Катастрофа Boeing 737 под Афинами

Рейс 522 Helios Airways
Компьютерная реконструкция сопровождения рейса 522 истребителями F-16 ВВС Греции
Общие сведения
Дата	14 августа 2005 года
Время	12:03 EEST
Характер	LOC-I (врезался в гору)
Причина	Разгерметизация кабины, потеря сознания экипажем, технические неполадки герметизации
Место	в 2 км от Грамматико, в 40 км от аэропорта Элефтериос Венизелос, Афины (Греция)
Координаты	38°13′ с. ш. 23°58′ в. д.38.231567° с. ш. 23.970233° в. д. / 38.231567; 23.970233
Погибшие	121 (все)
Воздушное судно
Разбившийся самолёт за год до катастрофы
Модель	Boeing 737-31S
Имя самолёта	Olympia
Авиакомпания	Helios Airways
Пункт вылета	Международный аэропорт Ларнака, Ларнака (Кипр)
Остановки в пути	Международный аэропорт Элефтериос Венизелос, Афины (Греция)
Пункт назначения	Международный аэропорт имени Вацлава Гавела, Прага (Чехия)
Рейс	HCY522
Бортовой номер	5B-DBY
Дата выпуска	27 декабря 1997 года (первый полёт)
Пассажиры	115
Экипаж	6
Выживших	0

Катастрофа Boeing 737 под Афинами — авиационная катастрофа, произошедшая 14 августа 2005 года. Авиалайнер Boeing 737-31S авиакомпании Helios Airways совершал рейс HCY522 по маршруту Ларнака—Афины—Прага, но через 17 минут после вылета перестал выходить на связь. На его поиски были посланы два истребителя F-16 ВВС Греции, которые нашли самолёт, но он не отвечал на их сообщения. В итоге, выработав топливо, лайнер врезался в гору в 2 километрах от селения Грамматико и в 40 километрах к северу от Афин. Погибли все находившиеся на его борту 121 человек — 115 пассажиров и 6 членов экипажа.

Катастрофа рейса 522 стала самой крупной авиакатастрофой в истории Греции и Кипра.

Причиной катастрофы стала разгерметизация кабины пилотов самолёта по вине инженеров авиакомпании Helios Airways, выключивших автогерметизацию салона.

Самолёт

Boeing 737-31S (регистрационный номер 5B-DBY, заводской 29099, серийный 2982) был выпущен в 1997 году (первый полёт совершил 27 декабря). 29 декабря того же года был передан немецкой авиакомпании Deutsche BA (борт D-ADBQ). 16 апреля 2004 года был куплен кипрской авиакомпанией Helios Airways, в которой получил бортовой номер 5B-DBY и имя Olympia. Оснащен двумя двигателями CFM International 56-3C1. На день катастрофы совершил 16085 циклов «взлёт-посадка» и налетал 17900 часов.

Экипаж и пассажиры

Самолётом управлял опытный экипаж, состав которого был таким:

• Командир воздушного судна (КВС) — 58-летний Ханс-Юрген Мертен (нем. Hans-Jürgen Merten). Проработал в авиакомпании Helios Airways с мая по октябрь 2004 года и с мая 2005 года (в перерыве работал в авиакомпаниях Travel Service Airlines и Channel Express). Управлял самолётами Ан-2 (в летной школе), Ил-14 (в летной школе), Ан-24 (второй пилот) и Ту-134 (сначала второй пилот, потом КВС). В должности командира Boeing 737 — с марта 2002 года. Налетал 16900 часов, 5500 из них на Boeing 737.
• Второй пилот — 51-летний Пампос Хараламбоус (греч. Pampos Charalambous). Проработал в авиакомпании Helios Airways 5 лет. В качестве второго пилота управлял самолётами McDonnell Douglas DC-9, Lockheed L-188 Electra, Airbus A300 и Boeing 737. Налетал 7549 часов, 3991 из них на Boeing 737.

