Несостоявшиеся территориальные приобретения Российской империи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Несостоявшиеся территориальные приобретения Российской империи — совокупность территорий мира, потенциально имевших в тот или иной исторический момент перспективу оказаться под суверенитетом Российской империи[1].

На протяжении всей истории империи (1721—1917) в силу различных обстоятельств периодически возникали проекты о покровительстве (протекторате) или присоединении к ней тех или иных сопредельных или заморских земель. Эти проекты не были реализованы. В своём большинстве они были частной инициативой, не подкреплённой реальными возможностями и полномочиями своих инициаторов. Как правило, хотя и не всегда, такие прошения оставались без какой бы то ни было официальной реакции[1].





Однако порой подобные идеи по разным причинам возникали и у облечённых формальной и/или фактической властью правителей и правительств (включая и саму российскую власть), либо с их ведома[1]. Ниже перечислены те из проектов, которые получили официальный резонанс на государственном уровне.

XVIII век

Остров Менорка

В 1780 году британский посланник при дворе Екатерины II Джеймс Гаррис от имени своей страны предложил России этот остров Балеарского архипелага в Средиземном море (тогдашнее владение Британской империи), включая размещение там в порте Маон российской военно-морской базы. В обмен от России требовался отказ от политики вооружённого нейтралитета — фактически межгосударственного антибританского союза европейских стран в годы войны за независимость США. Предложение было высочайше рассмотрено, но дипломат получил отказ. Спустя три года остров по договору был уступлен Испании[2].

«Византийская империя»

В 1782 году Екатерина II предложила императору Священной Римской империи Иосифу II геополитический «греческий проект» развала Османской империи и раздела её территории между Россией, Габсбургской монархией (Австрией) и Венецианской республикой. В частности, предполагалось воссоздать Византийскую империю со столицей в Константинополе во главе с внуком императрицы, которого она загодя назвала Константином в честь основателя столицы Византии. Габсбургам отходили бы западные Балканы, а между ними и Россией создавалось многонациональное буферное государство Дакия[3].

План не был реализован из-за противодействия Британии, Франции и Пруссии. Союз России и Австрии стал одной из причин войны последних с Турцией (1787—1791). Преемник же умершего в 1790 году Иосифа Леопольд II предпочёл выйти из войны на условиях status quo[4] — и на этом войны Австрии и Турции закончились в принципе.

Мальтийский архипелаг

В 1798 году в рамках Второй антифранцузской коалиции Британия в лице посла в России Чарльза Витворта предложила план совместного британо-российско-неаполитанского освобождения архипелага от французов[5]. Захватив Мальту, Наполеон изгнал оттуда Мальтийский орден, великим магистром которого был император всероссийский Павел I. Последний расценил действия Франции как оскорбление короны, подписал акт «О поступлении острова Мальты под защиту России» и приказал Академии наук обозначать Мальту как губернию Российской империи[6].

По плану Витворта, после интервенции союзников предполагалась совместная оккупация архипелага и, в частности, размещение постоянной российской военно-морской базы. Однако коалиция распалась, в 1800 году Британия захватила Мальту сама, а в 1801 году был заключён союз между Россией и Францией, после чего Павел был убит. См. также Русско-испанская война[5].

По условиям Амьенского договора (1802) Британия обязывалась передать архипелаг Мальтийскому ордену, однако отказалась это сделать. Наполеон предложил новому императору всероссийскому Александру I стать третейским судьёй в мальтийском вопросе. По плану Александра (который устраивал Наполеона) Мальту должен был занять российский гарнизон. Но переговоры Франции и Британии не принесли результата, и обе державы в 1803 году оказались в состоянии новой войны[7]. В итоге Мальта стала британской на Венском конгрессе (1815) после разгрома наполеоновской Франции[8].

