Столкновение над Серритосом
Столкновение над Серритосом | ||||||||||
Падающий после столкновения рейс 498 (видно отсутствие горизонтального и части вертикального хвостовых стабилизаторов) | ||||||||||
Общие сведения | ||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Дата | ||||||||||
Время |
11:52 PST | |||||||||
Характер | ||||||||||
Причина |
Ошибка пилота Piper Cherokee, несовершенство системы УВД | |||||||||
Место |
Серритос</span>ruen, округ Лос-Анджелес (Калифорния, США) |
Гражданство | Пассажиры | Экипаж | Всего |
---|---|---|---|
Колумбия | 1 | 0 | 1 |
Мексика | 20 | 6 | 26 |
Сальвадор | 1 | 0 | 1 |
США | 36 | 0 | 36 |
Итого | 58 | 6 | 64 |
Piper PA-28-181 Archer II борт N4891F вылетел из Торранса примерно в 11:41 и взял курс на Биг-Бер-Сити[en] по правилам визуальных полётов. На борту самолёта помимо самого Уильяма Крамера находились также его 51-летняя жена Кэтлин (англ. Kathleen Kramer), по профессии врач-диетолог, и одна из дочерей — 27-летняя Каролина (англ. Caroline Kramer). Уильям связался с диспетчером аэропорта Хоторн и согласовал с ним план полёта. Согласно плану, самолёт должен был сперва лететь в сторону Лонг-Бич, затем к Парадайсу, после которого уже направляться прямо к Биг-Бер-Сити[4][7].
Катастрофа
В диспетчерском центре аэропорта Лос-Анджелеса работал 35-летний Уолтер Р. К. Уайт (англ. Walter R. C. White). Диспетчером он устроился 3 декабря 1980 года и до перевода в Лос-Анджелес имел опыт работы на диспетчерских башнях в аэропортах Браун и Монтгомери (оба находятся у Сан-Диего), авиабазе Морской пехоты Эль Торо, а также в ряде других[8].
В 11:47:28 с диспетчером вышел на связь рейс 498 и доложил, что он на высоте 2134 метра. В ответ рейсу 498 было дано указание ложиться на курс 320° для захода на посадку по приборам, на что пилоты подтвердили приём информации. В 11:50:05 пилотам было дано указание снизить воздушную скорость до 389 км/ч. В 11:49:36—11:49:52 экипаж рейса 498 связался с оператором в центре Aeroméxico и доложил, что будет осуществлять посадку в аэропорту Лос-Анджелеса[4].
В 11:50:46 диспетчер Лос-Анджелеса предупредил рейс 498 о движении на 10 часов (около 60° слева по направлению полёта) на расстоянии мили (1,8 км) и на неизвестной высоте. Пилоты рейса 498 подтвердили приём информации, но не доложили, что видят самолёт. Здесь стоит отметить, что дополнительный самолёт был вовсе не Piper Cherokee семьи Крамеров, который, в свою очередь, на экране радара не отображался. В 11:51:04 пилоты рейса 498 получили указание снизить скорость до 352 км/ч и снижаться до 1829 метров[4]. Неожиданно в 11:51:18 с диспетчером вышел на связь пилот легкомоторного Grumman Tiger (AA-5B Tiger) (борт N1566R). Он летел из Фуллертона в Монтерей на высоте 1372 метра, когда нарушил воздушное пространство аэропорта и теперь просил о радарном сопровождении. Занятый ведением рейса 498 диспетчер смог ответить пилоту легкомоторного самолёта только в 11:52:04 и дал указание установить код ответчика 4524. Также он дал указание данному пилоту снизиться до 1036 метров в связи с плотным движением выше 5000 футов[4].
Тем временем, в 11:51:45 пилоты рейса 498 получили указание сохранять текущую скорость. В ответ они запросили, какая скорость им желательна, на что услышали: Снизьте до… один девять ноль (англ. Reduce to… one nine zero). В 11:52:00 с рейса 498 доложили о поддержании скорости 190 узлов, на что диспетчер дал им указание: Ожидайте визуальный заход на полосу два четыре правая [24R]… (англ. Expect the visual approach for runway two four right…). Но с рейса 498 получение информации не подтвердили. Доклад о скорости в 11:52:00 был последней передачей с рейса 498. Диспетчер предпринял несколько безуспешным попыток связаться с ним, когда в 11:52:36 отметка рейса 498 пропала с экрана радара[4]. Диспетчер связался с рейсом AA 333 авиакомпании American Airlines и спросил, видит ли тот DC-9, на что ему доложили о наблюдении большого шлейфа дыма слева от себя[9].
DC-9 Aeromexico был над Серритосом на высоте около 2000 метров, когда в 11:52:06 посреди ясного неба при видимости 14 километров в его хвост врезался Piper PA-28-181 Archer II Уильяма Крамера. Ударом у авиалайнера снесло верхнюю часть киля вместе с горизонтальными стабилизаторами и тот быстро перешёл в пикирование. На большой скорости DC-9 как ракета врезался в жилой район, разрушив 5 домов и повредив ещё 7. Piper Cherokee упал на двор начальной школы[4].
В катастрофе погибли все 64 человека на борту DC-9 (6 членов экипажа и 58 пассажиров), все 3 человека на борту Piper Cherokee (пилот, его жена и дочь), а также 15 человек на земле (жители Серритоса), то есть всего 82 человека. Ещё 8 человек на земле получили ранения различной степени тяжести[10].
Расследование
Расследованием причин столкновения занялся Национальный совет по безопасности на транспорте (NTSB).
