Всемирный почтовый союз

Всемирный почтовый союз фр. Union Postale Universelle
Флаг Всемирного почтового союза
Членство:	192 страны-члена
Штаб-квартира:	Берн, Швейцария
Тип организации:	специализированное агентство ООН
Официальные языки:	французский (официальный, рабочий) английский (рабочий)
Руководители
Генеральный директор	Bishar Hussein
Основание
Основание	9 октября 1874
[www.upu.int/ www.upu.int]

Всеми́рный почто́вый сою́з (ВПС; международное сокращённое название — UPU, от фр. Union Postale Universelle и англ. Universal Postal Union) — основанная в 1874 году межгосударственная организация для обеспечения и совершенствования почтовых связей на образуемой Всемирным почтовым союзом единой почтовой территории. Объединяет практически все страны мира, включая Россию.

С учреждением в 1874 году Всемирного почтового союза были впервые установлены единообразные почтовые тарифы пересылки при направлении писем и других почтовых отправлений за границу.

Задачи

Всемирный почтовый союз ставит во главу угла своей деятельности следующие задачи:

• Установление единообразных международных почтовых связей и облегчение обмена международной почты посредством Всемирной почтовой конвенции и дополнительных соглашений.
• Содействие почтовому сотрудничеству государств-членов союза.
• Установление тарифов для международной почтовой связи (включая транзитные расходы).
• Урегулирование спорных вопросов между членами союза.

Органы ВПС

Организационно и структурно ВПС подразделяются на четыре основных органа:

• Всемирный почтовый конгресс (высший орган).

Созывается каждые четыре года, на котором все государства-члены союза представлены на равных началах. XXIV Всемирный почтовый конгресс прошёл с 23 июля по 12 августа 2008 года в Женеве (Швейцария).

• Административный совет (ранее — Исполнительный совет).
• Совет почтовой эксплуатации (в состав которого входит Комиссия по почтово-финансовым услугам, сопредседателем которой является Почта России (в лице Руководителя Дирекции финансовых услуг Авдюкова В. В.)
• Международное бюро как постоянный секретариат и орган управления в Берне.

ВПС также ведает делами двух кооперативных образований:

• Центра почтовых технологий, действующего органа кооператива «Телематикс» (Telematics Cooperative) и
• EMS.

Членство

Членами ВПС являются страны, подписавшие Устав и другие обязательные документы союза. Государства-члены ООН становятся членами союза путём простого заявления, все другие суверенные государства принимаются, если за это будет подано не менее ⅔ голосов государств — членов союза. В настоящее время ВПС объединяет 191 страну; одной из последних в июле 2006 года туда вступила Черногория. Однако в мире существует семь стран, не являющихся членами ВПС:

• Маршалловы Острова (входят в почтовую систему США)
• Палау (входит в почтовую систему США)
• Федеративные Штаты Микронезии (входят в почтовую систему США)
• Андорра (входит в почтовые системы Франции и Испании)
• Тайвань (частично признанное государство)
• Абхазия (частично признанное государство, сотрудничает с почтовой системой России)
• Южная Осетия (частично признанное государство)

Существует также два члена ВПС, не являющихся самостоятельными странами:

• Нидерландские Антильские острова и Аруба (члены ВПС с 1875 года)
• Заморские территории Великобритании (коллективный член ВПС с 1877 года)
  • Ангилья
  • Бермуды
  • Британская территория в Индийском океане
  • Британские Виргинские острова
  • Гибралтар
  • Каймановы острова
  • Монтсеррат
  • Остров Вознесения
  • Острова Питкэрн
  • Остров Святой Елены
  • Тёркс и Кайкос
  • Тристан-да-Кунья
  • Фолклендские острова
  • Южная Георгия и Южные Сандвичевы острова

История

Предыстория

С развитием почтовых сообщений, правительства стали заключать между собой почтовые конвенции о порядке пересылки корреспонденции через чужие владения транзитом, о размерах почтовых сборов и о распределении их между договаривавшимися сторонами. При заключении этих конвенций стороны часто заботились более всего о том, чтобы привлечь на свою территорию возможно больше почтовых отправлений и удлинить путь для их транзита, и таким образом искусственно завышали транзитные почтовые сборы (взимавшиеся сообразно весу и расстоянию), рассматривая транзитный пропуск почтовых отправлений исключительно как источник доходов.

Большим шагом вперед был Австро-Германский почтовый союз, заключённый в 1850 года между Пруссией, Австрией, прочими германскими государствами и управлением Почты Таксисов, на началах однообразного и равномерного взимания почтовых сборов. Союз этот прекратил своё существование после войны 1866 года, но в течение 1867—1873 года сначала Северогерманский союз, а затем Германская империя заключили ряд почтовых конвенций, проникнутых тем же духом.

По инициативе Соединённых Штатов Северной Америки, в 1863 году в Париже состоялся первый международный почтовый конгресс, но дело не пошло далее обмена мыслями.

Создание

ВПС был учреждён в 1874 году на международном почтовом конгрессе в Берне под названием «Всеобщий почтовый союз», по инициативе генерального почтмейстера Северогерманского союза Генриха фон Стефана и в присутствии представителей 22 государств. Основные начала, предложенные Германией, — единство почтовой территории, полная свобода и возможная безвозмездность транзита, единство почтовой таксы и принцип уравновешивания, а не распределения почтовых сборов — частью приняты были целиком, частью послужили предметом разного рода компромиссов.

9 октября на этом конгрессе был принят «Всеобщий единый почтовый договор», который распространялся на Австро-Венгрию, Бельгию, Великобританию, Германию, Грецию, Данию, Испанию, Италию, Люксембург, Нидерланды, Норвегию, Португалию, Россию, Румынию, Сербию, Турцию, Черногорию, Швейцарию, Швецию, а из внеевропейских стран — на Соединенные Штаты Северной Америки и Египет. Франция вошла в состав почтового союза лишь с 1 января 1876 года.

Дальнейшая история

В последующие годы территория почтового союза быстро расширялась; к нему присоединились:

• в 1876 году — Британская Индия, французские колонии;
• в 1877 году — Бразилия, Япония, Персия, датские, нидерландские, португальские, испанские и некоторые британские колонии;
• в 1878 году — Аргентина и Канада;
• в 1879 году — Ньюфаундленд, британские колонии в Центральной Африке, Либерия, Мексика, Гондурас, Перу, Болгария, Сальвадор;
• в 1880 году — Багамские Острова, Эквадор, Сан-Доминго, Уругвай, Венесуэла;
• в 1881 году — Барбадос, Чили, Колумбия, Гватемала, Гаити, Парагвай, Сент-Винсент;
• в 1882 году — Сандвичевы острова, Никарагуа;
• в 1883 году — Коста-Рика;
• в 1885 году — Боливия, Сиам;
• в 1886 году — Свободное государство Конго;
• в 1887—1888 годах — германские колонии и земли, состоящие под германским протекторатом в Африке и Австралии, и Тунис;
• в 1891 году — британские колонии в Австралии, острова Фиджи, британская Новая Гвинея;
• в 1895 году — Занзибар и земли Восточной Африки, состоящие под британским протекторатом;
• в 1897 году — Корея.

Территория почтового союза охватывала на момент закрытия первых всемирных почтовых конгрессов:

• 1874 года в Берне — 40 млн кв. км с 850 млн жителей,
• 1878 года в Париже — 67 млн км² с 750 млн жителей,
• 1885 года в Лиссабоне — 83 млн км² с 848 млн жителей,
• 1891 года в Вене — 96 млн км² с 946 млн жителей,
• 1897 года в Вашингтоне — 103 млн км² с 1020 млн жителей.

В 1878 году организация и договор были переименованы соответственно во «Всемирный почтовый союз» и «Всемирную почтовую конвенцию». Впоследствии было принято несколько международных (дополнительных) соглашений по отдельным видам услуг в международной почтовой связи.

На Всемирном почтовом конгрессе 1897 года в Вашингтоне было заявлено, что Китай присоединится к союзу немедленно по реорганизации в нём почтовой части, а также сообщено о близком присоединении Оранжевой республики. Следующий конгресс состоялся в 1903 году в Риме. По присоединении Китая в 1914 году почтовый союз обнимал территорию в 113,6 млн км², с населением в 1,396 млрд жителей. Вне союза тогда оставались лишь некоторые страны Африки и несколько островов Тихого океана.

Благотворное влияние Всемирного почтового союза сказалось прежде всего в колоссальном росте почтовых отправлений. Так, число отправлений, которые в 1873 году обращались в странах, вошедших затем в состав почтового союза, составляло около 3300 млн, а в 1896 году возросло до 20 млрд, в том числе (округлённо):

• 9 млрд писем,
• 3 млрд открытых писем,
• 2 млрд произведений печати и товарных образцов,
• 300 млн почтовых переводов, на сумму свыше 4,5 млрд рублей,
• 400 млн посылок,
• 700 млн ценных пакетов и
• 50 млн почтовых поручений и отправлений с наложенным платежом.

Число почтовых учреждений в странах почтового союза также возросло за этот период с 85 443 до 200 000. Ценностей, поскольку они объявлялись отправителями, в пределах почтового союза пересылалось по почте на сумму свыше 25 млн рублей в год. Под влиянием почтового союза многие государства стали вводить у себя новые почтовые операции. По образцу Всемирного почтового союза возникали и другие аналогичные международные унии (например, уния по перевозке грузов по железным дорогам), но ни одна из них не достигла столь широкого и прочного развития, как почтовый союз.

Эволюция союза

Одновременно с географическим распространением расширялся и круг деятельности почтового союза. На бернском конгрессе 1874 года задача его была ограничена пересылкой писем и бандерольных отправлений; посылки и денежные пакеты должны были служить предметом сепаратных соглашений между отдельными государствами. В дальнейшем в сферу деятельности почтового союза входил ряд операций, которые являлись предметом дополнительных соглашений между членами союза независимо от основной конвенции (фр. convention principale).

Законодательным органом почтового союза с самого его основания служили международные конгрессы, собиравшиеся первоначально каждые пять лет. На конгрессе каждому государству предоставлялся один голос, но наряду с метрополиями по одному голосу принадлежало Британской Индии, Канаде, всем британским колониям в Австралии, вместе взятым, всем прочим британским колониям, вместе взятым, Индокитаю, всем прочим французским колониям, вместе взятым, колониям германским, датским, испанским, нидерландским, португальским. Постановления конгресса подлежат ратификации со стороны правительств. В промежутки между двумя конгрессами постановления конвенции могут быть видоизменены или дополнены: член союза, выступающий с соответствующим предложением, обращается к бернскому бюро, которое собирает заключения и голоса остальных членов союза и даёт ход предложению лишь в том случае, если оно с самого начала поддержано ещё двумя государствами. В случае разногласия между членами союза о взаимных обязательствах или об истолковании конвенции и других соглашений, спор передается на рассмотрение третейского суда, который может быть вверен любому из членов союза, непосредственно в деле не заинтересованному.

Исполнительным органом союза является Международное бюро в Берне (Bureau international de l’Union postale universelle), состоящее под высшим надзором швейцарского почтового управления. С 1875 года бюро издаёт ежемесячный журнал: «L’Union Postale» («Почтовый союз»). Издержки по содержанию бюро первоначально не должны были превышать 125 000 франков в год и распределялись между членами союза, сообразно величине их территории и населения, для чего все государства были разделены на семь разрядов. Государства, числившиеся в 7-м разряде, вносили одну единицу издержек (к началу XX века — около 150 франков); государства, отнесённые к первому разряду (например, Россия), — 25 таких единиц.

