Список участников Поместного Собора Православной российской церкви (1917—1918)
Поделись знанием:
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».
Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.
Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Согласно принятому Предсоборным Советом 4 июля 1917 года «Положению о созыве Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви в Москве 15 августа 1917 года»[1], в состав Собора входили Члены по выборам, по должностям и по приглашению Святейшего Синода[2]. К участию в занятиях Священного Собора были призваны по должности: члены Святейшего Правительствующего Синода и Предсоборного Совета, все епархиальные архиереи (штатный епископат Российской Церкви), два протопресвитера — Успенского собора и военного духовенства, наместники четырёх Лавр, настоятели Соловецкого и Валаамского монастырей, Саровской и Оптиной пустыни; также по избранию: от каждой епархии по два клирика и по три мирянина, представители монашествующих, единоверцев, духовных Академий, воинов действующей армии, представители Академии наук, университетов, Государственного совета и Государственной думы.
Всего на Собор было избрано и назначено по должности 564 члена: 80 архиереев, 129 пресвитеров, 10 диаконов и 26 псаломщиков из белого духовенства, 20 монахов (архимандритов, игуменов и иеромонахов) и 299 мирян[3]. Таким образом, миряне составляли большинство членов Собора, что было отражением господствовавших тогда чаяний к восстановлению «соборности» в Русской Церкви. Однако, устав Священного Собора предусматривал особую роль и полномочия епископата: вопросы догматического и канонического характера по их рассмотрении Собором подлежали утверждению на Совещании епископов. Впрочем реальное число участников собора было меньшим — всех членов Собора числилось по списку, составленному в начале Собора, — 541 и в конце — 427[4].
В список внесены Члены Священного Собора за время деятельности его с 15 августа 1917 года по 7/20 апреля 1918 года в алфавитном порядке[5].
Список по алфавиту
- Аббати, Андрей Иванович, лесничий Абинского войскового лесничества Кубанского войска, мирянин от Ставропольской епархии, 34 года, станица Крымская Кубанской области.
- Абрамов, Николай Матвеевич, профессор Донского Политехнического института, мирянин от Донской епархии, 41 год, Новочеркасск.
- Авдиев, Александр Васильевич, псаломщик села Орехова Владимирской епархии, клирик от Владимирской епархии, 25 лет, село Орехово Покровского уезда Владимирской епархии.
- Аверкий (Кедров), епископ Острожский, третий викарий Волынской епархии, по приглашению Собора, 39 лет, Житомир.
- Агапит (Вишневский), епископ Екатеринославский и Мариупольский, Председатель Хозяйственно-Распорядительного Совещания при Соборном Совете [до декабря 1917 года], 50 лет, Екатеринослав.
- Агафангел (Преображенский), архиепископ, с 28 ноября 1917 года митрополит Ярославский и Ростовский, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 62 года, Ярославль.
- Агафодор (Преображенский), архиепископ Кавказский и Ставропольский, 80 лет, Ставрополь.
- Аггеев, Константин Маркович, протоиерей, председатель Учебного Комитета при Святейшем Синоде, заместитель члена Высшего Церковного Совета, член Предсоборного Совета, 49 лет, Петроград.
- Александр (Григорьев), архимандрит, наместник Боголюбова монастыря Владимирской епархии, от монашествующих, 43 года, Боголюбов монастырь Владимирской епархии.
- Александр (Трапицын), епископ Вологодский и Тотемский, 55 лет, Вологда.
- Александров, Павел Иванович, священник, благочинный Ишимского уезда, клирик от Тобольской епархии, 41 год, село Рынки Ишимского уезда, Тобольской епархии.
- Алексий (Баженов), епископ Николаевский, первый викарий Херсонской епархии, управлявший Херсонскою епархиею, 45 лет, Одесса.
- Алексий (Житецкий), архимандрит, настоятель Боровского Пафнутиева монастыря, Калужской епархии, заместитель члена Высшего Церковного Совета, от монашествующих, 48 лет, Боровский Пафнутиев монастырь Калужской епархии.
- Алексий (Соловьёв), иеромонах, духовник Смоленской Зосимовой пустыни Московской епархии, от монашествующих, 71 год, Смоленская Зосимова пустынь Московской епархии.
- Альбицкий, Александр Геннадиевич, священник Вознесенского собора города Семёнова Нижегородской епархии, член Государственной Думы IV созыва, клирик от Нижегородской епархии, 48 лет, Семёнов Нижегородской епархии.
- Амвросий (Булгаков), архимандрит, наместник Киево-Печерской Лавры, 71 год, Киево-Печерская Лавра, Киев.
- Анастасий (Грибановский), архиепископ Кишиневский и Хотинский, председатель Отдела о церковном имуществе и хозяйстве, председатель Религиозно-Просветительного Совещания при Соборном Совете, член Священного Синода, 44 года, Кишинёв.
- Анатолий (Каменский), епископ Томский и Алтайский, член Государственной Думы IV созыва, 54 года, Томск.
- Андреев, Александр Васильевич, председатель приходского совета Свято-Троицкого собора в Енотаевске, мирянин от Астраханской епархии, 49 лет, Енотаевск Астраханской епархии.
- Андреев, Иван Дмитриевич, профессор Петроградского Университета, от Петроградского Университета, Петроград.
- Андреев, Фёдор Григорьевич, мирянин от Екатеринославской епархии, 52 года, г. Юзовка Екатеринославской епархии.
- Андрей (Ухтомский), епископ Уфимский и Мензелинский, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 44 года, Уфа.
- Андриевский, Иван Филиппович, священник Николаевской церкви г. Курска, клирик от Курской епархии, 42 года, Курск.
- Андроник (Никольский), епископ Пермский и Кунгурский, член Предсоборного Совета, председатель Отдела о правовом и имущественном положении духовенства, заместитель члена Священного Синода, 47 лет, Пермь.
- Андроников, Иван Александрович, присяжный поверенный, мирянин от Тобольской епархии, 50 лет, г. Тюмень Тобольской епархии.
- Андронов, Влас Евдокимович, церковный староста, от Енисейской епархии, 55 лет, Ачинск Енисейской епархии.
- Антоний (Храповицкий), архиепископ, с 28 ноября 1917 года митрополит Харьковский и Ахтырский, член Святейшего Синода, Товарищ Председателя Священного Собора, член Соборного Совета, председатель Отдела о единоверии и старообрядчестве, кандидат в Патриархи, член Священного Синода, 54 года, Харьков.
- Антонинов, Василий Петрович, епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ Владивостокской епархии, мирянин от Владивостокской епархии, 50 лет, Владивосток Приморской области.
- Апраксин, Пётр Николаевич, граф-сельский хозяин, мирянин от Московской епархии, 42 года, Москва.
- Арапов, Александр Иванович, крестьянин, мирянин от Саратовской епархии, 48 лет, село Таловка Камышинского уезда Саратовской епархии.
- Арашкевич, Марк Петрович, инспектор высшего начального училища, мирянин от Омской епархии, 29 лет, станица Сандыктавская Кокчетавского уезда Акмолинской области.
- Арефьев, Михаил Иванович, член Государственной Думы IV созыва, заместитель члена Высшего Церковного Совета, от Государственной Думы, 53 года, Петроград.
- Арсений (Стадницкий), архиепископ, с 28 ноября 1917 г., митрополит Новгородский и Старорусский, член Предсоборного Совета, Товарищ председателя Священного Собора, член Соборного Совета, председатель Отдела о правовом положении Церкви в Государстве, кандидат в Патриархи, избран в члены Священного Синода, 55 лет, Новгород.
- Артамонов, Леонид Константинович, Генерал от инфантерии, член Предсоборного Совета, 58 лет, Петроград.
- Артоболевский, Иван Алексеевич, священник, профессор Сельскохозяйственной Академии в Петровско-Разумовском, клирик от Московской епархии, 46 лет, Москва.
- Архангельский, Василий Иванович, диакон Михаило-Архангельской церкви, Хвалынского уезда, клирик от Саратовской епархия, 50 лет, село Телятниково Хвалынского уезда Саратовской епархии.
- Архангельский, Иван Иванович, секретарь Оренбургской Духовной Консистории, мирянин от Оренбургской епархии, 40 лет, Оренбург.
- Архангельский, Леонид Григорьевич, псаломщик Ново-Вознесенской церкви города Пскова, клирик от Псковской епархии, 27 лет, Псков.
- Астров, Павел Иванович, член Московского Окружного суда, заместитель члена Высшего Церковного Совета, член Предсоборного Совета, 51 год, Москва.
- Афанасий (Сахаров), иеромонах, преподаватель Владимирской Духовной семинарии, от монашествующих, 31 год, Владимир.
- Афанасьев, Аполлон Павлович, старший ассистент Петроградского университета, член Предсоборного Совета, 39 лет, Петроград.
- Баишев, Иван Васильевич, авиационный механик, от Балтийского флота, 30 лет, Гельсингфорс, яхта «Полярная Звезда».
- Бахметьев, Василий Яковлевич, служащий в Управлении Юго-Западных железных дорог, мирянин от Воронежской епархии, 29 лет, Воронеж.
- Безкровный, Никита Васильевич, псаломщик в 15 пластунском батальоне, от Кавказской действующей армии, 35 лет, 15 Кубанский пластунский батальон.
- Бекаревич, Эмилиан Игнатиевич, протоиерей, настоятель Люблинского собора, клирик от Холмской епархии, 58 лет, действующая 10 армия.
- Беликов, Игорь Иванович, Товарищ Прокурора Пензенского окружного суда, мирянин от Пензенской епархии, 35 лет, Пенза.
- Белоглазов, Григорий Ильич, земледелец, мирянин от Тамбовской епархии, 30 лет, село Лядовка-Моршан Кирсанского уезда Тамбовской епархии.
- Беляев, Василий Алексеевич, священник Николаевской церкви село Уруги, Мещовского уезда, клирик от Калужской епархии, 38 лет, село Уруга Мещовского уезда Калужской епархии.
- Бенешевич, Владимир Николаевич, ординарный профессор Петроградского университета, помощник Секретаря Собора, член Соборного Совета — член Предсоборного Совета, 43 года, Петроград.
- Бич-Лубенский, Иван Михайлович, председатель съезда мировых судей, почетный мировой судья, мирянин от Харьковской епархии, 50 лет, Харьков.
- Бобринский, Владимир Алексеевич, граф, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, 49 лет, Богородицк Тульской епархии.
- Богданович, Вячеслав Васильевич, инспектор Литовской Духовной семинарии, мирянин от Литовской епархии, 38 лет, Рязань.
- Боголюбов, Дмитрий Иванович, инспектор Воронежской Духовной Семинарии, член Предсоборного Совета, 47 лет, Воронеж.
- Боголюбов, Николай Михаилович, протоиерей, профессор богословия в Университете Святого Владимира, от Университета святого Владимира, 45 лет, Киев.
- Боголюбов, Фёдор Семенович, штатный надзиратель и преподаватель технического училища в Саратове, мирянин от Саратовской епархии, 44 года, Саратов.
- Богородициий, Константин Николаевич, митрофорный протоиерей, главный священник действующей армии Западного фронта, от военного и морского духовенства, 54 года, Штаб действующей армии Западного фронта.
- Богословский, Константин Александрович, священник, смотритель Великоустюжского духовного училища, мирянин от Вологодской епархии, 46 лет, Великий Устюг Вологодской епархии.
- Бондарчук, Гавриил Тихонович, земледелец, мирянин от Подольской епархии, 31 год, село Кобылевка, Брацлавского уезда, Подольской епархии.
- Борчанинов, Павел Михайлович, псаломщик Екатерининской церкви села Костинского, Ирбитского уезда, клирик от Екатеринбургской епархии, 32 года, село Костинское Ирбитского уезда Пермской губернии.
- Ботвиновский, Яков Онисимович, священник Покровской церкви местечка Смелы Черкасского уезда, клирик от Киевской епархии, 54 года, местечко Смела, Черкасского уезда Киевской епархии.
