1913 год в музыке
Поделись знанием:
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
| 1913 год в музыке | ||
| 1911 — 1912 — 1913 — 1914 — 1915 | ||
| ||
| См. также: Другие события в 1913 году События в театре и События в кино | ||
Содержание
События
- 1 апреля — премьера оперы Мануэля де Фалья «Жизнь коротка» в Ницце[1]
- 29 мая — премьера балета Игоря Стравинского «Весна священная» в Театре на Елисейских Полях в Париже, дирижёр — Пьер Монтё, хореография Вацлава Нижинского; музыка Стравинского произвела на слушателей такое впечатление, что в зале началась драка, хореография за оригинальностью музыки осталась незамеченной[2][3]
- Октябрь — первые записи Edison Records в формате «Diamond Disc»[4]
- Компания-производитель органов и фортепиано «Aeolian» представила технологию «Duo-Art» — механическое пианино, на котором можно было как играть, так и воспроизводить уже готовую записанную на перфорированных лентах музыку[5]
- Эдуард Бэрстоу становится органистом в Йоркском соборе
Хиты
- «The Spaniard That Blighted My Life» Эла Джолсона
- «Till the Sands of the Desert Grow Cold» Алана Тёрнера
- «When the Midnight Choo-Choo Leaves for Alabam’» Артура Коллинза и Байрона Харлана
- «Cohen on the Telephone»
- «It’s Nicer To Be In Bed» Гарри Лаудера
Классическая музыка
- Клод Дебюсси — детский балет «Ящик с игрушками»; пьеса «Сиринкс» для флейты соло
- Густав Холст — сюита «Святого Пола», опус 29
- Сергей Рахманинов — поэма «Колокола», опус 35
- Игорь Стравинский — балет «Весна священная»
- Луи Виктор Жюль Вьерн — малая месса «Messe basse» для органа и фисгармонии
- Джордж Баттерворт — сочинение для оркестра «Banks of Green Willow»
- Джон Ольден Карпентер — соната для скрипки
Опера
- Мануэль де Фалья — «Жизнь коротка»
- Габриэль Форе — «Пенелопа»
- Жюль Массне — «Панург»
- Модест Петрович Мусоргский — «Сорочинская ярмарка»
- Узеир Абдул-Гусейн оглы Гаджибеков — оперетта «Аршин мал алан»
- Итало Монтемецци — «Любовь трёх королей»
Мюзиклы и ревю
- «Adele» — бродвейская постановка, премьера состоялась в театре «Longacre Theatre» 28 августа, было дано 196 представлений
- «The American Maid» — бродвейская постановка
- «The Girl from Utah» — лондонская постановка в Театре Аделфи, премьера состоялась 18 октября, было дано 195 представлений
- «The Girl on the Film» — лондонская постановка в Театре Веселья, премьера состоялась 5 апреля, было дано 232 представления
- «The Girl on the Film» — бродвейская постановка в театре «На 44-й улице», премьера состоялась 29 декабря, было дано 64 представления
- «The Honeymoon Express» — бродвейская постановка в театре «Зимний сад», премьера состоялась 6 февраля, было дано 156 представлений
- «Hullo, Tango» — лондонская постановка в театре «Ипподром», премьера состоялась 23 декабря
- «The Isle o’ Dreams» — бродвейская постановка в театре «Pike’s Opera House», премьера состоялась 27 января, было дано 32 представления
- «The Laughing Husband» — лондонская постановка в театре «Noël Coward Theatre», премьера состоялась 2 октября
- «The Little Café» — бродвейская постановка в театре «Нью-Амстердам», премьера состоялась 10 ноября, было дано 144 представления
- «The Madcap Duchess» — бродвейская постановка в нью-йоркском театре «Глобус», премьера состоялась 11 ноября, было дано 71 представление
- «Der Mädchenmarkt» — венская постановка, премьера состоялась в театре «Carltheater» 7 мая
