Происшествие с Boeing 747 над Гонолулу

Рейс 811 United Airlines
Повреждения правого борта рейса 811
Общие сведения
Дата	24 февраля 1989 года
Время	02:08 HST (16:08 UTC)
Характер	Аварийная посадка
Причина	Разрушение части фюзеляжа (грузовая дверь), неисправность замкового механизма грузовой двери, повреждения двигателей №3 и №4
Место	аэропорт Гонолулу (Гавайи, США) — аварийная посадка
Координаты	20°41′24″ с. ш. 158°40′34″ з. д.20.69° с. ш. 158.676° з. д. / 20.69; -158.676    — место разрушения грузовой двери
Погибшие	9
Раненые	38
Воздушное судно
Boeing 747-122 борт N4713U за 7 лет до аварии
Модель	Boeing 747-122
Авиакомпания	United Airlines
Пункт вылета	Сан-Франциско (США)
Остановки в пути	Лос-Анджелес (США) Гонолулу (США) Окленд (Новая Зеландия)
Пункт назначения	Сидней (Австралия)
Рейс	UA811
Бортовой номер	N4713U
Дата выпуска	20 октября 1970 года (первый полёт)
Пассажиры	337
Экипаж	18
Выживших	346

См. также: Рейс 811

Происшествие с Boeing 747 над Гонолулу — авиапроисшествие, произошедшее 24 февраля 1989 года. В небе над Тихим океаном у авиалайнера Boeing 747-122 авиакомпании United Airlines, совершавшего рейс UA811 по маршруту Сан-Франциско—Сидней с промежуточными посадками в Лос-Анджелесе, Гонолулу и Окленде, произошло открытие и отделение грузовой двери. Вследствие взрывной декомпрессии погибли 9 человек, вылетевшие из салона вместе с креслами. Поврежденный самолет благополучно приземлился в международном аэропорту Гонолулу (Гавайские острова). Погибли 9 человек, ещё 38 получили ранения.

Самолёт

Boeing 747-122 (регистрационный номер N4713U, заводской 19875, серийный 089) был выпущен в 1970 году (первый полёт совершил 20 октября). Стал 89-м выпущенным Boeing 747. 3 ноября того же года был передан авиакомпании United Airlines. Оснащен четырьмя двигателями Pratt & Whitney JT9D-7A. На день аварии совершил 15027 циклов «взлёт-посадка» и налетал 58814 часов.

Экипаж

Самолётом управлял очень опытный экипаж, состав которого был таким:

• Командир воздушного судна — 59-летний Дэвид Кронин (англ. David Cronin). Очень опытный пилот, проработал в авиакомпании United Airlines 34 года. Управлял самолётами Learjet, Convair 240, Convair 340, Convair 440, Boeing 727, Douglas DC-8 и McDonnell Douglas DC-10. В должности командира Boeing 747 — с декабря 1985 года. Налетал свыше 28000 часов, свыше 3300 из них на Boeing 747.
• Второй пилот — 48-летний Грегори «Эл» Слэйдер (англ. Gregory «Al» Slader). Опытный пилот, проработал в авиакомпании United Airlines 24 года. В качестве второго пилота управлял самолётами Boeing 727, Boeing 737 и McDonnell Douglas DC-10. В должности второго пилота Boeing 747 — с августа 1987 года. Налетал свыше 14500 часов, свыше 300 из них на Boeing 747.
• Бортинженер — 46-летний Рэндал Томас (англ. Randal Thomas). Проработал в авиакомпании United Airlines 19 лет. В должности бортинженера Boeing 747 — с марта 1987 года. Налетал свыше 20000 часов, свыше 1200 из них на Boeing 747.