Первая половина XIX века

 История России

Восточные славяне, народ русь
Древнерусское государство (IXXIII века)
Удельная Русь (XIIXVI века), объединение

Новгородская республика (11361478)

Владимирское княжество (11571389)

Великое княжество Литовское (12361795)

Московское княжество (12631547)

Русское царство (15471721)
Российская империя (17211917)
Российская республика (1917)
Гражданская война
РСФСР
(19171922)
Российское государство
(19181920)
СССР (19221991)
Российская Федерация1991)

Наименования | Правители | Хронология
Портал «Россия»

Британская Индия

В 1801 году Павел I и Наполеон, заключив союз (см. выше), разработали проект совместной военной операции по захвату Индии с целью ослабения Британской империи. План предусматривал соединение на территории России и поход через Среднюю Азию, Афганистан и реку Инд до британских владений двух пехотных корпусов (французского и российского) по 35 тыс. человек каждый, а также артиллерии и казацкой конницы. Распределение индийской территории после захвата не было конкретизировано. Павел успел отдать соответствующий приказ Донскому казачьему войску и оно выступило в направлении Оренбурга. Отряд был отозван Александром I обратно сразу после гибели Павла[9].

Черногория

В 1807 году в ходе Русско-турецкой войны князь-епископ (правитель) Черногории и глава православной Черногорской митрополии Пётр I Петрович Негош (позже — св. Пётр Цетинский) обратился к командующему российской Молдавской (Дунайской) армии генералу Ивану Михельсону с планом-предложением для императора Александра I[10].

Проект Петра Негоша предусматривал создание теократического Славяно-сербского царства во главе с императором всероссийским, включая добавление названия царства к перечислению владений Российской империи в титул государев. Верховная власть на месте осуществлялась бы посредством делегирования представителя (урождённого россиянина), соправителем которого был бы князь-епископ Цетинский в сане митрополита. Столицей нового царства по плану должен был стать Дубровник, а его территория — объединять Черногорию (включая Которский залив), Далмацию, Герцеговину, Боснию и Сербию[10].

Из-за заключённого в том же году Тильзитского мира план князя-епископа Черногории Петра был отклонён Россией. Которский залив был присоединён к Иллирийским провинциям Франции, несмотря на его фактический захват российской эскадрой экспедиции Дмитрия Сенявина и присягу на верность Александру I его жителей[11].

Острова Кауаи и Ниихау

В 1815 году представитель Российско-Американской компании (РАК) Георг Шеффер, действуя по поручению Главного правителя Русской Америки Александра Баранова, провёл переговоры с Каумуалии, королём двух северных Гавайских островов Кауаи и Ниихау, в результате чего тот попросил протектората России и помощи в противостоянии с королём остальных островов Гавайского королевства Камеамеа I. Кроме того, Каумуалии подписал соглашение о выделении земли под российскую факторию и поселения, а также отряда из 500 человек для отвоевания окружающих островов[12]. Россиянами было сооружено три форта (в том числе Елизаветинская крепость), освоены земельные владения в долине Ханалеи. В 1817 году под давлением Камеамеа I и США российские колонисты были, однако, изгнаны с Гавайев: государственные полномочия основателя колонии и планы России не подтвердились. Прошение о протекторате было отклонено императором Александром I в 1818 году. Позже РАК было отказано и в покупке острова Ниихау[12]

Вторая половина XIX века

Княжество Цусима

В 1861 году на острове Цусима в Корейском проливе с разрешения властей княжества было основано российское поселение и база флота. По инициативе командующего русской эскадрой в Тихом океане контр-адмирала Ивана Лихачёва, великого князя Константина Николаевича и группы их единомышленников при дворе Александра II велись переговоры с княжеством Цусима о долгосрочной аренде этой территории. Дипломатическое давление и демонстрация военной мощи Британии в районе пролива, а также усилия центральных властей Японии привели к ликвидации поселения силами россиян в том же году. См. Цусимский инцидент[13].

Берег Маклая

В 1875 вице-председателю Императорского Русского географического общества (ИРГО) Петру Семёнову от этнографа Николая Миклухо-Маклая поступил проект протектората России над северо-востоком Новой Гвинеи и островами Палау, которые он продолжительное время исследовал и где приобрёл несколько участков земли. По плану учёного, предполагалась не колонизация Берега Маклая, а покровительство России над папуасами и защита их самоуправления от посягательств европейских колониальных держав и работорговцев[14].

