Архангелогородский 17-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
17-й пехотный Архангелогородский
Его Императорского Высочества Великого Князя Владимира Александровича полк
Годы существования

1642 (старшинство с 25 июня 1700 года) — 1918 годы

Страна

Россия Россия

Входит в

5-я пехотная дивизия (9 АК)

Тип

пехота

Дислокация

Житомир (Волынская губерния)

Участие в

Северная война
Персидский поход (1722—1723)
Война за польское наследство
Русско-турецкая война (1735—1739)
Русско-шведская война (1741—1743)
Семилетняя война
Русско-турецкая война (1768—1774)
Русско-турецкая война (1787—1792)
Походы Суворова в Италии и Швейцарии
Война третьей коалиции
Война четвёртой коалиции
Русско-турецкая война (1806—1812)
Отечественная война 1812 года
Заграничные походы 1813 и 1814 годов
Русско-турецкая война (1828—1829)
Польская кампания 1830 года
Венгерский поход 1849 года
Крымская война
Польская кампания 1863 года
Русско-турецкая война (1877—1878)

Командиры
Известные командиры

Р. В. Брюс, И. И. Розенбом, А. И. Деникин

17-й пехотный Архангелогородский Его Императорского Высочества Великого Князя Владимира Александровича полк

  • Старшинство — 25 июня 1700 г.
  • Полковой праздник — 15 августа.




Формирование и кампании полка

Этот полк принадлежит к числу старейших и боевых полков русской армии. Хотя по «хронике Российской Императорской армии» полку и присвоено старшинство с 25 июня 1700 года, но имеются положительные данные о том, что полк должен вести свою родословную с 1642 года, то есть со времени сформирования 2-го выборного Московского полка. Несмотря на это, полковая история признала родоначальником Архангелогородского полка полк Захария Крота (правильнее Кро, от Crow), сформированный в 1700 году (по «хронике» же — полк Алексея Дедюта, правильнее де-Дуте).

Северная война

По сформировании своем на юге, полк, находясь в составе дивизии князя Репнина, был в 1700—1701 годах в походах против шведов, но в боях не участвовал.

В 1702 году полк, наименованный по новому своему командиру полком Романа Брюса, получил боевое крещение при штурме крепости Нотебурга, где в числе прочих войск «зело чудесно дело своё справил», за что удостоился получить Царское «спасибо», а офицеры — и особые медали.

В 1703 году полк участвовал в операциях у крепости Ниеншанца и снова получил особые медали.

Конец 1703 года, весь 1704 год и часть 1705 года полк находился на работах по созданию Петропавловской крепости. 24 июня 1705 года полку привелось выступить на защиту новой столицы, вблизи которой появились шведы под начальством генерала Майделя. Отважный Брюс отбил Майделя, заставив его покинуть занятый Каменный остров и отступить к Выборгу.

В 1706 году полк в составе Ингерманландской армии под командой самого царя Петра I ходил в поход к Выборгу.

10 мая 1708 года полк наименован Архангелогородским. Впервые с этим именем полк участвовал в делах против шведского отряда генерала Либекера, в одном из которых, 12 октября у деревни Колгань, были им уничтожены 2 шведских батальона.

В 1709 году Архангелогородский полк участвовал в походе под Нарву, а в 1710 году — под Выборг, и в операциях против Кексгольма.

В 1712 году Архангелогородцы участвовали в диверсии в Финляндию, но дело ограничилось лишь стычками.

В 1713 году 2 батальона Архангелогородцев вошли в состав десантного корпуса графа Апраксин, Фёдор Матвеевич Апраксина, и принимали участие во взятии Гельсингфорса, действиях у Борго и Фороби, движении через Хювинге к Тавастгусу и в 3-часовом бою на реке Пялькане (Пелкиной), в движении через Таммерфорс к Бьернеборгу, где и стали на зимние квартиры. В последующих операциях Архангелогородцы участвовали в составе сборных батальонов из всех полков и находились в действиях против города Вазы, приняв участие и в разбитии шведов у деревни Лаппола 19 февраля 1714 года.

В 1715 году они на галерах ходили к берегам Швеции, в 1716 году участвовали в 5-недельной осаде замка Каянеборг и взятии его, а затем, до середины 1719 года составляли гарнизон Або, оберегая пределы вновь завоеванной области.