- Бриллиантов, Александр Иванович, профессор Петроградской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 50 лет, Петроград.
- Брянцев, Николай Васильевич, протоиерей церкви Рождества Богородицы города Ельца, благочинный, клирик от Орловской епархии, 48 лет, Елец Орловской епархии.
- Булгаков, Георгий Ильич, преподаватель Курской Духовной семинарии, мирянин от Курской епархии, 34 года, Курск.
- Булгаков, Сергей Николаевич, профессор Московского Коммерческого института и Московского Университета, член Высшего Церковного Совета, мирянин от Таврической епархии, 46 лет, Москва.
- Бялыницкий-Бируля, Борис Андреевич, уездный член Витебского Окружного Суда, мирянин от Полоцкой епархии, 42 года, Витебск.
- Варлаам (Коноплёв), архимандрит, настоятель Белогорского монастыря Осинского уезда Пермской епархии, от монашествующих, 61 год, Белогорский монастырь, Осинского уезда Пермской епархии.
- Варфоломеев, Христофор Иванович, бывший юрисконсульт Финляндского Сената, мирянин от Финляндской епархии, 33 года, Кексгольм Выборгской губернии.
- Васильев, Алексей Алексеевич, преподаватель Тобольской гимназии, мирянин от Тобольской епархии, 28 лет, Тобольск.
- Васильев, Афанасий Васильевич, член Совета Государственного контроля, председатель общества «Соборная Россия», мирянин от Петроградской епархии, 66 лет, Петроград.
- Васильев, Пётр Васильевич, старший помощник окружного акцизного надзирателя, мирянин от Самарской епархии, 50 лет, Бузулук Самарской епархии.
- Васильевский, Михаил Николаевич, экстраординарный профессор Казанской Духовной Академии, член Предсоборного Совета, 43 года, Казань.
- Васильчиков, Иларион Сергеевич, князь — член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, 36 лет, Петроград.
- Введенский, Владимир Фёдорович, протоиерей, законоучитель Белёвского реального училища, клирик от Тульской епархии, 47 лет, Белёв Тульской епархии.
- Великанов, Иван Иванович, псаломщик Владимирского собора г. Красного Яра, клирик от Астраханской епархии, 26 лет, Красный Яр Астраханской епархии.
- Велицкий, Владимир Иванович, псаломщик Кронштадской морской Богоявленской церкви, от военного и морского духовенства, 33 года, Кронштадт.
- Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский и Гдовский, священно-архимандрит Свято-Троицкия Александро-Невския Лавры, заместитель члена Священного Синода, 44 года, Петроград.
- Вениамин (Кононов), архимандрит, настоятель Соловецкого Ставропигиального монастыря, 48 лет, Соловецкий монастырь Архангельской епархии.
- Вениамин (Муратовский), архиепископ Симбирский и Сызранский, 61 год, Симбирск.
- Вениамин (Федченков), архимандрит, ректор Тверской духовной семинарии, клирик от Тверской епархии, 37 лет, Тверь.
- Верховский, Сергей Константинович, священник Покровской Димитриевской единоверческой церкви в Петрограде, заместитель члена Высшего Церковного Совета, от единоверцев, 47 лет, Петроград.
- Верховской, Павел Владимирович, профессор Донского Университета, член Предсоборного Совета, от Донского Университета, Ростов-на-Дону.
- Веселовский, Сергей Павлович, директор мужской гимназии, мирянин от Рязанской епархии, 38 лет, Сапожок Рязанской епархии.
- Ветчинкин, Михаил Павлович, учитель, мирянин от Туркестанской епархии, 32 года.
- Виноградов, Иван Александрович, смотритель Тверского духовного училища, мирянин от Тверской епархии, 51 год, Тверь.
- Виноградов, Иван Алексеевич, помощник смотрителя Тифлисского духовного училища, мирянин от Тифлисской епархии, 56 лет, Тифлис.
- Виноградов, Михаил Николаевич, инженер, от единоверцев, Тифлис.
- Виссарион (Ильинский), архимандрит, настоятель Макариево-Унженского монастыря Костромской епархии, член Высшего Церковного Совета, клирик от Костромской епархии, 66 лет, Макарьев Костромской епархии.
- Витошинский, Эмилиан Михайлович, преподаватель Варшавской мужской гимназии, мирянин от Холмской епархии, 48 лет, Москва.
- Владимир, архимандрит, член Петроградского Духовно-цензурного Комитета, председатель Юридического Совещания при Соборном Совете, от монашествующих, 50 лет, Петроград, Александро-Невская Лавра.
- Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий, Первенствующий Член Святейшего Синода, член Предсоборного Совета, Почётный Председатель Священного Собора до 21 ноября 1917 года (дня настолования Патриарха Московского и всея России Тихона), председатель Отдела о Церковной дисциплине, 69 лет, Киев, Киево-Печерская Лавра. (Расстрелян в Киеве 25 января 1918 года.)
- Владимир (Тихоницкий), епископ Белостокский, викарий Гродненской епархии, клирик от Гродненской епархии, 44 года, Орлов Вятской епархии.
- Вознесенский, Николай Аркадьевич, уездный член Костромского Окружного суда, мирянин от Костромской епархии, 54 года, Кинешма, Костромской епархии.
- Войный, Павел Яковлевич, земледелец, мирянин от Екатеринославской епархии, 59 лет, село Васильковка Екатеринославской епархии.
- Волков, Дмитрий Иванович, торговец, мирянин от Тверской епархии, 55 лет, село Тальдом Тверской епархии.
- Волков, Пётр Михайлович, священник, настоятель единоверческой церкви село Шемонаихи, Змеиногорского уезда, от единоверцев, 41 год, село Шемонаиха Змеиногорского уезда Томской епархии.
- Волобуев, Степан Николаевич, врач линейного корабля «Синоп», мирянин от Херсонской епархии, 29 лет, Одесса Херсонской губерния (линейный корабль «Синоп»).
- Воловей, Феодосий Стефанович, протоиерей, епархиальный миссионер, от военного и морского духовенства, 55 лет, Одесса.
- Воронин, Лев Михайлович, мирянин от Омской епархии, 54 года, Ишим, Тобольской губернии.
- Востоков, Александр Александрович, псаломщик Вознесенской церкви Усманского уезда, клирик от Тамбовской епархии, 28 лет, село Куликово, Усманского уезда, Тамбовской епархии.
- Востоков, Владимир Игнатьевич, священник Уфимского Кафедрального Собора, от Уфимской епархии, 49 лет, Уфа.
- Вылков, Автоном Иванович, священник, законоучитель Учительского института в Кишиневе, клирик от Кишинёвской епархии, 39 лет, Кишинёв.
-
Высоцкий, Константин Георгиевич, сенатор, член Предсоборного Совета, Петроград. Признан выбывшим из состава Собора за неприбытием. - Гаврилов, Феофан Григорьевич, преподаватель Воронежской Духовной семинарии, мирянин от Воронежской епархии, 47 лет, Воронеж.
- Гавриловский, Василий Михайлович, директор Вольской учительской семинарии, мирянин от Саратовской епархии, 53 года, Саратовской епархии.
- Гагарин, Фёдор Арсеньевич, мастер валяной обуви, мирянин от Екатеринбургской епархии, 56 лет, Нижне-Салдинский завод Верхотурского уезда Пермской губернии.
- Галахов, Яков Яковлевич, протоиерей, профессор Томского Университета, клирик от Томской епархии, 52 года, Томск.
- Гаранин, Тихон Максимович, староста собора Новоузенска, мирянин от Самарской епархии, 54 года, Новоузенск Самарской епархии.
- Георгий (Ярошевский), епископ Минский и Туровский, член Предсоборного Совета, председатель отдела о епархиальном управлении, 45 лет, Минск.
- Гепецкий, Николай Емилианович, протоиерей, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, село Старо-Казачье Аккерманского уезда Кишинёвской епархий.
- Гермоген (Долганов), епископ Тобольский и Сибирский, 59 лет, Тобольск.
- Глаголев, Михаил Фёдорович, делопроизводитель Страхового отдела Духовного ведомства, законоучитель Коммерческого училища и городских школ в Петрограде, мирянин от Петроградской епархии, 38 лет, Петроград.
- Глаголев, Сергей Сергеевич, профессор Московской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 51 год, Сергиев Посад, Московской епархии.
- Глухота, Семён Александрович, мирянин от Полтавской епархии, 54 года, Волобовка, Гадячского уезда, Полтавской епархии.
- Говоров, Николай Георгиевич, преподаватель Орловского духовного училища, мирянин от Орловской епархии, 28 лет, Орел.
- Гоголев, Иван Гурьевич, казённый лесной объездчик, мирянин от Олонецкой епархии, 37 лет, деревня Даниловская Каргопольского уезда, Олонецкой епархии.
- Гогушкин, Сергей Петрович, казак Уральского войск, мирянин от Уральской области, 68 лет, Кулагинская станица Уральской области.
- Голунов, Михаил Фокиевич, священник, настоятель Иоанно-Предтеченской церкви Уральска, клирик от Уральской области, 33 года, Уральск.
- Гораин, Анатолий Фёдорович, инспектор мужской гимназии в городе Городне, мирянин от Черниговской епархии, 37 лет, Городня Черниговской епархии.
- Граббе, Павел Михайлович, граф — полковник Кубанского казачьего войска, мирянин от Владикавказской епархии, 41 год, Кисловодск Терской области.
- Градусов, Владимир Валерианович, помощник Вологодского губернского тюремного инспектора, мирянин от Вологодской епархии, 33 года, Вологда.
- Григорий (Соколов), епископ Краснослободский, управляющий Пензенскою епархиею, 74 года, Пенза.
- Григорий (Яцковский), епископ Бакинский, засим Екатеринбургский и Ирбитский, клирик от Бакинского викариатства, 51 год, Екатеринбург.
- Григорьев, Фёдор Фёдорович, священник Троицкой церкви села Старого Ерёмкина, Ставропольского уезда, клирик от Самарской епархии, 40 лет, село Старое-Ерёмкино, Ставропольского уезда, Самарской епархии.
- Грицкевич, Зиновий Корнилович, псаломщик села Подлужья, Мстиславского уезда, клирик от Могилёвской епархии, 45 лет, село Подлужье, Мстиславского уезда, Могилевской епархии.
- Громогласов, Илья Михайлович, профессор Московской Духовной Академии, Член Высшего Церковного Совета, Член Предсоборного Совета, 48 лет, Москва.
- Губанов, Матвей Тимофеевич, крестьянин, мирянин от Тульской епархии, 33 года, село Савинское Алексинского уезда Тульской епархии.
- Гурий (Степанов), архимандрит, инспектор Казанский Духовной Академии, от монашествующих, 37 лет, Казань.
- Гурский, Пётр Николаевич, уездный Комиссар Временного Правительства, уездный член Кишинёвского Окружного Суда, мирянин от Кишинёвской епархии, 41 год, Бендеры Бессарабской губернии.
- Гурьев, Пётр Викторович, управляющий Канцелярией Святейшего Синода, Помощник Секретаря Священного Собора, член Соборного Совета, член Предсоборного Совета, 54 года, Петроград.
- Гусев, Николай Григорьевич, преподаватель Вятской Духовной Семинарии, мирянин от Вятской епархии, 49 лет, Вятка.
- Гучков, Александр Иванович, член Государственного Совета, от Государственного Совета, 53 года, Петроград.
- Данилевский, Константин Васильевич, преподаватель Уральского духовного училища, мирянин от Уральского викариатства, 53 года, Уральск.
- Деев, Георгий Климентович, директор реального училища, мирянин от Полтавской епархии, 38 лет, Лохвица Полтавской епархии.
- Дейниковский, Максим Андреевич, протодиакон собора города Ахтырки, клирик от Харьковской епархии, 37 лет, Ахтырка, Харьковской епархии.
- Демидов, Валерий Аркадьевич, землевладелец, мирянин от Нижегородской епархии, 54 года, года Нижний Новгород.
