Revolution (песня The Beatles)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Revolution 1»)
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Revolution.
«Revolution»
Сингл The Beatles
с альбома The Beatles
Сторона «А»

Hey Jude

Сторона «Б»

Revolution

Выпущен

26 августа 1968 США США
30 августа 1968 Великобритания Великобритания

Формат

7”, CD

Записан

9-13 июля 1968, Лондон, Эбби Роуд

Жанр

Хард-рок

Длительность

3:25

Продюсер

Джордж Мартин

Композитор

Леннон/Маккартни

Лейбл

«Apple Records» США США

Места в чартах
Хронология синглов The Beatles
«Lady Madonna/The Inner Light
(1968)»		 «Revolution»
(1968)		 «Get Back/Don't Let Me Down
(1968)»
Образец аудио
Информация о файле
</td></tr>

«Revolution» (русск. Революция) — песня английской рок-группы «The Beatles», написанная Джоном Ленноном в 1968 году. Авторство песни приписано дуэту Леннон/Маккартни. «Revolution 1» — первая песня, записанная для альбома «White Album», была написана Джоном Ленноном в Индии в начале 1968 года. На её написание его вдохновили восстание студентов 1968 года в Париже, война во Вьетнаме и убийство Мартина Лютера Кинга. Она предвещала политическое пробуждение Леннона, которое затем стало основным элементом в его сольной карьере. В начале 1968 года произошёл резкий переход от эры хиппи и веры в мир и любовь к политическим беспорядкам, протестам и борьбе. Леннон, воодушевлённый этими событиями, с интересом наблюдал за происходящим. Рискуя утратить свою популярность, он решил выразить все эти переживания в песне[1]. Существует две версии песни «Revolution»: быстрая версия для стороны«Б»«Hey Jude» и медленная версия «Revolution 1», вошедшая в одноимённый альбом «Битлз». В оригинальной версии фигурируют слова «count me in» (русск. я с вами), однако в альбомную версию вошла запись со словами «count me out» (русск. «на меня не рассчитывайте»). Музыкант объяснял наличие двух вариантов песни тем, что не знал, какое сочетание слов выбрать (см. «Revolution 1 »). Хотя быстрая версия «Revolution» была записана только после «Revolution 1», она была выпущена раньше «Белого альбома». Эта песня породила раскол среди слушателей. Появились те, которые осуждали нежелание Леннона принимать участие в протестах[1]. Песня стала ремейком, которую продюсер группы планировал выпустить в формате сингла. Композиция «Revolution» занимает 9-е место в десятке «величайших консервативных песен всех времён» по версии слушателей «Absolute Classic Rock»[2].

«Revolution» — первая острая социально-политическая песня «Битлз». Композиция представляет собой своеобразный ответ Джона Леннона на кризис теоретических исканий «новых левых» образца 1968 года. Она освещает социально-политическую обстановку в Западной Европе в 1968 году, когда недовольство существующим порядком вещей охватило самые разные социальные слои и приняло формы студенческих волнений, забастовок рабочих, партизанских войн, национально-освободительных революций[3]. Название этой песни обманчиво: Джон Леннон не призывает к массовому восстанию, а, напротив, предлагает пересмотреть свои взгляды. По мнению Леннона, перемен в жизни можно достичь, не прибегая к насилию. Песня написана в менее обвинительной или, по крайней мере, в более тактичной форме. В 1987 году фирма «Nike» заплатила 250 тысяч долларов «Capitol Records» и такую же сумму «ATV Music Publishing» за использование этой песни в рекламе.

«Белый альбом» также включает песню «Revolution 9». Джон Леннон написал её с помощью Йоко Оно. Это экспериментальная пьеса, которую Леннон однажды назвал «музыкой будущего»[4]. Запись «Revolution 9» началась как продолжение окончания альбомной версии «Revolution», к которой были добавлены вокальные и звуковые семплы, «петли», реверсивные звуковые эффекты. Она создавалась под влиянием стиля «конкретной музыки» музыкантов Карлхайнца Штокхаузена, Эдгара Вареза, Ноно Луиджи и Джона Кейджа, далее была преобразована при помощи эффектов звуковой модификации (стереопанорамирования и фединга)[5].





Предыстория песни

Вскоре после Тетского наступления 1968 года в средствах массовой информации уже получили широкую огласку масштабные акции протеста против войны во Вьетнаме, организованные студентами[6]. Во Франции возмущение приобрело преимущественную форму студенческих протестов, поскольку именно университеты оказались теми социальными площадками, на которых углубляющееся противоречие между получаемыми в аудиториях ценностными установками, квалификациями, знаниями и новыми реалиями экономической жизни проявлялось наиболее остро[7]. Только с октября 1968 года по май 1969 более 200 университетских кампусов оказались охвачены волнениями, а в 1970 году — уже 75—80 % учащихся поддерживали левых радикалов. При этом лишь 14 % тогда назвали жизненным приоритетом карьеру, а 18 % заявили, что деньги — важнее всего прочего[8]. Все молодёжные движения того времени имели чёткую идентичность и однозначно осознавали себя как левые[3].

Основными аренами грозных народных возмущений стали Америка и Франция. Это был анархический протест против всех авторитетов и традиционных заповедей. Общая неприязнь к власти объединяла советских диссидентов, западных новых левых, вьетнамских партизан и китайских хунвейбинов[3]. Накануне этих событий, летом 1967 года в квартале Сан-Франциско под названием Хайт-Эшбери собралось около ста тысяч хиппи, знакомых и незнакомых, чтобы праздновать любовь и свободу, создавая тем самым уникальный феномен культурного, социального и политического бунта. Это событие вошло в историю как «Лето любви». С наступлением 1968 года мир переживал беспрецедентную волну студенческих выступлений: Польша, Италия, Испания, Германия, Британия, Америка[9]. В Испании учащаяся молодёжь восстала против диктатора Франсиско Франко. В Соединенных Штатах студенты возглавили народное движение против войны во Вьетнаме, а на юге страны — движение «чёрного самосознания» за гражданские права чернокожего населения[9]. Мощное политическое течение, известное под названием «Пражская весна» за «очищение социализма» в Чехословакии и его подавление войсками стран Варшавского договора[3], охватило интеллигенцию, студентов и часть рабочих в Чехословакии[9]. Интересно, что накануне 1968 года о масштабах этой трансформации свидетельствовал тот факт, что именно французские и чехословацкие интеллектуалы, в частности, Серж Малле и Андре Горц во Франции и группа Радована Рихты в Чехословакии — разработали теорию, согласно которой профессиональный и интеллектуальный «новый рабочий класс» постепенно заменит традиционный пролетариат в роли главной производительной силы[7].

