Франко-тунисская война

Тунисская экспедиция французских войск 1881—1883 годов, а также Франко-тунисская война 1881 года — захват французами Туниса и подавление ими вспыхнувшего там антиколониального восстания. Над Тунисом был установлен французский протекторат.

Поводом к вторжению французских войск в Тунис послужили набеги племён кумиров, обитавших на севере страны, в приграничные районы Алжира, колонии Франции. 12 марта 1881 года эскадра французского флота начала боевые действия, а из Алжира в страну вошли французские колониальные войска. После занятия французами Бизерты тунисский бей Мухаммед III эс-Садык вступил в переговоры с неприятелем, результатом которых стало заключение Бардоского договора об учреждении французского протектората над Тунисом.

Этот шаг вызвал бурю возмущения в стране. По призыву мусульманского духовенства в мае 1881 года население восстало против французов под лозунгом «священной войны», и вскоре к ним примкнули многие офицеры и солдаты бэйской армии.

Во главе восстания в Тунисе встал 79-летний шейх Али бен Халифа из племени неффет, но все его попытки наладить порядок и создать единое руководство повстанческими отрядами не дали результата. Этим немедленно воспользовался командующий французских войск генерал Соссье, развернувший в августе 1881 года полномасшабное наступление на центральные и южные районы Туниса.

Наиболее кровопролитные сражения состоялись у Сфакса (июль 1881 года) и за Кайруан — священный город для североафриканских мусульман. Однако на помощь французам приходили всё новые и новые подкрепления из Алжира и самой метрополии. До февраля 1882 года они разгромили основные силы восставших, вынудив оставшихся отступить в Сахару.

8 июня 1883 года в пригороде Туниса Ла-Марсе была подписана конвенция, завершившая создание в стране режима французского протектората.

Источник

• Ковалевский Н. Ф., «Всемирная военная история», 2005 г., Москва, Олма-Пресс.

Отрывок, характеризующий Франко-тунисская война

Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.