Через МИД России был сделан доклад о проекте императору Александру II. В 1876 году последний отклонил такую идею. В 1884 году, после того как британский Квинсленд попытался аннексировать не принадлежавшую Голландской Ост-Индии восточную часть Новой Гвинеи, Миклухо-Маклай обратился к новому императору Александру III с теми же предложениями, но снова не достиг успеха. В итоге в 1885 году восточная Новая Гвинея была разделена — её южная часть стала британской Территорией Папуа, а северная Германской Новой Гвинеей. К последней с 1899 года по договору с Испанией отошли и острова Палау[14].

Султанат Ачех

В 1879 и 1898 годах Мухаммад Дауд Сиях II, султан Ачеха, занимавшего север индонезийского острова Суматра, дважды письменно обращался к России, в том числе через командира броненосца «Наварин» капитана 1-го ранга Николая Иениша, с прошением о протекторате над его султанатом. Вопрос рассматривался на уровне министра иностранных дел и мор­ского министра Российской империи, но не получил одобрения[15][16].

С 1873 года Голландская Ост-Индия пыталась завоевать султанат. В ходе Ачехской войны султан активно искал противовес нидерландским колонизаторам и безуспешно обращался с подобными прошениями, кроме России, к Османской империи и США. В 1904 году Ачех был завоёван[16][17].

Новая Москва

В 1889 году авантюрист[18] Николай Ашинов и его отряд из 150 русских колонистов обнаружили на африканском берегу Баб-эль-Мандебского пролива заброшенный египетский форт Сагалло, обосновались там, подняли российский флаг и объявили, что «пятьдесят вёрст по берегу и сто вглубь — русская земля». Целью миссии было основание колонии «Новая Москва» в Восточной Африке и, в частности, визит к негусу Иоанну IV, императору соседней Абиссинии (Эфиопии), которому Ашинов выдавал себя за представителя российского правительства[19].

Занятая территория оказалась частью султаната Таджура, находившегося под протекторатом Франции и подчинённого губернатору Территории Обок (в 1896 году эти земли были слиты во Французский берег Сомали). Поэтому спустя неделю форт был обстрелян французским флотом, шестеро колонистов убито, а остальные депортированы в Россию. После следствия по распоряжению императора Александра III Ашинов был сослан под надзор полиции на три года в Саратовскую губернию[19].

Остров Эстадос

В 1892 году правительство Аргентинской Республики через российского генконсула в Буэнос-Айресе официально предложило России купить под военно-морскую базу[20] или арендовать[21] Эстадос, самый восточный остров архипелага Огненная Земля. Протяжённость острова с запада на восток 63 км, ширина 4—8 км, достаточно мягкий климат, несмотря на высокую широту[22].

Предложение подробно рассматривалось МИД и Морским министерством Российской империи, но получило отрицательные отзывы из-за невозможности полноценного снабжения там российского гарнизона в случае противостояния с Британией, владевшей с 1833 года соседними Фолклендскими островами, которые уже тогда оспаривала Аргентина. В итоге император Александр III отклонил аргентинскую идею[21][1].

Цзяо-Чжоу

В 1896 году Германия определила китайский порт Цзяо-Чжоу, выбрав его из нескольких альтернативных вариантов, как место необходимой ей долгосрочной концессии под военно-морскую базу. В ходе переговоров выяснилось, что Россия по негласному соглашению с Китаем уже обладает там не только правом стоянки своей Тихоокеанской эскадры, но и преимущественным правом приобретения Цзяо-Чжоу, в случае если Китай решит расстаться с этой гаванью. Однако на так называемом «Петергофском свидании» в 1897 году Николай II дал понять германскому кайзеру Вильгельму II, что Цзяо-Чжоу интересует Россию лишь до нахождения более удобного незамерзающего порта, например, в районе Порт-Артура, и что он не возражает против прибытия в Цзяо-Чжоу германского флота на стоянку. Позже такое соглашение было скреплено путём обмена письмами по линии МИД обеих держав[23]. Через три месяца после этого в провинции Шаньдун были убиты двое немецких католических миссионеров, что было использовано Германией как casus belli для захвата и оккупации искомой гавани, а также ультимативного предложения Китаю сдать её и прилегающую территорию в аренду на 99 лет. Будучи ослаблена поражением в Японо-китайской войне, стоя на пороге Ихэтуаньского восстания, Цинская империя была заинтересована в создании противовеса агрессивной японской экспансии[23].