В Англии, как и в других странах, студенты собирались на многотысячные демонстрации против американской войны во Вьетнаме[9]. Одна из первых демонстраций была проведена престижной Лондонской школой экономики и политических наук. В январе к акциям протеста присоединился Бирмингемский университет; в следующем месяце акции протеста продолжились в Лестере. 17 марта 25 000 человек приняли участие в демонстрации на площади Гровенор, где произошли ожесточенные столкновения восставших с полицией[10]. По воспоминаниям очевидцев, в демонстрации принял участие лидер группы «The Rolling Stones», Мик Джаггер[11]. Следует отметить, что тому предшествовал ряд исторических событий. 4 апреля 1968 года был убит лидер ненасильственного сопротивления расизму Мартин Лютер Кинг. В том же году известный детский врач Бенджамин Спок, участвовавший в антивоенном движении, приговорён к двум годам тюремного заключения за государственную измену[12]. Спок активно выступал против призыва на военную службу, мотивируя свой поступок так: «Нет смысла растить детей, чтобы потом позволить им заживо сгореть». Вскоре после этого более чем в 100 американских городах начались волнения, в которых расовый протест тесно связывался с антивоенным и социальным. В одном из престижнейших университетов — Колумбийском, расположенном в центре Нью-Йорка близ «чернокожего» Гарлема, протестующие студенты захватили несколько помещений и удерживали их целую неделю. Считается, что именно эта волна гражданского насилия положила начало массовому «бегству» белого среднего класса в пригороды, тем самым радикально изменив облик городов США[8].

Несмотря на антивоенные идеи Леннона, музыкант должен был высказаться против истеблишмента. Предполагалось, что песня «Revolution» «проиллюстрирует план» людей, призывавших к свержению системы[13]. В интервью 1980 года Леннон рассказывал:

Истеблишмент, или, как там их называют, «голубые паскудники». Не забывайте, что это болезнь. А если у вас в семье есть больной ребёнок, нельзя просто забыть о нём — надо попытаться вылечить его, протянуть ему руку. Значит, где-то по ходу дела надо назначить встречу с ними, потому что даже среди них встречаются человеческие существа. В сущности, все они люди, некоторые даже выглядят, как мы, и ведут себя так же. Поэтому наша задача, если мы и есть то самое поколение, протянуть руку умственно отсталому ребёнку, а не выбивать ему зубы, потому что так уж вышло, что этот ребёнок уже успел вырасти[14].

— Джон Леннон

Джон Леннон приступил к записи песни «Revolution» в конце зимы 1968 года, находясь в городе Ришикеш, в северной Индии, где практиковал занятия трансцендентальной медитацией[15]. «Revolution» стала первой наиболее откровенной политической песней «Битлз». Несмотря на многолетнее стремление первого менеджера «Битлз» Брайана Эпстайна удержать музыкантов от комментариев в области политики, после смерти Эпстайна 27 августа 1967 года они начали высказываться по многим проблемам, и, в частности, по поводу войны во Вьетнаме[16]. Одной из немногих песен на политическую тематику до выпуска «Revolution» была композиция Джорджа Харрисона — «Taxman». Весьма далекие от политики и исполнявшие песни в основном о любви, Леннон написал песню по просьбе коммунистических партий, предложивших музыканту «выбрать свой политический лагерь» и высказать своё мнение об истеблишменте. По мнению отдельных источников, это было связано с тем, что большинство высказываний Леннона часто расценивались как распространение идей «левых»[15]. В ответ на это Леннон принял решение написать песню «Revolution», в которой напрямую обратился к партиям. В интервью 1980 года Леннон пояснял: «Мне хотелось высказать своё отношение к революции. Я думал, что пришло время поговорить о ней, и считал, что хватит молчать, когда нас спрашивают о войне во Вьетнаме. Я обдумывал эту песню на холмах Индии. У меня по-прежнему сохранилось убеждение, что Бог спасёт нас, и всё будет хорошо. Вот почему я написал эту песню: мне хотелось поговорить, сказать своё слово о революциях»[17]. При этом последний вопрос о том, была ли песня написана под влиянием супруги Джона, Йоко Оно, заданный журналом «Плейбой», Леннон ответил: «Дело не в том, что она внушала мне писать подобные песни и не в том, что она вдохновила меня на написание таких песен. Текст песни „Революция“ — целиком и полностью мой»[18].

В середине мая 1968 года «Битлз» встретились в Кинфаунз (дом Джорджа Харрисона в Великобритании, Эшер), чтобы вместе прослушать демозаписи, сделанные для очередного студийного альбома. По неофициальной версии, одна из демозаписей песни «Revolution» включала два куплета, которые без изменений вошли в альбомную версию[13]. Интересно отметить и тот факт, что строка, ссылающаяся на китайского государственного политического деятеля Мао Цзэдуна, была добавлена в текст песни уже в процессе работы в студии. По словам Джона, это часть текста была наиболее важной и спорной[19]. В 1972 году Леннон признавался: «Я не должен был включать в текст песни имя председателя Мао»[20]. Идея включить в текст песни фразу «Всё будет в порядке» (русск. It’s gonna be alright) появилась у Джона в период занятий трансцендентальной медитацией в Индии. Леннон был убеждён, что Бог заботится о каждом человеке вне зависимости от его политических убеждений[21]. Йоко Оно присутствовала во время записи песни в студии, а также приняла участие в записи неопубликованной версии песни «Revolution 1». Также с её помощью была написана «Revolution 9».

