Панк-рок

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Панк-группа»)
Перейти к: навигация, поиск
панк-рок
Направление:

рок

Истоки:

рок-н-ролл, рокабилли, глэм-рок, прото-панк, гаражный рок, паб-рок, сёрф-рок, ска

Место и время возникновения:

1974-1976 гг., США и Великобритания

Годы расцвета:

1976—1979

Поджанры:

ска-панк, хардкор, Oi!, поп-панк, анархо-панк, арт-панк, христианский панк-рок, краст-панк, гаражный панк, скейт-панк

Родственные:

сайкобилли

Производные:

постпанк, новая волна, гранж, эмо,

См. также:

Рокеры, субкультура панка, альтернативный рок

Панк-рóк (англ. punk rock) — жанр рок-музыки, возникший в начале 1970-х годов в США и, чуть позже, в Великобритании.

Смыслом, который вкладывали ранние панк-рок-группы в свой жанр, было стремление играть, главенствующее над умением делать это; благодаря такому определению сформировалась разнородная ранняя американская панк-сцена в диапазоне от легковесных Ramones до сложных и экспериментальных Television. Подобный подход позволил панк-року стать основой целого ряда субкультур: панк, DIY, культуры фэнзинов, позже — straight edge. В 19761977 годах панк-рок начинает зарождаться в Великобритании, в более скандальной и политизированной форме; благодаря этому к 1977 году жанр становится одним из самых заметных явлений в рок-музыке Великобритании.

Со временем панк-рок породил множество разновидностей. Крупнейшими из них являются более мелодичный и легковесный поп-панк, агрессивные хардкор и Oi!, а также комбинации с другими жанрами — ска-панк и ставший отдельным крупным жанром постпанк.





Название

Слово «punk» в английском языке многозначно, но до появления панк-рока в большинстве случаев использовалось как ругательство[1]. Среди значений, в зависимости от контекста, могло быть «проститутка», «гомосексуалист» или просто «подонок», во всех случаях это эмоциональное нецензурное выражение.

Первое упоминание слова «punk» в связи с рок-музыкой относится к 1970 году, когда в газете Chicago Tribune в рецензии на альбом авангардной гаражной группы The Fugs их музыка была охарактеризована, как «панковский рок, сантименты деревенщины». Лестер Бэнгс, один из предположительных изобретателей термина «хэви-метал», использовал слово в статьях об Игги Попе. Но впервые как термин, а не эпитет, начали употреблять сочетание «панк-рок» критики Дэйв Марш и Ленни Кей в 1970-е.

В 1975 году появился фэнзин «Punk», созданный Легсом МакНилом. Журнал был посвящён американским панк-року и новой волне, уже четко объединяя их в направление. Именно этот журнал и дал жанру окончательное название.

Характеристика

В панк роке используются пауэр-аккорды от 5-6 струны, играющиеся в быстром темпе, зачастую в песнях не больше 2-4 аккордов. В основном — небольшая продолжительность по времени, простой аккомпанемент, развязная и зачастую агрессивная манера пения. Тексты панк-рок-групп зависят от жанров. Они нигилистичны и содержат критику современных социальных проблем, встречаются, как правило, у ска-панк, и oi!-групп, реже у поп-панк-групп. Нередко панк-рок-группы имеют эпатажный имидж: так, New York Dolls одевались на сцене в яркую женскую одежду, The Adicts подражали главным героям фильма «Заводной апельсин»; рваная одежда (Ричард Хэлл), булавки (Sex Pistols), причёски ирокез (The Exploited).

История

1970-е

Музыкальные корни панк-рока прослеживаются критикой вплоть до конца 1950-х годов; в основном в то время примитивную и жёсткую музыку играли группы гаражного рока. Ключевыми представителями ранней прото-панк музыки являются The Sonics, Monks, The Seeds, The Who (альбом «My Generation»), The Kinks (песня «You Really Got Me»), The Beatles (песня «Helter Skelter»). Целый ряд записей конца 1960-х — начала 1970-х был уже в том или ином смысле близок к тому, что позже будет названо панк-роком; в настоящее время эти записи принято условно называть прото-панком. К ним относятся первые альбомы The Velvet Underground, The StoogesИгги Поп), MC5, New York Dolls, Патти Смит (альбом Horses), The Dictators (альбом Go Girl Crazy!), Дэвид Боуи.

Ранняя панк-сцена формировалась в первую очередь в Нью-Йорке вокруг нескольких клубов; эта сцена уходила своими истоками в конец 1960-х, «Фабрику» Энди Уорхола, и детройтскую гаражную сцену, а её центром был клуб CBGB. Первой настоящей панк-группой принято считать нью-йоркских Ramones с их предельно упрощённой музыкой, ускоренной настолько, что в получасовые концерты влезало по 15-20 песен. В Великобритании примерно в это же время вышли на сцену The Damned и Sex Pistols. Именно Sex Pistols привнесли в панк культуру агрессивность и манеру поведения. Примеру этих групп последовало большое количество молодых коллективов. В то время как в США панк был сенсацией андеграунда, в Великобритании он стал полномасштабным общественным феноменом, где расценивался как реальная угроза благополучию истеблишмента. Множество британских групп слепо копировало Sex Pistols, однако, немало коллективов нашли своё, оригинальное, звучание (Buzzcocks, The Clash, художественные эксперименты групп Wire и Joy Division).

1980—1990-е

К началу 1980-х обнаружился некоторый спад в развитии панка. Волна популярности первых групп сошла на нет. Однако в это время начались эксперименты по приданию панк-звучанию большей брутальности; группы вроде Black Flag и Circle Jerks породили крупный поджанр хардкора, Sham 69 и Cockney Rejects — oi!, Crass — анархо-панк. Начались эксперименты по объединению панка с металом (The Exploited, Discharge, D.R.I.), ска (Social Drinking, Operation Ivy). В большинстве своём панк-группы 80-х не привлекали широкого общественного внимания, находясь в андерграунде. Однако в то же время развивались жанры альтернативного рока, нойз-рока, постпанка; ключевые группы этих направлений (Sonic Youth, Pixies, Big Black, Hüsker Dü) сохраняли сильное панк-влияние, при этом развивая новые музыкальные идеи. Основой панк-рока 90-х стала музыка калифорнийских групп Green Day и Blink-182.

Поджанры и разветвление стилей

Нью-вейв

В 1976 году — сначала в Лондоне, затем в Соединенных Штатах — был введён дополнительный термин «нью-вейв» (англ. New Wave — новая волна) для обозначения сцен и групп, также известных как «панк»; оба термина по существу были взаимозаменяемыми[2]. Рой Карр, журналист NME, предложил использование термина (перенятого из области кинематографа, а именно французской новой волны 1960-х) в этом контексте[3]. Со временем «нью-вейв» приобрёл определенный смысл: группы, как, например, Blondie и Talking Heads из CBGB-тусовки; The Cars из Бостона; The Go-Go's из Лос-Анджелеса; The Police из Лондона, которые расширяли свой инструментальный состав, включали танцевальные ритмы и работы с более изысканным содержанием, стали «нью-вейв»-движением, их больше не называли панк-роком. Дэйв Лэйнг предполагает, что некоторые британские панк-рок-группы стремились присоединиться к нью-вейв-движению, чтобы избежать радио-цензуры и быть более приемлемыми для аудитории[4].

Сближение панк-рока с более поп-ориентированными и менее «опасными» стилями привело к тому, что представители нью-вейва стали очень популярны по обе стороны Атлантики[5]. «Нью-вейв» стал универсальным термином[6], охватывающим разные стили, такие, как 2 Tone, Mod revival, Новая романтика, Синтипоп и Синтипанк-группы Devo, которая была «вне панка прежде, чем даже появился настоящий панк»[7]. Нью-вейв стал сенсацией с дебютом на MTV в 1981 году. Тем не менее, музыка часто высмеивалась в то время за простоту и однодневность[8].

Постпанк

В 1976-77 годах, в разгар британского панк-движения, появились группы, как, например, манчестерские Joy Division, The Fall и Magazine, Gang of Four из Лидса, The Raincoats из Лондона, ставшие центральными фигурами в постпанке. Некоторые группы, считающиеся постпанком, как, например, Throbbing Gristle и Cabaret Voltaire, появились задолго до возникновения панк-сцены[9], другие, как, например, The Slits и Siouxsie and the Banshees, перешли от панк-рока к постпанку. Через несколько месяцев после распада Sex Pistols Джон Лайдон основал группу Public Image Ltd. Бывшая участница панк-рок-группы X-Ray Spex Лора Лоджик основала группу Essential Logic. Группа Killing Joke была сформирована в 1979 году. Эти группы исполняют экспериментальную музыку, как и некоторые представители нью-вейва; к постпанку их можно отнести за менее популярное и более мрачное и грубое звучание, иногда на грани атональности, как, например, у Subway Sect или Wire, и анти-истеблишментскую позицию. На постпанк повлияли ряд стилей от арт-рока в лице Captain Beefheart, Дэвида Боуи и Roxy Music, до краут-рока, и, опять же, The Velvet Underground[10].

