Бородинский 68-й пехотный полк

68-й лейб-пехотный Бородинский императора Александра III полк
Годы существования	29 ноября 1796 - 1918
Страна	Россия Россия
Входит в	17-я пехотн. дивизия (19-й АК, Варшавский ВО)
Тип	пехота
Дислокация	Владимир-Волынский
Участие в	Отечественная война 1812 года, Кавказская война 1817—1864, Крымская война, Русско-турецкая война 1877—1878,
Знаки отличия	см. ниже
Командиры
Известные командиры	В. И. Стойкин

68-й лейб-пехотный Бородинский императора Александра III полк — пехотная воинская часть Русской императорской армии.

Формирование и походы полка

19 февраля 1711 года в Москве были сформированы два гарнизонных полка: Орлова (потом фон-Гагена) и Коробова. 19 марта 1726 года один батальон полка фон-Гагена обращён на укомплектование разных полков, а другой присоединён к полку Коробова.

13 ноября 1727 года этот полк был назван Коломенским гарнизонным. 16 апреля 1764 года из него были сформированы 1, 2 и 3-й Московские внутренние гарнизонные батальоны. В 1791 году были сформированы: 1-й запасной мушкетёрский батальон и 1 и 2-й Московские полевые батальоны. 4 августа 1794 года 1-й запасной мушкетёрский батальон назван 3-м Московским полевым батальоном и вновь сформированы 4-й, 5-й, 6-й и 7-й полевые батальоны. 3 августа 1795 года был сформирован 8-й полевой батальон. 29 ноября 1796 года из всех полевых и гарнизонных батальонов сформирован восьмибатальонный Московский гарнизонный полк. 9 января 1797 года он был назван гарнизонным генерала от инфантерии Архарова 2-го полком. 23 апреля 1800 года он был назван гарнизонным генерал-майора Рейхенберга и переформирован в 4 батальона. 22 июня 1801 года назван Московским гарнизонным. 20 марта 1811 года к полку присоединены Вологодский и Устюжский гарнизонные батальоны. 6 ноября 1811 года 18 рот отчислены на формирование полков: Одесского, Виленского, Тарнопольского, Симбирского, а также 49-го и 50-го егерских. Из оставшихся 6-ти рот, с добавлением уездных инвалидных команд, сформирован четырёхбатальоный гарнизонный Московский полк, который при нашествии Наполеона принимал участие в вывозе из Москвы регалий и драгоценностей, а по окончании Отечественной войны 11 марта 1813 года из него сформированы в память войны Тарутинский и Бородинский пехотные полки трёхбатальоного состава. Бородинский полк в 1827 года был отправлен на Северный Кавказ и принимал участие в двукратной экспедиции в Аджарию, в Кумыкские владения, Чечню, где и оставался до конца 1831 года, когда был выведен с Кавказа. 16 февраля 1831 года 3-й батальон отчислен в Подольский полк и взамен сформирован новый. 28 января 1833 года Бородинский полк с присоединённым 27-м егерским полком переименован в егерский и переформирован в 6 батальонов, из которых 1-й, 2-й и 5-й батальоны остались прежнего состава, а 3-й, 4-й и 6-й батальоны взяты из 27-го егерского полка. 28 февраля 1834 года резервный батальон был упразднён. 26 августа 1836 года наследник цесаревич Александр Николаевич во время открытия памятника на Бородинском поле был назначен шефом полка, и полк назван Бородинским егерским Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 14 июня 1841 года одна рота отделена на сформирование 6-го резервного батальона Куринского полка. 20 и 25 января 1842 года 5-й резервный батальон упразднён и вместо него сформированы кадры для 5-го резервного и 6-го запасного батальонов. 23 февраля 1845 года 3-й батальон был отчислен на укомплектование Подольского егерского полка, вместо же этого батальона сформирован новый. 4 декабря 1853 года кадры 5-го и 6-го батальонов укомплектованы бессрочно отпускными. 10 марта 1854 года сформированы 7-й и 8-й запасные батальоны. В Крымскую кампанию 8 сентября 1854 года полк занимал центр позиции при Альме и отбил успешно атаки бригады Кодрингтона, 24 октября под Инкерманом бородинцы отбивают атаки англичан, но, «несмотря на стремительность их блестящих атак и геройское мужество, дело было проиграно»… По прибытии 5-го действующего и 5-го резервного батальонов полк снова принял участие, 13 мая и 4 августа, в сражениях на Чёрной речке.

