Война не-персе

Война не-персе
Основной конфликт: Индейские войны
Вождь Джозеф, Зеркало и Белая Птица со своими воинами, весна 1877 года. Вождей можно опознать по головным уборам.
Дата	Июнь — октябрь 1877 года
Место	Орегон, Айдахо, Вайоминг и Монтана
Итог	Победа США
Противники
США Не-персе
Командующие
Нельсон Майлз Оливер Ховард Джон Гиббон Вождь Джозеф Зеркало † Белая Птица Оллокот † Тухулхулзоте † Покер Джо †
Силы сторон
~1500 ~200 воинов
Потери
125 убитых 152 раненых ~150 убитых и раненых

Война не-персе (англ. Nez Perce War) — вооружённый конфликт между США и индейским народом не-персе в 1877 году. После ряда сражений, в которых и армия США, и не-персе, понесли серьёзные потери, индейцы сдались. В ходе войны воинов не-персе возглавляли несколько человек, американской армией руководили Оливер Отис Ховард, Джон Гиббон и Нельсон Эпплтон Майлз.

Предыстория

В 1860 году на землях не-персе было обнаружено золото и более 10 тысяч белых людей ринулись на территорию резервации племени. Старатели не только добывали золото, но и угоняли лошадей у не-персе. Напряжение между индейцами и американцами нарастало. В 1863 и 1868 годах не-персе подписали ряд договоров с правительством США, в результате которых площадь резервации племени уменьшилась в 7 раз и в неё больше не входили земли многих лидеров племени, включая территорию общины вождя Джозефа-старшего. Старый Вождь Джозеф был против продажи земли, он не присутствовал на переговорах и с условиями новых договоров не был знаком. Его община продолжала занимать свои земли в долине Уаллоуа, сохраняя мирные отношения со своими белыми соседями.

Конфликт начал разгораться, когда белые фермеры захотели завладеть индейскими землями. Весной 1876 года двое поселенцев убили одного индейца, обвинив его в краже лошадей. Обстановка накалялась и в 1877 году правительство США, под давлением белых поселенцев и золотодобытчиков, решило выселить оставшихся в долине Уаллоуа не-персе в Айдахо в течение 30 суток. Вождь Джозеф, понимая, что противостоять американской армии его община не сможет, согласился на переселение.

Начало войны

После переговоров с американскими властями не-персе стали готовиться к переселению в резервацию Лапуай. Не все индейцы были согласны с этим. Вожди успокаивали своих соплеменников — среди не-персе, как и в других индейских племенах, каждый представитель общины имел право на принятие личного решения. Но несмотря на ряд несогласных, некоторые племена начали передвижение на восток.

Но во время одного из привалов, группа молодых не-персе совершила нападение на белых фермеров. Лидером этой группы являлся воин, чей отец погиб от рук поселенцев. Узнав об убийствах фермеров, вожди не-персе решили, что войны с белыми теперь не избежать. Однако желания вести активные боевые действия у индейцев не было. Вождь Джозеф впоследствии говорил, что, «если бы генерал Ховард дал мне достаточно времени, чтобы собрать табуны и проявил надлежащее уважение к Тухулхулзоте, то войны бы не было». Индейцы по хозяйственным соображениям были согласны перебраться в резервацию в течение года. Но генерал Ховард ультимативно предъявил срок в 30 суток, вёл себя крайне оскорбительно по отношению к представителю индейцев и даже посадил его под арест. По мнению вождей индейцев это и было последней каплей.

Генерал Оливер Ховард прибыл в Лапуай 14 июня 1877 года и ожидал прибытия не-персе. Когда он узнал о нападениях на поселенцев, то отправил две роты кавалеристов в район каньона Белой Птицы, надеясь на быструю победу.

Мы отобрали у них землю и средства к существованию, разрушили их образ жизни, их обычаи, принесли им болезни и деградацию и поэтому, и против этого они стали воевать с нами. Разве можно было ожидать чего-то иного? Генерал Шеридан.

Я рассказываю свою историю, чтобы все знали, мы не хотели этой войны. Войну объявляет тот, кто хочет отобрать что-то чужое... я обращаюсь к молодым. Я хочу, чтобы следующее поколение белых знало индейцев и относилось к ним так же, как белые относятся друг к другу. Воин не-персе Жёлтый Волк.