Постпанк объединил вокруг себя новых музыкантов, журналистов, менеджеров и предпринимателей, последние, в частности, Джефф Трэвис из Rough Trade Records и Тони Уилсон из Factory Records, способствовали развитию инди-сцены, которая расцвела в середине 1980-х годов[11]. Несколько постпанк-исполнителей, как, например, New Order (состоящая из бывших участников группы Joy Division), The Cure и U2 сумели выбиться в мейнстрим в США, благодаря смещению музыкального стиля в сторону нью-вейва. Bauhaus была одной из групп формирующих готик-рок. Другие группы, как, например, Gang of Four, The Raincoats и Throbbing Gristle, которые представляли собой немного больше, чем последователей культа того времени, в наше время расцениваются как значительно повлиявших на современную популярную культуру[12].

Ряд американских исполнителей были ретроспективно определены как постпанк, дебютный альбом группы Television Marquee Moon 1977 года, часто приводится в качестве характерного релиза из этой области[13]. Движение ноу-вейв, которое появилось в Нью-Йорке в конце 1970-х с исполнителями, как, например, Лидия Ланч и Джеймс Ченс, часто рассматривается в качестве параллельного явления в Америке[14]. Поздние работы протопанк-группы Pere Ubu из Огайо также часто описываются как постпанк[15]. Одной из самых влиятельных американских постпанк-групп была Mission of Burma из Бостона[16]. В 1980 году австралийская группа Boys Next Door переехала в Лондон и сменила название на The Birthday Party, которое потом изменилось на Nick Cave and the Bad Seeds. Возглавляемая группой Primitive Calculators, мельбурнская «сцена маленьких групп», представляла собой расширение возможностей постпанка[17].

Хардкор

Сильно отличающимся от остальных стилей панк-музыки стал хардкор, характеризующийся ускоренным темпом, агрессивными риффами, нарочитой немелодичностью, скримингом и зачастую политизированными текстами песен. Первые любительские хардкор-панк-группы, которые в основном экспериментировали с новым стилем, начали появляться в 1978 году в США и Канаде. Первая профессиональная хардкор-сцена возникла в Южной Калифорнии в 1978—1979 годах[18]. Группами, которые первыми стали использовать характерное звучание данного жанра являются The Germs и Fear[19]. Движение вскоре распространилось по всей Северной Америке и вышло на мировой уровень[19][20]. Писатель Стивен Блуш говорил: «Хардкор пришёл из мрачных пригородов Америки. Родители переехали с детьми из города в эти ужасные пригороды, чтобы спасти их от „реальности“ города и что они получили в конечном итоге, вывели этим самым новую породу монстра»[21].

Группами, первыми сделавшими записи в этом жанре являются два коллектива из Южной Калифорнии Black Flag и Middle Class[19][20]. Первой чернокожей группой, что в хардкор-панке является редкостью, стал один из первых коллективов в этом жанре — Bad Brains. Среди первых и наиболее успешных хардкор-панк-коллективов Северной Америки стоит выделить Big Boys из Остина, Dead Kennedys из Сан-Франциско и D.O.A. из Ванкувера. С приходом популярности стали появляться такие коллективы как Minutemen, Descendents, Circle Jerks, Adolescents и T.S.O.L. из Южной Калифорнии; The Teen Idles, Minor Threat и State of Alert из Вашингтона; MDC и The Dicks из Остина. Таким образом, уже в 1981 году хардкор являлся доминирующим стилем в панк-роке не только в Калифорнии, но на большей части всего Североамериканского континента[22]. Сцена нью-йоркского хардкора (Nyhc) возникла благодаря переехавшим туда Bad Brains, The Misfits и Adrenalin O.D., и локальным группам Nihilistics, The Mob, Reagan Youth и Agnostic Front. Известная хип-хоп-группа Beastie Boys дебютировала в 1981 году в качестве исполнителя рэпкора. В 1983 году широкое распространение получил Миннеаполис-хардкор, первыми представителями которого стали Hüsker Dü, Willful Neglect и Naked Raygun. Первоначально он представлял собой различные эксперименты со звучанием и, в конечном итоге, стал более мелодичным[23].

