Нейшлотский 87-й пехотный полк
Поделись знанием:
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
| 87-й пехотный Нейшлотский полк | |
| Годы существования |
1-е формирование — 1806—1835 |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение | |
| Входит в |
|
| Тип |
Пехотный полк |
| Дислокация |
Аракчеевские и Бронницкие казармы (Новгородская губерния) |
| Участие в | |
87-й пехотный Нейшлотский полк — войсковая часть Русской Императорской армии.
Содержание
Нейшлотский полк первого формирования (1806—1835)
Дата формирования Нейшлотского мушкетёрского полка — 24 июля 1806 года. С 22 февраля 1811 года назывался пехотным, с 9 августа 1833 года — егерским.
Полк наименован по селению Нейшлот (г. Савонлинна).[1]
Вместе с Выборгским полком входил в состав 1-й бригады 23-й пехотной дивизии и стоял в Финляндии, в укреплении Кюмени (ныне — часть города Котка) и окрестностях. По состоянию на 1816 год — в составе 6-го армейского корпуса генерала И. В. Сабанеева.[2]
3 июля 1835 года полк был расформирован: по 4 роты назначено на сформирование Финляндских линейных батальонов № 1[* 1] и 2, одна рота пополнила Финляндский № 8 линейный батальон и три роты были расформированы. Впоследствии 2-й и 8-й Финляндские батальоны были переименованы в 1-й и 6-й соответственно.
Полк принимал участие в Отечественной войне 1812 г. и Заграничных походах 1813 и 1814 гг.
Эполеты для офицеров голубые с вышитым № 23 дивизии (1825 год)[3].
С 1820 по 1826 год в полку унтер-офицером и прапорщиком служил выдающийся русский поэт Евгений Баратынский[4].
Шефы
- 24.08.1806-22.06.1815 — полковник Балла, Александр Фёдорович
Командиры полка
- 11.11.1809 — 06.04.1810 — подполковник Дмитриев
- 15.05.1811 — 10.01.1812 — полковник Полторацкий, Константин Маркович[5]
- 22.06.1815 — 17.04.1816 — полковник Балла, Александр Фёдорович
- 19.04.1816 — 01.05.1818 — полковник Пущин 2-й, Павел Сергеевич
- 10.05.1818 — 19.05.1829 — подполковник (с 30.08.1821 полковник) Лутковский, Георгий Алексеевич
- 21.09.1832 — 09.08.1833 — подполковник Мазилев;
- 13.07.1834 — 1835 — полковник Мазилев.[1]
87-й пехотный Нейшлотский полк (1863—1918)
Заново полк был сформирован 18 июня 1863 г. из 1 и 6-го Финляндских линейных батальонов, с тремя стрелковыми ротами, под названием Нейшлотского пехотного полка; 25 марта 1864 г. к названию полка присоединён № 87. 7 апреля 1879 г. из 3 стрелковых рот и вновь образованной 16-й роты сформирован 4-й батальон.
Полковой праздник — 30 августа.
Участие в Русско-японской войне
Первой военной кампанией, в которой новый Нейшлотский полк принял участие, была русско-японская война 1904—1905 гг., во время которой полк получил боевое крещение в боях на реке Шахэ, потеряв в них смертельно раненым своего командира полковника Руденко, 15 офицеров и 671 нижних чинов. С 9 октября 1904 г. по 11 февраля 1905 г. Нейшлотцы оставались бессменно на передовых позициях и несли тяжёлую сторожевую службу, а во время Мукденских боёв занимали Новгородскую сопку и, отбив наступление японцев, отступили в полном порядке к Телину. За геройские действия 4 октября 7-й роте пожалованы 6 янвяаря 1907 г, знаки на головные уборы с надписью «За взятие сопки с деревом 4 октября 1904 г.». Затем 5 октября 1912 г. Нейшлотский полк получил знаки отличия: нагрудные для офицеров и на головные уборы — для нижних чинов с надписью: «За отличие в войну с Японией в 1904—05 гг.».
Первая мировая война
По мобилизации 1914 года Нейшлотский полк выделил часть офицеров, составившие кадр 267-го Духовщинского пехотного полка.
