Гетто в Бабиновичах (Лиозненский район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гетто в Бабиновичах

Памятник евреям, убитым в Бабиновичах
Местонахождение

Бабиновичи
Лиозненского района
Витебской области

Период существования

сентябрь 1941 — март 1942 года

Гетто в Бабиновичах на Викискладе

Гетто в Баби́новичах (сентябрь 1941 — март 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев деревни Бабиновичи Лиозненского района Витебской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.





Оккупация Бабиновичей и создание гетто

В 1926 году в Бабиновичах проживало 332 еврея (32.1 % жителей)[1], а перед Великой Отечественной войной евреи составляли половину населения местечка[2][3].

Не успели эвакуироваться примерно 60-70 евреев, но кроме них в местечке к моменту оккупации оказались ещё и те евреи, которые приехали сюда из других городов на отдых или уже спасаясь от немцев[4].

22 июля 1941 года немецкие войска заняли Бабиновичи, и оккупация продлилась до 25 октября 1943 года[5]. Заняв местечко, немцы сразу же расклеили листовки: «За укрывательство евреев — расстрел». Начальником полиции вызвался быть Петр Шецкий[4].

Немцы очень серьёзно относились к возможности еврейского сопротивления, и поэтому в первую очередь убивали в гетто или ещё до его создания евреев-мужчин в возрасте от 15 до 50 лет — несмотря на экономическую нецелесообразность, так как это были самые трудоспособные узники[6]. По этой причине в конце сентября — начале октября 1941 года гитлеровцы отобрали молодых здоровых евреев-мужчин (человек 16-17, среди них врач по фамилии Руман), и убили их около кладбища. После «акции» (таким эвфемизмом нацисты называли организованные ими массовые убийства) полицаи заставили нескольких крестьян закопать тела, и убили их тоже как свидетелей[4].

Оставшихся евреев немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, согнали в гетто, состоящее из нескольких домов. Евреев использовали на работах и безнаказанно издевались над ними. Из сохранившихся свидетельств известно, например, что над молодой учительницей-еврейкой полицаи долго издевались, как хотели, а потом убили[4].

Из воспоминаний Нины Новиковой[4]:

«…И вот повели их на расстрел по нашей улице. Они не убегали никуда. Скользко было, и Белька упала в ручей. Полицай выстрелил в неё и ранил. Она кричала: „Помогите“, а потом, когда никто ей не помогал, стала кричать: „Добейте меня“. Все это слышали. Я не знаю, сколько евреев вели на расстрел, но много их было. Певзнеры шли, Шейнины и другие. Их повели через озеро к острову. Тогда был ров, и их там убили. А Бельку добили в ручье».

Уничтожение гетто

В феврале 1942 года немцы и полицаи выгнали всех евреев из гетто и погнали по льду через Зеленинское озеро на противоположный берег к острову[4].

После этого были и ещё расстрелы. Писатель Борис Черняков писал: «Я видел трупы двадцати пяти евреев из местечка Бабиновичи, которых немцы разбросали на пути от Бабиновичей до Лиозно»[7]. В марте 1942 года в Бабиновичах было расстреляно 16 евреев[8].

Память

Известны имена некоторых из жертв геноцида евреев в Бабиновичах: Афроим Двоскин, расстрелянный с женой и дочкой, жена и четверо детей заготовителя Сыркина. Марк Иосифович Хейфец, уроженец Бабиновичей, вспоминал: «Я вспоминаю дядю Хаима и тетю Бейлю, 90-летних стариков. Их забили немцы оружейными прикладами в родном местечке Бабиновичи морозной зимой…»[4].

В братской могиле на окраине Бабиновичей похоронены мужчины-евреи, и на табличке памятника написано: «Жертвам фашизма 1941 года отцу и брату Певзднеру и другим. Память о Вас в наших сердцах. Печерские»[4].

Напишите отзыв о статье "Гетто в Бабиновичах (Лиозненский район)"

Примечания

  1. Полевой Л. Л. [www.russian-jews-refbook.org/page62.html Русские евреи. Аналитический справочник]
  2. [mishpoha.org/library/07/0707.php Серия «Мое местечко». «Следы на земле».]
  3. А. Шульман, Следы на земле. Минск, Медисонт, 2009, стр. 161
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 Аркадий Шульман. [shtetle.co.il/Shtetls/babinovichi/babinovichi.html Место для памятника]
  5. «Памяць. Лёзненскi раён», 1992, с. 168.
  6. А. Каганович. [www.jewniverse.ru/RED/Kaganovich/Belarusia%5B2%5D.htm#_ftnref15 Вопросы и задачи исследования мест принудительного содержания евреев на территории Беларуси в 1941-1944 годах.]
  7. [meld.gorod.tomsk.ru/index-1290858642.php Детское письмо военных лет]
  8. [rujen.ru/index.php/%D0%91%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87%D0%B8 Бабиновичи] — статья из Российской еврейской энциклопедии

Источники

  • [rujen.ru/index.php/%D0%91%D0%B0%D0%B1%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87%D0%B8 Бабиновичи] — статья из Российской еврейской энциклопедии
  • [shtetle.co.il/Shtetls/babinovichi/babinovichi.html Место для памятника]
  • I.П. Шамякiн (галоўны рэдактар), I.I. Авiн, Г.К. Кiсялёў, Я.В. Малашэвiч i iнш. (рэдкал.). «Памяць. Лёзненскi раён». — Мн.: «Беларуская энцыклапедыя», 1992. — 592 с. — ISBN 5-85700-063-7.  (белор.)

Дополнительная литература

  • Л. Смиловицкий, «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.», Тель-Авив, 2000
  • Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
  • Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

Отрывок, характеризующий Гетто в Бабиновичах (Лиозненский район)

– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]