Анализ слов текста песни

В песне Джон Леннон обращается к коммунистическим партиям. Первый куплет песни начинается с местоимения «Ты» («Ты говоришь, что хочешь революции», «Ты говоришь, что нашёл верное решение» и т. д.). После этого следует фраза «Well, you know…» (русск. Итак, ты знаешь)[22]. Леннон многократно призывает слушателей к отказу от насильственных действий. Те же обстоятельства подтверждаются текстом интервью, взятым журналом «Плейбой» у Джона Леннона в 1980 году.

В первом куплете Леннон однозначно даёт понять, что не одобряет уничтожение и насилие («Мы все хотим изменить мир, но когда ты говоришь об уничтожении, ты не знаешь, сможешь ли на меня рассчитывать»)[22]. Принадлежа к поколению хиппи, под этими словами музыкант подразумевает такие социальные явления, как Лето любви (англ. Summer of Love) и Мир и любовь (англ. Peace and love), настаивая на том факте, что эти социальные движения политически не действенны. По воспоминаниям Леннона, во время учёбы в колледже, в возрасте девятнадцати лет он «стоял за полное разрушение»[16]. Однако с годами взгляды музыканта значительно изменились в сторону необходимости просвещённого авторитаризма. В качестве подтверждения в интервью Леннон приводит многочисленные исторические примеры: «Стремления уничтожить систему существовали всегда. И что же? Так поступили ирландцы, русские и французы — и куда это их привело? Никуда. Это всё та же старая игра. Кто будет руководить разрушением? Кто придёт к власти? Это будут те, кто стоял в первых рядах разрушителей. Они первыми возьмутся за дело, и им же достанется власть. Не знаю, каков ответ, но думаю, всё дело в людях»[14].

Исключительно из склонности к пацифизму, в интервью 1980 года Леннон негативно отзывается о демонстрациях на площади Гросвенор: «К чему привели нас марши протеста? Марши на Гросвенор-сквер против войны во Вьетнаме… Во всех репортажах говорилось только о насилии — вот вам результаты маршей»[14]. Во втором куплете Леннон допускает мысль о том, что гипотетическая революция нуждается в «плане дальнейших действий»[22]. Основные вопросы, которые поднимает автор: кто будет руководить разрушением и кто придёт к власти? Леннон сам даёт ответ на заданные в песне вопросы в интервью журналу «Плейбой»: «Они не видят дальше собственного носа»[16]. В конце куплета Леннон добавляет: «Ты спрашиваешь меня о вложениях? Ты знаешь, мы сделаем, что сможем, но когда ты хочешь денег для людей с ненавистью в мозгах – всё, что я могу сказать тебе, — погоди, брат»[22].

В последнем куплете Леннон высказывает свою точку зрения. По мнению Джона, проблема стоит не на уровне политических организаций, а на уровне состояния разума. «Хочешь ли ты изменить конституцию? Мы хотим изменить твоё мышление. Ты хочешь изменить законы? Лучше б, знаешь, изменить твою породу», — говорится в последнем куплете, в конце которого Леннон иронично добавляет «но если ты носишься с портретами Председателя Мао, тебе не стоит вообще делать что-либо и как-либо»[22]. Несколькими годами позже, в 1972 году Леннон признавался, что жалеет о том, что включил в текст песни имя Мао. Леннон полагал, что это лишило бы его возможности когда-либо в будущем посетить Китай[4]. Основная идея песни состоит в том, чтобы изменить мышление людей в политических вопросах. В интервью 1969 года Леннон пояснял: «Единственный способ добиться продолжительного мира того или иного рода — изменить мышление людей. Другого пути нет. Правительство может делать это с помощью пропаганды, кока-кола — с помощью рекламы, так почему этого не можем сделать мы? Мы, поколение хиппи»[16].

Незадолго до своей трагической гибели, в интервью 1980 года для журнала «Плейбой», Джон Леннон говорил:

Заявление, прозвучавшее в «Revolution», моё. Эти слова справедливы и по сей день. Моё отношение к политике не изменилось. Я хочу видеть цель. Вот что я говорил Эбби Хоффману и Джерри Рубину. Но не рассчитывайте на меня, если речь идёт о насилии. Не ждите, что я полезу на баррикады — разве что с цветами. А если надо свергнуть что-нибудь во имя марксизма или христианства, я хочу знать, что вы намерены делать потом, после того, как все будет свергнуто. Я хочу спросить: неужели нам не пригодится ничего из нашего прошлого? Какой смысл бомбить Уолл-стрит? Если вы хотите изменить систему, измените систему. Что толку стрелять в людей?[14].

— Джон Леннон

Запись

Первая версия: Revolution 1

Revolution 1
Исполнитель

The Beatles

Альбом

The Beatles

Дата выпуска

22 ноября 1968

Дата записи

30 мая-21 июня 1968, студия «Эбби Роуд»

Жанр

Рок, блюз-рок

Длительность

4:17

Лейбл

Apple Records

Автор

Леннон — Маккартни

Продюсер

Джордж Мартин

Трек-лист альбома «The Beatles»
Long, Long, Long
(24)		Revolution 1
(25)		Honey Pie
(26)

Образец аудио
Информация о файле

</td></tr>

«Битлз» начали записывать «Revolution 1» (ещё под простым названием «Revolution») 30 мая 1968 года, спустя более трёх месяцев с последней сессии на Эбби-роуд. По воспоминаниям музыкантов, работа в студии проходила в «полном и неконтролируемом хаосе»[23][24]. Песня записана в ночь с 30 по 31 мая. Было записано 16 дублей, последний стал основой альбомной версии. Он был значительно длиннее предыдущих попыток и закончился на 10:17 криком Леннона: «OK, I’ve had enough!» (русск. Всё, мне надоело!). Последние шесть минут представляют собой диссонирующий инструментальный джем длительностью 10 минут и 46 секунд, с повторяющимися восклицаниями Леннона «All right», и стоном Джона и Йоко. С добавлением многочисленных петель и звуковых эффектов он стал основой для «Revolution 9». Запись продолжилась на следующий день, Леннон записал вокальные партии, Маккартни — бас. Джордж и Пол также записали бэк-вокал[1]. В этой версии Леннон поёт «count me out». 11 июля магнитофонную запись дополнили партией фортепиано, исполнителем которой был Ники Хопкинс. 15 июля был завершён процесс микширования моно-записи[25]. «Revolution 1» демонстрирует пример удачной рок-композиции с элементами блюза. Основной музыкальный размер — 4/4, музыкальная форма — бар[24]. В результате неудачного сведения всех звуковых компонентов на одну дорожку в конце последнего припева вступают дополнительные барабаны[26].

