компании и привело к её замене прямым правлением английской короны («Британский Радж»).

Восстание вызвало бурную волну самых разнообразных откликов , как в английских прессе и литературе (включая ультрарасистские высказывания Чарльза Диккенса), так и за её пределами (особенно во Франции), где определённые круги высказывались за союз с Российской империей с целью вытеснения Великобритании из Азии.

Пояснения

В английской литературе восстание часто называется Сипайским, так как его военным ядром были сипаи. Центром восстания, как говорилось выше, была территория, расположенная между Пенджабом и Бенгалией. Восстание началось в бенгальской армии, комплектовавшейся в этом районе.

Предпосылки

Ко времени прибытия англичан Индия делилась на огромное количество мелких княжеств, постоянно воевавших друг с другом. Захватившие Индию англичане быстро осознали преимущество ружей и пушек над кожаными щитами и кривыми саблями. Тем не менее, вдали от родины терять британских солдат было невыгодно, и основной ударной силой стали сипаи — индийские наёмники, вооружённые по последнему слову техники (хотя их выучка и не дотягивала до британских стандартов), им регулярно выплачивалось солидное для индийцев жалование. Неудивительно, что для местной бедноты попасть на службу к англичанам стало пределом мечтаний. В первую очередь британцы занялись модернизацией экономики: построили Гангский канал, продолжили Великий колёсный путь, наладили эффективную почтовую систему, появилась сеть школ и даже высшие учебные заведения.

Впрочем, политика объединения индийских земель, начатая лордом Дальхузи, когда оставшийся без наследника феодал должен был отдать земли Ост-Индской компании, встретила недовольство. Жизнь постепенно переводилась на европейский лад: были запрещены сати и сватание детей. Внешнюю торговлю в обход Компании запретили. Налоги на землю стали для многих непосильными. Поточное производство тканей привело к экономическому упадку регионов, в которых ткачество и красильное дело развивалось тысячелетиями. Да и сипаи из «привилегированного сословия» к началу восстания превратились в простое «пушечное мясо» — к тому времени уже почти 20 лет Британия вела в Юго-Восточной Азии беспрерывные войны. В общем, недовольство колониальной политикой англичан превратило регион в «пороховую бочку», и для бунта требовался только повод.

Поводом к восстанию стала новая винтовка Энфилда с капсюльным замком. Патрон, который надлежало скусывать, якобы пропитывался смесью говяжьего и свиного жира (корова была священным животным в индуизме, а свинья — нечистым в исламе). Хотя подразделения сипаев намеренно комплектовались по смешанному принципу, это не помешало сговору индусов и мусульман. Ходили и «предсказания», что «Ост-Индская компания будет править 100 лет» (начиная с битвы при Плесси, 1757), и что «всё станет багровым».

Начало восстания

26 февраля 1857 года в 34-м Бенгальском полку туземной пехоты начинают распространяться слухи о новых патронах с оболочкой, пропитанной свиным и коровьим жирами. Чтобы зарядить оружие, необходимо было разорвать её зубами, это оскорбляло религиозные чувства мусульман и индуистов. 29 марта 1857 29-летний солдат этого полка, Мангал Панди, объявил о несогласии с действиями британцев. Когда полковой адъютант, лейтенант Блау, прибыл для расследования инцидента, солдат выстрелил в него и попал в лошадь.

Генерал Джон Херси приказал арестовать Панди джемедару (лейтенанту) Ишвари Прасаду, но тот отказался. Весь полк, за исключением одного солдата, Саикха Палту, отказался арестовывать мятежника. Однако его первая попытка взбунтовать часть провалилась, тогда Панди попытался застрелиться, но только ранил себя. 6 апреля он был приговорён к смертной казни, а 8 апреля повешен. После этого джемадар Ишвари Прасад был приговорён к смерти и повешен 22 апреля, а сам полк расформирован. Саикх Палту был повышен до джемадара.