Песни часто критиковали коммерческую культуру и ценности среднего класса, что можно услышать на композиции 1980 года «Holiday in Cambodia» группы Dead Kennedys[20]. В противовес реакции на сексуальную революцию, гедонизм и прочее отсутствие воздержанности, связанное с панк-роком возникло движение Straight edge, основоположниками которого стала группа Minor Threat. Вскоре эта идея была подхвачена многими коллективами, такими как SS Decontrol, Reno, 7 Seconds и многими другими. Идеи движения были построены на пропаганде здорового образа жизни, воздержании от беспорядочных половых связей и защите окружающей среды[24]. В начале 1980-х коллективы из Калифорнии и Юго-Запада США такие как JFA, Agent Orange и The Faction создали более ритмичный стиль хардкора, известный как скейт-панк. Инноваторы скейт-панка позднее создали другие ответвления в хардкор-музыке. Так, Big Boys основали фанк-кор, Suicidal Tendencies стали одними из основоположников кроссовер-трэша. К концу десятилетия кроссовер-трэш породил в стиле металкор и ускоренный стиль трэшкор[25]. Музыканты Tales of Terror из Сакраменто, которые смешивали психоделический рок с хардкором, оказали влияние на гранж-движение[26].

Анархо-панк

Анархо-панк был близок к движениям Oi! и американскому хардкору. Группа Crass, идейная община «Dial House» в Эссексе, а также инди-лейбл Crass Records вдохновили британские анархо-панк-группы, как, например, Subhumans, Flux of Pink Indians, Conflict, Poison Girls и The Apostles, на пропаганду анархистских принципов. Данные группы отличаются многословным вокалом, нестройным инструментальным звучанием и лирикой, наполненной политическим и социальным содержанием, часто обращаясь к проблемам, как, например, классовое неравенство и военное насилие[27]. Музыканты и поклонники жанра презирали более старую сцену панка, из которой они развивались. Согласно Тиму Гослингу, ранних панков они считали лишь позерами и держались в стороне от них[28].

В движении выделилось несколько поджанров с подобной политической склонностью. Группа Discharge, основанная ещё в 1977 году, разработала поджанр D-beat в начале 1980-х. Другие группы движения, во главе с Amebix и Antisect, развили экстремальный стиль, известный как краст-панк. Некоторые из этих групп, происходящие из анархо-панка, как, например, The Varukers, Discharge и Amebix, наряду с бывшей Oi!-группой The Exploited и группой Charged GBH, стали ведущими фигурами движения UK 82. Анархо-панк-сцена породила также такие группы, как Napalm Death, Carcass и Extreme Noise Terror, которые в середине 1980-х основали грайндкор, использовав чрезвычайно быстрый темп и гитары в стиле дэт-метала.[29] Во главе с Dead Kennedys, анархо-панк в США развивался такими группами, как MDC из Остина и Another Destructive System из Южной Калифорнии[30].

В середине 2000-х идеи раннего анархо- и пис-панка, в частности, таких групп как The Mob, Rubella Ballet, Exit-Stance и Zounds, снова стали актуальны на зарождающейся волне G-Beat/goth punk. Вдохновленные в равной мере ранним готик-роком и анархо-панком музыканты групп Arctic Flowers, Lost Tribe, Spectres, Belgrado, Dekoder и других разнообразили атмосферный постпанк-саунд агрессией и политическими мотивами из краста и пис-панка, что в итоге привело к созданию мощной сцены в США, Канаде и европейских странах[31].