Во время работы над «Revolution 1» Леннон предпринял необычный шаг, исполнив партию лид-вокала, лёжа на полу. Звукооператор Брайан Гибсон рассказывает: «Джон решил, что будет лучше, если он будет петь, лёжа на спине. Поэтому моей главной задачей было установить микрофон так, чтобы он оказался выше его рта. Конечно, я нашёл это несколько странным и нелепым, но они постоянно искали новый оригинальный звук и всегда находили что-то новое»[27]. В первой версии песни фигурируют слова «count me out». Леннон заменил эту строку на слова «ты не знаешь, сможешь ли на меня рассчитывать» (англ. Don’t you know that you can count me out, in?)[28]. Позднее Леннон признавался, что долгое время не знал, на каком из вариантов остановить свой выбор[29]. Предлог «в» не был включён в текст альбомной версии песни[30]. На следующий день был добавлен орган, гитарное соло и различные звуковые эффекты, взятые из 11-минутного микса песни.

Джордж Мартин поясняет:

На другой стороне пластинки «Hey Jude» была записана песня «Revolution». Она записана с дисторшеном, что вызвало недовольство технического персонала. Но такова была идея. Песню написал Джон, и он решил придать ей новое звучание. Вот мы и довели её звучание почти до абсурда[14].

— Джордж Мартин

В феврале 2009 года в интернете появился 11-минутный микс «Revolution 1». Запись, обозначенная как 20-й дубль песни, примечательна тем, что является промежуточным вариантом между традиционно песенной «Revolution 1» и авангардной «Revolution 9», вошедшими на альбом 1968 года «The Beatles» (также известный как «Белый альбом»)[31]. Эта версия песни вошла в альбом-компиляцию 2009 года — «Revolution: Take…Your Knickers Off»[32][33]. Во время первой сессии звукозаписи нового альбома они запечатлели на плёнке последнюю 10-минутную композицию Джона, представлявшую собой открытое политическое заявление в поддержку позиции основных коммунистических партий в вопросе о студенческих волнениях в Париже. Первые четыре минуты записи стали базой для «Revolution 1», которая первоначально планировалась как сингл, но затем была забракована в связи с тематикой, а позже ещё раз переписана в полностью «электронной» аранжировке. Последние четыре минуты оригинала — какофония инструментальных проигрышей и вокальных импровизаций — стали базой «Revolution 9»[34]. Для её создания музыканты прибегли к обратной акустической связи[27]. Предполагается, что эта запись является моно-ремиксом 20-го дубля песни, записанного 4 июня[35]. Несмотря на то, что «Revolution 1 (Take 20)» уже стала популярна среди интернет-пользователей, подлинность записи до сих пор официально не подтверждена[36]. Микс начинается с объявления Леннона: «Снимайте штаны и вперёд!» (англ. Take your knickers off and let’s go)[1]. Опубликованный микс является 20 дублем песни «Revolution 1». Первая часть записи по своему звучанию схожа с альбомной версией песни «Revolution 1». В самом начале были записаны электрогитара, барабаны, рожок и гитара с сильно искажённым звучанием, дисторшн-эффектом[35]. Пол Маккартни и Харрисон исполняют бэк-вокальную партию со словами «Dada, Mama», подражая детским голосам. В конце записи слышен голос Йоко Оно, за которым следует реплика Харрисона «Вот оно» (англ. It is that!). В конце записи слышны повторяющиеся восклицания Леннона «All right», и стоны Джона и Йоко[35].

Вторая версия: Revolution

Леннон решил разделить существующую десятиминутную запись на две части: «Revolution 1» и авангардистский звуковой коллаж. Запись «Revolution 9» началась как продолжение окончания альбомной версии «Revolution», к которой были добавлены вокальные и звуковые семплы, «петли», реверсивные звуковые эффекты. 30 мая 1968 года «The Beatles» записали «Revolution 1». 18 дубль стал основой для «Revolution 9». Работа над «Revolution 9» началась 6 июня, когда Джон подготовил 12 плёнок с эффектами. Некоторые из них были его собственным изобретением, а некоторые были взяты из архивов «Эбби-роуд»[5]. «Джон хотел получить искажённый звук. Мы включили гитары на пульт записи. Технически это было неправильно. Однако именно это позволило нам получить новый гитарный эффект фуз. К счастью, наша иерархия не была в курсе дела. Очевидно, им запрещали любое злоупотребление нашим оборудованием», — объясняет звукоинженер Фил Макдоналд[37].

В интервью 1980 года Леннон рассказал:

Медленная версия «Revolution» в альбоме продолжалась бесконечно, я взял затихающую часть и просто наложил все остальное поверх неё. Основной ритм был взят из первоначальной «Revolution» вместе с записью двадцати колец и другими записями из архивов «EMI». Я брал классические записи, поднимался наверх, резал их, пускал задом наперёд, пробовал добиться нужного звучания различных шумов и эффектов. Рядом с десятью магнитофонами сидели люди, натягивая плёночные кольца карандашами, некоторые кольца были длиной в несколько дюймов, другие — в ярд. Я запустил их все и смикшировал их вживую. Мне пришлось сделать несколько миксов, прежде чем получился тот, что мне понравился. Йоко всё это время была рядом и решала, какие кольца пустить в работу. Думаю, вся песня создана под её влиянием[14].

