Черниговская и Новгород-Северская епархия
Поделись знанием:
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
(перенаправлено с «Черниговская епархия»)
Троицкий собор в Чернигове | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Страна | Украина |
| Епархиальный центр | Чернигов |
| Основана | 991, 1648 |
| Упразднена | 1499 |
| Количество приходов | 382 (2007 год) |
| Кафедральный храм | Свято-Троицкий |
| Сан правящего архиерея | архиепископ |
| Титул правящего архиерея | Черниговский и Новгород-Северский |
| Сайт | www.orthodox.com.ua/ |
| Архиерей | |
| Правящий архиерей | Амвросий (Поликопа) |
| с | 15 июля 2003 |
| |
Черниговская и Новгород-Северская епархия (укр. Чернігівська і Новгород-Сіверська єпархія) — епархия Украинской Православной Церкви (Московского патриархата).
Названия
- Черниговская и Рязанская (991—1198)
- Черниговская (1198—1250/1285)
- Черниговская и Брянская (или Дебрянская) (1285/1334/после 1356—1500)
- Черниговская и Новгород-Северская (1640-е — XVII)
- Черниговская и Рязанская (XVII)
- Черниговская и Нежинская (1785—1799)
- Малороссийская-Черниговская (1799—1803)
- Черниговская и Нежинская (1803—2007)
- Черниговская и Новгород-Северская (c 2007)
История
Черниговская епархия основана в 991 году на канонической территории Константинопольской патриархии и является одной из древнейших епархий в Киевской митрополии, а с 1687 — в Московской патриархии, и с 1701 — в синодальной Русской церкви. С 1990 года — в составе УПЦ МП и называется Черниговская и Новгород-Сиверская епархия Центр — в Чернигове. С 1069 г. или 1070 г. до смерти в около 1085 г. владыка Неофит имел сан митрополита Черниговского[1].
Сначала епархия называлась Черниговской и Рязанской. В её состав входили земли современной Черниговской, Сумской и Киевской области современной Украины, а также Орловской, Калужской, Курской, Тульской, Владимирской, Смоленской, Рязанской и Московской областей России, Могилёвская область Белорусии.
Позже на северных землях епархии учредили Рязанскую епархию (1118), Смоленскую (1137), Владимирскую (1214), а следовательно епархия начала именоваться просто Черниговской.
Во время литовского и затем литовско-польского владычества в Юго-западной России, Черниговская епархия утратила своё прежнее значение и много лет находилась в ведении других епархий (например, смоленской); восстановление её совершилось, далеко не в прежних размерах, около 1620 г. при епископе Зосиме (Прокоповиче), проживавшем большей частью в Киеве. Преемник его — известный Лазарь Баранович, в 1667 г. возведенный в звание архиепископа черниговского и северского, был одним из самых видных устроителей Черниговской епархии. В первой половине XVIII в. в Черниговской епархии было 16 мужских и 4 женских монастыря. На 22 года (1775-1797) от неё отделилась новгород-северская епархия. Объём, равный объему Черниговской губернии, епархия получила в 1803 г. В числе Черниговских иерархов были св. Феодосий Углицкий, открытие и чествование мощей которого происходило в 1896 г., и Филарет (Гумилевский).[2]
Епископы
Список по годам
- Неофит (упом. 1071)
- Феодул (упом. XI в.)