Война

Характер этой войны в значительной степени определялся двумя факторами. Во-первых, не-персе были умелыми коневодами и обладали большим табуном выносливых лошадей. (Эти лошади дали начало американской породе аппалуза). Даже при наличии женщин и детей не-персе оказались мобильнее американской кавалерии. Во-вторых, в 1870-х годах в США, в том числе и в руках индейцев, появилась магазинная винтовка винчестер. Это оружие было не только точным и дальнобойным, но и скорострельным. Стрелки не-персе нашли правильную тактику применения нового оружия и доказали американской армии, что эпоха кавалерийских атак уходит в прошлое.

Первоначально не-персе двинулись на Великие равнины, надеясь заключить союз с индейцами кроу. Но получив решительный отказ от кроу и поняв, что американская армия не прекратит свои атаки, они пошли на север в Канаду.

Перед первым боем не-персе ещё раз пытались договориться с американцами, но отряд их парламентёров был обстрелян. После этого в сражении в Каньоне Белой Птицы не-персе нанесли сокрушительное поражение двукратно превосходящим силам противника, не потеряв ни одного воина. Американские войска бежали с поля боя, по всей видимости, бросив не только оружие, но и раненых, и не-персе существенно пополнили свой арсенал. Далее в сражении при Коттонвуд и сражении при Клируотер не-персе, отступая или обходя противника, нанесли ему существенные потери, практически без потерь со своей стороны.

Когда не-персе вошли Монтану, белые поселенцы во главе с губернатором штата договорились с не-персе о мире и отказались помогать армии США добровольцами. Индейцы не вполне понимали, что воюют не против отдельных белых племён, а против мощного государства. Успешно отбив атаки и не видя враждебности со стороны местных белых, они наивно полагали, что их больше не будут атаковать, и потеряли осторожность. В сражении при Биг-Хоул, после неожиданной атаки американцев на лагерь не-персе и последующей контратаки индейцев, обе стороны понесли тяжёлые потери, причём индейцы потеряли много женщин и детей.

С одной стороны война ожесточилась — молодые воины не-персе стали убивать случайно попавших под руку белых мужчин. С другой стороны оба противника стали значительно осторожнее, и последующие стычки, кроме последней, не приводили к значительному кровопролитию. Американцы наняли в разведчики большое количество других индейцев, в первую очередь шайеннов, но также лакота, кроу и баннок. Предполагалось лишить не-персе мобильности и в качестве трофеев индейцам были обещаны все лошади не-персе, которых они смогут угнать. В стычке при Кау-Крик индейцы угнали у не-персе 400 лошадей, что снизило скорость их движения.

Эпический 1800-километровый боевой поход не-персе по четырём штатам завершился только в октябре, всего в 70 километрах от границы Канады, куда индейцы стремились. Генерал Ховард намеренно замедлил движение своих войск, и уставшие индейцы, ориентируясь на его перемещения, тоже стали двигаться медленнее. В это время к ним быстро и скрытно двигался другой отряд американцев под командованием полковника Майлза. В сражении при Бэр-По этот отряд в результате быстрой атаки лишил индейцев лошадей, но последующие две атаки двукратно превосходящих сил американцев на лагерь индейцев были отбиты с большими потерями с обеих сторон. Небольшая часть не-персе успела уйти в Канаду, но большинство индейцев ночью окопались в лагере по всем правилам военной науки. На следующий день американцы отказались от штурма. После нескольких дней осады, поверив обещаниям американцев, не имея еды, лошадей и тёплой одежды в уже морозную погоду, индейцы сдались.

Последствия

Несмотря на значительные потери со стороны американцев, стойкое и умелое сопротивление не-персе возбудило симпатии к индейцам не только со стороны американской публики, но и среди офицеров армии. Во время переговоров о сдаче Ховард и Майлз, по всей видимости искренне, обещали не-персе, что они вернутся в свою резервацию в Айдахо без каких-либо репрессий. Но генерал армии Шерман приказал отправить не-персе в Канзас. Шерман, говоря в адрес индейцев хвалебные слова, решил примерно наказать не-персе, дабы другим индейцам было неповадно восставать против власти американцев. «Я поверил генералу Майлзу, иначе я бы не сдался», — говорил впоследствии Джозеф.