— Джон Леннон

Премьерный выпуск сингла

4 июня было записано ещё несколько дублей. Маккартни и Харрисон добавили бэк-вокал, спев периодически повторяющееся в конце "Mama, Dada, Mama, Dada. Ринго Старр добавил также больше ударных инструментов. Леннон записал гитарную партию, используя педаль экспрессии, Маккартни — партию органа. Под финальным названием «Revolution 1», песня была закончена 21 июня 1968 года. Музыканты записали две трубы и четыре тромбона, Харрисон наложил партию соло-гитары[1]. Первоначально Леннон планировал, что «Revolution 1» станет вторым синглом нового альбома «Битлз», однако Маккартни и Харрисон сочли, что оригинальная версия песни не подходит для выхода в формате сингла, и решили перезаписать песню[38]. Работа над новой убыстрённой версией песни началась 9 июля[39].

Согласно немецкому критику сайта «Allmusic» Ричи Унтербергеру, песня начинается «с поразительного гитарного рифа фуза, обстреливающего пулемётным огнём»[40]. Характерный искажённый звук гитары Леннона был достигнут при помощи распределительной коробки директ-бокса, главное предназначение которой состоит в согласовании высокого выходного сопротивления гитары и низкого входного сопротивления пульта[41]. С его помощью музыкантам удалось повысить уровень гитарного сигнала[42]. Джефф Эмерик отмечает, что он последовательно пропустил сигнал через два микрофонных предусилителя[43]. В настоящее время доступны две версии ремастеров «Белого альбома», ремастированного командой звукоинженеров студии «Эбби Роуд», которые занимались восстановлением оригинальных студийных альбомов «Битлз». Результатом этой работы стало наиболее чёткое звучание и выявление новых деталей песни. После проведённой работы стало известно, что в начале песни во время слова «well» наблюдается склейка вокала Джона Леннона. Голос Джона рассинхронизировался при двойном наложении вокала (англ. double-tracked vocal) во время слова «head», а в конце песни звучат неизвестные голоса[44]. По словам Леннона, некоторые из слов песни «были написаны спонтанно»[45].

Основная тональность «Revolution» — си мажор, в песне «Revolution 1» — ля мажор. Версия «Revolution 1» включает бэк-вокальную партию, исполненную Джорджем Харрисоном и Полом Маккартни со словами «shoo-bee-do-wah», а также добавленный музыкантами инструментальный проигрыш. «Revolution» завершается кульминационной концовкой, в то время как в «Revolution 1» наблюдается постепенное затухание громкости[46].

Рецензии

«Revolution» выпущен синглом с «Б»-стороной «Hey Jude» в конце августа 1968 года. На альбоме «Битлз» «Revolution 1» появился в конце ноября 1968 года. «Revolution 1» — первый трек на четвёртой стороне «Белого альбома». Песня достигла 12-го места в музыкальных хит-парадах США и 1-й позиции в хит-парадах Новой Зеландии[47]. В Австралии двухсторонний сингл «Hey Jude»/«Revolution» достиг первого места в национальных хит-парадах.

В 1970 году «Revolution» был включён в американский альбом-сборник «Hey Jude», где впервые был выпущен в формате стерео. В интервью 1974 года Леннон признавался, что песня в таком формате ему не понравилась. Музыкант отдавал предпочтение моно-версии песни. По словам Леннона, изначально «тяжёлая музыка» после процесса микширования «превратилась в кусок мороженого»[48]. Песня вошла в другие альбомы-компиляции, включая «The Beatles 1967—1970» и «Past Masters». Для мюзикла «Love» 2006 года Джордж Мартин использовал первую, сингловую версию песни «Revolution», по его словам, «убрав всё лишнее». При этом на CD и DVD записаны разные варианты: DVD-версия на минуту длиннее[49].

Выпуск «Revolution» получил широкую огласку в средствах массовой информации относительно идеи контркультуры и новых левых: политический журнал «Ramparts» назвал действия музыкантов «предательством», а известный теоретический журнал «New Left Review» отметил, что песня стала «грустным криком от страха к мелкой буржуазии»[50]. Однако стоит отметить, что часть «левых» положительно отозвались о песне «Revolution», отметив, что музыканты правильно поступили, отказавшись от радикализма и выступив в защиту «пацифистского идеализма»[51]. Сторонники «правых» утверждали, что «Битлз» являются диверсантами, придерживающимися умеренных взглядов и «не призывающих маоистов к „расцвету“ революции»[21]. В качестве подтверждения просоветских чувств «Битлз», журнал «John Birch Society» ссылается на песню «Revolution» и на другую песню из «Белого альбома» — «Back in the U.S.S.R.»[52]. «Revolution» можно противопоставить песне группы «The Rolling Stones» — «Street Fighting Man» (русск. Уличный боец), также посвящённой событиям 1968 года и выпущенной в том же году. В отличие от «Revolution», слушатели восприняли её более благосклонно[53]. Такие композиции «The Rolling Stones», как «Street Fighting man» и «Sympathy for the Devil», были реакцией на изменение настроений в обществе[54].

Музыкальный журналист Грейл Маркус отметил, что критики были сосредоточены исключительно на вопросе политики и не смогли по достоинству оценить качество музыки. По словам журналиста, текст песни несёт «безрезультатность и сдерживание чувств», а музыка придаёт «свободу и движение, при этом избегая релевантных политических сообщений»[30]. Известный музыкальный критик Дэйв Марш упоминает «Revolution» в своей книге 1989 года — «1001 величайших синглов всех времён». В своей книге Марш сравнивает композицию «Revolution» с «драгоценным камнем», утверждая, что в структуре песни присутствует «свирепый эффект фуза с элементами рок-н-ролла» и «рычащим» вокалом Леннона[55]. Ричи Унтербергер в своей публикации на сайте «Allmusic» назвал назвал песню «Revolution» «одной из самых величайших и сумасшедших песен „Битлз“ в стиле рок-н-ролла» со «смелым и ярким текстом». Унтербергер также отметил, что во время прослушивания песни «сердце слушателя начинает колотиться прежде, чем Леннон принимается исполнять первый куплет»[56].