В июле 1719 году Архангелогородцы опять на галерах появились у берегов Швеции, произвели десант и, действуя в окрестностях Стокгольма, под самым городом разбили три шведских полка. Это был последний поход Архангелогородцев в Северную войну.

Походы против турок, поляков и шведов

В 1722 году 4 роты полка были выделены на сформирование Низового корпуса и приняли участие в походах в Персию. Эти Архангелогородцы, оказавшиеся в числе первых завоевателей Кавказа, в 1724 году поступили в Гирканский полк, переименованный в 1732 году в Сулакский, который в 1733 году был совершенно расформирован.

В 1727 году полк на время утратил своё имя, вследствие переименования, по месту своей стоянки, во 2-й Новгородский полк, но через несколько месяцев старое имя было ему возвращено.

В 1733 году Архангелогородский полк принял участие в так называемой Войне за польское наследство, находясь с корпусом Ласси в непрерывных походах почти два года, и после сдачи Данцига (26 июня) расположился по квартирам в Польше, где продолжались стычки с польскими отрядами.

В 1735 году корпус Ласси был послан на помощь императору Карлу VI. Побывав на Рейне и простояв на зимних квартирах в Богемии, полк в марте 1736 года выступил обратно в Россию, и ему было велено готовиться к походу против турок под Очаков.

В июне 1737 года полк уже действовал под этой крепостью, сдавшейся 2 июля.

В 1738 году полк участвовал в безрезультатном походе к Бендерам, а в следующем году — в блистательном деле под Ставучанами.

В 1741 году, в виду разрыва со Швецией, полк поступил в состав корпуса принца Гессен-Гомбургского, и был двинут сперва в Нарву, а в мае 1742 года — в Выборг и 12 июня вступил в Финляндию, где и участвовал в занятии Гельсингфорса.

В мае 1743 года полк выступил в морской поход, в котором претерпел немало стихийных бедствий, но участия в боевых действиях не принял.

С 1743 по 1757 годы полк совершил целый ряд мирных походов, побывав в Нарве, Старой Руссе, Кронштадте, Пернове, Риге, Санкт-Петербурге, Бауске, Выборге, Зубцове, Москве и Ревеле. Благодаря своему выдающемуся командиру, Тимофею Петровичу Болотову, полк заслужил славу отличной воинской части. Сын его, автор известных «записок», Андрей Болотов, выросший в полковой семье и прослуживший в полку от капрала до капитана, увековечил в своих «записках» мирную и боевую жизнь Архангелогородцев.

Семилетняя война

В 1757 году началась Семилетняя война и полк выступил в заграничный поход и 19 августа сражался при Гросс-Егерсдорфе. Зиму 1757 года полк провел в Курляндии, а весной 1758 года, назначенный в состав гарнизона города Кенигсберга, нёс там караульную службу.

В кампанию 1759 года полк отличился в сражениях при Пальциге, где «плутоножным огнём» отбил атаку прусской конницы, и при Кунерсдорфе, участвуя в штыковой атаке, за что и получил особые медали, с надписью: «победителю».

По заключении мира полк до возвращения своего в Россию 25 апреля 1762 года был наименован «пехотный генерал-майора Христофора Штофельна полк», но вскоре ему было возвращено прежнее наименование.

С конца августа 1762 и до конца 1768 года Архангелогородцы прожили мирно. С ноября 1768 года полк в течение 13 лет снова находился в беспрерывных походах. Особые отличия Архангелогородцы оказали: 1) в 1769 году в действиях против турок под Хотином; 2) в 1770 году — у Рябой Могилы, при Ларге и Кагуле; 3) в 1771 году — в поиске на Мачин; 4) в 1773 году — в неравном бою у деревни Мавродин, где Архангелогородцы атакой в штыки смяли янычар.

Во 2-ю турецкую войну Архангелогородцы в 1788 году осаждали Хотин, сдавшийся на капитуляцию через три месяца. В 1789 году находились под Малой Сальчей, Измаилом и Бендерами, из которых только последние сдались; в 1790 году, входя в «кор д’арме», вследствие бездействия главных сил, Архангелогородцы несли лишь тяготы похода, а в 1791 году оказались предназначенными для тыловой службы и выступили обратно. В общем, пятилетнее участие полка во 2-й турецкой войне, благодаря различным случайностям, ничего не прибавило к старой славе полка.