- Иоанн (упом. 1080 — 23 ноября 1111)
- Феоктист (12 января 1112 — 6 августа 1123)
- Пантелеимон (до 1142)
- Онуфрий (1143—1147)
- Антоний (упом. 1158—1166)
- Порфирий (упом. 1177—1239)[3]
- Павел (апрель 1332 — сентябрь 1335)
- Нафанаил (упом. 1356 по 1376)
- Григорий (упом. 1377)
- Исаакий (1389 — 15 ноября 1415)
- Евфимий (упом. 1458 — ноябрь 1464)
- Феодор (до 1483)
- Нектарий (до 1499)
- Иона (с 4 апреля 1499)
- упразднена, в составе Смоленской, были попытки восстановления
- Зосима (Прокопович) (упом. 1649—1656)
- Лазарь (Баранович) (8 марта 1657—1692)
- Феодосий (Полоницкий-Углицкий) (11 сентября 1692 — 5 февраля 1696)
- Иоанн (Максимович) (10 января 1697 — 11 марта 1712)
- Антоний (Стаховский) (20 сентября 1713 — 1 марта 1721)
- Иродион (Жураковский) (6 мая 1722 — 28 июля 1733)
- Иларион (Рогалевский) (25 марта 1735 — 11 октября 1738)
- Никодим (Скребницкий) (6 декабря 1738 — 29 мая 1740)
- Антоний (Черновский) (29 мая 1740 — 6 сентября 1742)
- Амвросий (Дубневич) (8 сентября 1742 — 23 февраля 1750)
- Ираклий (Комаровский) (8 сентября 1752 — 19 октября 1761)
- Кирилл (Ляшевецкий) (19 октября 1761 — 14 мая 1770)
- Феофил (Игнатович) (17 октября 1770 — 27 сентября 1788)
- Иерофей (Малицкий) (6 декабря 1788 — 1 апреля 1796)
- Виктор (Садковский) (13 мая 1796 — 11 ноября 1803)
- Михаил (Десницкий) (18 декабря 1803 — 26 марта 1818)
- Симеон (Крылов-Платонов) (16 июня 1818 — 26 сентября 1820)
- Лаврентий (Бакшевский) (26 октября 1820 — 14 марта 1831)
- Владимир (Ужинский) (28 марта 1831 — 19 сентября 1836)
- Павел (Подлипский) (26 сентября 1836 — 18 апреля 1859)
- Филарет (Гумилевский) (2 мая 1859 — 9 августа 1866)
- Варлаам (Денисов) (9 ноября 1866 — 16 августа 1871)
- Нафанаил (Савченко) (17 августа 1871 — 4 марта 1875)
- Серапион (Маевский) (15 мая 1876 — 6 марта 1882)
- Вениамин (Быковский) (5 апреля 1882 — 1 февраля 1893)
- Сергий (Соколов) (26 марта — 24 августа 1893)
- Антоний (Соколов) (3 сентября 1893 — 20 апреля 1911)
- Василий (Богоявленский) (12 мая 1911 — 6 мая 1917)
- Пахомий (Кедров) (май 1917 — 16 октября 1930)
- Стефан (Проценко) (28 октября 1932 — 9 декабря 1941)
- Симон (Ивановский) (9 декабря 1941 — 1944)
- Борис (Вик) (16 апреля 1945 — 13 января 1947)
- Паисий (Образцов) (13 января — 19 июня 1947)
- Иаков (Заика) (18 ноября 1948 — 17 ноября 1953)
- Арсений (Крылов) (17 ноября 1953 — 29 июля 1954)
- Гурий (Егоров) (31 июля 1954 — 19 октября 1955)
- Андрей (Сухенко) (19 октября 1955 — 2 октября 1961)
- Игнатий (Демченко) (12 января — 16 ноября 1962)
- Панкратий (Кашперук) (16 — 20 ноября 1962)
- Феодосий (Процюк) (2 декабря 1962 — 30 марта 1964)
- Нестор (Тугай) (30 марта 1964 — 17 февраля 1969)
- Владимир (Сабодан) (20 марта 1969 — 18 апреля 1973)
- Варлаам (Ильющенко) (18 апреля — 31 мая 1973) в/у, еп. Переяслав-Хмельницкий
- Антоний (Вакарик) (31 мая 1973 — 15 июля 2003)
- Амвросий (Поликопа) (c 15 июля 2003) до 16 октября 2003 — в/у, еп. Новгород-Северский.
Монастыри
В составе епархии пять монастырей:
- Спасо-Преображенский Новгород-Северский мужской монастырь
- Елецкий Свято-Успенский женский монастырь
- Монастырь преп. Лаврентия Черниговского
- Свято-Георгиевский Даневский женский монастырь
- Домницкий монастырь Рождества Пресвятой Богородицы
Напишите отзыв о статье "Черниговская и Новгород-Северская епархия"
Примечания
- ↑ Назаренко А. В. Митрополии Ярославичей во второй половине XI века //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. № 1 (27). С. 102.
- ↑ ЭСБЕ, С.-Петербургъ, 1890—1907, статья «Черниговская епархия»
- ↑ Скорее всего, это 2 разных человека, Порфирий 1-й и Порфирий 2-й: «Хотя летописи и не различают этих двух епископов, но годы упоминания их говорят за то, что не мог один епископ править паствой свыше 70 лет. К этому заключению приходят Строев, прот. Диев и другие исследователи.» См. Порфирий 1-й и 2-й (епископы Черниговские) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Литература
- Черниговская епархия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [drevo-info.ru/articles/9297.html Черниговская и Новгород-Северская епархия]
- [monasteries.org.ua/ru/searchmonasteries/?&object=6&epa=44 Монастыри Черниговской епархии] — Синодальная комиссия УПЦ по делам монастырей
- [monasteries.org.ua/ru/geomaps/gmap/?&object=6&epa=44 Google-карта: Монастыри Черниговской епархии] — Синодальная комиссия УПЦ по делам монастырей
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Черниговская и Новгород-Северская епархия
На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