19 февраля 1855 года полк назван лейб-егерским Бородинским Его Величества, 17 апреля 1856 года — лейб-пехотным Бородинским Его Величества, а 23 августа приведён в состав трёх батальонов, с тремя стрелковыми ротами; 4-й батальон отчислен в резервные войска; 5-й, 6-й, 7-й и 8-й батальоны частью расформированы, частью обращены на пополнение прочих батальонов. 25 марта 1864 года назван 68-м лейб-пехотным Бородинским Его Величества полком; 13 августа 4-й резервный батальон расформирован повторно на составление резервных пехотных батальонов 24-го, 37-го, 38-го и 39-го. 26 февраля 1874 года в полк был назначен шефом наследник цесаревич Александр Александрович. В русско-турецкую войну 1877—78 годов Бородинский полк принял участие в бою под Базарджиком. В 1879 году полк переформирован в четырёхбатальонный состав. 2 ноября 1894 года полк назван 68-м лейб-пехотным Бородинским Императора Александра III полком. C 1890-х годов полк стоял в городе Замостье Люблинской губернии. В русско-японскую войну 17 июня 1905 года полк был направлен на Дальний Восток, но участия в кампании не принимал. Весной 1907 года полк вернулся в Замостье, а с 1910 года стоял в городе Владимире-Волынском.

3 августа 1914 года лейб-Бородинцы с честью отстояли Владимир-Волынский от австро-венгерских войск, пытавшихся захватить город, за что полк получил Высочайшую благодарность. Затем 13—18 августа 1914 года полк в составе 19-го армейского корпуса участвовал в боях в окружении у деревни Тарноватки Люблинской губернии и местечка Комаров, где только в первый день боев 68-й полк потерял 23 офицера и 607 рядовых. 12—14 октября 1914 года полк участвовал в боях у сёл Левин и Зожары, 5—13 ноября — у города Ласка Петроковской губернии, 17—21 ноября — у города Пабиянице, 24 ноября — у деревни Чарноцын, 5—7 февраля 1915 года — у деревни Качаровы, с 17 февраля 1915 года до конца месяца — в районе города Цеханова Плоцкой губернии, 1—15 марта — за Праснышем (ныне Пшасныш, Польша) и у деревни Липы, 30 апреля — у деревни Вербуны под Шавлями, 2—6 мая — под городом Куршаны, 17—25 августа — у города Двинска, с 10 октября 1915 года полк перешёл к позиционной войне. 26 декабря 1916 года полк лихой атакой взял остров Глаудан на Западной Двине. За войну полк переменил свой состав четыре раза, из кадровых офицеров в 1917 году в строю в полку остались только трое. После революции полк оставался боеспособен до февраля 1918 года.

Старшинство полка — 29 ноября 1796 года.

Полковой праздник 26 августа. Встречный марш полка написан композитором Львовым.

Знаки отличий

1. юбилейное Георгиевское знамя с надписью: «1796—1896 г.» «За Базарджик 14 января 1878 г.»;
2. знаки на головные уборы с надписью «За Севастополь 1854 и 1855 годов» (30 августа 1856);
3. офицерский нагрудный знак с надписью «За Севастополь 1854 и 1855 гг.» взамен знаков на шапках (1 августа 1909).

Командиры полка

• 1813 — 30.08.1816 — полковник Шатилов, Иван Яковлевич
• 30.08.1816 — 1826 — полковник Чебышёв, Сергей Сергеевич
• 06.01.1826 — 22.01.1830 — подполковник (с 23.08.1826 полковник) Носков 1-й Петр
• 21.04.1833 — ? — полковник Комаров 3-й
• 04.02.1849 — 08.1852 — полковник Лермантов, Всеволод Николаевич
• 08.1852 — 16.11.1855 — полковник Верёвкин-Шелюта, Евстафий Игнатьевич
• на 1869 — полковник барон Врангель, Вольдемар Людвигович
• 30.08.1873 — 29.12.1877 — полковник Маклаков, Георгий Константинович
• 23.12.1907 — после 01.03.1911 — полковник Смирнов, Яков Семенович
• 22.11.1911 — после 31.01.1913 — полковник (c 02.11.1914 генерал-майор) Тумский, Андриан Иванович
• xx.04.1915 — 14.01.1916 полковник Карпов, Владимир Александрович (генерал)
• 14.01.1916 — 27.11.1916 — полковник Стойкин, Владимир Иосафович
• 01.12.1916 — 1917 — полковник Седачев, Владимир Константинович
• 07.09.1917 — ? — полковник Петров, Николай Алексеевич

Источники

• Бородинский, 68-й лейб-пехотный, Императора Александра III, полк // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• [vadimus58.livejournal.com/23813.html Фотоальбом 68-го Лейб-пехотного Бородинского полка]
• Гизетти А. Л. Хроника кавказских войск. Ч. 1—2. Тифлис, 1896
• Краткая памятка 68-го лейб-пехотного Бородинского императора Александра III полка. б/м, 1902
• Памятка 68-го Лейб-пехотного Бородинского императора Александра III полка. Сост. по материалам, собранным при полку капитан М. Горский. Замостье, Люблинской губ., 1910. 19 с.
• Шенк В. К. Гренадёрские и пехотные полки. Исправлено и дополнено по 1 апреля 1909 г. (Справочная книжка императорской главной квартиры). СПб., 1909
• Ярославцев М. 68-й Лейб-Пех. Бородинский Императора Александра III полк. – Часовой. 1929. № 5. С. 21-22

Литература

• Бородинский 68-й лейб-пехотный полк // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Бородинский 68-й пехотный полк

Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.