В течение последующего мирного периода, до 1799 года, полк совершил целый ряд передвижений, реорганизовался по новым штатам и «обрядам службы» и временно вновь утратил своё имя, так как именовался по шефам: в 1789 году — мушкетёрский генерал-майора барона Дальгейма полк и в 1799 году — генерал-майора графа Н. М. Каменского 2-го полк.

Наполеоновские войны

В сентябре 1798 года полк выступил в заграничный поход, войдя в состав корпуса Розенберга. 20 апреля 1799 года полк подошёл к Милану и с этого дня начал свою «Суворовскую» службу. Архангелогородцы участвовали в боях и осадах: при Басиньяно, Валенце, Тортоне, Александрии, на Требии, при Серравалле, Нови и в легендарном Альпийском походе, во время которого бились: под Сен-Готардом, при Урзерне, в Муттенской и Клентальской долинах, при деревне Молис, где захватили знамя, 2 пушки и 100 пленных. Уже в боях на реке Требии Архангелогородцы создали себе репутацию «чудо-богатырей», заслужив наравне с некоторыми другими полками — «гренадерский марш» (с 1871 года называется «поход за военное отличие»), а за подвиг при деревне Молис полку пожалованы в 1800 году знамена с надписью: «за взятие французского знамени на горах Альпийских», которые по существу своего значения тождественны Георгиевским знамёнам (таковых при императоре Павле I не жаловалось).

В начале 1800 года полк возвратился из похода. 31 марта 1801 года отменено было наименование частей по шефу, почему полк по-прежнему стал называться Архангелогородский мушкетёрский полк.

После четырёх мирных лет полк в 1805 году снова выступил в поход и участвовал в сражении под Аустерлицем. Архангелогородцы, во главе со своим шефом графом Н. М. Каменским, будучи окружены кавалерией, отважно бились, невзирая на губительный огонь артиллерии и страшную убыль (1600 человек). Шеф полка, под которым была убита ядром лошадь, был спасён батальонным адъютантом Закревским, успевшим вовремя выручить графа Каменского, отдав ему своего коня. При общем отступлении армии, полк находился в арьергарде князя Багратиона и сражался под Шенграбеном.

В кампанию 1806—1807 годов Архангелогородцы доблестно сражались при Прейсиш-Эйлау, а затем выручали крепость Данциг. Возвратившись к главным силам армии, полк участвовал в сражении под Гейльсбергом, а потом был двинут к Кенигсбергу, где и закончил кампанию. Командир полка полковник Берлизеев и шеф граф Н. М. Каменский за оказанные ими подвиги были награждены орденом св. Георгия, первый 4-й, а второй 3-й степени.

В конце 1808 года полк вошёл в состав армии, действовавшей против Турции, и принял участие во многих сражениях: 1) в 1809 году — при разгроме турок у Рассевата, в бою при деревни Татарица, во взятии крепости Браилова; 2) в 1810 году — при Разграде, в действиях под Шумлой, в неудачном штурме крепости Рущука, при блокаде и сдаче крепости Журжи; 3) в 1811 году — под Рущуком, и при истреблении турецкого отряда у Малой Слободзеи 23 сентября, за что полку пожалованы две серебряные трубы. По заключении мира с Турцией полк вошёл в состав армии адмирала Чичагова, и только в сентябре 1812 года прибыл на театр Отечественной войны.

Выступив в 1813 году в заграничный поход, полк особенно отличился в боях под г. Гольдбергом, и Кацбахом и «превыше всякой похвалы» под Лейпцигом, вследствие чего возбуждено было ходатайство о награждении «храброго» полка знаками отличия на кивера и о возвращении ему «по несчастью» потерянных в боях 2 знамен (одно в 1805 году под Аустерлицем и одно в 1811 году — под Журжей).

В кампанию 1814 года Архангелогородцы особенно отличились при Этоже и под Парижем. Новой боевой наградой полку было пожалование двух Георгиевских серебряных труб, с надписью: «В воздаяние отличных подвигов против французских войск 1814 года 30 августа».