В салоне самолёта работали четверо бортпроводников:

• Луиза Войтери (греч. Louisa Vouteri), 32 года — старший бортпроводник.
• Андреас Продромоу (греч. Andreas Prodromou), 25 лет. Кроме того, у него был диплом пилота Boeing 737.
• Харис Харалампоус (греч. Charis Charalampous), 25 лет. Она была девушкой Андреаса Продромоу.

Гражданство	Пассажиры	Экипаж	Всего
Кипр	103	4	107
Германия	0	1	1
Греция	12	1	13
Всего	115	6	121

Всего на борту самолёта был 121 человек — 115 пассажиров и 6 членов экипажа.

Хронология катастрофы

В 09:07 Boeing 737-31S борт 5B-DBY вылетел из международного аэропорта Ларнаки в Кипре.

В 09:11 КВС доложил диспетчер о неисправности системы кондиционирования.

В 09:15 бортовой самописец зафиксировал звуковой сигнал тревоги.

В 09:16 последние переговоры экипажа с землёй.

В 09:24 рейс HCY522 летит на эшелоне FL340 (10350 метров).

С 09:37 до 10:07 лайнер вошёл в зону ответственности афинских диспетчеров, не отвечая на вызовы с земли.

В 10:16 диспетчер оповещает руководителя полётов о невозможности установить связь с экипажем, тот в свою очередь оповещает контролирующие органы и военных.

В 10:20 лайнер проходит VOR KEA и выполняет (под управлением автопилота) маневры, которые в горизонтальной плоскости соответствуют схеме захода на посадку на ВПП №03L аэропорта Афин, однако остаётся на эшелоне FL340.

В 10:29 рейс 522 проходит над аэропортом и выполняет манёвр, соответствующий прерванному заходу на посадку по схеме, направляясь к VOR KEA, после чего занимает установленную зону ожидания.

В 10:45 рейс HCY522, согласно расписанию, должен был прибыть в Афины.

В 11:05 в воздух поднимаются два истребителя-перехватчика F-16 ВВС Греции.

В 11:23 первый визуальный контакт перехватчиков с рейсом 522. Место командира пусто, а второй пилот, вероятно, находится в бессознательном состоянии.

Приблизительно в 11:49 в кабине пилотов рейса 522 на месте командира замечен человек, пытавшийся взять управление самолётом на себя. Как позже выяснилось, на высоте 11000 метров за штурвал рейса 522 сел бортпроводник Андреас Продромоу (у него был диплом пилота Boeing 737). Он не потерял сознание, потому что успел воспользоваться кислородным баллоном.

В 11:49:50, выработав топливо, останавливается левый двигатель. Лайнер резко разворачивается влево и летит в северном направлении.

С 11:50 по 11:54 Продромоу не отвечает ни на одну из попыток пилота F-16 привлечь его внимание. Рейс HCY522 летит в северо-западном направлении. Истребители F-16 следуют за ним и держатся на расстоянии, опасаясь возможных манёвров рейса 522. Когда пилот F-16 приближается к рейсу 522, он видит верхнюю часть тела Продромоу, сидящего в кресле командира и держащего руки на штурвале. Становится очевидным, что он без кислородной маски и неподвижен.

В 11:54:18 бортовой самописец регистрирует следующее сообщение от Андреаса Продромоу: Mayday, mayday, mayday, это рейс 522 авиалиний Helios Airways Афины… [неразборчивое слово]. Спустя несколько секунд регистрируется фраза Mayday, mayday…, произнесённая очень тихим голосом.

С 11:54 по 11:59 рейс 522 снижается приблизительно до 2000 метров. Продромоу даёт знать, что заметил присутствие F-16, и делает движение рукой. Пилот F-16 показывает рукой следовать за ним в аэропорт. Андреас отвечает, но не следует за F-16.

В 11:59:20 рейс 522 разворачивается в юго-западном направлении. Самолёт продолжает снижаться.