В итоге в 1898 году Германия добилась от Китая концессии под базу кайзерлихмарине, то есть узаконивания захвата Цзяо-чжоу на своих условиях. А спустя три недели после этого Россия добилась концессии территории на Ляодунском полуострове с Порт-Артуром — своей будущей Квантунской области, места базирования Тихоокеанской эскадры[24].

XX век

Северная Корея

В 1901 году организованное под покровительством статс-секретаря Николая II Александра Безобразова «Русское лесопромышленное товарищество» (РЛПТ) приобрело у купца Юлия Бринера концессию в устье реки Ялуцзян, одну из полученных Россией от короля (с 1897 года императора) Кореи Коджона после спасения того в здании российской миссии в Сеуле[25]. К 1903 году РЛПТ консолидировало в своих руках несколько подобных концессий на границе Кореи и Маньчжурии. Россия приступила к вводу туда солдат, переодетых в гражданскую одежду. Среди поставленных им задач, помимо рубки леса, было строительство военных дорог, артиллерийских укреплений, причалов, бараков, конюшен под видом лесных складов. Так реализовывалась первая часть плана Безобразова 1896 года (см. Желтороссия) по вытеснению Японии с континента с помощью цепи особых заслонов в северной Корее[26][27].

Поскольку эти концессии были формально частными предприятиями, защита их интересов, как указывал статс-секретарь, могла бы использоваться как право вмешательства в корейские дела и, постепенно, привести к закреплению в Южной Маньчжурии и мирной аннексии Кореи Россией. Проект встретил понимание Николая II, значимой части двора и правительства. Одновременно Безобразов настоял на приостановке вывода российских войск из Маньчжурии после подавления Ихэтуаньского восстания в Китае, а также на учреждении на Дальнем Востоке России наместничества с широкими полномочиями[28].

Совокупность этих действий была расценена Японией как нарушение прежних договорённостей о взаимном признании Маньчжурии российской, а Кореи японской сферами интересов. Безуспешность миссии маркиза Ито в 1901 году договориться с Россией заново привела в 1902 году к формированию союза Японии с Британией, а спустя два года — к Тюренченскому сражению на реке Ялуцзян и, в целом, к развязыванию Японией на упреждение Русско-японской войне, проигранной Российской империей[27]. Одним из следствий этого поражения стала продажа корейских концессий РЛПТ американскому бизнесу в 1906 году[25]. Сторонники экспансионистского курса России рубежа XIX—XX веков вошли в историю как «безобразовская клика»[28].

Острова Кабраш

В 1907 году предсовмина России Пётр Столыпин направил морскому министру Ивану Дикову официальное письмо с просьбой рассмотреть предложение некоего проживающего в Португалии доктора Генриха Абре приобрести во владение России два необитаемых острова Азорского архипелага в Северной Атлантике. Оба острова совокупной площадью 0,29 км² на тот момент находились в частной собственности этого доктора. Морской генеральный штаб России рассмотрел вопрос и отклонил предложение в связи с невозможностью оборудования на этих островах ни базы флота, ни даже угольной станции, поскольку там нет гавани[29][1][неавторитетный источник? 2735 дней].

Халха

В 1911 году на волне упразднившей Цинскую империю в Китае Синьхайской революции в Урге (нынешний Улан-Батор) был создан комитет из крупнейших монгольских нойонов, провозгласивший независимость Внешней Монголии (Халхи) во главе с Богдо-гэгэном VIII, тогда же в Петербург была направлена представительная делегация. В 1912 году был подписан (напрямую, то есть минуя Китай) первый международно-правовой акт новой власти — монгольско-российское соглашение, зафиксировавшее покровительство России и что «прежние отношения Монголии и Китая, таким образом, прекратились»[30].