Поп-панк

Первой группой, игравшей поп-панк вообще, были Ramones, чья музыка началась с любви к Beach Boys и распространённому в конце 1960-х бабблгам-попу[32]. В конце 1970-х британские коллективы Buzzcocks и The Undertones начали комбинировать популярные мелодии и тексты с характерным для панк-рока гитарным напором[33]. В начале восьмидесятых несколько ведущих групп на хардкор-сцене Южной Калифорнии в отличие от других команд начали использовать более мелодичную музыку. По словам музыкального журналиста Бена Майерса, Bad Religion «привнесли в свои агрессивные и политизированные тексты ровный и мелодичный звук», а Descendents «вдохновлённые группой Beach Boys, стали писать песни с оттенком сёрф-рока на молодёжную тематику»[34]. Лейбл Epitaph Records, основанный Бреттом Гуревитцем из Bad Religion, стал основным для многих последующих поп-панк групп, таких, как NOFX с их скейт-панк рифами, на которые оказала влияние третья волна ска-музыки. Группы The Vandals и Guttermouth привнесли в этот жанр смесь популярных мелодий с юмористическими и иногда оскорбительными текстами. The Queers и Screeching Weasel, которые смешивали панк с увеселительными поп-мелодиями, выступали по всей стране и, в свою очередь, оказывали влияние на такие известные сейчас группы, как Green Day и The Offspring. С одной стороны, это вывело поп-панк на новый уровень популярности, а с другой, сделало его более коммерческим явлением, нежели панк-рок. Последующий мейнстримовый поп-панк-группы Blink-182 критиковался многими ярыми поклонниками панк-рока. По словам критика Кристины Ди Беллы, «это панк-рок, доведенный до степени, в которой он вообще с трудом отражает его происхождение и развитие за исключением трёх-аккордной структуры»[35].

Другие направления и течения

Начиная с 1977 г. панк-рок стали активно смешивать со многими популярными жанрами. В частности, панк-рок-группы из Лос-Анджелеса привнесли в жанр множество стилей: The Flesh Eaters — дэт-рок, The Plugz — чикано-панк, Gun Club — панк-блюз. The Meteors из Южного Лондона, а также The Cramps, приехавшие из Нью-Йорка в Лос-Анджелес в 1980 г., стали первопроходцами в сайкобилли[36]. Violent Femmes из Милуоки дали толчок американской фолк-панк сцене, тогда как коллектив The Pogues — европейской, тем самым повлияв на многие группы кельтик-панка[37]. The Mekons сумели отразить в своей музыке дух панк-рока, соединив его с музыкой кантри, и оказали значительное влияние на развитие альт-кантри. В США Jason & the Scorchers, Meat Puppets и Social Distortion продолжили традиции кантри в кантри-панке.

Другим направлением, в котором развивался панк-рок, стали различные стили и поджанры рок-музыки. Suicide из Нью-Йорка, The Screamers и Nervous Gender из Лос-Анджелеса, австралийский коллектив JAB и немецкая группа DAF стали пионерами синтипанка.

К 1977 году сформировался так называемый «арт-панк» с подачи Ричарда Хэлла и таких коллективов, как Television, Wire, Crass, Devo и The Ex[38]. Чикагская группа Big Black оказала значительное влияние на нойз-, мат- и индастриал-рок. Множество гаражных панк-групп, таких как Thee Mighty Caesars (Медуэй), Dwarves (Чикаго) и Exploding White Mice (Аделаида), вернулись к истокам и продолжили играть гаражный рок 1960-х. К гаражному панку также можно причислить и Mudhoney, являющихся одной из ключевых групп в развитии гранжа.

Панк-рок в СССР и России

В СССР нечто похожее на панк-рок зародилось в 1979 году не только в Ленинграде с созданием группы Андрея Панова «Автоматические удовлетворители», но и в Прибалтике (группа «JMKE», «Propeller», «Velikije Luki») и Сибири (Ник Рок-н-ролл), и, что совсем неожиданно, в Крыму (тоже Ник Рок-н-ролл, «Второй Эшелон», Юрий Юкс), практически единовременно. Всё трудно вписываемое и малопонятное было принято подгонять под этот термин, вплоть до первого панк-фестиваля в Зеленограде, на котором участвовало ограниченное число исполнителей, звучащих по-разному.

Панковские выходки, в том числе и музыкальные, сопровождали многие ныне позабытые коллективы, такие как «Народное ополчение», «Зебра», «Хаос Валет» (последние были близки более к нью-вейву, чем к панку). Также панк-рок использовала в своём творчестве группа «ДК» (альбом «Маленький принц» и некоторые композиции 1982—1985 годов).