- Димитрий (Абашидзе), архиепископ Таврический и Симферопольский, заместитель Члена Священного Синода, 50 лет, Симферополь.
- Дионисий (Валединский), епископ Кременецкий, с 15 января 1918 года — управляющий Холмской епархией, 40 лет.
- Дионисий (Поспелов), иеромонах, казначей Николаевского Перервинского монастыря, от монашествующих, 40 лет, Москва.
- Добровольский, Василий Никанорович, протоиерей, законоучитель кадетского корпуса в городе Ярославле, клирик от Ярославской епархии, 35 лет, Ярославль.
- Добронравов, Василий Гаврилович, епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ Владимирской епархии, мирянин от Владимирской епархии, 56 лет, Владимир.
- Добронравов, Николай Павлович, протоиерей, законоучитель Александровского военного училища в Москве, член Предсоборного Совета, 55 лет, Москва.
- Доброхотов, Пётр Владимирович, псаломщик Александро-Невской церкви при Симбирской тюрьме, клирик от Симбирской епархии, 28 лет, Симбирск.
- Досифей (Протопопов), епископ Саратовский и Царицынский, 50 лет, Саратов.
- Дурандин, Николай Николаевич, коммерсант, от единоверцев, 43 года, Казань.
- Дьянонов, Михаил Алексеевич, управляющий Контролем при Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 53 года, Петроград.
- Дьяченко, Владимир Григорьевич, преподаватель Тверской Духовной семинарии, мирянин от Тверской епархии, 37 лет, Тверь.
- Евгений (Бережков), епископ Костромской и Галичский, 53 года, Кострома.
- Евгений (Зёрнов), епископ Приамурский и Благовещенский, 41 год, Благовещенск.
- Евдоким (Мещерский), архиепископ Алеутский и Северо-Американский, с 6 марта 1918 года Управляющий Костромской епархией, 48 лет, Нью-Йорк, Северная Америка.
- Евлогий (Георгиевский), архиепископ Волынский и Житомирский, член Предсоборного Совета, председатель Отдела о богослужении, проповедничестве и храме, член Священного Синода, 49 лет, Житомир.
- Евсевиев, Геннадий Николаевич, протоиерей, настоятель Успенского Собора в года Хабаровске, клирик от Благовещенской епархии, 37 лет, Хабаровск, Приморской области.
- Евсевий (Гроздов), епископ Псковский и Порховский, 51 год, Псков.
- Евсевий (Никольский), архиепископ Приморский и Владивостокский, 57 лет, Владивосток.
- Евсеев, Илья Тимофеевич, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, 40 лет, Петроград.
- Евфимий (Лапин), епископ Якутский и Вилюйский, 44 года, Якутск.
- Егоров, Алексей Егорович, крестьянин, мирянин от Псковской епархии, 51 год, деревня Небоги Островского уезда Псковской епархии.
- Егоров, Владимир Николаевич, священник военного Александро-Невского собора в городе Тифлисе, от военного и морского духовенства, 35 лет, Тифлис.
- Елабужский, Михаил Стефанович, священник Николаевской церкви села Вавожа, Малмыжского уезда, клирик от Вятской епархии, 47 лет, село Вавож Малмыжского уезда Вятской епархии.
- Елеазаровский, Василий Автономович, заведывающий Зачатиевским двухклассным училищем, мирянин от Архангельской епархии, 29 лет, село Зачатье Холмогорского уезда Архангельской епархии.
- Елевферий (Богоявленский), епископ Ковенский, управляющий Литовскою епархиею, 48 лет, Дисна Виленской губернии.
- Жадин, Павел Андреевич, преподаватель епархиального женского училища в городе Владикавказе, мирянин от Владикавказской епархии, 33 года, Владикавказ.
- Жукович, Платон Николаевич, профессор Петроградской Духовной академии, от Петроградской Духовной академии, 59 лет, Петроград.
- Заборовский, Николай Яковлевич, псаломщик Свято-Духовской церкви село Рябковского, Курганского уезда, клирик от Тобольской епархии, 34 года, село Рябковское Курганского уезда Тобольской епархии.
- Завитаев, Иван Макариевич, протоиерей, законоучитель реального училища во Владикавказе, клирик от Владикавказской епархии, 56 лет, Владикавказ.
- Завитневич, Владимир Зенонович, профессор Киевской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 63 года, Киев.
- Зайц, Кирилл Иванович, протоиерей, законоучитель Полоцкого женского училища духовного ведомства, клирик от Полоцкой епархии, 48 лет, Витебск.
- Зайцев, Трофим Гаврилович, крестьянин, мирянин от Полоцкой епархии, 51 год, местечко Яковичи Витебского уезда Полоцкой епархии.
- Запорожченко, Ипполит Вавилович, диакон Михаило-Архангельской церкви местечка Нефорощи Константиноградского уезда, клирик от Полтавской епархии, 33 года, местечно Нефороща Константиноградского уезда Полтавской епархии.
- Зверев, Алексей Данилович, крестьянин, мирянин от Московской епархии, 45 лет, село Борисово, Московского уезда и епархии.
- Зеленцов, Василий Иванович, миссионер Екатеринославской епархии, мирянин от Рязанской епархии, 42 года, Екатеринослав.
- Зибарев, Фёдор Герасимович, земледелец, мирянин от Тобольской епархии, 56 лет, станица Михайловская Петропавловского уезда Акмолинской области.
- Златоустовский, Михаил Алексеевич, преподаватель Читинского духовного училища, мирянин от Забайкальской епархии, 28 лет, Чита Забайкальской области.
- Знаменский, Иван Васильевич, протоиерей, настоятель Преображенского собора в городе Торжке, клирик от Тверской епархии, 53 года, Торжок Тверской епархии.
- Знамировский, Николай Иванович, инспектор Пермской Духовной семинарии, мирянин от Пермской епархии, 38 лет, Пермь.
- Золотарёв, Алексей Алексеевич, мирянин от Ярославской епархии, 37 лет, Рыбинск Ярославской епархии.
- Зосима (Сидоровский), епископ Киренский, викарий Иркутской епархии, Управляющий Енисейской епархией, Красноярск.
- Зубчанинов, Сергей Иванович, член Государственного Совета, от Государственного Совета, Петроград.
- Зыков, Александр Яковлевич, протоиерей, настоятель Гомельского собора, клирик от Могилевской епархии, 52 года, Гомель Могилёвской епархии.
- Зюзин, Дмитрий Андреевич, земледелец, мирянин от Иркутской епархии, 43 года, село Хомутово Иркутского уезда и епархии.
- Иаков (Пятницкий), архиепископ, с 28 ноября 1917 года — митрополит Казанский и Свияжский, почётный председатель Отдела о Духовных Академиях, председатель Уставного Отдела, 73 года, Казань.
- Иваницкий, Леонид Евгениевич, священник Николаевской церкви в городе Курске, клирик от Курской епархии, 29 лет, Курск.
- Ивановский, Александр Иосифович, присяжный поверенный, мирянин от Екатеринославской епархии, 33 года, Ростов-на-Дону.
- Иванцов, Сергей Николаевич, адъютант 49 саперного батальона, от армии Западного фронта, 36 лет, Москва.
- Игнатьев, Алексий Алексиевич, протоиерей, законоучитель мужской гимназии в Екатеринбурге, клирик от Екатеринбургской епархии, 38 лет, Екатеринбург.
- Иерофей (Мелентьев), игумен, настоятель Саровской пустыни
- Иларион (Троицкий), архимандрит, профессор Московской Духовной Академии, от Московской Духовной академии, 31 год, Сергиев Посад Московской епархии.
- Ильин, Василий Михайлович, священник, епархиальный миссионер, клирик от Туркестанской епархии, 52 года, Ташкент.
- Ильин, Иван Александрович, протоиерей, настоятель Свято-Троицкого собора в года Троицке, Оренбургской епархии, законоучитель женской гимназии, клирик от Оренбургской епархии, 50 лет, Троицк Оренбургской епархии.
- Ильинский, Василий Николаевич, протоиерей, ректор Якутской духовной семинарии, клирик от Якутской епархии, 54 года, Якутск.
- Ильинский, Павел Матвеевич, священник церкви при станции Исакогорка Северных железных дорог, клирик от Архангельской епархии, 51 год, станция Исакогорка, Архангельской епархии.
- Иннокентий (Пустынский), епископ Туркестанский и Ташкентский, 48 лет, Верный, Семиреченской области.
- Инфантьев, Василий Феофанович, священник, законоучитель сельскохозяйственного училища, клирик от Омской епархии, 33 года, Омск.
- Иоаким (Левицкий), архиепископ Нижегородский и Арзамасский, по должности, а по увольнении 22 марта 1918 года на покой, по особому постановлению Собора, 64 года, Нижний Новгород.
- Иоанн (Смирнов), архиепископ Рижский и Митавский, затем Рязанский и Зарайский, председатель Отдела о духовно-учебных заведениях, 73 года, Рязань.
- Иоанн (Смирнов), архиепископ Иркутский и Верхоленский, 59 лет, Иркутск.
- Иоанникий (Дьячков), епископ Олонецкий и Петрозаводский, председатель Хозяйственно-Распорядительного Совещания при Соборном Совете (с января 1918 года), 59 лет, Петрозаводск.
- Иоасаф (Каллистов), епископ Дмитровский, викарий Московской епархии, Управляющий Варшавскою епархиею, с 15 января 1918 года — архиепископ Коломенский и Можайский, 66 лет, Москва.
- Иорданский, Иван Феоктистович, врач, преподаватель женской гимназии в г. Кологриве, мирянин от Костромской епархии, 55 лет, Кологрив Костромской епархии.
- Иосиф (Петровых), епископ Угличский, викарий Ярославской епархии, с 1 декабря 1917 г. по 20 января 1918 года управляющий Рижскою епархиею, 45 лет, Москва.
- Исаакий (Бобриков), архимандрит, настоятель Козельской Введенской Оптиной пустыни, 44 года, Оптина пустынь Калужской епархии.
- Иувеналий (Масловский), епископ Тульский и Белёвский, 39 лет, Тула.
- Июдин, Александр Иванович, крестьянин, хлебопашец и кожевник; мирянин от Олонецкой епархии, 42 года, деревня Савина Вытегорского уезда Олонецкой епархии.
- Калиманов, Василий Филиппович, прапорщик, заведующий Хамкетинским двухклассным училищем, Кубанской области, от Кавказской армии, 33 года, Кавказская действующая армия.
- Кальнев, Михаил Александрович, Херсонский епархиальный миссионер, мирянин от Херсонской епархии, 53 года, Одесса.
- Каменский, Пётр Валериевич, член Государственного Совета, от Государственного Совета.
- Капралов, Евгений Зотикович, протоиерей, законоучитель Киевского Алексеевского Инженерного Училища, клирик от Киевской епархии, 49 лет, Киев.
- Каптерев, Николай Фёдорович, профессор Московской Духовной Академии, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, Сергиев-Посад Московской епархии.
- Карабинов, Иван Алексеевич, профессор Петроградской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 38 лет, Петроград.
- Карташёв, Антон Владимирович, министр Исповеданий, член Высшего Церковного Совета, член Предсоборного Совета, 42 года, Петроград.
- Карташёв, Николай Тимофеевич, священник Преображенской церкви станицы Брюховецкой Кубанской области, клирик от Ставропольской епархии, 40 лет, станица Брюховецкая Кубанской области.
- Касьянов, Моисей Арсеньевич, крестьянин, мирянин от Киевской епархии, 43 года, село Маньковка Уманского уезда Киевской епархии.
- Кашменский, Фёдор Гаврилович, преподаватель Урюпинского реального училища, мирянин от Донской епархии, 60 лет, станица Урюпинская области войска Донского.
- Каэлас, Александр Ананиевич, приват-доцент Московского Университета, мирянин от Рижской епархии, 36 лет, Москва.
