Гетто в Вишнево

Гетто в Вишнево
Тип	закрытое
Местонахождение	Вишнево
Период существования	июль 1941 — 26 сентября 1942
Число узников	более 2000

Гетто в Ви́шнево (июль 1941 — 26 сентября 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев деревни Вишнево Воложинского района Минской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Вишнево и создание гетто

Перед Второй мировой войной в местечке Вишнево проживал 571 еврей. Деревня была оккупирована немецкими войсками с 27 июня 1941 года по 6 июля 1944 года.

В деревне был создан полицейский участок, на службу в который пошло немало местных жителей. Сразу после оккупации были развешены объявления: «Все евреи обязаны нашить на груди и на спине желтую шестиконечную звезду», «Кто спрячет еврея — расстрел», «Кто даст хлеб или одежду еврею — расстрел».

Вскоре немцы, в рамках программы уничтожения, переместили оставшихся к тому времени в живых евреев Вишнево и близлежащих деревень в гетто, организованное на улице Кревской. Сначала их загнали в помещение церкви, приказали лечь на пол и продержали без воды и еды до вечера. Вечером всем приказали очень быстро зайти к себе домой, взять самые необходимые вещи и еду, и снова собраться на улице Кревской. Когда евреи вернулись, то улица уже была огорожена высоким забором с колючей проволокой. Всего в тот день в гетто оказалось от 1 550 до 1 600 человек.

Условия в гетто

Полторы тысячи человек ютились на одной маленькой улице и нескольких маленьких домиках у базарной площади. В каждый дом заселили по 3-4 семьи на одну комнату — с детьми, стариками и больными. Ценные вещи были сразу отняты немцами и полицаями. Самостоятельно выходить из гетто и передвигаться по деревне евреям было запрещено под страхом смерти, а пропуск (аусвайс) выдавался только белорусам и полякам. Ходить на работу евреям позволялось только по проезжей части и обязательно с пришитой приметной сине-желтой звездой на груди.

Вплоть до окончательного уничтожения евреев использовали на принудительных работах — в основном, на железнодорожной станции в деревне Красное. Молодежь ежедневно гоняли на заготовку дров около железнодорожной станции Богданово.

К зиме в гетто уже не осталось ни еды, ни дров. Некоторым иногда удавалось по пути на работу обменять на еду последние оставшиеся вещи. Каждый пытался принести с работы вязанку хвороста, но полицаи-охранники практически всё отнимали, зверски избивая попавшихся с едой или топливом узников.

Полицейский Юрович и комендант Пашковский отличались особым садизмом по отношению к обитателям гетто, не исключая стариков и младенцев. Они любили избивать узников плётками до потери сознания, а затем воткнуть штык в младенца, находящегося на руках у матери, или разбить его голову о камни. Обезумевших от горя матерей они тут же расстреливали. По показаниям свидетелей, убийцы хохотали над убитыми и фотографировали эти сцены.

Уничтожение гетто

В июле и августе 1941 года нацисты расстреляли 40 евреев на территории еврейского кладбища. Список евреев был заранее составлен местными коллаборационистами и передан немцам. По показаниям свидетелей, немцы фотографировали «акцию» (таким эвфемизмом они называли массовые убийства).

Осенью 1941 года на еврейском кладбище Вишнево были убиты ещё 37 евреев (36 мужчин и 1 женщина).

Массовое убийство узников Вишневского гетто было организовано в августе 1942 года (7 июня 1942 года). Ночью евреев загнали в сарай в конце Кревской улицы и начали расстреливать. Затем сарай облили бензином и оставшиеся в живых сгорели заживо.

В сентябре 1942 года немцы убили оставшихся евреев. Ночью в местечко прибыли каратели и, вместе с местными полицаями, согнали евреев к заранее подготовленной расстрельной яме. Пытавшихся бежать сразу застрелили. В этот день (по свидетельствам, 26 сентября), по разным данным, немцы и белорусские полицейские убили от 1 300 до 1 500 евреев. По показаниям на суде одного из участников массовых убийств: «Во второй половине 1942 года в составе зондеркоманды я выезжал в местечко Вишнево, где в гетто было расстреляно тысяча пятьсот человек. Этой операцией руководил Граве».

Всего в Вишневском гетто были убиты и замучены более 2 000 евреев.

Героизм и сопротивление

Местные жители предлагали доктору Подзельверу устроить одиночный побег, но он отказался спасаться без жены и дочери, а всем бежать было невозможно.

Случаи спасения

После войны из вишневских евреев в живых осталось только 12-15 человек, сумевших бежать из гетто. Например, во время работы на станции Богданово сумели бежать и присоединиться к партизанам Мурчанко Эмма Михайловна и Гуревич Елена Израилевна.

Память

В 1980 году в Вишнево был установлен поставлен памятник жертвам фашизма, на котором написано «В 1942 году здесь были расстреляны 2066 человек советских граждан» без упоминания о Катастрофе.

Летом 1992 года министр иностранных дел Государства Израиль Шимон Перес приезжал в Вишнево отдать дань памяти своим родным, погибшим в Вишневском гетто.

10 июля 2005 года в Вишнево на еврейском кладбище был открыт ещё один памятник жертвам гетто с надписью на белорусском, иврите и английском языках: «Жертвам нацизма. Здесь осенью 1941 зверски замучены 37 евреев Вишнево». На открытии памятника один из немногих оставшихся в живых узников вишневского гетто Иосиф Шелюбский, которому в то время было 11 лет, сказал о своих погибших родных: «26 сентября 1942 года более чем с двумя тысячами евреев Вишнево они были заживо сожжены на окраине деревни. Мне с отцом удалось спастись».

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• Л. Смиловицкий. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2236&Club_ID=1 Гетто Белоруссии — примеры геноцида] (из книги «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.»
• Газета «Працоўная слава». К. Побаль. [psl.by/?p=422 «Новы парадак» у Вішневе]  (белор.)
• [rujen.ru/index.php/%D0%92%D0%B8%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%BE Вишнево] — статья из Российской еврейской энциклопедии
• [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — фонд 861, опись 1, дело 10, листы 55-58, 61-62;
• Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). — фонд 4, опись 29, дело 112, лист 484;
• [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 89, дело 4, лист 39;
• М. Новак. «Кровавый след в истории». Газета «Працоўная слава» Воложинского районного исполнительного комитета, №№ 174-175 (8342-8343), 10 ноября 2009 года, с. 5  (белор.)

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Н. А. Михайлашев. «Буря гнева», Минск, изд. «Беларусь», 1971, стр. 207
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.
• Винница Г. Р. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн.: Ковчег, 2011. — 360 с. — 150 экз. — ISBN 978-985-6950-96-7.

Отрывок, характеризующий Гетто в Вишнево

Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.