В салоне самолёта работали 15 бортпроводников:

• Лора Брентлингер (англ. Laura Brentlinger), 38 лет. В United Airlines с апреля 1972 года, для полётов на B-747 была квалифицирована с 19 сентября 1988 года.
• Сара Шэнахэн (англ. Sarah Shanahan), 42 года. В United Airlines с августа 1967 года, для полётов на B-747 была квалифицирована с 10 октября 1988 года.
• Ричард Лэм (англ. Richard Lam), 41 год. В United Airlines с апреля 1970 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 16 сентября 1988 года.
• Джон Хорита (англ. John Horita), 44 года. В United Airlines с июня 1970 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 1 ноября 1988 года.
• Кёртис Кристенсен (англ. Curtis Christensen), 34 года. В United Airlines с февраля 1986 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 12 декабря 1988 года.
• Тина Бланди (англ. Tina Blundy), 36 лет. В United Airlines с мая 1973 года, для полётов на B-747 была квалифицирована с 28 октября 1988 года.
• Жан Накаям (англ. Jean Nakayam), 37 лет. В United Airlines с августа 1973 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 6 декабря 1988 года.
• Мэй Саполу (англ. Mae Sapolu), 38 лет. В United Airlines с февраля 1986 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 13 октября 1988 года.
• Робин Накамото (англ. Robyn Nakamoto), 26 лет. В United Airlines с апреля 1986 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с мая 1988 года.
• Эдвард Литгоу (англ. Edward Lythgoe), 37 лет. В United Airlines с декабря 1978 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 21 октября 1988 года.
• Шэрол Престон (англ. Sharol Preston), 39 лет. В United Airlines с июля 1970 года, для полётов на B-747 была квалифицирована с 29 июля 1988 года.
• Рикки Умехира (англ. Ricky Umehira), 35 лет. В United Airlines с ноября 1983 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 15 ноября 1988 года.
• Даррелл Блэнкеншип (англ. Darrell Blankenship), 28 лет. В United Airlines с февраля 1984 года, для полётов на B-747 был квалифицирован с 10 февраля 1988 года.
• Линда Ширли (англ. Linda Shirley), 30 лет. В United Airlines с марта 1979 года, для полётов на B-747 была квалифицирована с 3 ноября 1988 года.
• Илона Бенуа (англ. Ilona Benoit), 48 лет. В United Airlines с февраля 1986 года, для полётов на B-747 была квалифицирована с 17 ноября 1988 года.

Хронология событий

Рейс United Airlines-811 вылетел из Гонолулу в Окленд в 01:52 HST.

Во время набора высоты экипаж решил обойти грозовой фронт. Ожидая турбулентности, командир не стал выключать табло «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ» (англ. FASTEN SEAT BELTS), что впоследствии спасло жизни многих пассажиров. После примерно 16 минут полёта на высоте между 6700-7000 метров в салоне бизнес-класса послышался металлический скрежет, а затем громкий стук. Полторы секунды спустя передняя грузовая дверь оторвалась от самолёта, оставив огромную дыру в фюзеляже. Внезапный перепад давления привёл к отрыву и исчезновению в образовавшемся отверстии одиннадцати кресел (места G8-12, H8-12 и 9F), что привело к гибели девяти человек (места G8 и G12 были незанятыми). Взрывная волна, вырвавшая грузовой люк, уничтожила аварийную систему подачи кислорода для пассажиров и экипажа, которая была расположена в районе грузовой двери. Экипаж в спешном порядке выполнил разворот самолёта на 180° и вновь взял курс на Гонолулу.

Дверь и другие предметы, вылетавшие из самолёта, повредили правое крыло и двигатели №3 и №4, чем вызвали пожар в них. Экипаж был вынужден отключить сначала третий, а затем и четвёртый двигатели и продолжать лететь на двух оставшихся. Для достижения приемлемой посадочной массы был произведён сброс топлива.

Во время аварийной посадки в Гонолулу закрылки не смогли раскрыться полностью из-за повреждений, что привело к посадочной скорости 190-200 узлов (350-370 км/ч). Тем не менее экипаж сумел остановить самолёт до конца взлётно-посадочной полосы. После посадки все пассажиры были эвакуированы менее чем за 45 секунд. Каждый из бортпроводников получил травмы различной степени тяжести (серьёзная — вывих плеча).