Все страны, входящие в состав Всемирного почтового союза, для обмена почтовых отправлений между своими почтовыми учреждениями составляют одну почтовую территорию (un seul territoire postal). В пределах этой территории свободный обмен корреспонденции обеспечивается четырьмя основными положениями:

1. По всей территории союза установлена свобода транзита.
   В силу этого две страны, входящие в состав союза, могут обмениваться почтовыми отправлениями через посредство других членов союза. Те члены союза, которые поддерживают почтовые сообщения и со странами, находящимися вне союза, обязаны принимать на себя пересылку в эти страны почтовых отправлений всех других членов союза.
2. Безвозмездность транзитной пересылки.
   Была предложена германским проектом 1874 года в силу того соображения, что услуги, оказываемым государством по транзитной перевозке чужеземной корреспонденции через его территорию, в среднем уравновешивались соответствующими услугами, полученными им от других государств. Это соображение, вообще оправданное опытом, допускало, однако, изъятия, обусловленные обширностью некоторых государств или особенностями географического их положения. Такое изъятие должно было быть, например, допущено по отношению к Бельгии, являвшейся узловым пунктом на пути весьма оживлённых сообщений между несколькими великими державами. Не было также равновесия между такими государствами, которые содержали отдалённые заокеанские сообщения, и такими, которые таких сообщений не содержали, но все же ими пользовались. По всем этим причинам начало безвозмездного транзита не было принято бернским конгрессом 1874 года; но оно представдляет собой идеал, к которому постепенно приближался почтовый союз. По постановлению 1874 года, страна, от которой почтовые отправления исходили, была обязана внести транзитную плату в 2 франка с каждого килограмма писем и в 25 сантимов с каждого килограмма произведений печати и тому подобных отправлений при сухопутной (или морской — на расстоянии не свыше 300 морских миль) перевозке, такую же плату в двойном размере — при сухопутной перевозке на расстоянии свыше 750 км, а при морской перевозке на расстоянии свыше 300 морских миль была обязана возместить издержки транспорта, которые, однако, не должны были превышать 6,50 франка с килограмма писем и 50 сантимов с килограмма прочих отправлений. По поводу присоединения к союзу Британской Индии транзитная плата по морской перевозке, направлявшейся в эту страну, была установлена в 25 франков с килограмма писем. На парижском конгрессе 1878 года транзитная плата по сухопутной перевозке была установлена в 2 франка с килограмма писем и в 20 сантимов с килограмма прочих отправлений, независимо от расстояния, а ставки по морской перевозке были понижены с 6,50 франка до 5 и с 25 до 15 франков. Попытка к дальнейшему понижению транзитных плат, сделанная на венском конгрессе 1891 года, не увенчалась успехом вследствие того, что австралийские колонии своё присоединение к союзу ставили в зависимость от сохранения прежних ставок. На венском конгрессе для отправлений в страны, стоявшие вне союза, были установлены (для морской перевозки вне территории союза) единообразные ставки транзитного вознаграждения в 20 франков и в 1 франк. По постановлению вашингтонского конгресса 1897 года, в течение первых двух лет с 1 января 1899 года ставки за сухопутную транзитную перевозку понижались на 5 %, в течение следующих двух лет — на 10 %, по истечении первых четырёх лет — на 15 %; ставка по морской перевозке с 15 франков в те же сроки понижалась до 14, 12 и 10 франков.
3. Единообразная, независимая от расстояния почтовая такса (тариф).
   Установлена бернским конгрессом в следующих размерах: с писем — 25 сантимов за каждые 15 г, с открытых писем — 10 сантимов, с произведений печати, деловых бумаг и товарных образцов — 5 сантимов за каждые 60 г, причем, однако, каждое отдельное отправлениe деловых бумаг должно было быть оплачено не менее 25 сантимов, а каждое отправление товарных образцов — не менее 10 сантимов. Этот нормальный тариф являлся далее общеобязательным, без тех изъятий, которые допускались ещё бернским конгрессом. Дополнительная оплата допускалась лишь по отношению к таким отправлениям, которые подлежали морской перевозке; она не должна была превышать ставок нормального тарифа, а по отношению к открытым письмам (с 1 января 1899 года) — 5 сантимов. За пересылку всех этих отправлений заказным порядком может быть взимаема дополнительная плата не свыше 25 сант. Чтобы оценить значение этой таксы, достаточно сказать, что до 1874 года при обмене корреспонденции между странами, входившими затем в состав почтового союза, применялось свыше 1500 различных такс.
4. Отмена дележа почтовых сборов.
   Вместо распределения почтовых сборов, которое в прежнее время являлось камнем преткновения при заключении почтовых конвенций и затрудняло их исполнение, Всемирный почтовый союз усвоил простой принцип: в пользу каждого государства поступают те почтовые сборы, которые оно взимает. Согласно этому почтовый сбор с оплаченных (франкированных) отправлений поступает в пользу страны отправления, а с неоплаченных (нефранкированных) — в пользу страны назначения; никаких расчётов не производится. Принцип этот, выдвинутый Германией, основывался на том соображении, что на каждое письмо обыкновенно следует ответ. Опытом выяснено также, что в почтовых сношениях между двумя странами замечается приблизительно одинаковое отношение нефранкированных отправлений к франкированным. Расчёт за транзитные перевозки производился на основании данных, которые собирались раз в три года в течение 28 дней. Дело это было упрощено вашингтонским конгрессом 1897 года, которым было решено, чтобы на будущее время расчёты производились на основании статистических данных, собранных за май месяц 1896 года. До венского конгресса 1891 года расчёты эти завершались пересылкой между правительствами наличных денег, но затем бернское бюро стало играть по отношению к членам союза роль расчётной палаты.

