Гетто в Пружанах

Гетто в Пружанах
Памятник убитым евреям - жителям Пружан, Березы, Малеча, Шерешево, Сельца, Линово
Тип	закрытое
Местонахождение	Пружаны Брестской области
Период существования	20 октября 1941 — 31 января 1943 года
Число узников	до 12 000
Число погибших	более 10 000
Председатель юденрата	И. Янович
Гетто в Пружанах на Викискладе

Гетто в Пружа́нах (20 октября 1941 — 31 января 1943) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Пружаны Брестской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Пружан и создание гетто

Пружаны были захвачены немецкими войсками 23 июня 1941 года и находились под оккупацией 3 года и 1 месяц — до 17 (16) июля 1944 года.

Сразу после оккупации немцы начали проводить «акции» (таким эвфемизмом гитлеровцы называли организованные ими массовые убийства), расстреливая местных евреев в урочище Слабудка под Пружанами Например, уже в первые дни оккупации по наводке местных уголовников и коллаборационистов были схвачены и расстреляны 18 евреев — старшему из которых (Ш. Добесу) было за 60 лет, а младшей (Р. Авербух) не было ещё и 17 лет.

15 июля под угрозой казни 100 заложников оккупанты потребовали создать юденрат из 24 человек, но предложенный список из лиц с высшим образованием не утвердили. Спустя неделю власти сформировали юденрат из 5 ремесленников. В дальнейшем численность его была увеличена до 24 человек, председателем стал И. Янович.

20 октября 1941 года немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, согнали пружанских евреев в гетто.

Условия в гетто

В гетто оказались также евреи из ближайших деревень, в том числе около 2000 евреев из Ружан, Шерешево, ряда других населённых пунктов западных областей и, по разным данным от 4500 до около 6000 человек из Белостока.

Под территорию гетто немцы отвели несколько кварталов в центральной части Пружан.

25 октября 1941 года силами узников гетто было ограждено от внешнего мира: часть — сплошной стеной, часть — забором из колючей проволоки. Вход и выход разрешался только по пропускам.

Всего в Пружанском гетто в невыносимой тесноте и антисанитарных условиях находились около 10 000 (12 000) евреев.

Уничтожение гетто

Весной 1942 года в гетто были созданы две подпольные организации. Одну возглавляли Арон Гольдштейн, Йосеф Розен и Ицхок Шерешевский, вторую — Ицхок Фридберг и Шмариягу Эльман. Шолом Холявский, один из руководителей восстания в Несвижском гетто и участник белорусского партизанского движения, писал:

«Я не утверждаю, что каждый еврей в гетто участвовал в подпольном движении или боролся с врагом, но нельзя отрицать, что весь характер жизни в гетто был подпольным. Это был массовый еврейский героизм».

Немцы очень серьёзно относились к возможности еврейского сопротивления, и поэтому в первую очередь убивали в гетто или ещё до его создания евреев-мужчин в возрасте от 15 до 50 лет — несмотря на экономическую нецелесообразность, так как это были самые трудоспособные узники. Поэтому в начале июля 1942 года нацисты собрали в крепости в Пружанах 5000 мужчин и юношей от 16 лет, а 10 июля пригнали туда также женщин и стариков. Всех их расстреляли в 10-15 километрах от Бреста. Впоследствии нашёлся свидетель, давший показания об этом массовом убийстве — немец по фамилии Гейнрих. 25 декабря 1942 года в гетто пробрались 4 партизана (двое из них потом погибли) и предупредили, что на ближайшие дни немцы запланировали убийство всех узников гетто, — но убежать было практически невозможно. 27 декабря из гетто начали вывозить на подводах узников, часть из которых убивали в Березе и на станции Оранчицы, а часть увезли в Освенцим.

Накануне окончательной ликвидации гетто члены юденрата, отвергнувшие все планы поднять восстание, поджечь гетто и попытаться сбежать, совершили коллективное самоубийство.

31 января 1943 года гетто было полностью уничтожено.

Сопротивление

Во время вывоза евреев в Освенцим вокруг ограды гетто собралась толпа из жителей соседних деревень в ожидании, когда можно будет растаскивать оставшееся еврейское имущество. Но мародерам помешало то, что евреи, как оказалось, подготовились и оказали немцам вооруженное сопротивление. Группа узников с Шершевской улицы устроила отвлекающий обстрел. На другой стороне гетто евреи забросали ворота гранатами, и начали прорываться сквозь пули немцев и полицаев.

Часть узников спряталась в подготовленных тайниках, но всех их потом нашли и убили. Почти 100 евреев проскочили сквозь плотный огонь нацистов и добрались до Замошенского леса. Только через три дня блужданий при сильнейшем морозе бежавшие нашли партизанских связных. Однако партизаны отобрали себе только 8 человек. Остальных кто-то выдал немцам, их вскоре окружили и всех убили.

Случаи спасения и «Праведники народов мира»

За всё время существования гетто часть наиболее сильных и выносливых узников смогли убежать в леса и в дальнейшем воевали в составе партизанских отрядов. Несколько евреев были спасены местными жителями.

В Пружанах три человека были удостоены почетного звания «Праведник народов мира» от израильского мемориального института «Яд Вашем» «в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанную еврейскому народу в годы Второй мировой войны»:

• Чубак Генефа — за спасение Гольдфайн Ольги.
• Пашкевич Анна — за спасение Виршубской Евгении и её дочерей Регины и Ады.
• Попко Андрей — за спасение Чарно Нины.

Память

Всего в Пружанском гетто были убиты более 10 000 евреев.

На месте убийства пружанских евреев установлен памятник, а на еврейском кладбище города возведён мемориальный комплекс в память жертв Катастрофы.

Использованная литература

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• I.П. Шамякiн (галоўны рэдактар), Г.К. Кисялёў, Я.В. Малашэвiч i iнш. (рэдкал.). «Памяць. Гiсторыка-дакументальная хронiка Пружанскага раёна». — Мн.: «Беларуская энцыклапедыя», 1992. — 455 с. — ISBN 5-85700-094-7.  (белор.)
• Еленская И. Э., Розенблат Е. С. Пружаны // Холокост на территории СССР: Энциклопедия / Гл. ред. И. А. Альтман. — М.: РОССПЭН, 2009. — С. 821-822. — 1143 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-8243-1296-6.
• [rujen.ru/index.php/%D0%9F%D1%80%D1%83%D0%B6%D0%B0%D0%BD%D1%8B Пружаны] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
• Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). — фонд 861, опись 1, дело 3, лист 36;
• Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). — фонд 7021, опись 83, дело 22, листы 4-6;
• Государственный архив Брестской области (ГАБО), — фонд 514, опись 1, дело 204, листы 2, 4, 5;
• А.П. Красоўскi, У.А. Мачульскi, У.I. Мезенцаў i iнш. (рэдкал.), У.I. Мезенцаў (укладальнiк). «Памяць. Вiцебскi раён». — Мн.: «Мастацкая лiтаратура», 2004. — 771 с. — ISBN 985-02-0647-0.  (белор.)

Дополнительная литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

• Гетто в Пружанском районе
• Восстания в еврейских гетто
• Еврейское сопротивление в период Холокоста

Отрывок, характеризующий Гетто в Пружанах

– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.