С 1985 года и началом перестройки и формализацией отдельных рок-организаций произошло размежевание на нью-вэйв и панк. Последним было сложно выступать на официальной сцене в силу протестности, вычурности внешнего вида и грязного звучания. Но ряды панк-коллективов стремительно пополнились такими группами как «Объект насмешек», «Диогены» (позже «Тупые»), «Уксус-бенд», «Чудо-Юдо», «НИИ Косметики» и другими.

В Сибири в 80-е годы появился так называемый «сибирский андеграунд», лидером и «иконой» этого движения стала группа Егора Летова «Гражданская оборона», в среде панков ставшая культовой. Характерное отличие «Г. О.» от других панк-коллективов — отсутствие «некрофилических» шуток в стиле «Sex Pistols» (в Ленинграде этим занимались «Автоматические удовлетворители») и наличие активной гражданской позиции[39], в результате чего сибирские панк-группы в СССР были признаны социально опасными. Характерными лидерами сибирского панк-рока, кроме «Гражданской обороны», были «Инструкция по выживанию», «Чёрный Лукич», «Пик Клаксон», «Кооператив Ништяк», «Чернозём» и многие другие.

В период с 1987 по 1989 год и изменением ситуации панк и постпанк коллективов стало на порядок больше, появились такие группы как «Матросская Тишина», «Пого», «Юго-запад», «Сектор газа», но просуществовал весь этот объединённый пласт[40] практически до рубежа 1990-х, по разным причинам практически прекратив свою деятельность вместе с СССР. За редким исключением «Автоматические удовлетворители», «Сектор газа» и др.

В Москве начала 1990-х годов имел место т. н. «Всемосковский патриотический панк-клуб». На то время приходится волна подпольного московского панк-рока группы: «Резервация здесь», «Соломенные еноты», «Лисичкин хлеб», «Н. О. Ж.», «Брешь безопасности», «Банда четырёх», «Огонь», «Ожог», «Регион-77» — в некотором смысле реставрация волн сибирского панка конца 80-х — начала 90-х.

Во второй половине 90-х в России (главным образом в Москве и Санкт-Петербурге) становится популярным целый ряд групп различных поджанров и «ветвей» панк-рока: в первую очередь это «НАИВ», «Тараканы!», «Пурген» в Москве, в Питере — «Король и Шут», воссозданный «Бригадный подряд» и др. Ска-панк представлен такими группами, как «Spitfire», «Distemper», «Элизиум».

Весьма интересны региональные панк-рок-группы, среди которых ярко выделяются «Оргазм Нострадамуса» из Улан-Удэ.

Исполнители панк-рока

Напишите отзыв о статье "Панк-рок"

