Легенда о смерти Пола Маккартни

Легенда о смерти Пола Маккартни, известная также как «Пол мёртв» (англ. Paul is dead) — городская легенда, согласно которой бас-гитарист и вокалист группы The Beatles Пол Маккартни погиб в 1966 году в автокатастрофе и был заменён двойником, а в песнях и на обложках альбомов The Beatles содержатся многочисленные скрытые намёки на это событие.

В сентябре 1969 года несколько студентов одного из американских колледжей опубликовали ряд статей, где утверждали, что ключи к подобной теории могут быть найдены в творчестве The Beatles. Это вызвало волну поисков якобы скрытой информации в текстах, музыке и художественном оформлении работ группы. Волна слухов спала после публикации Полом Маккартни опровержений в журнале Life в ноябре 1969 года. В то же время в современной поп-культуре и масс-медиа до сих пор можно встретить отсылки к этой легенде; так, в 2015 году ряд СМИ опубликовал сообщение об интервью Ринго Старра, где тот якобы подтвердил истинность легенды. В действительности ни этого интервью, ни издания, «опубликовавшего» его, не существовало.

Начало

Слухи о смерти Маккартни впервые появились в 1967 году в Лондоне и касались аварии, в которую он якобы попал. Они были официально опровергнуты в февральском номере The Beatles Book. Осенью 1969 года The Beatles фактически распались, и Маккартни находился в своём шотландском имении вместе со своей женой Линдой, обдумывая планы будущей сольной карьеры.

17 сентября 1969 года в студенческом журнале университета Дрейка, находящегося в штате Айова, выходит первое известное печатное изложение легенды — статья Тима Харпера под названием «Mёртв ли битл Пол Маккартни?» (англ. Is Beatle Paul McCartney Dead?). Автор статьи утверждал, что услышал о смерти Пола от своего друга, который, в свою очередь, узнал о ней от некоего музыканта — своего соседа по общежитию, который услышал об этом где-то на калифорнийском побережье. Таким образом, источник слухов достоверно установить невозможно. Также неясно, считали ли их истинными сами первоначальные распространители, или же это была целенаправленная мистификация. Также статья утверждала, что The Beatles в последних альбомах оставляли подсказки о смерти Пола, в том числе слова «заведи меня, мертвец» (англ. turn me on, dead man) и «мои пальцы сломаны»^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан), которые якобы можно было услышать в песне Revolution 9 из Белого альбома, если прокрутить его в обратном порядке.

11 октября того же года сотрудник пресс-службы The Beatles сообщил, что они получают вопросы о предполагаемой смерти Пола на протяжении уже нескольких лет, но за последние недели их количество увеличилось в несколько раз. 12 октября 1969 года на мичиганскую радиостанцию ведущему Рассу Гиббу позвонил некто Том и в прямом эфире рассказал историю о том, что Маккартни погиб 9 ноября 1966 года и был впоследствии заменён двойником, неким полицейским по имени Уильям Кэмпбелл.

Дополнительную пищу для слухов вызвала обложка альбома «Abbey Road» (релиз в Великобритании — 26 сентября, в США — 1 октября 1969 г.), в которой, по мнению поклонников теории, зашифровано послание о смерти Пола. Пересекающие переход битлы изображают погребальную процессию: впереди Джон в белом — священник, за ним Ринго в строгом костюме — представитель похоронного бюро, следом сам Пол с закрытыми глазами и босиком, к тому же идущий не в ногу с другими, — покойник и Джордж в джинсах — могильщик. Номер припаркованного у обочины автомобиля — LMW281F (1F можно прочесть как if, по-английски — если; то есть Полу было бы 28 лет, если бы он был жив).

Опровержение

21 октября 1969 года пресс-агент The Beatles выпустил официальное заявление об опровержении слухов, где назвали их «кучей старого хлама» (англ. a load of old rubbish). Пресс-центр The Beatles опроверг заявления, высказавшись буквально: «данная история циркулирует уже два года — и нам пишут самые разные психи; тем не менее, Пол до сих пор вполне себе с нами». Слухи начали спадать, когда журнал Life опубликовал свежее интервью с Полом Маккартни от 7 ноября 1969 года, где он сказал следующее:

Возможно, слухи начались, потому что я давно не появлялся в прессе. Я проделал достаточно работы с прессой на всю свою жизнь, и сейчас мне особо нечего сказать. Я счастлив быть со своей семьей и я работаю тогда, когда работаю. Я был во включенном состоянии десять лет подряд и никогда не выключался. Теперь я стараюсь отключиться, когда подворачивается шанс. Сейчас я бы был рад, если бы был чуть менее знаменитым.

Последствия

Еще в 1969 году вышло несколько пластинок на эту тему: The Ballad of Paul группы Mystery Tour, Brother Paul группы Billy Shears and the All Americans и So Long Paul певца Werbley Finster (псевдоним Хосе Фелисиано).

Певец Терри Найт был на записи Белого альбома и был свидетелем того, как Ринго Старр бросил палочки и ушел. В мае 1969 года Найт написал песню Saint Paul о предстоящем распаде The Beatles. Песню быстро забыли, но через несколько месяцев радиостанции стали транслировать её в память по «умершему» Полу Маккартни.

В песне How Do You Sleep? 1971 года Джон Леннон называл распространителей слухов о смерти Маккартни «фриками».

Этот слух отразился в названии концертного альбома Пола Маккартни 1993 года — Paul Is Live, где слово live может означать как и «жив», так и «в записи с концерта». Обложка альбома пародировала «скрытые намеки» обложки альбома Abbey Road.

В серии Лиза-вегетарианка в Симпсонах Пол оставил зашифрованное сообщение, в котором, если проиграть запись задом наперёд, среди прочего сообщает, что жив.

Отрывок, характеризующий Легенда о смерти Пола Маккартни

– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.