После 12 лет мирной жизни, Архангелогородцам вновь пришлось принять участие в войне с Турцией. 15 сентября 1828 года полк перешёл Прут, 27 сентября — Дунай, после чего один батальон был командирован к Силистрии, а другой — оставлен у Туртукая. Раннее наступлсние зимы заставило снять осаду Силистрии, почему весь полк в марте 1829 года был передвинут на линию Ольтеница — Фунды, получив назначение наблюдать берега Дуная от впадения Аржиса до Бота. 29 марта батальону Архангелогородцев пришлось производить рекогносцировку по Дунаю на лодках, причём майор Гудгард с охотниками Архангелогородского и Вологодского полков овладел одним турецким судном. С апреля полк вновь осаждал Силистрию, которая капитулировала 17 июня, после чего он вошёл в состав гарнизона крепости. Хотя по ходу военных действий полку и не пришлось заслужить новых боевых наград, но тем не менее служба его была отмечена пожалованием особой награды: серебряные трубы 1811 года, за сражеыие при Слободзее, были заменены 30 апреля 1830 года знаками отличия на шапки с надписью «За отличие».

Польские и Венгерский походы, Крымская война

Возвратясь в Россию в мае 1830 года, полку, после 4 месяцев мирных занятий, вновь пришлось выступать в поход — на этот раз против поляков. Выступив в декабре 1830 года Архангелогородцы до конца августа 1831 года несли гарнизонную службу в Гродне, изредка принимая участие в экспедициях против шаек повстанцев.

С 1832 по 1848 годы Архангелогородцы несли мирную службу, преимущественно на западной границе и в Привислинском крае. Важнейшими событиями этого периода являются: 1) присоединение к полку в 1833 году Тамбовского полка, имевшего Георгиевские знамена с надписью: «В воздаяние отличных подвигов, оказанных в сражениях 1814 года: 17 января при Бриен-Ле-Шато и 20-го — при селении Ла-Ротиер»; 2) участие полка в 1839 году в торжествах на Бородинском поле и пожалование 1-му и 2-му батальонам на знамена скоб и лент; 3) назначение в 1846 году короля Сардинии шефом полка; 4) назначение в 1848 году шефом полка его императорского высочества великого князя Владимира Александровича.

В 1849 году Архангелогородцам пришлось участвовать в походе против венгров, но по ходу военных действий они не были ни в одном из крупных сражений. Из боевых столкновений полка важнейшим было дело у Тиссо-Фиоредского моста.

В 1850 году 1-й и 2-й батальоны полка, как существовавшие 150 лет, удостоились пожалования новых знамен с юбилейными Александровскими лентами, причём к прежней надписи было добавлено: «1700—1850».

С декабря 1854 года полк стал готовиться к новому военному походу, на этот раз против англо-французов в Крыму, но выступил в таковой только 13 мая 1855 года и 4 августа был уже в сражении на реке Чёрной, в котором ему пришлось, однако, быть лишь зрителем, хотя полк и потерял при этом свыше 130 человек ранеными. Перемещённый с позиции у Мекензиевой горы к Севастополю, полк занял позиции за Северными укреплениями и деятельного участия в защите «многострадальнаго» города не принял, работая по возведению укреплений на Северной стороне. Однако отдельные чины его все же не затерялись среди героев-севастопольцев. Помимо наград офицерских и нижним чинам (32 знака отличия Военного ордена) первым трём батальонам полка были пожалованы Георгиевские знамена, с надписью «за Севастополь».

В 1856 году, при общей реорганизации пехоты, полк получил № 17 и был постепенно приведён на мирное положение (4-й 5-й и 6-й резервные батальоны расформированы).

При подавлении в 1863 году польского мятежа Архангелогородцам пришлось не один раз иметь дело с повстанцами. Помимо офицерских наград, на полк было пожаловано 85 знаков отличия Военного ордена. Важнейшим событием последующего мирного времени было: пожалование 3-му батальону нового Георгиевского знамени (за 100 лет), с надписью: «1763 — 1863» и с сохранением прежних надписей.

Русско-турецкая война 1877—1878 годов

18 апреля 1877 года полк двинулся на театр военных действий с Турцией и 1 июня вошёл в состав отряда генерал-лейтенанта Шильдер-Шульднера, 25 числа, с прочими полками 9-го армейского корпуса, перешёл Дунай у Зимницы и двинулся к Никополю, а по взятии последнего (4 июля) направился к Плевне. Здесь в упорном бою 8 июля полк потерял убитыми: командира — полковника Розенбома и 14 офицеров, ранеными и контуженными — 18 офицеров, а нижних чинов выбыло 949 человек, причём ротный состав уменьшился до 30—35 рядов. Во «2-ю Плевну» (18 июля) Архангелогородцы вновь потеряли: убитыми — 205 нижних чинов, а ранеными — 7 офицеров и 166 нижних чинов.