Видеоклипы на песню

Съёмки музыкальных видеоклипов на песни «Hey Jude»/«Revolution» проходили 4 сентября 1968 года. Клипы снял режиссёр Майкл Линдси-Хогг. Оба клипа на песню «Revolution» по стилю похожи друг на друга[57]. Инструментальная и вокальная партия в композиции были записаны предварительно. Кроме того, в клипе во вступлении к песне Леннон заменил слова «мы полюбим всё» (англ. we’d all love) на фразу «мы все хотим» (англ. we all want). В отличие от версии сингла, крик в начале песни принадлежит не Джону Леннону, а Полу Маккартни. Леннон объяснял это тем, что в процессе записи не мог вовремя задержать дыхание перед исполнением первого куплета.

Видеоклип на песню «Hey Jude» был впервые показан в телевизионной программе Дэвида Фроста, транслируемой на телеканале ITV. Видеоклип на песню «Revolution» транслировался в программе Би-би-си — «Top of the Pops» 19 сентября 1968. Первый американский показ «Revolution» состоялся 13 октября 1968 в программе «Smothers Brothers Comedy Hour»[57].

Использование музыки в рекламе Nike

«Нам нужно остановить это, чтобы создать прецедент. Иначе все растащат наши песни. Каждая битловская песня будет звучать в рекламе нижнего белья и сосисок. Одно дело, когда ты уже умер, а другое дело, когда всё это ещё вокруг тебя! Никакого почтения к тому, что мы написали и записали эти песни, и это было нашей жизнью»[58].
—  — Джордж Харрисон (Ноябрь 1987)
Внешние видеофайлы
[www.youtube.com/watch?v=iMXhtFik-vI TV commercial for Nike «Revolution» ]

В 1987 году фирма «Nike» заплатила 250 тысяч долларов «Capitol Records» и такую же сумму «ATV Music Publishing» (принадлежавшая на тот момент Майклу Джексону) за использование этой песни в рекламе[1]. Реклама появилась на телевидении в марте 1987 года[58]. Пол, Джордж и Ринго крайне негативно отозвались об этом событии. Также это вызвало волну возмущения среди битломанов: по общему мнению, Джон Леннон не одобрил бы сделки, прежде всего потому, что продукция «Nike» производится в том числе на фабриках с дешёвой рабочей силой в тяжёлых условиях. Тем не менее, сделка получила поддержку Йоко Оно: журнал «Time» приводит её слова о том, что «такая реклама сделает музыку Джона доступной новому поколению»[59]. Летом того же года трое битлов вместе с фирмой «Apple» подали в суд на «Nike», их рекламное агентство Wieden+Kennedy и «Capitol-EMI Records»[59].

Судебный процесс с участием «Битлз» и «EMI» начался в ноябре 1989 года. Суд длился более двух лет, стороны пришли к соглашению, но широкой публике условия этого соглашения неизвестны[60]. Ещё до окончания процесса «Nike» перестала транслировать эту рекламу. Позже Йоко дала разрешение на использование в рекламе песни Джона «Instant Karma!»[1]. Финансовый веб-сайт TheStreet.com включил рекламную кампанию «Nike» с использованием музыки «Битлз» в свой список «100 ключевых деловых мероприятий XX века»[61]. «Capitol-EMI» заявили, что судебный процесс был необоснованным, потому как фирма получила лицензию на использование песни «Revolution», прибегнув к «активной поддержке со стороны Йоко Оно, акционера и директора фирмы Apple»[58].

Состав музыкантов

Revolution

Revolution 1

Кавер-версии

«Revolution»
Сингл Stone Temple Pilots
Выпущен

Ноябрь 2001 США США

Формат

CD

Жанр

Хард-рок

Длительность

3 мин. 21 с.

Композитор

Леннон/Маккартни

Лейбл

«Atlantic Records» США США

Хронология синглов Stone Temple Pilots
«Days of the Week
(2001)»		 «Revolution»
(2001)		 «All in the Suit That You Wear
(2003)»

Одна из первых кавер-версий на песню была записана в 1969 году группой «The Head Shop» и вошла в одноимённый альбом музыкантов, работавших в жанре психоделического рока.

Наиболее известная кавер-версия была записана в октябре 2001 года группой «Stone Temple Pilots». Музыканты впервые исполнили «Revolution» во время благотворительного концерта, посвящённого памяти Джона Леннона в поддержку жертв нападений жертв террористических нападений 11 сентября 2001 года — «Come Together: A Night for John Lennon's Words and Music». Концертная запись имела имела большой успех на радио, и музыканты решили сделать студийную запись. В формате сингла песня была выпущена в ноябре 2001 года[62]. В американском хит-параде «Hot Mainstream Rock Tracks» песня достигла 30-го места[63].

Год Исполнитель Альбом
1969 The Head Shop «The Head Shop»
1970 Билли Брэгг «Revolution No. 9: A Tribute to The Beatles»
1985 The Thompson Twins «Here’s to Future Days»
1989 Mike + The Mechanics «Rude Awakening»
1997 The Grateful Dead «Terrapin Station (Limited Edition)»
1999 Blessid Union of Souls «Walking Off the Buzz»
2000 Running Wild «Victory»
2001 Grandaddy саундтрек к фильму «Я — Сэм»
2002 Phish «Live Phish 13»
2006 Reckless Kelly «Reckless Kelly Was Here»
2007 Джим Стёрджесс саундтрек к фильму «Через Вселенную»
2007 Rascal Flatts саундтрек к фильму «Эван всемогущий»
2010 Mercy Me «Live at Arco Arena Sacramento»

См. также

Напишите отзыв о статье "Revolution (песня The Beatles)"