- Керенский, Владимир Александрович, профессор Казанской Духовной академии, от Казанской Духовной Академии, 48 лет, Казань.
- Кехгиопуло, Софокл Павлович, преподаватель Ярославского духовного училища, мирянин от Сухумской епархии, 34 года, Ярославль.
- Кирилл (Смирнов), архиепископ Тамбовский и Шацкий, с 19 марта 1918 года — митрополит Тифлисский и Бакинский, Экзарх Кавказский, член Предсоборного Совета, председатель Отдела о Преподавании Закона Божия, заместитель члена Священного Синода, 54 года, Тамбов.
- Кладинов, Павел Трофимович, регент архиерейского хора, мирянин от Варшавской епархии, 51 год, Придворная певческая капелла, Москва.
- Клевезаль, Владимир Павлович, врач, мирянин от Рязанской епархии, 53 года, село Тума Касимовского уезда Рязанской епархии.
- Ковалевский, Евграф Петрович, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, 51 год, Петроград.
- Кожин, Василий Иванович, священник, законоучитель Урюпинской мужской гимназии, клирик от Донской епархии, 31 год, станица Урюпинская Донской епархии.
- Комиссаров, Гурий Иванович, помощник инспектора Уфимской Духовной Семинарии, мирянин от Казанской епархии, 33 года, Уфа.
- Константин (Булычёв), архиепископ Могилёвский и Мстиславский, заместитель члена Священного Синода, 59 лет Духовная Академия и Университет, Могилёв губернский.
- Концевич, Николай Васильевич, священник Уфимского Кафедрального собора, Преподаватель Уфимской Духовной Семинарии, клирик от Уфимской епархии, 32 года, Уфа.
- Корельский, Михаил Николаевич, крестьянин, мирянин от Архангельской епархии, 47 лет, Вознесенская волость Архангельской епархии.
- Корнилецкий, Иван Семёнович, псаломщик Иоанно-Богословской церкви с. Рахновки, Гайсинского уезда, клирик от Подольской епархии, 38 лет, село Рахновка Гайсинского уезда, Подольской епархии.
- Корчинский, Иван Владимирович, протоиерей, настоятель Гродненского собора, клирик от Гродненской епархии, 53 года, Гродна.
- Косминский, Алексей Петрович, директор гимназии, мирянин от Варшавской епархии, 56 лет, Москва.
- Котельников, Михаил Николаевич, преподаватель Уфимской духовной семинарии, директор Уфимского училища глухонемых, мирянин от Уфимской епархии, 33 года, Уфа.
- Котляревский, Сергей Андреевич, профессор Московского Университета, Товарищ Министра Исповеданий, член Предсоборного Совета, 44 года, Москва.
- Коцарь, Александр Алексеевич, псаломщик Михаило-Архангельской церкви село Синюхина Брода, Елизаветградского уезда, клирик от Херсонской епархии, 44 года, Одесса.
- Красин, Евлампий Осипович, смотритель Жировицкого духовного училища, мирянин от Гродненской епархии, 61 год, Николо-Угрешский монастырь Московской епархии.
- Краснов, Леонид Матфеевич, протоиерей собора в городе Спасске Рязанской епархии, законоучитель Спасского реального училища, клирик от Рязанской епархии, 48 лет, Спасск Рязанской епархии.
- Красножен, Михаил Георгиевич, профессор Юрьевского Университета, от Юрьевского Университета, 56 лет, Юрьев.
- Краснопевцев, Алексей Ильич, преподаватель Тульской Духовной семинарии, мирянин от Тульской епархии, 39 лет, Тула.
- Кремнев, Яков Алексеевич, унтер-офицер, от действующей армии, 32 года, 75-й Севастопольский полк.
- Криницкий, Владимир Иосифович, псаломщик Кирилло-Мефодиевской церкви г. Острога, клирик от Волынской епархии, 44 года, Острог Волынской епархии.
- Кронид (Любимов), архимандрит, наместник Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 59 лет, Сергиев Посад Московской епархии.
- Крутиков, Павел Евфимиевич, протоиерей, настоятель Костромского кафедрального собора, клирик от Костромской епархии, 67 лет, Кострома.
- Кубаевский, Павел Стефанович, священник, уездный наблюдатель церковно-приходских школ Дисненского уезда, клирик от Литовской епархии, 34 года, Дисна Виленской губернии.
- Кудрявцев, Михаил Рафаилович, протоиерей, клирик от Нижегородской епархии, 57 лет, Нижний Новгород.
- Кудрявцев, Пётр Павлович, профессор Киевской Духовной Академии, Член Соборного Совета, заместитель члена Высшего Церковного Совета, член Предсоборного Совета, 48 лет, Киев.
- Кудрявцев, Сергей Николаевич, священник Свято-Троицкой церкви города Перми, клирик от Пермской епархии, 46 лет, Пермь.
- Кузнецов, Николай Димитриевич, присяжный поверенный, член Предсоборного Совета, 49 лет, Москва.
- Кузнецов, Филимон Кодратьевич, псаломщик Троицкой церкви города Боровска, засим священник села Упрямова Мещовского уезда, клирик от Калужской епархии, 30 лет, село Упрямово Калужской епархии.
- Кузьмин, Павел Васильевич, протоиерей, настоятель Николаевского собора в городе Кадникове, клирик от Вологодской епархии, 46 лет, Кадников Вологодской епархии.
- Кукулевский, Александр Юрьевич, священник, настоятель Свято-Троицкой церкви в города Чикаго, клирик от Северо-Американской епархии, 43 года, Чикаго, Северо-Американские Соединенные Штаты.
- Куликов, Евфимий Феодорович, священник Дмитровской церкви с. Николаевки Инсарского уезда, клирик от Пензенской епархии, 41 год, село Николаевка-Кузовка Инсарского уезда, Пензенской епархии.
- Кульчицкий, Стефан Иванович, священник Минского Екатерининского кафедрального собора, клирик от Минской епархии, 38 лет, Минск.
- Куляшев, Андрей Гаврилович, миссионер, псаломщик, избран в члены Высшего Церковного Совета, клирик от Пермской епархии, 35 лет, Пермь.
- Куниц, Иван Васильевич, земледелец, мирянин от Тифлисской епархии, 47 лет, село Елизаветовка, Сигнахского уезда Тифлисской епархии.
- Кунцевич, Лев Захарович, миссионер, проповедник, мирянин от Донской епархии, 41 лет, Ростов-на-Дону.
- Курбатов, Иван Васильевич, крестьянин, приемщик на Омутнинском заводе Глазовского уезда, мирянин от Вятской епархии, 65 лет, Омутнинский завод Глазовского уезда Вятской епархии.
- Курочкин, Влас Михайлович, учитель высшего начального училища, мирянин от Енисейской епархии, 64 года, Енисейск.
- Лаврентьев, Иван Евтихиевич, торгово-промышленник, от единоверцев, 61 год, Горбатов, Нижегородской епархии.
-
Лазаревский, Николай Иванович, сенатор, член Предсоборного Совета. Признан выбывшим из состава Собора за неприбытием. - Лапин, Павел Димитриевич, профессор Казанской Духовной Академии, избран в члены Высшего Церковного Совета, от Казанской Духовной Академии, 39 лет, Казань.
- Лахостский, Павел Николаевич, митрофорный протоирей, настоятель Троицкой церкви Общества религиозно-нравственного просвещения в Петрограде, избран в заместители члена Высшего Церковного Совета, клирик от Петроградской епархии, 51 год, Петроград.
- Лашкевич, Валериан Валерианович, присяжный поверенный, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, Харьков.
- Лащенков, Дмитрий Алексеевич, подпоручик, от действующей армии Северного фронта, 24 года, действующая армия, 304 Новгород-Северский полк.
- Лебедев, Василий Константинович, смотритель Вологодского духовного училища, мирянин Вологодской епархии, 57 лет, Вологда.
- Лебедев, Сергей Александрович, помощник смотрителя Починковского духовного училища, мирянин от Нижегородской епархии, 41 год, Починки Нижегородской епархии.
- Лепорский, Пётр Иванович, протоиерей, настоятель храма Воскресения в Петрограде, главный священник армии Румынского фронта, от военного и морского духовенства, 46 лет, Петроград.
- Летницкий, Николай Николаевич, протоиерей, ректор Астраханской Духовной семинарии, клирик от Астраханской епархии, 46 лет, Астрахань.
- Ливай, Николай Ильич, диакон Виленского кафедрального собора, клирик от Литовской епархии, 27 лет, Дисна Виленской губернии.
- Литвинский, Николай Константинович, непременный член Могилевского губернского присутствия, мирянин от Могилёвской епархии, 42 года, Могилёв.
- Ловцов, Александр Яковлевич, священник Николаевской церкви города Темира, клирик от Уральского викариатства, 35 лет, Темир Уральской области.
- Логиневский, Пётр Платонович, диакон Петрозаводского кафедрального собора, клирик от Олонецкой епархии, 30 лет, Петрозаводск.
- Ломако, Григорий Петрович, священник, законоучитель Екатеринодарской 2-й мужской гимназии, клирик от Ставропольской епархии, 36 лет, Екатеринодар Кубанской области.
- Львов, Владимир Александрович, протоиерей, настоятель Николаевского собора города Новороссийска, клирик от Сухумской епархии, 56 лет, Новороссийск.
- Львов, Владимир Николаевич, член Государственной Думы IV созыва, член Предсоборного Совета, 45 лет, Петроград.
- Львов, Николай Николаевич, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, Москва.
- Любимов, Николай Александрович, протопресвитер Большого Успенского собора в Москве, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, Товарищ Председателя Священного Собора, член Соборного Совета, член Священного Синода, 59 лет, Москва.
- Любинский, Пётр Васильевич, мировой судья, мирянин от Подольской епархии, 45 лет, Проскуров Подольской епархии.
- Маврикий (Баранов), игумен, настоятель Валаамского монастыря, 79 лет, Валаамский монастырь Финляндской епархии.
- Мавровский, Николай Николаевич, преподаватель Белгородской Духовной Семинарии, мирянин от Курской епархии, 29 лет, Белгород Курской епархии.
- Макарий (Павлов), епископ Владикавказский и Моздокский, 50 лет, Владикавказ.
- Максаков, Анатолий Иванович, преподаватель Киевской Духовной семинарии, мирянин от Киевской епархии, 40 лет, Киев.
- Малахов, Василий Яковлевич, преподаватель Волынской Духовной Семинарии, мирянин от Волынской епархии, 44 года, Житомир.
- Малиновский, Александр Платонович, протоиерей, законоучитель и настоятель церкви кадетского корпуса в городе Владикавказе, клирик от Владикавказской епархии, 53 года, Владикавказ.
- Малицкий, Неофит Владимирович, преподаватель Владимирской Духовной семинарии, мирянин от Владимирской епархии, 46 лет, Владимир.
-
Малицкий, Николай Гурьевич— член Собора по избранию как мирянин от Туркестанской епархии. Признан выбывшим из состава Собора за неприбытием. - Малов, Иван Иванович, крестьянин, мирянин от Симбирской епархии, 58 лет, село Красная Поляна Симбирской епархии.
- Малыгин, Николай Григорьевич, крестьянин, мирянин от Ярославской епархии, 43 года.
- Мансуров, Павел Борисович, директор Московского Главного архива Министерства иностранных дел, член Предсоборного Совета, 57 лет, Москва.
- Марин, Михаил Фёдорович, священник, законоучитель реального училища в Петровске, клирик от Саратовской епархии, 40 лет, Петровск Саратовской епархии.
- Мартынов, Павел Иванович, ассистент Московского коммерческого института, мирянин от Калужской епархий, 38 лет, Угодский завод Малоярославецкого уезда Калужской епархии.
- Маршан, Пётр Андреевич, учитель, мирянин от Рижской епархии, 50 лет, Прекшаны Венденского уезда Лифляндской губернии.
- Масальский, Александр Павлович, священник Ярославской Ильинско-Тихоновской церкви, клирик от Ярославской епархии, 46 лет, Ярославль.