Хотя Владимир Ульянов (Ленин) в 1914 году характеризовал этот договор как «на деле устанавливающий протекторат России над Монголией»[31], дальнейшие шаги Российской империи не подтверждают такого вывода. Действительно, последняя поддерживала ургинское правительство оружием, деньгами, военными советниками и даже вводом небольшого количества войск (72 казака), однако в 1913 году в Пекине Россия и Китай подписали совместную декларацию, согласно которой Внешняя Монголия получала права широкой автономии под китайским сюзеренитетом, причём Китайская Республика при этом признала все статьи российско-монгольского соглашения[30][32]. В 1915 году статус Монголии «в составе Китая под покровительством России»[32] был закреплён трёхсторонним Кяхтинским договором. В 1919 году в нарушение этого соглашения в Халху были введены китайские войска и автономия была упразднена пекинскими властями. В 1921 году китайцы были изгнаны Азиатской конной дивизией барона Романа фон Унгерн-Штернберга, что привело к возникновению независимой Монголии[33].

Черноморские проливы

В 1915 году в ходе Первой мировой войны по соглашению трёх держав Антанты — России, Британии и Франции — предполагалось присоединение к Российской империи «Зоны проливов», включающей БосфорКонстантинополем), Мраморное море с окрестностями и Дарданеллы. Таким образом был бы гарантирован морской доступ России в Средиземное море и безопасность её Причерноморья (см. Восточный вопрос)[34].

В 1916 году соглашение Антанты было расширено и детализировано, по нему Россия, кроме Проливов, закрепляла за собой Восточную Анатолию (Западную Армению), а также получала участие в международном контроле Палестины[35].

Из-за Февральской и Октябрьской революций 1917 года, вызвавших общее разложение Русской армии и проблемы на фронте, запланированная Босфорская десантная операция не состоялась[36], а Советская Россия вышла из процесса совсем[34]. В 1920 году по завершившему мировую войну мирному договору Зона проливов объявлялась международной и демилитаризованной. В 1923 году и она, и Западная Армения отошли Турции, а Палестина стала частью британской подмандатной территории[35]. Проблема же проливов окончательно разрешилась лишь в 1936 году с принятием международной конвенции Монтрё об их статусе, действующей и сегодня.