Примечания

Примечания
  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [music-facts.ru/song/The_Beatles/Revolution_1/ Факты о песне «Revolution 1»]  (рус.)
  2. ↑ [www.beatles.ru/news/news.asp?news_id=2748 Песня «Revolution» группы The Beatles — в «десятке величайших консервативных песен всех времён»]  (рус.)
  3. ↑ 1 2 3 4 [web.archive.org/web/20080501172705/www.expert.ru/printissues/russian_reporter/2008/16/god_velikogo_pereloma/ «1968: год великого перелома»] «Эксперт Online». 1 мая 2008.  (рус.)
  4. ↑ 1 2 [youtube.com/watch?v=aYg-UjN88Cc Джон Леннон и Йоко Оно на шоу Дика Каветта] на YouTube
  5. ↑ 1 2 [music-facts.ru/song/The_Beatles/Revolution_9/ Факты о песне «Revolution 9»]  (рус.)
  6. ↑ MacDonald, 1994, p. 226.
  7. ↑ 1 2 [magazines.russ.ru/nz/2008/4/arr2.html «1989 как продолжение 1968»] Журнал «Неприкосновенный запас». № 4 (60) (рус.)
  8. ↑ 1 2 [www.vokrugsveta.ru/vs/article/6300/ «1968 год: на изломе эпох»] Журнал «Вокруг света». № 9 (2816). Сентябрь 2008.  (рус.)
  9. ↑ 1 2 3 4 [ni-journal.ru/rez/abc98bbf/ «Месяц революции. Франция 1968»] Журнал «Национальные интересы».  (рус.)
  10. ↑ Burley, 2008, p. 226.
  11. ↑ Бертран Лемониер. Битлз в Англии. — 2007. — P. 327-333. — ISBN 2-84174-016-1.
  12. ↑ согласно французской Википедии
  13. ↑ 1 2 Everett, 1999, p. 173.
  14. ↑ 1 2 3 4 5 6 [letitbeat.narod.ru/anthology/anthology_251.html Интервью с участниками «The Beatles» (1968 год)] на сайте letitbeat.narod.ru  (рус.)
  15. ↑ 1 2 Steve Turner. A Hard Day's Write. — Harper Paperbacks, 1999. — P. 169. — 500 p. — ISBN 2-258-06585-2.
  16. ↑ 1 2 3 4 The Beatles. The Beatles Anthology. — Seuil, 2000. — P. 298-299. — 500 p. — ISBN 2-02-041880-0.
  17. ↑ The Beatles, 2000, p. 298.
  18. ↑ David Sheff, [www.beatlesinterviews.org/dbjypb.int3.html «Интервью Джона Леннона и Йоко Оно для журнала Плейбой»] 1980, Плейбой. Проверено 10 мая 2009
  19. ↑ Bextor, Barrow, p. 74.
  20. ↑ Spignesi, Lewis, p. 40.
  21. ↑ 1 2 MacDonald, 1994, p. 227.
  22. ↑ 1 2 3 4 5 John Lennon ana Paul McCartney, [www.stevesbeatles.com/songs/revolution.asp «Ключи к песне Revolution»] на сайте [stevesbeatles.com stevesbeatles.com]. Проверено 26 февраля 2009
  23. ↑ Geoff Emerick. Here There and Everywhere, My Life Recording The Music of The Beatles. — Gotham Books, 2006. — P. 169. — 233 p. — ISBN 978-1-592-40269-4.
  24. ↑ 1 2 Everett, 1999, p. 174.
  25. ↑ Lewisohn, 2000, p. 289.
  26. ↑ Emerick, Massey, p. 243.
  27. ↑ 1 2 Lewisohn, 1988, p. 135.
  28. ↑ Lewisohn, 1988, p. 136.
  29. ↑ Wenner, 2000, pp. 110–111.
  30. ↑ 1 2 Wiener, 1991, p. 61.
  31. ↑ [lenta.ru/news/2009/02/23/beatles/ В интернете появился неизданный вариант песни The Beatles «Revolution»] Lenta.ru. 23 февраля 2009.  (рус.)
  32. ↑ Kreps, 2009.
  33. ↑ Winn, 2009, pp. 171–173.
  34. ↑ [beatles-online.narod.ru/Guide/the_white_album.htm Полный путеводитель по музыке «The Beatles»] Джон Робертсон.  (рус.)
  35. ↑ 1 2 3 McKinney, 2009.
  36. ↑ New Music Express, 2009.
  37. ↑ Mark Lewisohn, p. 142—143.
  38. ↑ MacDonald, 1994, p. 229.
  39. ↑ Lewisohn, 2000, pp. 288–289.
  40. ↑ Unterberger, 2010.
  41. ↑ [www.guitarro.ru/d_box.php «Директ-бокс»] Всё о гитарах.  (рус.)
  42. ↑ Everett, 1999, p. 178.
  43. ↑ Emerick, Massey, p. 253.
  44. ↑ [www.beatles.ru/news/news.asp?news_id=5400 «Ремастеры» Битлз — новые детали в знакомых песнях] Beatles.ru. 17 сентября 2009 года.  (рус.)
  45. ↑ MacDonald, 1994, p. 238.
  46. ↑ Pollack, 1997.
  47. ↑ Allmusic.
  48. ↑ Unterberger, 2006, p. 167.
  49. ↑ [www.ixbt.com/multimedia/music-beatles-love.shtml Рецензия на альбом «Love» Битлз] 20 ноября 2006 года.  (рус.)
  50. ↑ Wiener, 1991, p. 60.
  51. ↑ Wiener, 1991, p. 62.
  52. ↑ Wiener, 1991, p. 63.
  53. ↑ Burley, 2008.
  54. ↑ [www.2uk.ru/culture/kulture331 Культура Великобритании «Роллинг Стоунз»]  (рус.)
  55. ↑ Marsh, 1989, p. 424.
  56. ↑ Unterberger, 2000, pp. 296–297.
  57. ↑ 1 2 Lewisohn, 2000, pp. 296–297.
  58. ↑ 1 2 3 Doyle, 2009.
  59. ↑ 1 2 Pareles, 1987.
  60. ↑ Kozinn, 1989.
  61. ↑ TheStreet.com, 1999.
  62. ↑ Wiederhorn, 2001.
  63. ↑ Billboard, 2001.
Библиография
  • [allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=11:hifrxqw5ldse~T51 The Beatles: Charts & Awards: Billboard Singles]. Allmusic. Проверено 4 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWCWrBX Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • The Beatles. The Beatles Anthology. — San Francisco: Chronicle Books, 2000. — ISBN 978-0-8118-2684-6.
  • Paul McCartney: Now and Then. — Milwaukee: Hal Leonard, 2004. — ISBN 978-0-63406-919-2.
  • [books.google.com/books?id=JRIEAAAAMBAJ&lpg=PA7&pg=PA95#v=onepage&q&f=false Mainstream Rock Tracks (December 1, 2001)], Billboard (1 December 2001). Проверено 4 сентября 2010.
  • Burley, Leo. [www.independent.co.uk/arts-entertainment/music/features/jagger-vs-lennon-londons-riots-of-1968-provided-the-backdrop-to-a-rocknroll-battle-royale-792450.html Jagger vs Lennon: London's riots of 1968 provided the backdrop to a rock'n'roll battle royale], The Independent (9 March 2008). Проверено 31 августа 2010.
  • Doyle, Jack [www.pophistorydig.com/?tag=the-beatles-vs-nike Nike & The Beatles, 1987–1989]. The Pop History Dig (27 July 2009). Проверено 12 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWD9pUb Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Dülffer, Meike [www.eurotopics.net/en/archiv/magazin/geschichte-verteilerseite-neu/achtundsechzig-2008-03/debatte-1968-2008-03/ 1968—A European Movement?]. euro-topics (26 March 2008). Проверено 8 октября 2010. [www.webcitation.org/67xWDtjJT Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Here, There and Everywhere: My Life Recording the Music of The Beatles. — New York: Gotham, 2006. — ISBN 978-1-59240-179-6.
  • Everett Walter. The Beatles as Musicians: Revolver through the Anthology. — Oxford University Press, 1999. — ISBN 978-0-19512-941-0.
  • Kozinn, Allan. [www.nytimes.com/1989/11/10/arts/beatles-and-record-label-reach-pact-and-end-suit.html Beatles and Record Label Reach Pact and End Suit], The New York Times (10 November 1989). Проверено 20 августа 2010.
  • Kreps, Daniel [www.rollingstone.com/music/news/15765/93793 The Beatles' Experimental 'Revolution 1 (Take 20)' Surfaces]. Rolling Stone (27 February 2009). Проверено 12 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWEiJXx Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Lewisohn Mark. The Beatles Recording Sessions. — New York: Harmony Books, 1988. — ISBN 0-517-57066-1.
  • Lewisohn Mark. The Complete Beatles Chronicle. — London: Hamlyn, 2000. — ISBN 978-0-60060-033-6.
  • MacDonald Ian. Revolution in the Head: The Beatles' Records and the Sixties. — New York: Henry Holt, 1994. — ISBN 978-0-80504-245-0.
  • Marsh Dave. The Heart of Rock & Soul: The 1001 Greatest Singles Ever Made. — New York: New American Library, 1989. — ISBN 978-0-45226-305-5.
  • McKinney, Devin [heydullblog.blogspot.com/2009/02/revolution-1-in-head.html 'Revolution 1' in the head] (24 February 2009). Проверено 12 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWG3XWf Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • [www.nme.com/news/the-beatles/42967 Unreleased Beatles material surfaces online]. New Music Express (23 February 2009). Проверено 16 марта 2010. [www.webcitation.org/67xWHRJpy Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Pareles, Jon. [www.nytimes.com/1987/08/05/arts/nike-calls-beatles-suit-groundless.html Nike Calls Beatles Suit Groundless], The New York Times (5 August 1987). Проверено 12 сентября 2010.
  • Pollack, Alan W. [www.icce.rug.nl/~soundscapes/DATABASES/AWP/r.shtml Notes on 'Revolution' and 'Revolution 1']. Soundscapes.info (1997). Проверено 12 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWJogab Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Here, There, and Everywhere: The 100 Best Beatles Songs. — New York: Black Dog, 2004. — ISBN 978-1-57912-369-7.
  • [www.thestreet.com/story/747904/1.html The Basics of Business History: 100 Events That Shaped a Century: Nos. 100 to 81]. TheStreet.com (19 May 1999). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWKOrla Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Unterberger Richie. The Unreleased Beatles: Music and Film. — San Francisco: Backbeat Books, 2006. — ISBN 978-0-87930-892-6.
  • Unterberger, Richie [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=33:gjfixqwrldfe Revolution (The Beatles): Song Review]. Allmusic. Проверено 29 августа 2010. [www.webcitation.org/67xWLbUVt Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Wenner Jann S. Lennon Remembers (Full interview from Lennon's 1970 interview in Rolling Stone magazine). — London: Verso, 2000. — ISBN 1-85984-600-9.
  • Wiederhorn, Jon [www.mtv.com/news/articles/1450470/20011101/story.jhtml Stone Temple Pilots launch 'Revolution' For WTC Victims]. MTV News (1 November 2001). Проверено 12 сентября 2010. [www.webcitation.org/67xWM5Ycp Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
  • Wiener Jon. Come Together: John Lennon in His Time. — Urbana: University of Illinois Press, 1991. — ISBN 978-0-252-06131-8.
  • Winn John C. That Magic Feeling: The Beatles' Recorded Legacy, Volume Two, 1966–1970. — New York: Three Rivers Press (Random House), 2009. — ISBN 978-0-307-45239-9.