Примечания

  1. wikt:en:punk
  2. Gendron (2002), pp. 269-74.
  3. Strongman (2008), p. 134.
  4. Laing (1985), pp. 37.
  5. Wojcik (1995), p. 22.
  6. Schild, Matt, [www.aversion.com/bands/interviews.cfm?f_id=292 «Stuck in the Future»], Aversion.com, July 11, 2005. Retrieved on January 21, 2007.
  7. Reynolds (2005), p. 79.
  8. [www.allmusic.com/style/new-wave-ma0000002750 New Wave: Significant Albums, Artists and Songs, Most Viewed: AllMusic]
  9. Reynolds (2005), p. xxi.
  10. Reynolds (2005), p. 4.
  11. Reynolds (2005), pp. xxvii, xxix.
  12. Reynolds (2005), p. xxix.
  13. See, e.g., [www.rhapsody.com/television/more.html Television] overview by Mike McGuirk, Rhapsody; [www.allmusic.com/album/marquee-moon-mw0000193524 Marquee Moon] review by Stephen Thomas Erlewine, Allmusic; [www.popmatters.com/music/reviews/t/television-marquee2003.shtml Television: Marquee Moon (remastered edition)] review by Hunter Felt, PopMatters. All retrieved January 15, 2007.
  14. Buckley (2003), p. 13; Reynolds (2005), pp. 1-2.
  15. See. e.g., Reynolds (1999), p. 336; Savage (2002), p. 487.
  16. Harrington (2002), p. 388.
  17. Potts, Adrian (May 2008), [www.viceland.com/int/v15n5/htdocs/big-and-ugly-109.php «Big and Ugly»], Vice. Retrieved on December 11, 2010.
  18. Sabin, 1999, p. 4.
  19. 1 2 3 Blush, 2001, pp. 16—17.
  20. 1 2 3 A.S. Van Dorston. [www.fastnbulbous.com/punk.htm A History ofPunk] (англ.). fastnbulbous.com. Проверено 11 июля 2012. [www.webcitation.org/69f3PCajT Архивировано из первоисточника 4 августа 2012].
  21. Blush, Steven. Move Over My Chemical Romance: The Dynamic Beginnings of US Punk (англ.) // UNCUT. — 2007.
  22. Blush, 2001, pp. 12—21.
  23. Leblanc, 1999, p. 59.
  24. О'Хара, Крейг, 2003, Стрэйт-Эдж: движение, прошедшее путь от «Незначительной Угрозы», и ставшее сейчас консервативным, конформистским и не представляющим никакой угрозы..
  25. Weinstein, 2000, p. 49.
  26. Guphy Gustafson. [www.midtownmonthly.net/music/tales-of-terror/ Tales of Terror. Bad Dream or Acid Trip?] (англ.). midtownmonthly.net (1 января 2010 года). Проверено 11 июля 2012. [www.webcitation.org/69f3Q6pQt Архивировано из первоисточника 4 августа 2012].
  27. Gosling (2004), p. 170.
  28. Gosling (2004), pp. 169-70.
  29. Purcell (2003), pp. 56-57.
  30. [sosrecords.us/label/taxonomy/term/1 News Items]. SOS Records, March 12, 2007; [www.animamundi.org/links.html Links] Anima Mundi. Both retrieved on November 25, 2007. [web.archive.org/20071218223342/sosrecords.us/label/taxonomy/term/1 Архивная копия] от 18 декабря 2007 на Wayback Machine
  31. [souciant.com/2012/10/what-is-g-beat/ What is G-Beat? | Souciant]. souciant.com. Проверено 11 февраля 2016.
  32. Besssman (1993), p. 16; Carson (1979), p. 114; Simpson (2003), p. 72; McNeil (1997), p. 206.
  33. Cooper, Ryan. [punkmusic.about.com/od/artistprofiles/p/buzzcocksfinal.htm «The Buzzcocks, Founders of Pop Punk»]. About.com. Retrieved on December 16, 2006.
  34. Myers (2006), p. 52.
  35. Di Bella, Christine. [www.popmatters.com/music/concerts/b/blink-182-020611.shtml «Blink 182 + Green Day»]. PopMatters.com. June 11, 2002. Retrieved on February 4, 2007.
  36. Porter (2007), p. 86.
  37. Hendrickson, Tad. [www.npr.org/templates/story/story.php?storyId=101915358 «Irish Pub-Rock: Boozy Punk Energy, Celtic Style»]. NPR Music, March 16, 2009. Retrieved on November 12, 2010.
  38. Hopper, Justin. [www.pittsburghcitypaper.ws/gyrobase/Content?oid=oid%3A20305 «The Ex: 27 Years of Dutch Art-punk»]. Pittsburgh City Paper, December 7, 2006. Retrieved on November 14, 2010.
  39. [finam.fm/archive-view/2515/1/ Русский рок в лицах: группа «Гражданская оборона»]
  40. [www.kompost.ru субкультуры и неформалы 80 -х. Lifestyles & subcultures]

См. также

Ссылки

  • [punxlove.ru PUNXLOVE.RU — русскоязычный сайт о панк-роке]
  • [allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=77:204 Панк-рок на All Music Guide]
  • [www.fastnbulbous.com/punk.htm A History of Punk]
  • [www.punkway.ru PunkWay.ru — русскоязычный панк-сайт]
  • [www.kompost.ru Kompost.ru — русскоязычный панк-сайт]
  • [www.punk.org.ua Punk.org.ua — панк-сайт с архивом mp3]
  • [www.punk.ru Punk.ru — старейший русскоязычный панк-сайт]
  • [www.pank-rock.cn Панк-рок по-русски]
  • [www.punk.by Панк в Беларуси]
  • [www.punkx.ru Британский панк-рок]
  • [sm-rnr.mhost.ru/index_p.html Панк-энциклопедия О. Бочарова]
  • [web.archive.org/web/20040514035521/www.geocities.com/vintageinterviews/ Vintage punk interviews]
  • [www.punkfm.ru PunkFm.ru — первое панк-рок радио рунета]

Отрывок, характеризующий Панк-рок

– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…