- «The Marriage Market» — лондонская постановка, премьера состоялась в Театре Дейли 17 мая, было дано 423 представления
- «The Pearl Girl» — лондонская постановка в театре «Shaftesbury», премьера состоялась 25 сентября, было дано 254 представления
- «The Pleasure Seekers» — бродвейская постановка, премьера состоялась в театре «Зимний сад» 3 ноября, было дано 72 представления
- «The Sunshine Girl» — бродвейская постановка, премьера состоялась в театре «Knickerbocker» 3 февраля, было дано 160 представлений
- «Sweethearts» — бродвейская постановка, премьера состоялась в театре «Нью-Амстердам» 8 сентября, с 10 ноября представлений давались в театре «Liberty», в общей сложности — 272 спектакля
- «Ziegfeld Follies» — бродвейское ревю, премьера состоялась 16 июня в театре «Нью-Амстердам», было дано 108 представлений
Родились
- 18 января — Дэнни Кей, актёр, певец и танцор (ум. 1987)
- 22 января — Сид Басс, композитор, руководитель оркестра (ум. 1993)
- 24 января — Норман Делло Джойо, американский композитор (ум. 2008)
- 25 января — Витольд Лютославский, композитор (ум. 1994)
- 26 января — Джимми Ван Хейзен, American композитор (ум. 1990)
- 27 января — Мильтон Адольфус, пианист и композитор (ум. 1988)
- 2 марта — Селедонио Ромеро, гитарист, композитор и поэт (ум. 1996)
- 4 марта — Вилли Джонсон, гитарист (ум. 1995)
- 5 марта — Гангубай Хангал, индийская певица (ум. 2009)
- 6 марта — Элла Логан, актриса и певица (ум. 1969)
- 13 марта:
- Смоки Доусон, австралийский певец (ум. 2008)
- Либеро де Лука, оперный певец-тенор
- Сергей Михалков, советский и российский писатель, баснописец и поэт (ум. 2009)
- 30 марта — Фрэнки Лэйн, певец (ум. 2007)
- 31 марта — Этта Бейкер, блюзовая гитаристка и певица (ум. 2006)
- 4 апреля — Джин Рэми, джазовый музыкант (ум. 1984)
- 14 апреля — Жан Фурне, французский дирижёр (ум. 2008)
- 24 апреля — Васил Стефанов, болгарский скрипач, дирижёр и педагог (ум. 1991).
- 1 мая — Вальтер Зюскинд, Czech conductor (ум. 1980)
- 6 мая:
- Кармен Кавалларо, пианист (ум. 1989)
- Дьюла, Давид, композитор (ум. 1977)
- 12 мая — Хосе Биспо Клементино дос Сантос, исполнитель самбы (ум. 2008)
- 16 мая — Вуди Герман, джазовый музыкант и бэндлидер (ум. 1987)
- 21 мая — Джина Бахауэр, пианистка (ум. 1976)
- 18 мая — Шарль Трене, французский певец и актёр (ум. 2001)
- 10 июня — Тихон Хренников, советский и российский композитор (ум. 2007)
- 11 июня — Ризё Стивенс, оперная певица-меццо-сопрано
- 12 июня — Нина Мэй Маккинни, актриса и танцовщица (ум. 1967)
- 18 июня — Сэмми Кан, автор песен (ум. 1993)
- 23 июня — Хелен Хьюмс, американская певица (ум. 1981)
- 28 июня — Джордж Ллойд, композитор (ум. 1998)
- 12 июля — Рейно Хелисмаа, певец и автор песен (ум. 1965)
- 15 июля — Ковбой Копас, исполнитель кантри (ум. 1963)
- 22 июля:
- Личия Альбанезе, оперная певица-сопрано
- Горни Крамер, итальянский бэндлидер и автор песен (ум. 1995)
- 2 августа:
- Хэл Блок, автор песен (ум. 1981)
- Эдрик Коннор, исполнитель музыки в жанре калипсо (ум. 1968)
- 22 августа — Роберт Шоллум, австрийский композитор, пианист, органист и педагог (ум. 1987)
- 28 августа — Роберт Ирвинг, дирижёр (ум. 1991)
- 29 августа — Сильвия Файн, автор песен (ум. 1991)
- 26 сентября — Дороти Слуп, исполнительница джаза (ум. 1998)
- 15 октября — Дэвид Кэрролл, дирижёр и автор песен (ум. 2008)
- 16 октября — Джино Беки, оперный певец-баритон (ум. 1993)