В 1947 году ВПС приобрёл статус международной межправительственной организации и специализированного учреждения ООН с местопребыванием в Берне (Швейцария).

В 1957 году был создан Консультативный совет по почтовым исследованиям, который был составлен из 30 членов, избиравшихся конгрессом ВПС на пять лет. В задачи этого органа входило проведение исследований и консультаций по техническим, эксплуатационным и экономическим вопросам почтовой службы.

На XIV конгрессе ВПС 1964 года в Вене был учреждён Исполнительный совет в составе 31 члена, избранного конгрессом на пять лет. В соответствии с редакцией Устава (конституции) ВПС, принятой в том же 1964 году, целями союза были:

• обеспечение организации и совершенствования почтового обслуживания,
• поощрение развития международного сотрудничества в почтовой сфере,
• оказание технической помощи развивающимся странам в области организации и совершенствования почтовй связи.

На конгрессе 1969 года в Токио Всемирный почтовый союз учредил Всемирный день почты, вошедший в систему всемирных и международных дней ООН. На 1 января 1971 года членами ВПС являлись 143 государства и территории. К этому году состоялось 15 всемирных конгрессов ВПС, которые созывались, как правило, один раз в пять лет. ВПС издаёт отчёты конгрессов.

В деятельности ВПС могут принимать участие не только отдельные страны, но и некоторые международные организации. В целях ускорения почтового обмена и упрощения взаиморасчётов отдельные национальные почтовые администрации заключали между собой в рамках ВПС более узкие договоры, такие как Северный почтовый союз, Южноамериканский почтовый союз, Панамериканский почтовый союз и Арабский почтовый союз.

Главы ВПС

Директора Эжен Борель (1875—1892) Эдмонд Хён (1893—1899) Эжен Руффи (1899—1919) Камиль Декоппе (1920—1925) Эваристо Гарбани-Нерини (1925—1937) Рейнгольд Фуррер (1938—1944) Алоис Мури (1945—1949) Фриц Гесс (1950—1960) Эдуар Вебер (1961—1964)

Генеральные директора Эдуар Вебер (1964—1966) Мишель Рахи (1967—1973) Энтони Ридж (1973—1974) Мохаммад Ибрагим Собхи (1975—1984) Адвальду Кардозу Ботто ди Баррош (1985—1994) Томас Ливи (1995—2004) Эдуар Дайан (2005—2012) Бишар Абдирахман Хусейн (с 2013)

Используемые языки

Продолжительное время официальным языком ВПС был французский, а рабочими — русский, английский и испанский. В настоящее время официальным языком является французский; рабочим языком в 1994 году оставлен английский. В то же время большинство документов и публикаций ВПС (включая журнал «Почтовый союз») доступны на основных языках ООН — арабском, китайском, английском, французском, русском, испанском и португальском.

