Лиозненское гетто

Лиозненское гетто
Памятник евреям — жертвам Холокоста в Лиозно
Местонахождение	Лиозно Витебской области
Период существования	июль 1941 — 23 февраля 1942
Число погибших	1717
Лиозненское гетто на Викискладе

Лио́зненское гетто — (июль 1941 — 23 февраля 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Лиозно и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Лиозно и создание гетто

В 1939 году в Лиозно насчитывалось 711 евреев. 17 июля 1941 года немцы захватили Лиозно, и оккупация продлилась 2 года и 3 месяца — до 10 (8) октября 1943 года.

Уже на второй день оккупации нацисты пометили все еврейские дома, ограничили передвижение евреев и под страхом смерти запретили укрывать евреев. В июле 1941 года немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, организовали в местечке гетто на улице Колхозной.

Условия в гетто

Евреев обязали носить повязку с шестиконечной звездой на одной руке и жёлтым кругом на другой, убивая всех, застигнутых без этих меток. В старое здание, бывший обувной цех, согнали сотни евреев, которые ежедневно умирали от голода, холода и болезней.

Каждый день мужчин гетто заставляли работать на изнуряюще тяжёлых работах без еды и оплаты. По приказу коменданта евреев периодически расстреливали или вешали, для чего в центре города установили виселицу, и сгоняли всё население на каждую казнь.

В гетто Лиозно условия были настолько невыносимыми, что дети говорили родителям: «Пусть лучше нас убьют, нет сил терпеть так хочется есть!».

Уничтожение гетто

В канун еврейского Нового года Рош а-Шана, осенью 1941 года, оккупанты расстреляли 10 евреев, в том числе лиозненского раввина.

В конце 1941 года неизвестными был порван немецкий наземный телефонный провод, за что немцы «арестовали семь молодых евреев и опустили их в прорубь, потом их вытащили и опять опустили и погружали их в воду до тех пор, пока они не превратились в замершие статуи». Полицай Турков застрелил старого еврея за то, что его калоши были привязаны проволокой — якобы из того кабеля.

Среди евреев Лиозно, убитых в 1941 году, были Шагал Давид Зислевич (1886 года рождения) (двоюродный брат Марка Шагала), и его дети Ольга (1921 года рождения), Шифра (1926 года рождения), Хаим (1929 года рождения), и жена — Шагал Соня Абрамовна (1892 года рождения).

В январе 1942 года на территории Добромысленского сельсовета были расстреляны более 200 евреев.

23 февраля 1942 года (24 февраля) евреи были вывезены на берег реки Мошна (Машка), к Адаменскому рву, к подножию Золотой горки — месту отдыха жителей Лиозно. В этот день было расстреляно более 1000 (более 1500) человек. Всего на этом месте с 1941 по 1943 годы было убито более 1200 человек. В отчёте Лиозненского райисполкома от 5 марта 1944 года сказано: «Гитлеровцы уничтожили всех мирных советских граждан еврейской национальности в городском поселке Лиозно, местечках Колышки и Добромысли».

Случаи спасения и «Праведники народов мира»

В Лиозно 5 человек были удостоены почетного звания «Праведник народов мира» от израильского мемориального института «Яд Вашем» «в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанную еврейскому народу в годы Второй мировой войны».

• Дехтерёва Феодосия — за спасение Чернякова Бориса.
• Виноградова Юлиана и Савельева (Виноградова) Ираида — за спасение Полины Смородина.
• Муравьева Людмила и Муравьева Ксения — за спасение Злотниковой Мины, её дочери Ройтштейн Марии и Злотниковой Муси.

Кто-то хвастался, что ходил в Лиозно на место расстрела, чтобы мародёрствовать, а назначенный немцами бургомистр города местный немец Лямпрехт старался по возможности спасать евреев, предупреждая их об очередной облаве, хотя подвергался за это смертельной опасности. При отступлении нацисты предложили Лямпрехту уйти вместе с ними, чтобы он не попал в руки Красной армии, но он остался и был вместе с женой расстрелян местными полицейскими.

Память

В материалах ЧГК зафиксировано, что в Лиозно было расстреляно 1717 евреев, а в поимённых списках Лиозненского музея числится 235 фамилий.

В 1982 году на восточной окраине посёлка на берегу реки Мошна на могиле погибших в Холокосте лиозненских евреев был установлен мемориальный камень.

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.;
• Э. Гоз. [shtetle.co.il/Shtetls/liozno/goz.html Маленькое местечко Лиозно];
• I.П. Шамякiн (галоўны рэдактар), I.I. Авiн, Г.К. Кiсялёў, Я.В. Малашэвiч i iнш. (рэдкал.). «Памяць. Лёзненскi раён». — Мн.: «Беларуская энцыклапедыя», 1992. — 592 с. — ISBN 5-85700-063-7.  (белор.)
• А. Шульман. [chagal-vitebsk.com/?q=node/190 Расстрелянный мир. Судьба родных и близких Шагала.];
• [rujen.ru/index.php/%D0%9B%D0%B8%D0%BE%D0%B7%D0%BD%D0%BE Лиозно] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
• [interlibrary.narod.ru/GenCat/GenCat.Scient.Dep/GenCatHisdoc/Bookalive/9020000082/9020000082.htm Трагедия семьи и триумф победы];
• Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ):
  • фонд 845, опись 1, дело 5, листы 2-5, 9;
  • фонд 845, опись 1, дело 7, лист 3об.;

Дополнительная литература

• Чёрная книга. О злодейском повсеместном убийстве евреев немецко-фашистскими захватчиками во временно оккупированных районах Советского Союза и в лагерях Польши во время войны в 1941—1945 гг. Составители: Василий Гроссман, Илья Эренбург. Вильнюс: ЙАД. 1993. — С. 170
• Винница Г. Р. Приложение Б. Гетто на оккупированной территории Восточной Беларуси // Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн.: Ковчег, 2011. — С. 333. — 360 с. — 150 экз. — ISBN 978-985-6950-96-7.
• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, стр. 16 ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

• Гетто в Лиозненском районе

Отрывок, характеризующий Лиозненское гетто

– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом: