Одесский 48-й пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
См. также: Каспийский 148-й пехотный полк
48-й пехотный Одесский
Императора Александра I полк
Годы существования

6 ноября 1811 - 1918 гг.

Страна

Россия Россия

Входит в

12-я пехотная дивизия (XII армейский корпус)

Тип

пехота

Дислокация

Каменец-Подольский

Участие в

Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 гг., Русско-турецкая война 1828—1829, Венгерская кампания 1849 г., Крымская война, Русско-турецкая война 1877—1878, Первая мировая война

48-й пехотный Одесский Императора Александра I полк

  • Старшинство — 6 ноября 1811 г.
  • Полковой праздник — 23 апреля.




Формирование и кампании полка

Полк сформирован 6 ноября 1811 г. из рот Углицкого пехотного, Московского, Архангелогородского и Казанского гарнизонных полков, в составе трёх батальонов, под названием Одесского пехотного полка и в составе 27-й пехотной дивизии генерала Неверовского, принял доблестное участие в Отечественной войне. Под Бородиным Одессцы, защищая Багратионовы флеши, потеряли 2/3 своего состава. За Отечественную войну Одесскому полку был пожалован «поход за военное отличие».

В кампании 1813 г. Одесский полк находился в сражениях при Дрездене, Кацбахе и Лейпциге и при блокаде Майнца. За кампанию 1814 г. полк получил Георгиевские знамёна с надписью «в воздаяние отличных подвигов, оказанных в сражениях при Бриенн-ле-Шато и Ла-Ротьере» и, кроме того, 3 мая 1814 г.— знаки на кивера с надписью «3а отличие».

В русско-турецкую войну 1828—1829 гг. 1-й и 2-й батальоны полк участвова-ли в осаде и штурме Браилова, блокировали Шумлу и были выдвинуты к Варне. 16 сентября при Гаджи-Гассан-Ларе Одессцы атаковали войска Омер-Врионе-паши и отбросили турок, стреиившихся прорваться в осаждённую Варну. За доблестное участие в той войне полку были пожалованы 6 апреля 1830 г. серебряные трубы.

28 января 1833 г., после присоединения 1-го и 3-го батальонов 38-го егерского и 2-го батальона 40-го егерского полков Одесский полк был назван егерским и приведён в состав четырёх действующих и двух резервных батальонов. В следующем году батальон бывшего 40-го егерского полка был выделен в отдельный Кавказский линейный № 10 батальон, впоследствии вошедший в состав 154-го пехотного Дербентского полка.

В Венгерскую войну 1849 г. Одесский полк, находясь в отряде генерала Чеодаева, участвовал в боях у сёл Геремболи и Зольца и при занятии Токая и Дебрецена.

При начале Восточной войны Одесский полк был назначен в состав отряда генерала Липранди, 25 декабря 1853 г. при неожиданном нападении турецкой дивизии на с. Четати Одесский полк с 6 орудиями быстро двинулся на выручку Тобольского полка и, пройдя 12 вёрст в 2 часа, стремительно атаковал неприятеля. Несмотря на превосходство сил, турки были разбиты и отступили за Дунай. 10 марта 1854 г. для Одесского полка были сформированы в России из бессрочно-отпускных 7 и 8-й запасные батальоны. 5 и 6-й батальоны в это время находились в Одессе и выдержали здесь 10 апреля 1854 г. бомбардировку англо-французского флота.

В августе 1854 г. Одесский полк был назначен на усиление войск в Крыму и, прибыв 20 октября в Севастополь, принял участие в сражении при Балаклаве, во время которого взял штурмом турецкий редут № 4. 31 марта 1855 г. Одесский полк вошел в состав гарнизона Севастополя и участвовал в отражении штурма 6 июня. 4 августа 1855 г. полк принял участие в сражении на р. Чёрной, во время которого он, перейдя реку вброд, по плечи в воде атаковал предмостное укрепление. Выбив из него неприятеля, Одессцы продолжали атаку Федюхинских высот и захватили французскую батарею. Во время этой атаки полк потерял своего храброго командира полковника Скюдери, почти всех офицеров и 2/3 нижних чинов.

За подвиги в Крымской войне полку были пожалованы новые Георгиевские знамёна — в 1-м и 2-м батальонах с дополнительной надписью: «25 декабря 1853 г. при Четати, 4 августа 1855 г. на р. Чёрной и за Севастополь 1854 и 1855 гг.», а в 3-м и 4-м батальонах с надписью: «3а особые отличия при Четати 25 декабря 1853 г., на р. Чёрной 4 августа 1855 г. и за Севастополь в 1854 и 1855 гг.».