Ссылки

  • [www.oldielyrics.com/lyrics/the_beatles/revolution.html Текст песни The Beatles — Revolution]  (англ.)
  • [oldies.about.com/od/thebeatlessongs/a/revolution.htm О песне «Revolution»] на сайте oldies.about
  • [www.songfacts.com/detail.php?id=142 «Revolution»] на сайте Songfacts  (англ.)
  • [www.beatlesbible.com/songs/revolution-1/ «Revolution 1»] на сайте The Beatles Bible  (англ.)

Ссылки на YouTube

  • [www.youtube.com/watch?v=CzCjGgrewYY The Beatles — Revolution]
 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Bextor, Barrow, Burley, 2008, Doyle, 2009, Emerick, Massey, Everett, 1999, Kozinn, 1989, Kreps, 2009, Lewisohn, 1988, Lewisohn, 2000, MacDonald, 1994, Marsh, 1989, McKinney, 2009, Pareles, 1987, Pollack, 1997, Spignesi, Lewis, TheStreet.com, 1999, The Beatles, 2000, Unterberger, 2000, Unterberger, 2006, Unterberger, 2010, Wenner, 2000, Wiederhorn, 2001, Wiener, 1991, Winn, 2009
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Revolution (песня The Beatles)


Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Revolution_(песня_The_Beatles)&oldid=80448004»