См. также

Напишите отзыв о статье "Несостоявшиеся территориальные приобретения Российской империи"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Коршунов Ю. Россия, какой она могла бы быть. История приобретений и потерь заморских территорий. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 288 с. — ISBN 978-5-699-23812-5
  2. Истомина Е. [www.kommersant.ru/doc/704339 Остров британской Испании]. — Журнал «Коммерсантъ Weekend», № 172, 15 сентября 2006 года. — с. 56.
  3. Коршунова Н. [www.lib.csu.ru/vch/10/2003_01/006.pdf Восточный вектор геополитики Екатерины II: «Греческий проект»]. — Челябинск: Вестник Челябинского университета, 2003. — Сер. 10. — с. 62—68.
  4. Петров А. [www.runivers.ru/lib/book3056/9657/ Вторая турецкая война в царствование императрицы Екатерины II]. В 2-х т. Том II. — СПб.: Тип. Р. Голике, 1880. — 332 с.
  5. 1 2 Волосюк О. В. Внешняя политика Испании в XVIII веке: становление испано-русских отношений. — М.: РУДН, 2011. — С. 555—556. — ISBN 978-5-209-03581-7
  6. Шенкер Л. [magazines.russ.ru/slovo/2004/43/be2-pr.html Беседа о Екатерине Великой, южном «окне в Европу» и Мальтийском ордене Госпитальеров]. — Журнал «Слово/Word», № 43-44, 2004.
  7. Амьен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  8. Венский конгресс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  9. Безотосный В. [blackseafleet-21.com/news/22-11-2013_napoleonovskie-plany-pavla-petrovicha-nesostojavshijsja-geopoliticheskij-proekt-veka Наполеоновские планы Павла Петровича: несостоявшийся геополитический проект века], — Журнал «Родина», 2008. — № 7. — C. 45—51.
  10. 1 2 Милићевић J. [www.njegos.org/petrovics/slavserb.htm Црна Гора 1797—1851, Петар I Петровић, Идеја о обнови српске државе]. // Историјa српског народа, V-1. — Београд, 1994. — С. 170—171. (сербохорв.)
  11. Катаро, Бокка ди // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  12. 1 2 [america-xix.org.ru/library/bolkhovitinov-hawaii/ Русские на Гавайях (1804—1825)] // История Русской Америки (1732—1867): В 3 т. / Под ред. Н. Болховитинова. — М.: Международные отношения, 1997—1999.
  13. Файнберг Э. Дальнейшее освоение русскими Сахалина и переговоры Н. Н. Муравьёва в Эдо (1856—1860). Цусимский инцидент (1861) // Русско-японские отношения в 1697—1875 гг. — М.: Издательство восточной литературы, 1960. — С. 186—197. — 312 с.
  14. 1 2 Тумаркин Д. Белый папуас: Н. Миклухо-Маклай на фоне эпохи. — М.: Восточная литература, 2011. — 623 с. — ISBN 978-5-02-036470-7.
  15. Кудряшов К. [www.aif.ru/society/history/46332 Русь нереальная]. — Газета «Аргументы и факты», № 35, 28 августа 2013 года.
  16. 1 2 Погадаев В. Тайная дипломатия султаната Аче в XIX веке // Политическая интрига на Востоке. — М.: Восточная литература, 2000. — С. 302—311. — 416 с. — ISBN 5-02-018074-2
  17. Мухамеджанов И. [islam-today.ru/blogi/ildar-muhamedzanov/istoria-sultanata-aceh/ История султаната Ачех]. — Islam-today.ru, 10 декабря 2014 года.
  18. Ашинов, Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  19. 1 2 Луночкин А. «Атаман вольных казаков» Николай Ашинов и его деятельность. — Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 1999. — 148 с.
  20. [old.rs.gov.ru/node/15115 Лекция доктора исторических наук Владимира Петровича Казакова перед молодыми аргентинскими дипломатами]. — Официальный сайт Россотрудничества МИД России, 20 мая 2010 года.
  21. 1 2 Зарубин С. [e-notabene.ru/hr/article_16697.html К вопросу о российско-аргентинских отношениях в конце XIX — начале XX вв]. — Журнал «Genesis: исторические исследования», № 1, 22 января 2016 года. — С. 31—38.
  22. Ponce J., Fernandez M. Climate and Environmental History of Isla de Los Estados, Argentina. — Srpinger, 2014. — ISBN 978-94-007-4362-5. (англ.)
  23. 1 2 [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/XIX/1880-1900/Zachvat_Kiao_Cao/pred.htm Захват Германией Киао-Чао в 1897 г]. — Журнал «Красный архив», № 2 (87), 1938.
  24. Гостенков А. [cyberleninka.ru/article/n/nachalo-germanskoy-mirovoy-politiki-okkupatsiya-tszyaochzhou Начало германской мировой политики. Оккупация Цзяочжоу]. — Журнал «Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина», 2010. — Вып. № 2 / том 4.
  25. 1 2 Arnold D. American Economic Enterprises in Korea, 1895—1939. — Ayer Co Pub, 1976. — 515 p. — ISBN 0405092644 (англ.)
  26. Staley E. [net.lib.byu.edu/estu/wwi/comment/investor/Staley03.html War and the Private Investor, Chapter 3]. — N. Y.: Doubleday, Doran & Company, Inc, 1935. (англ.)
  27. 1 2 Пискулова Ю. Политика России в корейском вопросе накануне русско-японской войны 1904—1905 гг. // Российско-корейские отношения в конце XIX — начале XX веков. — М.: Дипломатическая академия МИД России, 2002. — С. 102—109. — 233 с.
  28. 1 2 Безобразовская клика — статья из Большой советской энциклопедии.
  29. Простаков С. [rusplt.ru/fact/azorskie_ostrova.html Россия могла приобрести часть Азорских островов]. — Журнал «Русская планета», 3 декабря 2013 года.
  30. 1 2 Батунаев Э. [cyberleninka.ru/article/n/o-stanovlenii-mongolskogo-gosudarstva-1911-g О становлении монгольского государства 1911 г]. — Журнал «Вестник Бурятского государственного университета», № 8, 2012. — С. 143—145.
  31. Ленин В. [books.google.ru/books?id=6W1KAAAAQBAJ&pg=PT445&lpg=PT445&dq=1911+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B0%D1%82+%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%8F&source=bl&ots=eLKclE2YC6&sig=ci7IxNNhbo1D6lHD4jpPboNRwmo&hl=en&sa=X&redir_esc=y#v=onepage&q=1911%20%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B0%D1%82%20%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%8F&f=false Неизвестные документы 1891—1922 гг. Том 28. Тетрадь «ν»]. — М.: РОССПЭН, 1999. — С. 508. — ISBN 5-86004-128-4
  32. 1 2 Дацышен В. [books.google.ru/books?id=YEHPBQAAQBAJ&pg=PA86&lpg=PA86&dq=1911+%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B0%D1%82+%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%8F&source=bl&ots=rqYoxLzGd6&sig=c95TFBkysEm8XnTDDGeP707HeoI&hl=en&sa=X&redir_esc=y#v=onepage&q=1911%20%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B0%D1%82%20%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%8F&f=false Четыреста лет истории русско-китайских отношений]. Ч. 1. — М.: Директ-Медиа, 2014. — С. 86—88. — 316 с. — ISBN 978-5-4458-8832-1
  33. Торновский М. События в Монголии-Халхе в 1920—1921 годах // Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны. — М.: КМК, 2004. — 213 с. — ISBN 5-87317-175-0
  34. 1 2 Вышинский А., Лозовский С. Англо-франко-русское секретное соглашение 1915. // Дипломатический словарь. — М.: Госполитиздат, 1948.
  35. 1 2 [www.obraforum.ru/lib/book1/ Системная история международных отношений. В 4-х т. Том 1. События 1918—1945 годов]. // Под ред. А. Богатурова. — М.: Московский рабочий, 2000. — 480 с. — ISBN 5-89554-138-0
  36. Широкорад А. Тысячелетняя битва за Царьград. — М.: Вече, 2013. — 384 с. — ISBN 978-5-4444-0761-5.
  37. </ol>