- 19 октября — Джон Блэкбёрн, поэт (ум. 2006)
- 24 октября — Тито Гобби, оперный певец-баритон (ум. 1984)
- 26 октября — Чарли Барнет, бэндлидер (ум. 1991)
- 2 ноября — Гарри Баббитт, американский певец (ум. 2004)
- 3 ноября — Марика Рёкк, певица, танцовщица и актриса (ум. 2004)
- 8 ноября — Джун Хэвок, актриса, участница водевилей (ум. 2010)
- 15 ноября — Гас Джонсон, джазовый барабанщик (ум. 2000)
- 19 ноября — Блу Бэррон, руководитель оркестра (ум. 2005)
- 22 ноября — Бенджамин Бриттен, композитор (ум. 1976)
- 1 декабря — Мэри Мартин, певица и актриса (ум. 1990)
- 30 декабря — Лучио Агостини, дирижёр и композитор (ум. 1996)
- Точная дата неизвестна — Джон Коллинз, джазовый гитарист (ум. 2001)
Скончались
- 26 февраля — Феликс Дрезеке, композитор (род. 1835)
- 19 марта — Джон Томас, арфист и композитор (род. 1826)
- 20 марта — Кристиан Барнеков, датский композитор (род. 1837)
- 4 апреля — Алессандро Паризотти, композитор (род. 1853)
- 5 мая — Хелен Карт, театральная импресарио (род. 1852)
- 6 июня — Мэри Шелдон, первая женщина-руководитель Нью-Йоркского филармонического оркестра (род. 1863)
- 17 июня — Ингеборг Бронзарт фон Шеллендорф, немецкая пианистка и композитор (род. 1840)
- 4 июля — Надежда Забела-Врубель, оперная певица-сопрано (род. 1868)
- 16 июля — Бахрих, Сигизмунд, скрипач и композитор (род. 1841)
- 17 июля — Арме Бомон, певец (род. 1842)
- 17 сентября — Альфред Сорманн, пианист и композитор (род. 1861)
- 22 сентября — Элиакум Цунзер, литовский поэт-песенник (род. 1835)
- 20 октября
- Чарльз Брукфилд, драматург (род. 1857)
- Полк Миллер, банджоист, исполнитель фолк-музыки (род. 1844)
- 3 ноября — Ганс Бронзарт фон Шеллендорф, пианист и композитор (род. 1830)
- 6 декабря — Александр Харли, артист в жанре мюзик-холл (род. 1871)
- Точная дата неизвестна
- Геза Аллага, венгерский композитор, виолончелист и цимбалист (род. 1841)
- Людвиг Мильде, композитор, сочинитель музыки для фагота (род. 1849)
См. также
Напишите отзыв о статье "1913 год в музыке"
Примечания
- ↑ Harper, 1998, с. 23.
- ↑ [www.wnyc.org/shows/radiolab/episodes/2006/04/21 Musical Language] (англ.). New York: WNYC (12 April 2006). [www.webcitation.org/6EPJH9rFX Архивировано из первоисточника 13 февраля 2013].
- ↑ [publishing.cdlib.org/ucpressebooks/view?docId=ft967nb647&chunk.id=d0e414 Stravinsky and the Rite of Spring] (англ.). University of California Press. [www.webcitation.org/6EPJIW1Cf Архивировано из первоисточника 13 февраля 2013].
- ↑ Hoffman, 2004, с. 353.
- ↑ Palmieri, 2003, с. 110.
Литература
- Harper, Nancy Lee. [books.google.ru/books?id=mGFD6yV1Q8sC&printsec=frontcover&dq=Manuel+de+Falla&hl=ru&sa=X&ei=PJ0YUYjvF_T44QT564G4Cg&ved=0CDEQ6AEwAA#v=snippet&q=1913&f=false Manuel De Falla: A Bio-Bibliography]. — Greenwood Publishing Group, 1998. — ISBN 0313302928.
- Hoffman, Frank. [books.google.ru/books?id=xV6tghvO0oMC&pg=PA353&dq=Diamond+Disc&hl=ru&sa=X&ei=Vp4YUcClM6mo4ATs04GAAw&ved=0CEcQ6AEwBA#v=onepage&q=Diamond%20Disc&f=false Encyclopedia of Recorded Sound]. — CRC Press, 2004. — ISBN 0203484274.
- Palmieri, Robert. [books.google.ru/books?id=wJikoOk9Kd0C&pg=PA110&dq=Duo-Art&hl=ru&sa=X&ei=6cQYUeDrNuam4gToyoHoAg&ved=0CEMQ6AEwBA#v=onepage&q=Duo-Art&f=false The Piano: An Encyclopedia]. — Taylor & Francis, 2003. — ISBN 0203427025.
Отрывок, характеризующий 1913 год в музыке
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