В общем, после «1-й и 2-й Плевны» в полку осталось 14 офицеров и по 50—60 нижних чинов на роту, а состав полка уменьшился почти на 3/4. Наконец, в «3-ю Плевну» — полк сражался при исключительных условиях и вновь потерял: выбывшими из строя 9 офицеров и 563 нижних чинов, причём погиб в бою и второй командир — флигель-адъютант полковник Шлиттер (смертельно ранен пулей в лоб; скончался через день). Доблестное поведение Архангелогородцев обратило на себя особое Высочайшее внимание: в полк прибыл флигель-адъютант барон Мейендорф, для передачи благодарности Государя Императора.

В бою 28 ноября Архангелогородский полк первым и по своему почину пришёл на помощь гренадерам против прорывавшейся армии Османа-паши. 30 ноября, после сдачи Плевны, полк посетил Государь и лично благодарил за службу, а полковнику Пантелееву сказал: «Да хранит тебя Бог, третьего командира Архангелогородцев. Желаю всего лучшего». В декабре полк перевалил через Балканы, и под Филиппополем взял укрепленный Чифлик и 5-орудийную батарею, за что командир полка и поручики Шульц и Пономаренко заслужили Георгиевские кресты.

В общем за период войны 1877—1878 годов полк был пополнен три раза, и 251 человек нижних чинов были награждены знаками отличия Военного ордена. За подвиги в эту кампанию полку были пожалованы «петлицы за военное отличие» на мундиры офицеров; фельдфебелям шеф полка пожаловал 1/2 своей пенсии по ордену св. Георгия 3 степени, а также передал в полк разные вещи, пожалованные Высочайшими Особами. Бывший же командир 9-го корпуса генерал Криденер был награждён «мундиром Архангелогородского полка».

По заключении мира с Турцией полк был оставлен в составе оккупационного отряда и только 3 августа 1879 года возвратился в свою штаб-квартиру, в город Козелец.

Накануне Первой мировой войны

В 1886 году Архангелогородский полк выделил роту на сформирование 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, геройски защищавшего от японцев в 1904 году Цзиньчжоу и Порт-Артур. В 1900 году, в день 200-летия полка ему было пожаловано полковое Георгиевское знамя, с надписью: «за взятие французского знамени в горах Альпийских в 1799 г. и за Севастополь 1854 и 1855 гг.» и «1700—1900», с Александровской юбилейной лентой. По смерти августейшаго шефа великого князя Владимира Александровича его имя оставлено полку Высочайшим приказом.

Знаки отличия полка на 1914 год

  1. Полковое знамя Георгиевское с надписями «За взятие Французского знамени на горах Альпийских в 1799 году и за Севастополь в 1854 и 1855 годах» и «1700—1900». С Александровской юбилейной лентой. Высочайший приказ от 25.06.1900 г.
  2. Знаки на головные уборы с надписью «За отличие». Пожалованы 30.04.1830 г. за отличие в сражении при Малой Слободзее 23.09.1811 г., взамен серебряных труб.
  3. Георгиевские трубы с надписью: «В воздаяние отличных подвигов против Французских войск 1814 года Августа 30 дня». Пожалованы 30.08.1814 г.
  4. Петлицы за военное отличие на мундиры штаб и обер-офицеров. Пожалованы 17.04.1878 г. за отличие в русско-турецкую войну 1877—1878 гг.

Командиры полка

Шефы полка

Известные люди, служившие в полку

Напишите отзыв о статье "Архангелогородский 17-й пехотный полк"

Примечания

Литература

  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • [runivers.ru/lib/book4679/ Николаев Н. Г. История 17-го пехотного Архангелогородского… полка. 1700—1900. СПб., 1900. 498, 107 с. илл., карт.] на сайте Руниверс
  • Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера. Т. I
  • Адрес-Календари Черниговской губернии на 1886—1895 годы
  • Памятные книжки Волынской губернии на 1896—1914 годы

Отрывок, характеризующий Архангелогородский 17-й пехотный полк

Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.