Памятник ВПС

В память об организации Всемирного почтового союза в Берне был воздвигнут монумент. В 1902 году, по поручению международного конгресса, разработкой его проекта занялся швейцарский Федеральный совет. Был объявлен интернациональный конкурс, на который предоставили 122 эскиза. Скульпторам предоставлялась свобода выбора формы памятника и материала для его изготовления. Жюри возглавил президент Федеральной комиссии искусств в Цюрихе профессор Ф. Блюнтшли. Жюри остановило своё внимание на шести проектах памятника и предложило их авторам детально разработать свои эскизы. На втором этапе конкурса победителем стал французский скульптор Рене де Сен-Марсо (René de Saint-Marceaux).

Памятник представляет собой земной шар, высящийся над облаками. Его окружает группа из пяти женщин, олицетворяющих пять частей света. Основа памятника — горы Швейцарии, среди которых расположена аллегорическая фигура города Берна.

По случаю юбилейных дат, связанных с ВПС, в некоторых странах также установлены памятные почтовые ящики.

• UPU2.JPG

  Памятник Всемирному почтовому союзу в Берне (воздвигнут в 1900 году)

• Japan Post join UPU 75th Anniversary Mailbox.jpg

  Памятный почтовый ящик, установленный в Токио в 1952 году по случаю 75-летия присоединения Японии к ВПС

• Post2.jpg

  Памятный почтовый ящик в честь 100-летия присоединения Японии к ВПС (1977)

ВПС и филателия

Выпуски марок

С 1957 года швейцарская почта выпускает для ВПС специальные почтовые марки.

Многими странами мира осуществлялись юбилейные выпуски марок в ознаменование создания ВПС. В СССР, являвшемся членом ВПС с 1924 года, первые памятные марки такого рода были выпущены в 1949 году в честь 75-летия Всемирного почтового союза (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 1474—1477).

• Stamp Switzerland 1900 5c reengraved.jpg

  Марка Швейцарии в честь
  25-летия ВПС (1900)

• Stamp Kuwait 1949 2.5a.jpg

  Марка Кувейта к 75-летию
  ВПС (1949)

• Pidpilna poshta8 UPU.jpg

  Марка «Подпольной почты Украины» в честь 75-летия
  ВПС (1949)

• 75 Jahre UPU Weltpostverein.jpg

  Марки ФРГ (1950) в честь
  75-летия ВПС, на которых изображён памятник Генриху фон Стефану

• Universal Postal Union stamp 10c 1974 issue.jpg

  Марка США из серии, посвящённой 100-летию ВПС (1974; картина Гойя)
   (Скотт #1537)

• 1988 CPA 6024.jpg

  Марка СССР с изображением памятника Всемирному почтовому союзу в Берне (1988) (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 6024)

Контроль эмиссий

ВПС совместно со Всемирной ассоциацией по развитию филателии (ВАРФ) разработали систему нумерации WNS для учёта почтовых марок стран мира, введённую в действие 1 января 2002 года. По состоянию на 28 ноября 2008 года, на веб-сайте WNS было представлено более 170 стран и почтовых организаций-эмитентов, а также свыше 36 тысяч зарегистрированных почтовых марок, выпущенных начиная с 2002 года. Многие из них сопровождаются изображениями марок, авторское право на которые обычно сохраняется за выпустившей марку страной, но скачивание которых разрешает ВПС и ВАРФ.

См. также

• Борель, Эжен
• Всемирная ассоциация по развитию филателии
• Всемирная почтовая конвенция
• Всемирный день почты
• Всемирный почтовый конгресс
• Всемирный почтовый конгресс (марка Великобритании)
• История почты
• Международный ответный купон
• Почтовая война
• Почтовая территория
• Почтовый союз (журнал, Харьков)
• Система нумерации ВАРФ
• Список почтовых организаций
• Стефан, Генрих фон
• CEPT
• UPAEP

Литература

• Всемирный почтовый союз // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• Новосёлов В. А. [mirmarok.ru/prim/view_article/212/ Глава 6. Всемирный почтовый союз]. Знакомство с филателией: Мир филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (30 октября 2008). — Электронная книга. Проверено 8 июня 2010. [www.webcitation.org/65RApaE5I Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
• [www.belpost.by/stamps/dictionary/v/ ВПС]. Русско-английский толковый словарь филателистических терминов — В. Юный филателист. Белпочта. Проверено 8 июня 2010. [www.webcitation.org/65RArDSi6 Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Всемирный почтовый союз

Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.