- Матиков, Илья Кириллович, протоиерей, благочинный 20-й Сибирской стрелковой дивизии, от военного и морского духовенства, 58 лет, Действующая армия.
- Матфей (Померанцев), архимандрит, ректор Пермской Духовной семинарии, от монашествующих, 36 лет, Пермь.
- Медведков, Николай Николаевич, помощник смотрителя Бельского духовного училища, мирянин от Смоленской епархии, 54 года, Белый Смоленской епархии.
- Мелетий (Заборовский), епископ Забайкальский и Нерчинский, 48 лет, Чита.
- Мельников, Иван Иванович, ветеринарный фельдшер, мирянин от Владивостокской епархии, 52 года, станция Маньчжурия Восточно-Китайской железной дороги
- Мельницкий, Сергей Антонович, священник, настоятель Успенской церкви м. Песчанки, Ольгопольского уезда, клирик от Подольской епархии, 43 года, местечко Песчанка Ольгопольского уезда Подольской епархии.
- Менделеев, Павел Павлович, член Государственного Совета, от Государственного Совета, 53 года, Петроград.
- Мефодий (Герасимов), епископ Оренбургский и Тургайский, 61 год, Оренбург.
- Миклашевский, Николай Фёдорович, член Череповецкого окружного суда, мирянин от Новгородской епархии, 46 лет, Череповец Новгородской епархии.
- Минченко, Карп Димитриевич, псаломщик Николаевской церкви села Селидовки Бахмутского уезда, клирик от Екатеринославской епархии, 29 лет, село Селидовка Бахмутского уезда Екатеринославской епархии.
- Мирович, Константин Константинович, помощник смотрителя Киево-Подольского духовного училища, мирянин от Киевской епархии, 50 лет, Киев.
- Миртов, Пётр Алексиевич, митрофорный протоиерей, настоятель церкви Воскресения в Петрограде у Варшавского вокзала, избран в заместители члена Высшего Церковного Совета, клирик от Петроградской епархии, 46 лет, Петроград.
- Митрофан (Афонский), епископ Подольский и Брацлавский, 56 лет, Каменец-Подольск.
- Митрофан (Краснопольский), епископ Астраханский и Царевский, председатель Отдела о высшем церковном управлении, 49 лет, Астрахань.
- Митрофан (Симашкевич), архиепископ Донской и Новочеркасский, председатель Отдела личного состава, 71 год, Новочеркасск.
- Михаил (Богданов), епископ Самарский и Ставропольский, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 49 лет, Самара.
- Михаил (Ермаков), архиепископ Гродненский и Брестский, 55 лет, Москва.
- Михаил (Урошевич), архимандрит, настоятель Сербского подворья в Москве, Представитель Сербского митрополита, 49 лет, Москва.
- Мищенко, Фёдор Иванович, профессор Киевской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 43 года, Киев.
- Можаев, Илья Арсеньевич, крестьянин, сельский хозяин, мирянин от Иркутской епархии, 53 года, село Голумет Иркутской епархии.
- Молодкин, Константин Яковлевич, управляющий домом Чистопольского общества попечения о бедных, мирянин от Казанской епархии, 57 лет, Чистополь Казанской епархии.
- Москвин, Николай Николаевич, преподаватель Якутской духовной семинарии, мирянин от Якутской епархии, 39 лет, Якутск.
- Моцок, Георгий Александрович, ходатай по делам, мирянин от Кишинёвской епархии, 45 лет, Аккерман Бессарабской губернии.
- Мрочковский, Константин Иванович, полковник в отставке, мирянин от Оренбургской епархии, 63 года, Челябинск.
- Надеждин, Александр Иванович, крестьянин, мирянин от Новгородской епархии, 53 года, деревня Большое Ново Череповецкого уезда Новгородской епархии.
- Назарий (Андреев), епископ Алатырский, викарий Симбирской епархии, управляющий Енисейской епархией, а затем Епископ Енисейский и Красноярский, 59 лет, Красноярск.
- Назарий (Кириллов), архиепископ Херсонский и Одесский, уволен на покой и назначен настоятелем Симонова монастыря в Москве, председатель Отдела о церковно-приходских школах, 67 лет, Москва.
- Намнек, Иван Иванович, священник Лаудонской церкви, Венденского уезда, клирик от Рижской епархии, 36 лет, седо Лаудон Венденского уезда Лифляндской губернии.
- Нафанаил (Троицкий), епископ Архангельский и Холмогорский, 52 года, Архангельск.
- Недельский, Владимир Климентович, преподаватель Литовской Духовной Семинарии, мирянин от Литовской епархии, 48 лет, Рязань.
- Нежинцев, Стефан Владимирович, священник Петро-Павловской церкви г. Владивостока, клирик от Владивостокской епархии, 46 лет, Владивосток.
- Немчинов, Степан Михайлович, купец, мирянин от Забайкальской епархии, 55 лет, Троицкосавск Забайкальской епархии.
- Несмеянов, Дмитрий Архипович, псаломщик Вознесенской церкви в г. Оренбурге, клирик от Оренбургской епархии, 36 лет, Оренбург.
- Нестор (Анисимов), епископ Камчатский и Петропавловский, второй викарий Владивостокской епархии, начальник Камчатской духовной миссии, 33 года, Петропавловск на Камчатке.
- Нечаев, Михаил Андреевич, диакон Богоявленской церкви в городе Керенске, клирик от Пензенской епархии, 39 лет, Керенск Пензенской епархии.
- Нечаев, Тихон Николаевич, псаломщик Никольской церкви в городе Белёве, клирик от Тульской епархии, 27 лет, Белёв Тульской епархии.
- Нигровский, Иван Павлович, протоиерей, настоятель Спасо-Преображенской церкви станицы Атаманской Астраханского уезда, клирик от Астраханской епархии, 57 лет, станица Атаманская Астраханской епархии.
- Никандр (Феноменов), епископ Вятский и Слободской, председатель Издательского отдела, заместитель члена Священного Синода, 45 лет, Вятка.
- Никодим (Мунтяну), епископ Гушский, Представитель Румынской Православной Церкви.
- Николин, Иван Петрович, преподаватель Вифанской Духовной семинарии, член Предсоборного Совета, 50 лет, Сергиев Посад Московской епархии.
- Никольский, Алексий Николаевич, диакон Михаило-Архангельской церкви с. Сорочинского Бузулукского уезда, клирик от Самарской епархии, 29 лет, село Сорочинское Бузулукского уезда Самарской епархии.
- Никольский, Евгений Павлович, диакон церкви при губернской земской больнице в городе Казани, клирик от Казанской епархии, 38 лет, Казань.
- Никольский, Николай, Константинович, ординарный академик Российской Академии наук, от Российской Академии наук, 54 года, Царское Село.
- Нифонтов, Николай Иннокентиевич, протоиерей, инспектор Якутской Духовной Семинарии, клирик от Якутской епархии, 50 лет, Якутск.
- Ница, Александр Фёдорович, директор Уфимской частной мужской гимназии, мирянин от Уфимской епархии, 46 лет, Уфа.
- Новиков, Андрей Прохорович, священник единоверческой Свято-Троицкой церкви г. Екатеринбурга, от единоверцев, 42 года, Екатеринбург.
- Новиков, Пётр Васильевич, преподаватель Якутской Духовной Семинарии, мирянин от Якутской епархии, 29 лет, Якутск.
- Новицкий, Игорь Валентинович, полковник, командир 2-го дивизиона 105 артиллерийской бригады, от армии Юго-Западного фронта, 48 лет, Действующая армия.
- Новограбленов, Иван Трифонович, служащий частной торговой фирмы, мирянин от Камчатского викариатства, 27 лет, Петропавловск на Камчатке.
- Новолетов, Виктор Васильевич, преподаватель Астраханской Духовной семинарии, мирянин от Астраханской епархии, 50 лет, Астрахань.
- Новосельский, Андрей Васильевич, помощник смотрителя Тамбовского Серафимовского духовного училища, мирянин от Тамбовской епархии, 57 лет, Тамбов.
- Ногатырев, Алексий Гавриилович, священник, законоучитель Тифлисского реального училища и Закавказского девичьего института, клирик от Тифлисской епархии, 40 лет, Тифлис.
- Овсянников, Алексей Николаевич, заслуженный преподаватель Шуйской гимназии, мирянин от Владимирской епархии, 54 года, Шуя Владимирской епархии.
- Овсянников, Владимир Фёдорович, заведующий лесною школою, лесничий Талицкого лесничества Пермской губернии, мирянин от Екатеринбургской епархии, 41 год, Талицкий завод Пермской губернии.
- Огиевич, Игнатий Алексеевич, директор народных училищ Виленской губернии, мирянин от Литовской епархии, 60 лет, Дисна Виленской губернии.
- Одарченко, Алексей Филиппович, приват-доцент Московского Университета, мирянин от Московской епархии, 51 год, Москва.
- Одинцов, Михаил Васильевич, преподаватель Иркутской Духовной семинарии, мирянин от Иркутской епархии, 37 лет, Иркутск.
- Околович, Михаил Фёдорович, священник, инспектор классов и законоучитель Иркутского женского училища духовного ведомства, клирик от Иркутской епархии, 28 лет, Иркутск.
- Олсуфьев, Дмитрий Адамович, граф, член Государственного Совета, от Государственного Совета, 54 года, Петроград.
- Ольховский, Григорий Александрович, преподаватель Холмской Духовной Семинарии, мирянин от Холмской епархии, 55 лет, Холм, Холмская губерния.
- Ореховский, Николай Матвеевич, председатель Департамента Варшавской Судебной Палаты, мирянин от Варшавской епархии, 72 года, Москва.
- Орлов, Иван Константивович, хлебопашец, мирянин от Смоленской епархии, 50 лет, село Дрожжино Юхновского уезда Смоленской епархии.
- Осецкий, Александр Александрович, директор Хозяйственного Управления при Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 49 лет, Петроград.
- Осипов, Александр Яковлевич, крестьянин, мирянин от Олонецкой епархии, Кондушский приход Олонецкой епархии и уезда.
- Осипов, Сергей Александрович, помощник смотрителя Рижского Духовного училища, мирянин от Рижской епархии, 34 года, Валк Лифляндской губернии.
- Осипов, Степан Захарович, крестьянин, хлебопашец, мирянин от Архангельской епархии, 52 года, начальное училище, усадьба Любавина Шенкурского уезда Архангельской епархии.
- Осокин, Николай Николаевич, частный поверенный, мирянин от Екатеринбургской епархии, 33 года, Камышлов, Пермской епархии.
- Остров, Борис Алексеевич, преподаватель 1-ой Оренбургской мужской гимназии, мирянин от Оренбургской епархии, 58 лет, Оренбург.
- Остроумов, Михаил Андреевич, бывший профессор Харьковского Университета, мирянин от Харьковской епархии, 69 лет, Харьков.
- Павлюк, Антон Димитриевич, заведующий отделом розыска грузов Привислинских жел. Дорог, мирянин от Холмской епархии, 42 года, Москва.
- Паисий, архимандрит, наместник Почаевской Лавры, 66 лет, Почаев Волынской епархии.
- Пальмин, Александр Иванович, псаломщик Архангельской церкви города Рязани, клирик от Рязанской епархии, 47 лет, Рязань.
- Панов, Александр Михайлович, инспектор Минской Духовной семинарии, мирянин от Минской епархии, 53 года, Минск.
- Пантелеимон (Рожновский), епископ Двинский, викарий Полоцкой епархии, Управляющий Полоцкой епархией, 50 лет, Витебск.
- Пантин, Николай Иванович, управляющий Петроградской таможней при Финляндской ж. дороге, мирянин от Финляндской епархии, 56 лет, Петроград.
- Папков, Александр Александрович, бывший губернатор в Финляндии, член Предсоборного Совета, 60 лет, Петроград.
- Параскевов, Алексий Павлович, священник Карсского Спасо-Преображенского собора, клирик от Эриванского викариатства, 46 лет, Карс.