Из боевой практики полка в ноябре 1914-го:
при начавшейся атаке немцев на Феликсин оборонявшие этот участок 6 рот 87 пех. Нейшлотского полка, не оказав никакого сопротивления, воткнули винтовки штыками в землю и сдались. По этому поводу ходили разные толки; говорили, что по нашим окопам с вечера ходили какие-то подозрительные личности и агитировали за сдачу вообще; эти слухи ставили в связь с приходившим накануне парламентером, уверяя, что с ним явились какие-то люди, которые, пользуясь темнотой, разбрелись по позиции 24-й пех. дивизии и пр. Несомненно, что все это были плоды досужей фантазии; дело, объяснялось гораздо проще: «наши земляки» с большой охотой сдавались при удобном случае, а тут было много оснований к прекращению сопротивления — утомление, безнадежность дальнейшего сиденья в условиях окружения, весьма угнетавшего солдат, отсутствие смены, слабый надзор начальства, вследствие растянутых позиций и т. д.— Ф. Новицкий «Лодзинская операция в ноябре 1914 года. (Из личных воспоминаний участника)» Война и Революция 1930 № 6-7.
Во время «Наступления Керенского» летом 1917 года военнослужащие полка также проявили малодушие, не только отказываясь наступать сами, но и препятствовали в этом другим, арестовывая походные кухни частей боевой линии.[6]
Командиры полка
- 15.09.1873 — 27.01.1883 — полковник Берг, Иван Александрович
- 27.01.1883 — 15.11.1884 — полковник (с 15.05.1883 генерал-майор) Бутенко, Семён Иванович
- 05.12.1900 — 02.05.1904 — полковник Фриш, Матвей Николаевич
- 02.05.1904 — 27.10.1904 — полковник Руденко, Сергей Иванович
- 05.11.1904 — 04.12.1910 — полковник Торчаловский, Николай Гаврилович
- 04.12.1910 — 05.06.1915 — полковник Солерс, Дмитрий Иванович
- 10.06.1915 — 22.10.1916 — полковник Плющевский-Плющик, Григорий Александрович
- 22.10.1916 — 1917 — полковник Чулков, Василий Васильевич
Знаки отличия
- Знаки отличия (нагрудные у офицеров, на головные уборы у нижних чинов) с надписью:
- в 7-й роте: «За взятiе сопки съ деревомъ 4 Октября 1904 года». Высочайший приказ 6 января 1907 года;
- в остальных ротах: «За отличiе въ войну съ Японiей въ 1904 и 1905 годахъ». Высочайший приказ 5 октября 1912 года.
Напишите отзыв о статье "Нейшлотский 87-й пехотный полк"
Литература по теме
- Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
- Габаев Г. С. Роспись русским полками 1812 года. Киев, 1912
- Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера. Т. V
Ссылки
- [www.alexnews.info/archives/11554 Солдат Нейшлотского полка Георгий Воронцов]
Источники и комментарии
- Комментарии
- ↑ Финляндский № 1 линейный батальон был впоследствии обращён в 1-й Кронштадтский крепостной полк, из которого в 1910 г. был сформирован 199-й пехотный Кронштадтский полк.
- Источники
- ↑ 1 2 [www.museum.ru/1812/library/Podmazo/shefcom_n.html#Neishlotski_mush_p Александр Подмазо. Шефы и командиры регулярных полков Русской армии (1796—1855). Справочное пособие.]
- ↑ Статья «[www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=110249 Пущин, Павел Сергеевич]» в Русском биографическом словаре Половцова.
- ↑ [baratynskiy.lit-info.ru/baratynskiy/articles/medvedeva-rannij-baratynskij/osvobozhdenie.htm Медведева И. Ранний Баратынский // Баратынский Е. А. Полное собрание стихотворений: В 2 т. — Л.: Сов. писатель, 1936. Т. 1. — 1936. — С. XXXV—LXXVII.]
- ↑ Брюсов В. Я. [www.feb-web.ru/feb/boratyn/encyclop/neb-173-.htm Баратынский Е. А.] (рус.) // Новый энциклопедический словарь. — Пг.: АО "Изд. дело бывш. Брокгауз-Ефрон". — Т. 5.
- ↑ [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=107829 Полторацкий Константин Маркович] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
- ↑ Головин, Н. Н. [militera.lib.ru/research/golovnin_nn/index.html Военные усилия России в мировой войне]. — 1-е изд. — Париж: Товарищество объединённых издателей, 1939. — Т. 2. — С. 209. — 242 с.
Отрывок, характеризующий Нейшлотский 87-й пехотный полк
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
