Маттеус, Лотар

Лотар Маттеус
Общая информация
Полное имя	Лотар Герберт Маттеус
Родился	21 марта 1961(1961-03-21) (63 года) Эрланген, ФРГ
Гражданство	ФРГ ФРГ → Германия Германия
Рост	174 см
Позиция	защитник полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1971—1978	Херцогенаурах
Клубная карьера*
1978—1979	Херцогенаурах	22 (20)
1979—1984	Боруссия (М)	162 (36)
1984—1988	Бавария	113 (57)
1988—1992	Интернационале	115 (40)
1992—2000	Бавария	189 (28)
2000	Нью-Йорк МетроСтарз	21 (0)
1979—2000	Всего за карьеру	600 (161)
Национальная сборная**
1979	ФРГ (до 18)	10 (3)
1979—1981	ФРГ (B)	4 (1)
1979—1983	ФРГ (до 21)	15 (2)
1980—2000	ФРГ	150 (23)
Тренерская карьера
2001—2002	Рапид (Вена)
2002—2003	Партизан
2003—2005	Венгрия
2006	Атлетико Паранаэнсе
2006—2007	Ред Булл Зальцбург
2008—2009	Маккаби (Нетания)
2010—2011	Болгария
Международные медали
Чемпионаты мира
Серебро	Испания 1982
Серебро	Мексика 1986
Золото	Италия 1990
Чемпионаты Европы
Золото	Италия 1980
Бронза	ФРГ 1988
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ло́тар Ге́рберт Матте́ус (нем. Lothar Herbert Matthäus; род. 21 марта 1961, Эрланген) — немецкий футболист, защитник и полузащитник. Выступал за сборную Германии по футболу. В 1990 году он стал игроком года в Германии и в Европе после того, как привёл свою сборную к победе на чемпионате мира 1990 года. Спустя год он был признан лучшим игроком года в мире. После завершения игровой карьеры занимался тренерской деятельностью. В настоящее время работает экспертом на немецком канале Sky Sport.

Рекордсмен по количеству матчей, проведенных в составе национальной сборной (150). Один из трёх футболистов наряду с Антонио Карбахалем и Джанлуиджи Буффоном, участвовавших в 5 чемпионатах мира (1982, 1986, 1990, 1994, 1998), рекордсмен по количеству матчей, сыгранных в финальной части чемпионатов мира (25 игр).

Карьера

Игрок

Маттеус родился в Эрлангене, Бавария. В начале своей карьеры он играл на позиции полузащитника, прежде чем переключиться на позицию либеро.

Он участвовал в пяти чемпионатах мира (1982, 1986, 1990, 1994, 1998) — больше, чем какой-либо другой полевой игрок, и по-прежнему является рекордсменом по количеству матчей, сыгранных в финальной части чемпионата (25 игр). За национальную сборную он сыграл 150 матчей. Он выиграл чемпионат Европы 1980 года, а также участвовал в чемпионатах 1984, 1988 и 2000 годов, став единственным пока футболистом в истории, между первым и последним участием которого в матчах финальной части чемпионатов Европы прошло 20 лет. Маттеус входит в ФИФА 100 — список из 125-ти величайших футболистов, составленный Пеле.

Его профессиональная карьера началась в 1979 году в клубе «Боруссия» (Мёнхенгладбах), за который он играл до 1984 года. Маттеус также играл за «Баварию» (1984—1988 и 1992—2000), «Интер» (1988—1992) (выиграв скудетто в 1989 году) и «МетроСтарз» в 2000.

Тренер

21 сентября 2010 года был назначен на пост главного тренера сборной Болгарии. Контракт был подписан по схеме «1+2». 19 сентября 2011 года был уволен со своего поста после двух подряд поражений с общим счётом 1:6.

Достижения

В качестве игрока

Бавария

• Чемпион Германии: 1985, 1986, 1987, 1994, 1997, 1999, 2000
• Обладатель Кубка Германии: 1986, 1998, 2000
• Обладатель Кубка УЕФА: 1996

Интернационале

• Чемпион Италии: 1989
• Обладатель Кубка УЕФА: 1991

Сборная Германии

• Чемпион мира: 1990
• Чемпион Европы: 1980

Личные награды

• Обладатель Золотого мяча: 1990
• Лучший футболист по версии журнала «Мировой футбол»: 1990
• Игрок года ФИФА: 1991
• Игрок года по версии IFFHS: 1990
• Входит в список ФИФА 100

В качестве тренера

Партизан

• Чемпион Сербии и Черногории: 2003

Статистика выступлений

Клубная карьера

Клуб	Сезон	Лига		Кубки		Еврокубки		Прочие		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Боруссия (Мёнхенгладбах)	1979/80	28	4	2	0	11	2	0	0	41	6
	1980/81	33	10	5	2	0	0	0	0	38	12
	1981/82	33	3	5	4	4	1	0	0	42	8
	1982/83	34	8	5	2	0	0	0	0	39	10
	1983/84	34	11	6	4	0	0	0	0	40	15
	Итого	162	36	23	12	15	3	0	0	200	51
Бавария	1984/85	33	16	6	0	5	1	0	0	44	17
	1985/86	23	10	6	2	3	0	0	0	32	12
	1986/87	31	14	3	1	7	4	0	0	41	19
	1987/88	26	17	4	3	4	1	1	0	35	21
	Итого	113	57	19	6	19	6	1	0	152	69
Интернационале	1988/89	32	9	7	3	5	0	0	0	44	12
	1989/90	25	11	2	2	2	0	0	0	29	13
	1990/91	31	16	3	1	12	6	0	0	46	23
	1991/92	27	4	5	1	2	0	0	0	34	5
	Итого	115	40	17	7	21	6	0	0	153	53
Бавария	1992/93	28	8	0	0	0	0	0	0	28	8
	1993/94	33	8	3	1	4	1	0	0	40	10
	1994/95	16	5	1	0	6	0	1	0	24	5
	1995/96	19	1	0	0	7	0	0	0	26	1
	1996/97	28	1	3	0	2	0	0	0	33	1
	1997/98	25	3	5	0	5	0	0	0	35	3
	1998/99	25	1	7	0	12	1	0	0	44	2
	1999/00	15	1	4	0	9	0	0	0	28	1
	Итого	189	28	23	1	45	2	1	0	258	31
Всего за «Баварию»		302	85	42	7	64	8	2	0	410	100
Нью-Йорк МетроСтарз	2000	21	0	2	0	-	-	0	0	23	0
	Итого	21	0	2	0	0	0	0	0	23	0
Локомотив (Лейпциг)	2004/05	0	0	-	-	-	-	1	0	1	0
	Итого	0	0	0	0	0	0	1	0	1	0
Всего за карьеру		600	161	84	26	100	17	3	0	787	204

Ссылки

• [www.lotharmatthaeus.com/ Официальный сайт]  (нем.)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Маттеус, Лотар

– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.