- Пахомий (Кедров), епископ Черниговский и Нежинский, 41 год, Чернигов.
- Пешков, Пётр Александрович, преподаватель Благовещенской Духовной Семинарии, мирянин от Благовещенской епархии, 43 года, Благовещенск.
- Пилипчук, Михаил Лаврентиевич, хлебопашец, мирянин от Волынской епархии, 56 лет, местечко Красилов Староконстантиновского уезда Волынской епархии.
-
Пилкин, Александр Петрович— товарищ Обер-Прокурора Правительствующего Сената — Член Предсоборного Совета, Петроград. Признан выбывшим из из состава Собора за неприбытием. - Пионткевич, Алексей Фомич, председатель Съезда мировых судей, мирянин от Волынской епархии, 46 лет, Овруч Волынской епархии.
- Писарев, Леонид Иванович, профессор Казанской Духовной академии, заместитель члена Высшего Церковного Совета, мирянин от Казанской епархии, 51 год, Казань.
- Писарев, Николай Николаевич, протоиерей, экстраординарный профессор Казанской Духовной академии, от Казанской Духовной академии, 41 год, Казань.
- Писарев, Павел Иванович, агент правительственного страхования от огня, мирянин от Томской епархии, 46 лет, Мариинск Томской епархии.
- Платон (Кульбуш), епископ Ревельский, с 20 января 1918 года, управляющий Рижской епархией, 48 лет.
- Платон (Рождественский), митрополит Тифлисский и Бакинский, Экзарх Кавказский, засим Митрополит Херсонский и Одесский, Первоприсутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, член Соборного Совета, председатель отдела о внешней и внутренней миссии, член Священного Синода, 51 год, Тифлис.
- Пляскин, Пётр Иванович, конторщик Алексеевского строительного участка Амурской железной дороги, мирянин от Благовещенской епархии, 42 года, Алексеевск, Амурской области.
- Погодин, Александр Львович, профессор Харьковского Университета, мирянин от Харьковской епархии, 45 лет, Харьков.
- Покровский, Александр Иванович, профессор Новороссийского Университета, член Предсоборного Совета, 44 года, Одесса.
- Покровский, Иван Михайлович, ординарный профессор Казанской Духовной Академии, член Предсоборного Совета, 52 года, Казань.
- Покровский, Михаил Фёдорович, протоиерей, настоятель Благовещенской церкви г. Каргополя, клирик от Олонецкой епархии, 52 года, Каргополь.
- Политковский, Павел Григориевич, протоиерей, законоучитель I Нижегородской гимназии, клирик от Нижегородской епархии, 54 года, Нижний Новгород.
- Политов, Николай Ваильевич, инспектор народных училищ, мирянин от Эриванского викариатства, 42 года, Карс.
- Полонский, Георгий Иванович, исполняющий должность обер-офицера для поручений при Управлении Инспектора Военно-Воздушного Флота, мирянин от Полоцкой епархии, 28 лет, Витебск.
- Пономарёв, Аристарх Рафаилович, священник церкви штаба Владивостокской крепости, клирик от Владивостокской епархии, 36 лет, Владивосток.
- Попов, Александр Александрович, священник Александро-Невского собора г. Вятки, клирик от Вятской епархии, 49 лет, Вятка.
- Попов, Василий Димитриевич, экстраординарный профессор Киевской Духовной академии, от Киевской Духовной Академии, 38 лет, Киев.
- Попов, Иван Васильевич, профессор Московской Духовной академии, от Московской Духовной Академии, 50 лет, Сергиев Посад Московской епархии.
- Попов, Николай Григорьевич, протоиерей, настоятель церкви Московского Института Инженеров Путей Сообщения, член Предсоборного Совета, 51 год, Москва.
- Попов, Пантелеимон Васильевич, преподаватель Якутской Духовной Семинарии, мирянин от Якутской епархии, Якутск.
- Поротов, Константин Николаевич, псаломщик Амонашевской Николаевской церкви Канского уезда, клирик от Енисейской епархии, 31 год, села Амонаш Канского уезда Енисейской епархии.
- Посторонко, Прокопий Димитриевич, псаломщик Богословской церкви села Александровки, Аккерманского уезда, клирик от Кишинёвской епархии, 40 лет, село Александровка Аккерманского уезда Бессарабской губернии.
- Потулов, Василий Александрович, член Государственной Думы IV созыва председатель отдела о благоустроении прихода, от Государственной Думы, 62 года, Петроград.
- Поярков, Виктор Алексеевич, протоиерей, инспектор классов Уфимского епархиального женского училища, клирик от Уфимской епархии, 33 года, Уфа.
- Правдин, Василий Алексеевич, крестьянин, мирянин от Костромской епархии, 52 года, село Ширяево (Монастырское) Кинешемского уезда Костромской епархии.
- Преображенский, Алексей Феоктистович, протоиерей, профессор богословия Саратовского Университета, от Саратовского Университета, 42 года, Саратов.
- Преображенский, Георгий Иванович, протоиерей, инспектор классов Псковского епархиального женского училища, клирик от Псковской епархии, 56 лет, Псков.
- Преображенский, Николай Александрович, протоиерей, настоятель Феодоровской церкви в г. Коврове, клирик от Владимирской епархии, 48 лет, Ковров Владимирской епархии.
- Прилуцкий, Василий Димитриевич, священник, профессор Киевской Духовной академии, от Киевской Духовной академии, 35 лет, Киев.
- Приселков, Михаил Димитриевич, приват-доцент Петроградского Университета, от Петроградского Университета, 37 лет, Петроград.
- Прокопий (Титов), епископ Елисаветградский, второй викарий Херсонской епархии, до января 1918 года Наместник Александро-Невской Лавры, 40 лет, Петроград.
- Прокошев, Павел Александрович, профессор Томского Университета, от Томского Университета, 48 лет, Томск.
- Протодиаконов, Борис Петрович, мировой судья Бийского уезда, мирянин от Томской епархии, 30 лет, село Улала Бийского уезда Томской губернии
- Пулга, Павел Владимирович, ефрейтор 54 Сибирского стрелкового полка, от армий Северного Фронта, 28 лет, Действующая армия.
- Пятс, Николай Яковлевич, благочинный, священник Раттиской церкви Верроского уезда, клирик от Рижской епархии, 46 лет, Раттиский приход, Верроского уезда Лифляндской губерния
- Радзимовский, Валериан Васильевич, юрисконсульт при Обер-Прокуроре Св. Синода, член Предсоборного Совета, 53 года, Петроград.
- Раевский, Сергей Михайлович, управляющий Черниговской Казенной Палатой, член Высшего Церковного Совета, мирянин от Черниговской епархии, 55 лет, Чернигов.
- Разумов, Порфирий Аггеевич, земледелец, от армии Румынского Фронта, 37 лет, село Доброе Тимского уезда Курской епархии.
- Разумовский, Александр Петрович, протоиерей, настоятель Тифлисской Миссионерской церкви, законоучитель 6-ой мужской гимназии, клирик от Тифлисской епархии, 47 лет, Тифлис.
- Ратьковский, Пётр Матвеевич, священник, клирик от Туркестанской епархии, 39 лет, Самарканд Туркестанской епархии.
- Рачинский, Александр, Константинович, почетный Мировой судья, мирянин от Черниговской епархии, 50 лет, село Рубаново Конотопского уезда Черниновской епархии.
- Родзянко, Михаил Владимирович, председатель Государственной Думы IV созыва, Товарищ Председателя Священного Собора, член Соборного Совета, от Государственной Думы, 58 лет, Петроград.
- Рождественский, Александр Петрович, протоиерей церкви Мариинского Дворца в Петрограде, профессор Петроградской Духовной академии, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, Председатель отдела о Духовных академиях, член Соборного Совета, 53 года, Петроград.
- Рождественский, Вячеслав Александрович, епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ Симбирской епархии, мирянин от Симбирской епархии, 42 года, Симбирск.
- Рождественский, Дмитрий Васильевич, протоиерей, профессор Московской Духовной академии, от Московской Духовной Академии, 52 года, Сергиев Посад Московской епархии.
- Розанов, Сергей Николаевич, врач, от армии Румынского фронта, 40 лет, Действующая армия.
- Романов, Михаил Петрович, врач, почётный Мировой судья, председатель Астраханского Областного Военно-Промышленного Комитета и Комитета Всероссийского Земского Союза, мирянин от Астраханской епархии, 45 лет, Астрахань.
- Романович, Георгий Иванович, псаломщик Спасо-Преображенской церкви г. Люблина, клирик от Холмской епархии, 30 лет, Люблин.
- Россейкин, Фёдор Михайлович, профессор Московской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 37 лет, Сергиев Посад Московской епархии.
- Россиев, Павел Амплиевич, литератор, общественный деятель, директор тюремного Комитета в городе Сочи, мирянин от Сухумской епархии, 44 года, Сочи Черноморской губернии.
- Рубин, Николай Васильевич, протоиерей Штаба 2-й армии, от военного и морского духовенства, 44 года, действующая армия.
- Рубцов, Василий Георгиевич, торговый приказчик, мирянин от Тверской епархии, 44 года, деревня Рахманово Кашинского уезда Тверской епархии.
- Руднев, Павел Яковлевич, инспектор народных училищ Пензенской губернии, мирянин от Пензенской епархии, 36 лет, Краснослободск Пензенской епархии.
- Руднев, Сергей Петрович, член Симбирского окружного суда, уполномоченный Губернского Комитета Всероссийских Земского и Городского Союзов, мирянин от Симбирской епархии, 45 лет, Симбирск.
- Рункевич, Степан Григорьевич, помощник Управляющего Канцелярией Священного Синода, член Учебного Комитета при Святейшем Синоде, непременный член Медицинского Совета Министерства внутренних дел, 50 лет, Петроград.
- Рыбинский, Владимир Петрович, профессор Киевской Духовной академии, от Киевской Духовной Академии, 50 лет, Киев.
- Рычков, Павел Васильевич, учитель пения Никольского духовного училища, мирянин от Вологодской епархии, 35 лет, Никольск Вологодской епархии.
- Сабинин, Стефан Александрович, священник Троицкой церкви слободы Подворной Острогожского уезда, клирик от Воронежской епархии, 38 лет, слобода Подворная Острогожского уезда Воронежской епархии.
-
Савельев, Василий Владимирович, член Государственного Совета, от Государственного Совета, 50 лет, Петроград. Признан выбывшим из состава Собора за неприбытием. - Садовский, Владимир Петрович, протоиерей Владимирской церкви г. Симбирска, клирик от Симбирской епархии, 49 лет, Симбирск.
- Салагор, Павел Елисеевич, священник, благочинный, законоучитель Николаевского реального училища, клирик от Херсонской епархии, 35 лет, Николаев Херсонской епархии.
- Салов, Андрей Александрович, член Московского окружного суда, мирянин от Таврической епархии, 41 год, Москва.
- Самарин, Александр Дмитриевич, член Государственного Совета, от Государственного Совета, 50 лет, Москва.
- Самбурский, Константин Иванович, псаломщик Преображенской церкви села Гужовки Борзенского уезда, клирик от Черниговской епархии, 48 лет, село Гужовка Борзенского уезда Черниговской епархии.
- Самуилов, Вячеслав Никандрович, правитель дел Учебного Комитета при Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 55 лет, Петроград.
- Санковский, Александр Васильевич, протоиерей, настоятель Смоленского кафедрального собора, член Высшего Церковного Совета, клирик от Смоленской епархии, 49 лет, Смоленск.
- Сапин, Роман Эмилианович, помощник смотрителя Севского духовного училища, мирянин от Орловской епархии, 41 год, Севск Орловской епархии.
- Свечин, Алексей Алексеевич, капитан I ранга, исполняющий должность генерала для поручений при командующем Черноморским флотом, от Черноморского флота, 40 лет, Севастополь.