17 апреля 1856 г., после упразднения егерских полков, Одесский полк был назван пехотным и приведён 23 августа в состав трёх действующих батальонов с тремя стрелковыми ротами. 13 октября 1863 г. из 4-го резервного батальона и бессрочно-отпускных был сформирован Каспийский пехотный полк. 25 марта 1864 г. Одесский полк получил № 48.

В русско-турецкую войну 1877—1878 гг. Одесский полк находился в составе Рущукского отряда и принял участие в сражениях на р. Лом, у Пиргоса, Трестеника и Мечки. За доблестное участие в этих делах полку были пожалованы 17 апреля 1878 г. Георгиевские трубы с надписью «За Турецкую войну 1828—1829 гг. и за отличия 7, 14 и 30 ноября 1877 г.».

7 апреля 1879 года был сформирован 4-й батальон.

25 декабря 1903 года, в 50-летнюю годовщину сражения у д. Четати, участник этого боя генерал-адъютант М. П. Данилов был зачислен в списки полка и назначен шефом 1-й роты.

12 июля 1911 года был утверждён Знак полка. 6 ноября 1911 г., в день столетнего юбилея, полку пожаловано новое Георгиевское знамя с Александровской юбилейной лентой и дополнительной надписью «1811—1911». На торжества по этому поводу Одесская городская дума выбрала делегацию в составе Кадиналовского, Манжелея и Габаева, которая прибыла на празднование и передала приветствия полку от жителей города Одесса[1].

26 августа 1912 года, в день векового юбилея Бородинской битвы, полк назван 48-м пехотным Одесским Императора Александра I полком.

На второй день после начала «Великой войны» полк был отправлен на фронт. Действовал в составе 12-й пехотной дивизии XII армейского корпуса.

Полк расформирован в 1918 году.

За всё время существования 15 офицеров полка стали Георгиевскими кавалерами[1].

Знаки отличия полка

  • Георгиевское знамя с надписью «В воздаяние отличных подвигов, оказанных в сражении 17 и 20 января 1814 г. при Бриенн-ле-Шато и Ла-Ротьере, 25 декабря 1853 г. при Четати, 4 августа 1855 г. на р. Чёрной и за Севастополь в 1854 и 1855 гг.» и «1811—1911 г.», с Александровской юбилейной лентой
  • «Поход за военное отличие»
  • Знаки на головные уборы с надписью «3а отличие»
  • Серебряные трубы без надписи
  • Георгиевские трубы с надписью «За Турецкую войну 1828—29 гг. и за отличия 7, 14 и 30 ноября 1877 г.»

Шефы полка

Командиры полка

Другие формирования этого имени

Планы увековечивания памяти полка

В 2011 году группа депутатов Одесского городского совета выступила с инициативой об увековечивании памяти Одесского пехотного полка в топонимике города Одессы[1].

Напишите отзыв о статье "Одесский 48-й пехотный полк"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 Головань, В. [vigolovan.livejournal.com/7692.html Одесский пехотный полк] (рус.). Статья. Виктор Головань (4 ноября 2011). Проверено 7 июня 2012. [www.webcitation.org/68ivm3CVI Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].

Литература

  • Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
  • Энциклопедия военных и морских наук под редакцией Г. А. Леера. Т. V
  • Попов Ф.Г. История 48 Пехотного Одесского полка. Москва : тип. Рус. т-ва, 1911.
  • Попов Ф.Г. Памятка о столетней службе 48-го Пехотного Одесского полка. 1811-1911. Москва : тип. Рус. т-ва, 1911.
  • Габаев Г. С. Роспись русским полкам 1812 года. Киев, 1912
  • Шенк В. К. Гренадерские и пехотные полки. Справочная книжка Императорской Главной квартиры. СПб., 1909

Ссылки

  • Головань, В. [vigolovan.livejournal.com/7692.html Одесский пехотный полк] (рус.). Статья. Виктор Головань (4 ноября 2011). Проверено 7 июня 2012. [www.webcitation.org/68ivm3CVI Архивировано из первоисточника 27 июня 2012].

Отрывок, характеризующий Одесский 48-й пехотный полк

Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Одесский_48-й_пехотный_полк&oldid=74640122»