Литература

  • Коршунов Ю. Россия, какой она могла бы быть. История приобретений и потерь заморских территорий. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 288 с. — ISBN 978-5-699-23812-5
  • Знаменский А. [www.academia.edu/29013016/%D0%90%D0%BB%D1%8F%D1%81%D0%BA%D0%B0_%D0%B2_%D1%81%D0%BE%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D0%B3%D0%B5%D0%BE%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D1%80%D0%B8%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B5 Аляска в современной российской геополитической риторике]. — Научный журнал «Сибирские исторические исследования», 2016. — № 3. — С. 65.

Ссылки

  • Аптекарь П. [www.vedomosti.ru/opinion/articles/2014/10/17/svoya-chuzhaya-vojna Успехи и неудачи тайных войн России]. — Газета «Ведомости», № 3698, 17 октября 2014 года.
  • Акунин Б. [echo.msk.ru/blog/b_akunin/801873-echo/ Россия, которую мы потеряли]. — Радио «Эхо Москвы», 12 августа 2011 года.
  • Кудряшов К. [www.aif.ru/society/history/46332 Русь нереальная. Шесть стран, которые едва не стали нашими территориями]. — Газета «Аргументы и факты», № 35, 28 августа 2013 года.
  • Ашотов К. [versia.ru/kakie-territorii-mogla-poluchit-i-poteryala-rossiya Какие территории могла получить и потеряла Россия]. — Газета «Версия», № 42, 2 ноября 2015 года.
  • Нехамкин С. [argumenti.ru/history/n273/91890 Другие берега]. — Газета «Аргументы недели», № 3 (244), 27 января 2011 года.
  • Жирнов Е. [kommersant.ru/Doc/2795874 Кто подтолкнул русских к захвату колонии в Африке]. — Журнал «Коммерсантъ Власть», № 36, 14 сентября 2015 года. — С. 35.
  •  [youtube.com/watch?v=6ykQSUGty5g О несостоявшейся России] . — Сюжет итоговой программы «События» телеканала ТВ Центр, 16 сентября 2012 года.

Отрывок, характеризующий Несостоявшиеся территориальные приобретения Российской империи

Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.