В 11:59:47, согласно данным бортового самописца, на высоте 2159 метров останавливается правый двигатель. Лайнер продолжает неуправляемое снижение (Продромоу, видимо, тоже потерял сознание).

В 12:03:32 рейс HCY522 днищем врезался в холм, подпрыгнул от удара вверх на несколько метров, резко пошёл на снижение и пластом врезался в склон горы в 2 километрах от селения Грамматико приблизительно в 40 километрах к северо-западу от международного аэропорта Афин и полностью разрушился. Все 115 пассажиров и 6 членов экипажа погибли.

Реакция

• На Кипре был объявлен трёхдневный траур.
• Авиакомпания Helios Airways в знак уважения к пассажирам и экипажу рейса 522 сменила номер рейса Ларнака—Афины—Прага с HCY522 на HCY604.

Расследование

Расследованием причин катастрофы рейса HCY522 занялся греческий Совет по безопасности перевозок и расследованию авиационных происшествий (AAIASB).

Как выяснилось в ходе расследования, причиной авиакатастрофы стала небрежность инженеров, которые не переключили в автоматический режим тумблер, регулирующий давление в кабине, после наземных испытаний салона на герметичность. Впрочем, обвинения в халатности звучали и в сторону греческих авиадиспетчеров, которые, обнаружив рейс 522 на экранах радаров, не попытались установить связь с экипажем. Тем самым диспетчеры нарушили правила безопасности воздушного движения, утверждали авиаэксперты. В авиакатастрофе пытались обвинить и изготовителей самолёта, которые, несмотря на похожие инциденты разгерметизации салона в этой модели, так и не устранили недостатки.

Также выяснилось, что у борта 5B-DBY и до этого имелись проблемы с герметизацией. Авиакомпания Helios Airways на своём официальном сайте признала: ещё за год до катастрофы у этого самолёта возникали технические неполадки подобного рода. Лайнер проходил проверку, но специалисты сказали, что «он в полном порядке». Однако в ходе следствия выяснилось, что пассажиры борта 5B-DBY уже не раз жаловались сотрудникам авиакомпании, что в самолёте холодно. И официальные обвинения в итоге были предъявлены руководству и сотрудникам наземных служб авиакомпании Helios Airways, позволившим неисправному самолёту подняться в воздух.

Окончательный отчёт расследования был опубликован 4 октября 2006 года.

Суд

После разбирательств и апелляций в судах разных инстанций на Кипре и в Греции, 20 апреля 2012 года четыре бывших сотрудника авиакомпании Helios Airways (обанкротившейся в 2006 году) — исполнительный директор Деметрис Пантазис (греч. Demetris Pantazis), управляющий полётами Гиоргос Киккидис (греч. Giorgos Kikkides), шеф-пилот Янко Стойменов (греч. Ianko Stoimenov) и главный инженер Алан Ирвин (англ. Alan Irwin) — были признаны афинским судом виновными в причинении смерти по неосторожности и приговорены к 10 годам лишения свободы.

Культурные аспекты

Катастрофа рейса 522 показана в 4 сезоне канадского документального телесериала Расследования авиакатастроф в серии Самолёт-призрак.

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=20050814-0 Описание катастрофы на Aviation Safety Network]
• [www.moi.gov.cy/moi/pio/pio.nsf/All/F15FBD7320037284C2257204002B6243/$file/FINAL%20REPORT%205B-DBY.pdf Окончательный отчёт расследования]
• [www.aviaport.ru/digest/2005/12/20/98883.html Уникальный эксперимент установит причину катастрофы Boeing 737]
• [www.echo.msk.ru/news/263008.html Крупнейшая в истории Греции авиакатастрофа, произошедшая сегодня, унесла 121 жизнь]
• [www.greek.ru/news/news_detail.php?ID=16904 Расследование причин крупнейшей авиакатастрофы в истории Греции и Кипра продолжается]

Отрывок, характеризующий Катастрофа Boeing 737 под Афинами

– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.