- Секундов, Александр Александрович, священник Кресто-Воздвиженской церкви хутора Воздвиженки Глуховского уезда, клирик от Черниговской епархии, 41 год, хутор Воздвиженка Глуховского уезда Черниговской епархии.
- Семёнов, Митрофан Алексеевич, член Петроградского комитета по делам печати, мирянин от Петроградской епархии, 43 года, Петроград.
- Серафим (Александров), епископ Челябинский, викарий Оренбургской епархии, Управляющий Екатеринбургскою епархиею, а засим епископ Старицкий, 51 год, Витебск.
- Серафим (Лукьянов), епископ Сердобольский, засим с 17 января 1918 г. епископ Финляндский и Выборгский, 38 лет, Выборг.
- Серафим (Остроумов), епископ Орловский и Севский, 37 лет, Орёл.
- Серафим (Чичагов), архиепископ Тверской и Кашинский, председатель Отдела о монастырях и монашестве, 61 год, Тверь.
- Сербинов, Пётр Иванович, протоиерей, настоятель Феодоро-Стратилатовской церкви г. Алушты, клирик от Таврической епархии, 40 лет, Алушта Таврической епархии.
- Сергеев, Гавриил Гурьевич, земледелец, мирянин от Оренбургской епархии, 43 года, Затобольский поселок Кустанайского уезда Тургайской области.
- Сергий (Петров), епископ Сухумский, 54 года, Сухум.
- Сергий (Страгородский), архиепископ, а с 28 ноября 1917 года митрополит Владимирский и Шуйский, присутствующий член Святейшего Синода, член Предсоборного Совета, председатель Отдела о церковном суде, член Священного Синода, 50 лет, Владимир.
- Сергий (Тихомиров), епископ Японский, управляющий Российской Духовной миссией в Японии, 45 лет, Токио, Япония.
- Серебряков, Михаил Константинович, диакон Александро-Невской церкви г. Семипалатинска, клирик от Омской епархии, 29 лет, Семипалатинск.
- Сильвестр (Ольшевский), епископ Омский и Павлодарский, 57 лет, Омск.
- Симо, Пётр Адамович, протодиакон Петроградского Адмиралтейского собора, от военного и морского духовенства, 34 года, Петроград.
- Синебрюхов, Александр Иванович, уездный член Минского Окружного Суда по Мозырскому уезду, мирянин от Минской епархии, 57 лет, Мозырь Минской епархии.
- Синеоков, Яков Арсеньевич, земледелец, мирянин от Омской епархии, 40 лет, с. Таврическое Омского уезда и епархии.
- Синцов, Василий Иванович, протоиерей, уездный наблюдатель церковно-приходских школ Холмогорского уезда, клирик от Архангельской епархии, 51 год, Холмогоры, Архангельской епархии.
- Сироткин, Николай Михайлович, священник Кресто-Воздвиженской церкви села Юсупова, Подольского уезда, благочинный, клирик от Московской епархии, 42 года, село Юсупово Подольского уезда Московской епархии.
- Скабалланович, Михаил Николаевич, профессор Киевской Духовной академии, член Предсоборного Совета, 46 лет, Киев.
- Скородумов, Евгений Васильевич, преподаватель Тихвинского духовного училища, мирянин от Новгородской епархии, 31 год, Тихвин.
- Смирнов, Александр Васильевич, митрофорный протоиерей, профессор Петроградского Университета, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 59 лет, Петроград.
- Смирнов, Дмитрий Васильевич, преподаватель Калужской Духовной семинарии, мирянин от Калужской епархии, 51 год, Калуга.
- Смирнов, Константин Николаевич, инспектор классов Ярославского женского училища духовного ведомства, клирик от Ярославской епархии, 54 года, Ярославль.
- Смирнов, Михаил Павлович, преподаватель Олонецкой Духовной Семинарии, мирянин от Олонецкой епархии, 36 лет, Петрозаводск.
- Смирнов, Николай Иванович, столоначальник Гродненской Духовной консистории, мирянин от Гродненской епархии, 42 года, Москва.
- Смирнов, Павел Михайлович, преподаватель Смоленской Духовной семинарии, мирянин от Смоленской епархии, 45 лет, Смоленск.
- Смирнов, Пётр Алексеевич, смотритель Шацкого духовного училища, мирянин от Тамбовской епархии, 60 лет, Шацк Тамбовской епархии.
- Соколов, Владимир Григорьевич, заведующий счетоводством городской управы в городе Баку, мирянин от Бакинского викариатства, 47 лет, Баку.
- Соколов, Владимир Константинович, профессор Казанского Университета, от Казанского Университета, 46 лет, Казань.
- Соколов, Иван Иванович, профессор Петроградской Духовной академии, заместитель члена Высшего Церковного Совета, член Предсоборного Совета, 50 лет, Петроград.
- Соколов, Иван Павлович, профессор Петроградской Духовной академии, от Петроградской Духовной академии, 46 лет, Петроград.
- Соколов, Николай Александрович, преподаватель Читинского реального училища, мирянин от Забайкальской епархии, 36 лет, Чита.
- Соколов, Николай Фёдорович, административный судья Новоржевского уезда, мирянин от Псковской епархии, 39 лет, Новоржев Псковской епархии.
- Соколов, Павел Ильич, митрофорный протоиерей, председательствующий в Училищном Совете при Святейшем Синоде, избран в заместители члена Высшего Церковного Совета, Член Предсоборного Совета, 67 лет, Петроград.
- Соколов, Поликарп Андреевич, директор народных училищ Минской губернии, мирянин от Минской епархии, 54 года, Минск.
- Соколовский, Конон Иванович, преподаватель и председатель педагогического совета женских гимназий в Бийске, мирянин от Томской епархии, 47 лет, Бийск Томской епархии.
- Солдатёнков, Косьма Васильевич, старший лейтенант, старший флаг-офицер Морского Штаба Верховного Главнокомандующего, от действующей армии, 36 лет, Действующая армия.
- Сорокин, Павел Иванович, бывший инспектор народных училищ, мирянин от Владикавказской епархии, 51 год, Владикавказ.
- Сосновцев, Андрей Иванович, священник, настоятель Казанской Богородицкой единоверческой церкви города Самары, благочинный, от единоверцев, 49 лет, Самара.
- Сосунцов, Евгений Фёдорович, священник, настоятель Троицкой церкви г. Казани, клирик от Казанской епархии, 47 лет, Казань.
- Спасский, Георгий Александрович, протоиерей, главный священник Черноморского флота, от военного и морского духовенства, 40 лет, Севастополь.
- Спасский, Николай Иосифович, начальник службы сборов Самаро-Златоустовской железной дороги, мирянин от Самарской епархии, 54 года, Самара.
- Сперанский, Иван Никанорович, псаломщик Успенской церкви в г. Старой Руссе, клирик от Новгородской епархии, 31 год, Старая Русса.
- Сперанский, Яков Димитриевич, преподаватель Ставропольской Духовной Семинарии, мирянин от Ставропольской епархии, 44 года, Ставрополь, Ставропольская губерния
- Стальмашевский, Александр Михайлович, священник, законоучитель Витебской мужской Александровской и женской Алексеевской гимназий, клирик от Полоцкой епархии, 37 лет, Витебск.
- Станиславский, Алексей Маркианович, протоиерей, настоятель собора г. Богодухова, член Государственной Думы IV созыва, избран в члены Высшего Церковного Совет, клирик от Харьковской епархии, 52 года, Богодухов Харьковской епархии.
- Старков, Сергей Прокопиевич, протоиерей, законоучитель и настоятель церкви Читинской учительской семинарии, от Забайкальской епархии, 41 год, Чита.
- Стахиев, Иван Сергеевич, член Пермского Окружного Суда, мирянин от Пермской епархии, 63 года, Пермь.
- Стешенко, Константин Константинович, протоиерей штаба снабжения армий Юго-Западного фронта, от военного и морского духовенства, 38 лет, Киев.
- Стукало, Владимир Петрович, ефрейтор штаба 15 Инженерного полка 15 армейского корпуса, от армии Западного фронта, 27 лет, Действующая армия.
- Суворов, Александр Васильевич, протоиерей, настоятель собора города Липецка, клирик от Тамбовской епархии, 59 лет, Липецк Тамбовской епархии.
- Суринов, Тимофей Григорьевич, крестьянин, электромеханик, по избранию, мирянин от Курской епархии, 51 год, Курск.
- Темниковский, Евгений Николаевич, профессор Харьковского Университета, от Харьковского Университета, 45 лет, Харьков.
- Теодорович, Терентий Павлович, протоиерей, настоятель Успенской церкви г. Варшавы, клирик от Варшавской епархии, 50 лет, Петроград.
- Тимофеев, Алексей Тимофеевич, крестьянин, мирянин от Псковской епархии, 44 года, деревня Кипрово Покровского уезда Псковской епархии.
- Тимофеев, Семён Тимофеевич, письмоводитель, мирянин от Могилевской епархии, 38 лет, деревня Рудня Горицкого уезда Могилевской епархии.
- Титлинов, Борис Васильевич, профессор Петроградской Духовной академии, Член Предсоборного Совета, от Петроградской Духовной академии, 38 лет, Петроград.
- Титов, Григорий Иванович, земледелец, мирянин ог Таврической епархии, 44, село Тимошевка Мелитопольского уезда Таврической епархии.
- Тихвинский, Виктор Павлович, преподаватель Тифлисской Духовной семинарии, мирянин от Тифлисской епархии, 33 года, Тифлис.
- Тихомиров, Константин Николаевич, псаломщик Покровской церкви г. Трубчевска, мирянин от Орловской епархии, 28 лет, Трубчевск, Орловской епархии.
- Тихон (Беллавин), митрополит Московский и Коломенский, с 21 ноября 1917 года Патриарх Московский и всея России, Член Предсоборного Совета, Председатель Священного Собора, Председатель Соборного Совета, Председатель Священного Синода и Высшего Церковного Совета, по участию в Предсоборном Совете, 53 года, Москва.
- Тихон (Никаноров), архрхиепископ Воронежский и Задонский, 63 года, Воронеж.
- Тихон (Оболенский), епископ Уральский и Николаевский, викарий Самарской епархии. Управляющий единоверческими приходами и монастырями Самарской епархии, от монашествующих, университет, Уральск.
- Томилин, Иннокентий Николаевич, протоиерей, настоятель Борзенской Николо-Александровской железно-дорожной церкви Акшинского уезда, клирик от Забайкальской епархии, 45 лет, станция Борзя, Забайкальской ж. д.
- Троицкий, Николай Иванович, заведующий Тульской палатой древностей, По избранию, мирянин от Тульской епархии, 66 лет, Магистр богословия, Тула.
- Трубецкой, Григорий Николаевич, князь Российский посланник в Сербии, исп. об. Директора Дипломатической Канцелярии Верховного Главнокомандующего, избран в заместители члена Высшего Церковного Совета — По избранию, действующей армии, 44 года, Москва.
- Трубецкой, Евгений Николаевич, князь, профессор Московского Университета, член Государственного Совета, член Предсоборного Совета, Товарищ Председателя Священного Собора, член Соборного Совета, избран в члены Высшего Церковного Совета, от Московского университета 53 года, Москва.
- Трухманов, Иван Фёдорович, протоиерей, настоятель Преображенской церкви г. Юзовка Бахмутского уезда, клирик от Екатеринославской епархии, 55 лет, Юзовка Екатеринославской епархии.
- Тураев, Борис Александрович, профессор Петроградского Университета, член Предсоборного Совета, 49 лет, Пегроград.
- Туркевич, Венедикт Иеронимович, протоиерей, законоучитель Морского кадетского корпуса, клирик от Волынской епархии, 44 года, села Дерман Дубенского уезда Волынской епархии.
- Туркевич, Леонид Иеронимович, протоиерей, настоятель кафедрального собора в Нью-Йорке, клирик от Северо-Американской епархии, 41 год, Нью-Йорк.
- Тюшняков, Василий Константинович, протоиерей, законоучитель Красноярской Учительской Семинарии, клирик от Енисейской епархии, 46 лет, Красноярск.