Имена погибших пассажиров

• Ли Кэмпбелл (англ. Lee Campbell) (Веллингтон, Новая Зеландия)
• Гарри Крейг (англ. Harry Craig) (Морристаун, Нью-Джерси, США)
• Сьюзан Крейг (англ. Susan Craig) (Морристаун, Нью-Джерси, США)
• доктор Дж. Майкл Кроуфорд (англ. Dr. J. Michael Crawford) (Сидней, Австралия)
• Энтони Фаллон (англ. Anthony Fallon) (Лонг-Бич, Калифорния, США)
• Барбара Фаллон (англ. Barbara Fallon) (Лонг-Бич, Калифорния, США)
• Мэри Хендли (англ. Mary Handley) (Бей-Сити, Мичиган, США)
• Роуз Харли (англ. Rose Harley) (Хакенсак, Нью-Джерси, США)
• Джон Свон (англ. John Swann) (Сидней, Австралия)

Расследование

Расследованием причин аварии рейса UA811 занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).

Окончательный отчёт расследования был опубликован 26 июня 1990 года.

Согласно отчёту, авария произошла из-за недостатков в конструкции грузовой двери. Дверь в Boeing 747-122 открывалась наружу, а не внутрь, следовательно, разница в давлении стремилась открыть дверь. Имевшиеся на двери алюминиевые замки оказались не в состоянии выдержать такую нагрузку. Недостатки в конструкции грузовых дверей самолётов были известны еще с 1970-х годов, когда произошло несколько подобных случаев с самолётами McDonnell Douglas DC-10 (рейсы American Airlines-096 и Turkish Airlines-981). Однако эти происшествия не были серьёзно приняты во внимание авиационной промышленностью.

Частное расследование

Кевин (англ. Kevin Campbell) и Сьюзен Кэмпбелл (англ. Susan Campbell), родители погибшего в происшествии пассажира Ли Кэмпбелла (англ. Lee Campbell), провели частное расследование случившегося. Расследование Кемпбеллов привело их к выводу, что в конструкции грузовой двери был испорчен замковый механизм.

Последствия аварии

NTSB выпустил рекомендации всем авиакомпаниям мира заменить все замки грузовых дверей на самолётах Boeing 747-100 на более прочные.

Дальнейшая судьба экипажа

Экипаж (КВС Кронин, второй пилот Слэйдер и бортинженер Томас) был награждён за героизм. Дэвид Кронин умер 7 октября 2010 года в возрасте 81 года.

Дальнейшая судьба самолёта

Boeing 747-122 борт N4713U был успешно восстановлен и продолжал эксплуатироваться авиакомпанией United Airlines под другим бортовым номером — N4724U. 18 марта 1997 года был передан гамбийской авиакомпании Air Dabia (борт C5-FBS). В 2001 году самолёт был списан.

Культурные аспекты

Авария рейса 811 United Airlines показана в 1 сезоне канадского документального телесериала Расследования авиакатастроф в серии Незапертая дверь в смерть.

См. также

• Катастрофа DC-10 под Парижем
• Инцидент с DC-10 над Уинсором

Ссылки

• [libraryonline.erau.edu/online-full-text/ntsb/aircraft-accident-reports/AAR90-01.pdf First NTSB Aircraft Accident Report AAR-90/01 (superseded by Report AAR-92/02)] — промежуточный отчёт расследования NTSB
• [www.ntsb.org/Wiringcargodoorlite/Additional%20Aircraft%20Accident%20Reports_files/AAR92-3.pdf Second NTSB Aircraft Accident Report AAR-92/02] — окончательный отчёт расследования NTSB
• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19890224-0 Описание происшествия ] на Aviation Safety Network
• [www.planecrashinfo.com/cvr890224.htm Расшифровка бортовых самописцев рейса 811]
• [www.airliners.net/search/photo.search?regsearch=N4713U&distinct_entry=true Фотографии борта N4713U до происшествия]

Отрывок, характеризующий Происшествие с Boeing 747 над Гонолулу

Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.