Такое жестокое наказание произвело сильное впечатление на сипаев других полков. В апреле внедрение новых патронов привело к выстрелам в Агре, Аллахабаде и Амбалле. 24 апреля в Мируте 90 солдатам было приказано провести учебные стрельбы новыми патронами. 85 солдат отказались, и были приговорены к смертной казни, заменённой на 10 лет каторги. 11 сравнительно молодых солдат получили 5 лет. С приговоренных на виду у всего гарнизона сорвали погоны, и осужденные отправились в тюрьму, публично проклиная сослуживцев за отказ в поддержке.

На следующий день, в воскресенье, в Мируте начались беспорядки. После бурных протестов на местном базаре несколько домов в городе были подожжены, а индийские подразделения, во главе с 3-м кавалерийским, взбунтовались. Гарнизон Мирута состоял из 2357 сипаев и 2038 британцев. В этот день многие из британских солдат отдыхали и не несли службу.

Восставшие напали на европейцев — офицеров и гражданских — и убили 4 мужчин, 8 женщин и 8 детей. На базаре толпа набросилась на британских солдат в увольнении. Британские младшие офицеры, попытавшиеся помешать мятежу, были убиты. Сипаи освободили 85 своих товарищей и вместе с ними 800 других заключённых (должников и уголовников). Во время этих событий погибли также 50 индийцев.

Часть сипаев (особенно 11-й Бенгальский полк туземной пехоты) сопровождали британских офицеров, женщин и детей, ограждая их от восставших. Британцы спаслись в Рампуре, где получили убежище у местного наваба.

11 мая восставшие ушли в Дели, где появились у дворца Великого Могола, прося возглавить их. Бахадур Шах никак не ответил на прошение, зато откликнулись многие придворные. В течение дня восстание охватило город; сипаи и местное население нападали на европейских чиновников, владельцев магазинов, индийских христиан. В городе в это время находились три батальона Бенгальской туземной пехоты; часть подразделений присоединилась к восстанию, часть нет, но отказались применять силу против восставших.

Сипаи атаковали местный арсенал. 9 британских офицеров открыли по ним огонь, но, увидев, что сопротивление бесполезно, взорвали арсенал. Выжило 6 из 9 офицеров, взрыв убил многих людей на улицах и повредил соседние дома. Известия об этом привели к открытому восстанию всех сипайских подразделений вокруг Дели. Часть оружия из арсенала повстанцам всё-таки удалось захватить; кроме того, они захватили склад с 3 тыс. баррелей оружейного пороха, находившийся в 3 км от Дели и сдавшийся без сопротивления.

Уцелевшие европейские офицеры и гражданские укрылись в Башне Флагштока, и, поняв, что помощи ждать неоткуда, попытались скрыться в Карнале.

12 мая Бахадур Шах созвал первый суд за много лет. Он выразил беспокойство по поводу произошедших событий, но принял помощь сипаев и заявил о поддержке восстания.

В ходе восстания помимо Дели возникло ещё два пункта концентрации повстанческих армий: Канпур и столица Ауда — Лакхнау. В этих трёх очагах появились самостоятельные правительства. В Дели наряду с правительством Бахадур-шаха II был создан из сипаев и горожан высший административный совет, руководство делийскими войсками взял на себя его член Бахт-хан. В Дели и Лакхнау правительствам, созданным из прежней придворной знати, не удалось организовать управление, возникли раздоры среди повстанцев. Несколько лучше обстояли дела в Канпуре. Здесь были приняты меры к организации аппарата управления и обеспечения снабжения войск и населения продовольствием. Восстание характеризовалось крайней жестокостью восставших к своим противникам, в том числе мирным жителям, семьям британских военнослужащих, чиновников. В большинстве захваченных городов и военных поселений почти все британское население было полностью истреблено мятежниками, независимо от пола и возраста. Убивали также военнопленных и раненых.

