Бобыничское гетто

Гетто в Бобыничах
Памятник узникам Бобыничского гетто
Тип	открытое
Местонахождение	Бобыничи Полоцкого района Витебской области
Период существования	лето 1941 — февраль 1942
Число погибших	108
Гетто в Бобыничах на Викискладе

Гетто в Бобы́ничах (лето 1941 — февраль 1942 года) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев деревни Бобыничи Полоцкого района Витебской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Бобыничей и создание гетто

К началу войны в 1941 году в деревне Бобыничи (Бабыничи), кроме местных евреев, составляющих большинство населения местечка, также находилось и много евреев, приехавших на летний отдых. Эвакуироваться успела только небольшая часть из них.

17 июля 1941 года немецкие войска заняли деревню, и оккупация продлилась до 30 июня 1944 года. Немецкий гарнизон численностью 30 человек разместился в здании школы. Переводчиком немцы приказали быть еврею Иоффе, хорошо знавшему немецкий язык. Ему сразу приказали составить полный список местных евреев, включая даже младенцев.

В начале августа 1941 года днём посреди деревни были убиты Мойша Беленький и Анатолий Сискович, вернувшиеся домой после разгрома их воинских частей, на которых указал немцам местный житель Алешкин.

До осени 1942 года, пока в деревне не стали появляться партизаны, немцы почти не трогали нееврейское население местечка. Более того, крестьяне к взаимному удовлетворению обменивали у немцев ягоды, яйца и другие продукты на мыло и нитки. Абсолютно другим было отношение оккупантов к евреям, которых немцы, реализуя гитлеровскую программу окончательного решения еврейского вопроса, вплоть до полного уничтожения вынудили путём ряда ограничений жить в условиях гетто.

Гетто в местечке было так называемого «открытого» типа и официально стало числиться с декабря 1941 года.

Условия в гетто

Евреев никуда не переселяли, они продолжали жить в своих домах, и территория их проживания не была огорожена. Немцы не боялись, что узники разбегутся — обреченным людям некуда было уходить. Часть мужчин могли, конечно, уйти в лес и как-то выжить, несмотря на холод и голод, но они не могли оставить детей, жен и родителей. А с детьми и стариками шансов выжить в лесу не было, и помощь никто не мог оказать — даже когда и находились такие люди, они рисковали жизнями всех родных, потому что за помощь евреям немцы убивали всю семью. Даже когда бобыничские евреи узнали о расстрелах евреев в близлежащих местечках Кубличи и Прозороки, они не стали убегать и прятаться. Тех же узников, которые всё-таки решались на побег, обычно уже на следующий день находили и расстреливали.

Евреев использовали на изнурительных принудительных работах и постоянно избивали; питались они объедками.

Уничтожение гетто

Первый массовый расстрел евреев Бобыничей немцы устроили 2 января 1942 года (в декабре 1941 года). За две недели до этого, в конце декабря 1941 года, обреченных людей загнали в два больших дома на углу центральной улицы, где они в ужасных условиях ожидали смерти.

Утром 2 января евреев вывели из домов на главную улицу и построили в колонну. Пять конвоиров с собаками повели людей по Полоцкой дороге. По обочинам улицы стояли жители деревни. Жена Шермана умоляла их забрать её дочь Светлану, которая была замужем за русским. Десятилетний Гирш Цирихман и ещё один еврейский мальчик попытались сбежать, но почти сразу были застрелены. Из толпы неслись крики, плач и стоны.

Убили их во рву недалеко от Усовского кладбища, примерно в километре от Бобыничей, немного в стороне от дороги. Немцы очень серьёзно относились к возможности еврейского сопротивления, и поэтому в первую очередь убивали в гетто или ещё до его создания евреев-мужчин в возрасте от 15 до 50 лет — несмотря на экономическую нецелесообразность, так как это были самые трудоспособные узники. По этой причине расстрельная команда карателей состояла только из пяти человек — ведь сопротивление им никто не мог оказать поскольку среди убиваемых евреев, как свидетельствуют документы ЧГК, остались почти одни женщины, старики и дети. Пожилой Лейб Финкельштейн почти принес на себе обессилевшую жену. Ко рву подводили по одному-два человека, и двое немцев стреляли в них на глазах у ещё живых. Немощных стариков и маленьких детей бросали в яму живыми. Рива Герцик до последнего пыталась закрыть собой детей. Последним застрелили (как оказалось, только ранили) переводчика Иоффе, убив перед этим его детей и жену Риву.

Из семьи Герухман убили мать и трёх из четырёх сыновей (старший был в армии) — Элю, Топаза и Айзика. Сапожника Хаима убили вместе с тремя дочками — Басей, Тейбой и Лейкой. Убили Топаза Рухмана с женой и двумя сыновьями Айзиком и Сойкой, семью Лейбы Нохана с тремя дочками, семью Беленьких с детьми Зямой и Соней, Риву Герцик с детьми. Убили подростков Гофмана Гирша, Цирихмана Гирша, десятилетнюю Соню Беленькую.

Перед тем, как убитые были закопаны, их раздели мародеры. Переводчик, когда с него стягивали сапоги, пришел в себя, поднялся и выполз из рва. Испуганные мародеры только причитали: «Свят, свят, свят…». Раненый переводчик в надежде на помощь пришел к Будько — местному фельдшеру. В доме Будько, пособника оккупантов, в это время пировала расстрельная команда. Иоффе расстреляли второй раз.

Мойша Кравецкий с женой и двумя маленькими дочками (старшую звали Рая, имя младшей не сохранилось) сумел спрятаться, но соседи выследили их и донесли немцам — всех четверых убили.

Вторая «акция» (таким эвфемизмом гитлеровцы называли организованные ими массовые убийства) состоялась в феврале 1942 года (январе 1941 года), и гетто было уничтожено полностью.

Всего в местечке Бобыничи были убиты 108 евреев.

На пепелищах на месте еврейских домов ещё долго копались те, кто верил в миф о «еврейском золоте».

Память

После войны евреи в Бобыничах больше не жили.

В 1950-е годы в Бобыничи приезжали два брата Финкельштейна. Они установили на месте расстрела небольшой памятник с кованной оградой жертвам геноцида евреев. Ограду со временем украли. Летом 2007 года у въезда в деревню был установлен новый памятник евреям, погибшим в годы Катастрофы.

Много сведений о еврейской истории Бобыничей и о гибели евреев местечка удалось собрать местному школьному музею — во многом благодаря усилиям учительницы Зои Дмитриевны Шкляник.

Опубликованы фрагментарные списки евреев, убитых в Бобыничах.

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• Л. Смиловицкий. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2236&Club_ID=1 Гетто Белоруссии — примеры геноцида] (из книги «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.»
• [rujen.ru/index.php/%D0%91%D0%9E%D0%91%D0%AB%D0%9D%D0%98%D0%A7%D0%98 БОБЫНИЧИ] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
• Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ):
  • фонд 845, опись 1, дело 64, лист 27;
  • фонд 861, опись 1, дело 13, лист 143;
• I.Б. Каросцік, Р.I. Маслоускі, А. Л. Петрашкевіч i iнш. (рэдкал.), С. С. Чарняўская (укладальнiк). «Памяць. Полацкі раён». — Мн.: «Вышэйшая школа», 1999. — 700 с. — ISBN 985-06-0447-6.  (белор.)

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.
• Винница Г. Р. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн.: Ковчег, 2011. — 360 с. — 150 экз. — ISBN 978-985-6950-96-7.

См. также

• Гетто в Полоцком районе

Отрывок, характеризующий Бобыничское гетто

Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.