Гетто в Червене

Гетто в Червене
Памятник на месте массового убийства евреев Червеньского гетто в 1941-1943 годах на еврейском кладбище города (напротив дома № 68 по улице Минской)
Местонахождение	Червень Минской области
Период существования	осень 1941 года — 1 февраля 1942 года
Гетто в Червене на Викискладе

Гетто в Че́рвене (осень 1941 — 1 февраля 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Червень (до 18 сентября 1923 года — Игумен) Минской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Червеня и создание гетто

К началу Второй мировой войны население Червеня превысило 6 000 человек, среди которых евреев было 1 491 человек, то есть 23 % всех жителей.

Жителям СССР было мало известно о преследованиях евреев в оккупированных нацистами странах, к тому же многие более пожилые евреи помнили немецких солдат по Первой мировой войне как людей вполне достойного поведения и не опасались их прихода. Поэтому после нападения Германии на Советский Союз многие евреи, даже имевшие возможность эвакуироваться или бежать на восток, остались на своих местах. Немецкие войска заняли Червень 2 июля (в конце июня) 1941 года, и оккупация продолжалась 3 года — до 2 июля 1944 года. В Червене также остались евреи — беженцы из Минска и более 200 детей в детском доме, которые не были эвакуированы, и среди которых были евреи. Сразу после оккупации немцы сформировали в Червене и районе полицейский участок, отделение СД и карательный отряд.

Первым из евреев был застрелен Чарный.

Осенью (в конце июля — начале августа, в сентябре) 1941 года немцы, реализуя гитлеровскую программу уничтожения евреев, организовали на северо-восточной окраине Червеня гетто, приказав освободить улицы Грядка и Советская от белорусов и переселив туда евреев и более 40 детей из детского дома, имевших еврейское или смешанное происхождение.

Условия в гетто

Территория гетто была обнесена колючей проволокой.

Число узников составляло примерно 2 000. Евреев морили голодом, им было запрещено общаться с нееврейским населением.

Ежедневно узников использовали на тяжелых принудительных работах, в частности, на торфоразработках

Уничтожение гетто

С самого начала оккупации нацисты и коллаборационисты почти ежедневно убивали евреев, в большинстве случаев — выводя их на еврейское кладбище Червеня. 4 сентября 1941 года там произошла первая «акция» (таким эвфемизмом гитлеровцы называли организованные ими массовые убийства) — были убиты 139 евреев.

30-31 января 1942 года немцы пригнали в Червень мужчин из близлежащих деревень для выкапывания расстрельных ям.

В воскресенье 1 февраля 1942 года Червеньское гетто было полностью уничтожено. Утром, в 6 часов, гетто было окружено полицаями. Весь город был обыскан в поисках спрятавшихся евреев. Из городской больницы вытащили Гитлина с ампутированной ногой и еврейскую женщину после родов, которых также отправили в оцепленное гетто. Через несколько часов толпу обреченных людей погнали по дороге на деревню Заметовка Колодижского сельсовета до урочища «Глинище».

На санях полицейские Размыслович, Ширшов и Яковлев привезли лопаты и ящик с патронами и приказали местным белорусам выкопать яму.

В полдень началось массовое убийство. Евреев заставляли раздеваться до нижнего белья, подводили к краю ямы по 30-40 человек и расстреливали. Из детского дома привезли еврейских детей, которые содержались отдельно, и тоже убили. Всего в этот день были убиты 1 400 человек.

Случаи сопротивления

Борух Гельфанд, червенский кузнец, во время переселения евреев в гетто вышвырнул полицаев из дома. За это его связали и забивали в голову гвозди, пока он не умер.

Врача-еврея Чертова, жена и дочь которого находились в гетто, немцы держали при больнице, потому что нуждались в квалифицированном враче, но отказывались выпустить из гетто его семью. Чернов отказался жить отдельно от родных и ушел из больницы в гетто. 1 февраля 1942 года он был убит с 9-летней дочкой на руках вместе со всеми узниками гетто. Уже на краю расстрельной ямы он в последний раз отказался от предложения начальника полиции спасти свою жизнь и вернуться в больницу, оставив на смерть дочку и жену.

Случаи спасения

После расстрела в живых осталась девочка Маня Борщ, которая ночью выбралась из-под тел убитых, прибежала в детдом, а затем ушла оттуда и спаслась.

Память

После освобождения Червеня представители ЧГК расследовали обстоятельства массовых убийств в городе. Осенью 1944 года были вскрыты пять братских могил, допрошены свидетели и составлены, по возможности, списки жертв. Выявлялись имена организаторов и исполнителей военных преступлений, среди которых были отмечены лица, отличившиеся особым садизмом — начальник Червенского карательного отряда Григорий Русецкий, члены этого отряда Филипп Размыслович, Максим Китов, Дмитрий Зенкович и Карл Жданович.

Список убитых евреев Червеня, составленный Фундатором (903 фамилии), во времена СССР находился в архивах КГБ. Сейчас он находится в краеведческом музее города. Сотрудникам музея удалось установить фамилии еще 123 жертв геноцида евреев в Червене. Оригинал списка находится на хранении в Институте Яд Вашем под № 9537. Владимир Фундатор, родители которого были убиты среди других узников гетто 1 февраля 1942 года, с 1946 года начал предпринимать попытки увековечить память евреев Червеня, уничтоженных в годы Катастрофы. Но только в 1968 году усилиями Фундатора и многих других евреев был установлен гранитный обелиск на месте массового убийства, при этом в надписи было запрещено сделать даже упоминание о евреях (и была ошибочно указана дата 2 февраля вместо 1 февраля). Организаторы установки памятника подвергались преследованиям со стороны властей.

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 87, дело 17, листы 9-10, 14, 16-17;
• Архив Яд Вашем, M-33/435; 0-53/24;

Ссылки

• [www.jewishgen.org/Belarus/newsletter/holocaust_memorial.htm «Attempt to Erect Memorial to Holocaust Victims Blocked by Soviet Authorities»], East European Jewish Affairs (London), vol. 27, № 1, 1997, pp. 71–80  (англ.)
• [naviny.by/rubrics/society/2008/09/05/ic_news_116_297183/ В Червене разработана программа увековечения памяти жертв Холокоста]

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.
• Винница Г. Р. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн.: Ковчег, 2011. — 360 с. — 150 экз. — ISBN 978-985-6950-96-7.

Отрывок, характеризующий Гетто в Червене

Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…