Распространение восстания

Новости о падении Дели, благодаря телеграфу, быстро распространились по Индии. Многие гражданские чиновники бежали в безопасные места со своими семьями. В Агре в 260 км от Дели 6 тыс. европейцев укрылись в местном форте. Это бегство придало повстанцам смелости. Военные частью доверяли своим сипаям, частью пытались их разоружить для предотвращения мятежа. В Бенаресе и Аллахабаде попытки таких разоружений вызвали бунты. Восстанием оказался охвачен Канпур, где сторонники Нана Сахиба устроили жесточайшую резню мирного населения (Бибигар), а также вассальное княжество Джханси, которое на тот момент управлялось вдовой — Лакшми Бай.

По мере распространения восстания в Индии начал разрастаться раскол. Бахадур Шах объявил о восстановлении власти Великих Моголов, чем были недовольны маратхи, желавшие своего государства, и авадхи, настаивавшие на правлении собственного наваба.

Со стороны некоторых мусульманских лидеров раздались призывы к джихаду, однако вскоре вспыхнули разногласия между суннитами и шиитами. Многие сунниты отказывались присоединяться к восстанию, считая его шиитским. Часть мусульман, например, исмаилитский лидер Ага-хан I, поддержали британцев.

Сикхи и пуштуны Пенджаба и Северо-Западной границы поддержали британцев и оказали помощь в подавлении восстания в Дели.

В 1857 году Бенгальская армия состояла из 86 тыс. человек, из которых 12 тыс. европейцев, 16 тыс. пенджабцев и 1500 гуркхов. Всего в Индии находилось 311 тысяч чел. туземных войск в трёх армиях, 40 160 европейских войск, 5362 офицера. 54 из 75 регулярных полков туземной пехоты Бенгальской армии взбунтовались, хотя некоторые были немедленно уничтожены или развалились после того, как сипаи разбежались по домам. Почти все оставшиеся были разоружены. Все 10 полков Бенгальской лёгкой кавалерии восстали.

Бенгальская армия также насчитывала в своём составе иррегулярные полки — 29 кавалерийских и 12 пехотных. Многие из них также поддержали восстание.

На 1 апреля 1858 число лояльных Британии солдат Бенгальской армии составило 80 053. Эта цифра включает большое количество солдат, спешно набранных в Пенджабе и на Северо-Западной границе.

В 29 полках Бомбейской армии произошло три мятежа, в 52 полках Мадрасской армии мятежей не было, хотя один из полков отказался отправляться на службу в Бенгалию.

Большая часть Южной Индии осталась пассивной. Многие местные княжества управлялись низамами Майсурской династии и напрямую не подчинялись Британии.

Великий Могол Бахадур Шах Зафир объявил себя единственным законным правителем всей Индии (соответствует территории современных Индии, Пакистана и Бангладеш). Он начал чеканить монеты со своим изображением и потребовал от населения присяги на верность. Эти меры, однако, оттолкнули от восставших сикхов и пенджабцев, не желавших восстановления мусульманского правления Великих Моголов.

Сипаи смогли отбросить силы Компании и захватить ряд стратегически важных пунктов, однако затем начало сказываться отсутствие централизованного командования. У восставших был ряд природных лидеров, таких, как Бахт Хан (которого позднее Великий Могол назначил главнокомандующим, взамен собственного сына, показавшего неэффективность), но большинство было вынуждено оглядываться на раджей. Некоторые из них оказались хорошими лидерами, но многие — нет.

Рао Туларам, правитель Харьяны, попытался получить оружие у России, но умер по дороге. Когда позднее племенной вождь Пешавара предложил помощь, Великий Могол ответил, что в Дели лучше не отправляться, потому что сокровищница пуста и армия становится неконтролируемой.

Осада Дели

Британцам понадобилось время, чтобы собрать силы. Часть войск была переброшена из метрополии и Сингапура по морю, часть, после окончания Крымской войны — по суше через Персию, некоторые — из Китая. Две группировки европейских войск медленно двинулись к Дели, убив в сражениях и повесив множество индийцев. Силы британцев (к которым добавились два подразделения гуркхов) встретились у Карналы, и в сражении с основными силами повстанцев у Бадли-ке-Серай отбросили их к Дели.

Осада города продолжалась с 1 июля по 21 сентября. На первых порах повстанцы превосходили войска Компании по численности, и окружение не вполне было завершено, так что казалось, что в осаде находятся британцы, а не индусы. 14 августа прибыло подкрепление британцев, сикхов и пуштунов. 7 сентября англичане, получив осадные орудия, пробили бреши в стенах. 14 сентября британцы попытались начать штурм через бреши и Кашмирские ворота, но понесли тяжёлые потери. Британский командующий пытался отступить, но был удержан своими офицерами. После недели уличных боёв Компания захватила город.

Британцы начали уничтожать и грабить город; множество индусов были убиты в качестве мести за расправы повстанцев над европейцами. Английская артиллерия расстреляла главную мечеть с окрестными зданиями, в которых проживала мусульманская элита со всей Индии. Великий Могол Бахадур Шах был арестован, а два его сына и внук расстреляны.

Причины поражения

Основные причины поражения сипаев: военное превосходство английских колонизаторов над восставшим народом; различия в целях восставших, прежде всего крестьян и феодалов; сохранявшаяся разобщённость народов Индии помогла колонизаторам изолировать основной центр восстания и мобилизовать на его подавление все ресурсы Декана, Бенгалии и Пенджаба.

Последствия

Несмотря на поражение восстания, английские колонизаторы были вынуждены изменить свою политику. Ещё 2 августа 1858 г. английский парламент принял закон о ликвидации Ост-Индской компании и переходе управления Индией к Англии, а таким образом все жители стали подданными английской королевы уже как императрицы единой Индии. Индийских князей и помещиков колонизаторы сделали своими союзниками, проведя ряд законов, закреплявших их права феодальной собственности на землю. В то же время колониальным властям пришлось учесть огромное недовольство крестьян и издать законы об аренде, несколько ограничившие феодальный произвол заминдаров.

• India north 1857.jpg
• "Attack of the Mutineers on the Redan Battery at Lucknow, July 30th, 1857,.jpg
• Massacre in the boats off Cawnpore - The history of the Indian Mutiny (1858-1859), opposite 336 - BL.jpg
• "Colonel Platt killed by the mutineers at Mhow," from 'The History of the Indian Mutiny.jpg
• Massacre of officers by insurgent cavalry at Delhi,.jpg
• Disarming the 11th Irregular Cavalry at Berhampore.jpg
• The capture of the king of delhi by Captain Hodson.jpg
• Secundra Bagh after Indian Mutiny.jpg

Литература

• Осипов А. М. Великое восстание в Индии 1857-1859 гг. — М.: Учпедгиз, 1957. — 144 с. — 15 000 экз. (обл.)
• Шаститко П. М. Нана Сахиб. — М.: Наука (Главная редакция восточной литературы), 1967. — 168 с. — 15 000 экз. (обл.)

В кино

• «Капитан Хайберских стрелков» / King of the Khyber Rifles — режиссёр Генри Кинг (США-Великобритания, 1953)
• «Бенгальская бригада» / Bengal Brigade — режиссёр Ласло Бенедек (США, 1954)
• «Безумие» / «Полет голубей» (Junoon) — режиссёр Шьям Бенегал (Индия, 1978)
• «Далёкие шатры» (The Far Pavilions) — режиссёр Питер Даффел (США-Великобритания, 1984)
• «Восстание: Баллада о Мангале Пандее» (The Rising: Ballad of Mangal Pandey) — режиссёр Кетан Мехта (Индия, 2005)

Ссылки

• Мега Кумар. [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=4639 Сипаи против Империи]
• Антон Кротков. [www.vokrugsveta.ru/telegraph/history/313/ Не учите сипаев винтовку чистить]
• Непомнящий Н. Н. [oldevrasia.ru/library/100-velikikh-zagadok-Indii/ Лакшми Бай, женщина — вождь сипаев? ]

Отрывок, характеризующий Восстание сипаев

Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.