Майлз сопроводил пленных в форт Кеог, куда они прибыли 23 октября и оставались до 31 октября. Затем здоровые воины своим ходом были отправлены в форт Буфорд на слиянии рек Йеллоустоун и Миссури. 1 ноября больные, раненые, женщины и дети были оправлены в этот форт на легких открытых судах.

Далее не-персе частично своим ходом, частично на судах были отправлены в город Бисмарк. Большинство горожан вышло приветствовать не-персе и солдат и предложило им обильное угощение. 23 ноября не-персе вместе со всем имуществом погрузились в поезд и были отправлены в форт Ливенуорт в Канзасе.

"Одна из наиболее выдающихся индейских войн в анналах. На всём её протяжении индейцы демонстрировали храбрость и искусство, заслужившие всеобщее восхищение. Они не скальпировали, освобождали захваченных женщин, не убивали по своему обыкновению мирные семьи и сражались с почти научным искусством, используя авангард, арьергард, боевое охранение и фортификацию".

Генерал Уильям Шерман

Несмотря на протесты коменданта форта генералу Шеридану индейцев заставили жить заболоченной низине. «Это было ужасно», — писал очевидец, — «400 несчастных, беспомощных, истощённых человеческих подобий в малярийной атмосфере речной низины». Джозеф в январе 1879 года поехал в Вашингтон, с просьбой разрешить его людям вернуться в Айдахо или хотя бы перебраться в Оклахому. Он встретился с президентом и был встречен аплодисментами в Конгрессе, но оппозиция в Айдахо не позволила правительству США разрешить не-персе возвращение на родину. Вместо этого не-персе отправили в небольшую резервацию в Оклахоме около Тонкавы. Условия жизни в «горячей стране» были для не-персе немногим лучше, чем в Ливенуорте.

Только в 1885 году Джозефу и 268 выжившим не-персе разрешили вернуться на северо-запад США, но не в бывшую резервацию не-персе, а в резервацию Колвилл в штате Вашингтон.

Литература

• West, Elliott. [books.google.com/books?id=-RJZcgAACAAJ&dq=The+last+Indian+war+:+the+Nez+Perce+story&hl=ru&ei=38KzTszRLcXsObfpkPYB&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDAQ6AEwAA The last Indian war : the Nez Perce story]. — Oxford: Oxford University Press. — 397 с. — ISBN 0199769184.
• Hampton, Bruce. Children of Grace - The Nez Perce War of 1877. — New York: Henry Holt and Company, 1994. — ISBN 080501991X.
• Greene, Jerome A. Nez Perce Summer - The U.S. Army and the Nee-Me-Poo Crisis. — Helena, MT: Montana Historical Society Press, 2000. — ISBN 0917298683.
• Janetski, Joel C. Indians in Yellowstone National Park. — Salt Lake City, Utah: University of Utah Press, 1987. — ISBN 0-87480-724-7.
• Josephy, Alvin. Nez Perce Country. — Lincoln, Nebraska: University of Nebraska Press, 2007. — ISBN 9780803276239.
• Beal, Merrill D. [books.google.com/books?id=UfvF2r212qcC&dq=I+Will+Fight+No+More+Forever&hl=ru&ei=Y-20Tt6WCMSg-wbazPSEBg&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDAQ6AEwAA I will fight no more forever]. — Seattle: University of Washington Press, 1966. — 366 с. — ISBN 0295740094.
• Меррилл Бил. Я больше никогда не буду воевать. Вождь Джозеф и война племени Неперсе. — М.: ЗелО, 1996. — 244 с.: ил. — Серия «Индейцы Северной Америки».

В кино

• «Я больше никогда не буду воевать» (I Will Fight No More Forever) — режиссёр Ричард Т. Хеффрон (США, 1975)

Ссылки

• [www.lewis-clark.org/content/content-article.asp?ArticleID=1022 Nez Perce Campaign 1877]
• [www.ourheritage.net/index_page_stuff/following_trails/chief_joseph/chief_joseph_timeline.html The Flight of the Nez Perce — A Timeline]

Отрывок, характеризующий Война не-персе

– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.