Окончательный отчёт расследования был опубликован 7 июля 1987 года.
Выводы NTSB
По итогам расследования NTSB сделал следующие выводы[11]:
- Самолёты столкнулись под углом 90° на высоте около 2000 метров при ясных метеорологических условиях в контролируемом воздушном пространстве аэропорта Лос-Анджелес.
- Оба пилота должны были видеть друг друга и уклониться. Однако не имеется никаких доказательств о попытке избежать столкновения.
- Пилот Piper Cherokee непреднамеренно нарушил контролируемое воздушное пространство. Это произошло случайно и не являлось результатом какого-либо технического сбоя.
- Радар аэропорта должен был отображать положение Piper Cherokee, однако не показывал положение основной цели на экране из-за помех от тёплых масс воздуха, а также потому, что аналоговый ответчик самолёта не взаимодействовал с системой подхода TRACON.
- Авиадиспетчер заявил, что радар Лос-Анджелеса не отображал на экране Piper Cherokee, из-за чего рейс 498 не был предупреждён. Невозможность наблюдения за данным легкомоторным самолётом и дачи указания рейсу 498 на изменение траектории полёта способствовали катастрофе.
- Лос-Анджелесская радарная система TRACON не оборудована автоматизированной системой опасного сближения, которая могла бы обнаружить и предупредить диспетчера о конфликтных рейсе 498 и Piper Cherokee.
Вероятная причина
Наиболее вероятной причиной катастрофы NTSB назвал ограничения системы управления воздушным движением, которая не имела защиты от столкновений в воздухе и автоматического резервирования систем. Факторами, приведшими к катастрофе, стали:
- несанкционированный вход Piper Cherokee в пространство аэропорта из-за невнимательности пилота,
- ограниченность системы УВД аэропорта Лос-Анджелеса по защите от столкновений[11].
Последствия
Вопреки традиции отказываться после катастрофы от номера разбившегося рейса в знак уважения к погибшим на нём, рейс AM 498 в авиакомпании Aeroméxico существует и поныне, однако выполняется он уже авиалайнерами Boeing 737—800 и по маршруту Мехико—Монтеррей—Лас-Вегас[12].
Культурные аспекты
- Столкновение над Серритосом было показано в 4-м сезоне канадского документального телесериала Расследования авиакатастроф в эпизоде Столкновение над Лос-Анджелесом (подразумевался не город, а округ)[9].
- Катастрофа показана в серии Столкновения (англ. Collision Course) документального телесериала Почему разбиваются самолёты (англ. Why Planes Crash) производства MSNBC.
См. также
Напишите отзыв о статье "Столкновение над Серритосом"
Примечания
Комментарии
- ↑ Здесь и далее указано Тихоокеанское стандартное время — PST
Источники
- ↑ [www.planespotters.net/Production_List/McDonnell-Douglas/DC-9/47356,XA-JED-Aeromexico.php XA-JED Aeroméxico McDonnell Douglas DC-9-32 — cn 47356 / ln 470] (англ.). Planespotters.net. Проверено 22 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjpY3Fp1 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
- ↑ 1 2 3 Report, p. 56.
- ↑ Report, p. 4.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Report, p. 2.
- ↑ [www.nytimes.com/1986/09/01/us/list-of-casualties-on-dc-9.html List of casualties on DC-9] (англ.). The New York Times (1 September 1986). Проверено 22 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjpYgJ5l Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
- ↑ [www.nytimes.com/1986/09/02/us/collision-victims-on-dc-9.html Collision victims on DC-9] (англ.). The New York Times (2 September 1986). Проверено 22 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjpZPOTk Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
- ↑ [articles.latimes.com/1986-09-02/news/mn-13498_1_plane THE AEROMEXICO DISASTER : Owner of Plane in Crash Described as Cautious Pilot] (англ.). Los Angeles Times (2 September 1986). Проверено 22 марта 2013. [www.webcitation.org/6Fjpa4GqJ Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
- ↑ Report, p. 57.
- ↑ 1 2 [youtube.com/watch?v=Kdy5gr0ZuSE Расследования авиакатастроф: Столкновение над Лос-Анджелесом] на YouTube
- ↑ Report, p. 3.
- ↑ 1 2 Report, p. 52.
- ↑ [rasp.yandex.ru/thread/AM-498A_c431_oag?from_search=1&number=AM-498 Рейс AM 498, Мехико — Монтеррей — Лас-Вегас]. Яндекс.Расписания. Проверено 20 марта 2013. [www.webcitation.org/6Fjpagtr3 Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
Ссылки
- [aviation-safety.net/database/record.php?id=19860831-0 Описание катастрофы рейса AM 498 на Aviation Safety Network]
- [www.airdisaster.com/reports/ntsb/AAR87-07.pdf Aircraft accident report: Collision of Aeronaves de Mexico, S.A. McDonnell Douglas DC-9-32, XA-JED and Piper PA-28-181, N489lF. Cerritos, California. August 31, 1986 (NTSB/AAR-87-07)] (англ.). NTSB. Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FjpbbL1q Архивировано из первоисточника 9 апреля 2013].
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Столкновение над Серритосом
Vive ce roi vaillanti –[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.
На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
- События 31 августа
- 1986 год в Мексике
- Август 1986 года
- Лос-Анджелес (округ)
- Столкновения в воздухе
- Авиационные происшествия в Калифорнии
- Авиационные происшествия вследствие нарушений в управлении воздушным движением
- Авиационные происшествия Aeroméxico
- Авиационные происшествия с McDonnell Douglas DC-9
- Авиационные происшествия в США 1986 года
- 1986 год в Калифорнии