- Ульянов, Иван Иванович, уполномоченный Академии Наук для собирания документов и материалов мировой войны, мирянин от Екатеринбургской епархии, 40 лет, Петроград.
- Урусов, Пётр Димитриевич, князь; управляющий Ярославским отделением Крестьянского банка, мирянин от Ярославской епархии, 47 лет, Ярославль.
- Успенский, Владимир Васильевич, и. д. инспектора классов Петроградского Исидоровского епархиального женского училища, член Предсоборного Совета, 43 года, Петроград.
- Уткин, Павел Иванович, крестьянин, земледелец, мирянин от Пермской епархии, 44 года, Рождественская волость Кунгурского уезда Пермской губернии.
- Ухтомский, Алексей Алексеевич, князь; приват-доцент Петроградского Университета, от единоверцев, 42 года, Петроград.
- Федоренко, Георгий Макарьевич, учитель церковно-приходской школы, от Воронежской епархии, 34 года, село Еланское Колено Новохоперского уезда Воронежской епархии.
- Фёдоров, Дмитрий Иванович, псаломщик Николаевской церкви города Валуйки, от клира Воронежской епархии, 26 лет, Валуйки Воронежской губернии
- Феодор (Лебедев), епископ Старобельский, управляющий Харьковской епархиею (до 19 августа 1917 г.), засим епископ Прилукский, с 10 января 1918 года управляющий Пензенскою епархиею, 46 лет, Полтава.
- Феодор (Поздеевский), епископ Волоколамский, викарий Московской епархии, от монашествующих, 41 год, Москва.
- Феодосий (Феодосиев), епископ Смоленский и Дорогобужский, 52 года, Смоленск.
- Феофан (Быстров), епископ Полтавский и Переяславский, 44 года, Полтава.
- Феофан (Гаврилов), епископ Курский и Обоянский, 44 года, Курск.
- Феофан (Туляков), епископ Калужский и Боровский, 53 года, Калуга.
- Феофилакт (Климентьев), епископ Слуцкий, викарий Минской епархии, засим Епископ Елисаветпольский, управлявший Кавказским Экзархатом, от клира Минской епархии, 47 лет, Минск.
- Фигуровский, Иван Васильевич, преподаватель Красноярской Духовной Семинарии, мирянин от Енисейской епархии, 38 лет, Красноярск.
- Филоненко, Фёдор Дмитриевич, протоиерей, присутствующий в Святейшем Синоде, член Предсоборного Совета, 48 лет, Петроград.
- Фиолетов, Николай Николаевич, экстраординарный профессор Пермского Университета, от Пермского университета, 26 лет, Пермь.
- Флоровский, Антон Васильевич, и. д. экстраординарного профессора Новороссийского Университета, от Новороссийского Университета, 33 года, Одесса.
- Фомин, Яков Михайлович, землевладелец, городской, уездный и губернский гласный, от мирян Калужской епархии, 54 года, Алешинский хутор Мещовского уезда Калужской епархии.
- Фотеско, Георгий Григорьевич, земледелец, от мирян Кишиневской епархии, 27 лет, село Акчадары Оргеевского уезда Бессарабской губернии.
- Харьков, Василий Филиппович, преподаватель Полтавской Духовной семинарии, мирянин от Полтавской епархии, 39 лет, Полтава.
- Хотовицкий, Александр Александрович, протоиерей, настоятель Успенского собора в Гельсингфорсе, а засим ключарь храма Христа Спасителя в Москве, клирик от Финляндской епархии, 45 лет, Москва.
- Цветков, Николай Васильевич, протоиерей Покровской церкви на Варварке в Москве, член Предсоборного Совета, 55 лет, Москва.
- Цветков, Павел Васильевич, нотариус в Одессе, мирянин от Херсонской епархии, 58 лет, Одесса.
- Чагадаев, Андрей Георгиевич, князь; мировой судья, мирянин от Туркестанской епархии, 39 лет, Ташкент.
- Чайкин, Георгий Авраамович, Могилёвский епархиальный миссионер, мирянин от Могилёвской епархии, 30 лет, Могилёв.
- Чельцов, Пётр Алексеевич, священник, инспектор классов и законоучитель Смоленского епархиального женского училища, клирик от Смоленской епархии, 29 лет, Смоленск.
- Чемоданов, Василий Евстигнеевич, мирянин от Вятской епархии, 61 год, Котельнич Вятской епархии.
- Черепнев, Пётр Адрианович, крестьянин, мирянин от Орловской епархии, 40 лет, село Нижний Жерновец Ливенского уезда Орловской епархии.
- Черноуцан, Александр Миныч, помощник смотрителя Нижегородского духовного училища, мирянин от Нижегородской епархии, 34 года, Нижний Новгород.
- Чернышёв, Фёдор Петрович, хлеботорговец, мирянин от Пензенской епархии, 63 года, Саранск Пензенской епархии.
- Чернявский, Василий Антонович, священник, законоучитель Платовской гимназии в Новочеркасске, клирик от Донской епархии, 35 лет, Новочеркасск.
- Четвериков, Сергей Иванович, протоиерей, законоучитель Петровского Полтавского корпуса, клирик от Полтавской епархии, 50 лет, Полтава.
- Шавельский, Георгий Иванович, протопресвитер военного и морского духовенства, Товарищ Председателя Священного Собора, член Соборного Совета, избран в члены Высшего Церковного Совета, 46 лет, Петроград.
- Шарин, Иван Сергиевич, священник Покровской церкви г. Барнаула, клирик от Томской епархии, 38 лет, Барнаул.
- Шарко, Марк Никифорович, казак Кубанского войска, от Ставропольской епархии, 35 лет, станица Курганская Кубанской области.
- Шахов, Николай Михайлович, земледелец, закупщик кооперативного общества, мирянин от Уральского викариатства, 34 года, станица Шипова Уральской области.
- Шеин, Василий Павлович, член Государственной Думы IV созыва, Секретарь Священного Собора, член Соборного Совета, член Предсоборного Совета, село Шеино Новосильского уезда Тульской епархии.
- Шелутинский, Николай Иванович, секретарь Гродненской Духовной консистории, мирянин от Гродненской епархии, 53 года, Москва.
- Шендрик, Степан Иванович, крестьянин, мирянин от Подольской епархии, 41 год, местечко Мясниковка Ольгопольского уезда Подольской епархии.
- Шепелев, Василий Григорьевич, крестьянин, мирянин от Владивостокской епархии, 63 года, село Шкотово Приморской области.
- Шергин, Виктор Прокопиевич, псаломщик Михаило-Архангельской церкви с. Шарапуль Нижнеудинского уезда, клирик от Иркутской епархии, 25 лет, село Шарапуль Нижнеудинского уезда Иркутской епархии.
- Шидловский, Сергей Илиодорович, член Государственной Думы IV созыва, от Государственной Думы, 56 лет, Петроград.
- Шилов, Иван Трофимович, старший унтер-офицер, от армии Юго-Западного фронта, 26 лет, село Межевка Осинского уезда Пермской губернии.
- Шингарев, Василий Александрови, протоиерей, законоучитель Варшавской I женской гимназии, клирик от Варшавской епархии, 47 лет, Москва.
- Шлеёв, Григорий Стефанович, протоиерей Николаевской единоверческой церкви в Петрограде, от единоверцев, 55 лет, Петроград.
- Шлеёв, Симеон Иванович, протоиерей, благочинный единоверческих церквей Петроградской епархии, член Предсоборного Совета, от единоверцев, 44 года, Петроград.
- Шошков, Николай Николаевич, купец, мирянин от Финляндской епархии, 38 лет, Гельсингфорс.
- Щепкин, Иван Петрович, кожевенный заводчик, от единоверцев, 51 год, Саткинский завод, Уфимской епархии.
- Щукин, Иван Фёдорович, священник Христо-Рождественской церкви поселка Крохина Белозерского уезда, клирик от Новгородской епархии, 45 лет, Посад Крохино Белозерского уезда Новгородской епархии.
- Щукин, Сергей Николаевич, протоиерей Успенской церкви города Ялты, клирик от Таврической епархии, 45 лет, Ялта.
-
Эристов, Андрей Михайлович, князь; член Государственного Совета, от Государственного Совета. Признан выбывшим из состава Собора за неприбытием. - Юновидов, Александр Афанасьевич, протоиерей, настоятель Никольского собора г. Черняева (Чимкент), клирик от Туркестанской епархии, 40 лет, Черняев Сыр-Дарьинской области.
- Яцкевич, Виктор Иванович, директор Департамента по делам Православной Церкви, член Предсоборного Совета, 55 лет, Петроград.
Заместители членов Собора
- Амвросий (Смирнов), епископ Елецкий, викарий Орловской епархии, заместитель Серафима, Епископа Орловского и Севского, 44 года, г. Орел.
- Аполлинарий (Кошевой), епископ Рыльский, викарий Курской епархии, заместитель Феофана, епископа Курского и Обоянского, 43 года, г. Рыльск.
- Борис (Шипулин), епископ Чебоксарский, второй викарий Казанской епархии, заместитель Иакова, Митрополита Казанского и Свияжского, 43 года, г. Казань.
- Гавриил (Воеводин), епископ Барнаульский, викарий Томской епархии, заместитель Анатолия, Епископа Томского и Алтайского, 49 лет, г. Томск.
- Голубцов, Георгий Стефанович, протоиерей, настоятель Сухумского кафедрального собора, заместитель Сергия, епископа Сухумского, 49 лет, г. Сухум.
- Ефрем (Кузнецов), епископ Селенгинский, викарий Забайкальской епархии, заместитель Мелетия, епископа Забайкальскаго и Нерчинского 41 год, г. Чита.
- Мии, Симеон Симеонович, протоиерей, настоятель Софийского собора в Японии, заместитель Сергия, епископа Японского, 58 лет, г. Токио.
- Нефедьев, Александр Симеонович, протоиерей, смотритель Владикавказского духовного училища, заместитель Макария, епископа Владикавказского и Моздокского, 44 года, г. Владикавказ.
- Николай (Ипатов), епископ Златоустовский, викарий Уфимской епархии, заместитель епископа Уфимского и Мензелинского преосвященнейшего Андрея, 39 лет, г. Уфа.
- Павел (Ивановский), епископ Никольско-Уссурийский, викарий Владивостокской епархии, заместитель Евсевия, архиепископа Приморского и Владивостокского, 44 года, г. Владивосток.
- Плисс, Михаил Игнатьевич, протоиерей, ключарь Виленского кафедрального собора, заместитель епископа Елевферия, управляющего Литовской епархиею, 60 лет, г. Вильна.
- Шевалеевский, Владимир Макарьевич, протоиерей, Полоцкий епархиальный наблюдатель церковно-приходских школ, заместитель епископа Двинского Пантелеимона, управляющего Полоцкою епархиею, 44 года, г. Витебск.
Напишите отзыв о статье "Список участников Поместного Собора Православной российской церкви (1917—1918)"
Примечания
- ↑ Священный Соборъ Православной Россійской Церкви. Дѣянія. — Изданіе Соборнаго Совѣта, М., 1918, Кн. I, вып. I, стр. 12—18.
- ↑ Священный Соборъ Православной Россійской Церкви. Дѣянія. — Изданіе Соборнаго Совѣта, М., 1918, Кн. I, вып. I, стр. 12.
- ↑ Цыпин В. А. [www.lib.eparhia-saratov.ru/books/22c/cipin/eccllaw/118.html Поместный Собор 1917—1918 гг.] // Церковное право. Часть III. Органы церковного управления. Высшее управление Русской Православной Церкви в период 1917-1988 гг.
- ↑ [6lihov.ru/lihov/sobor Лихов, дом 6]
- ↑ [www.petergen.com/bovkalo/sp/sobor1917.html Собор 1917 года]
Отрывок, характеризующий Список участников Поместного Собора Православной российской церкви (1917—1918)
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».
Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.
Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
