Yellow Submarine (песня)
Поделись знанием:
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.
Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
| «Yellow Submarine» | ||||
 | ||||
| Сингл The Beatles с альбома 'Revolver' | ||||
|---|---|---|---|---|
| Сторона «А» |
Eleanor Rigby/Yellow Submarine | |||
| Выпущен | ||||
| Формат | ||||
| Записан | ||||
| Жанр | ||||
| Длительность |
2 мин. 38 с. | |||
| Продюсер | ||||
| Композитор | ||||
| Лейбл | ||||
| Профессиональные рецензии | ||||
| ||||
| Места в чартах | ||||
| ||||
| Хронология синглов The Beatles | ||||
| ||||
«Yellow Submarine» (рус. Жёлтая подводная лодка) — песня английской рок-группы «The Beatles», написанная Полом Маккартни. В коммерческом плане «Yellow Submarine» стала самой важной композицией альбома, так как именно она натолкнула музыкантов на идею создания одноимённого мультфильма, решившего проблемы с третьей картиной, которую «Битлз» задолжали компании «Юнайтед Артистc» ещё с лета 1965-го[2].
Сразу после выхода сингл «Yellow Submarine»/«Eleanor Rigby» занял первое место в английском хит-параде, на котором оставался четыре недели, всего пробыв в хит-параде 13 недель. В том же году «Битлз» получили за сингл «премию Айвора Новелло» как за самый продаваемый сингл 1966 года. Однако в США диск не добрался до первого места хит-парада по причине скандала, вызванного словами Джона Леннона «Мы более популярны, чем Христос»[3].
Содержание
История создания
Сначала в песне речь шла о нескольких разноцветных субмаринах, но, в конце концов, осталась только одна жёлтая[4]. Идея к написанию этой композиции пришла к Маккартни, когда музыкант жил в доме родителей своей подруги, Джейн Эшер[5]. В 1980 году Маккартни говорил о песне:
|
В те же годы своими воспоминаниями о создании композиции, поделился Джон Леннон: «Донован помог написать слова. Я тоже помогал сочинять их. Мы буквально вживую записали этот трек в студии, а основой служило вдохновение Пола. Идея принадлежала Полу, название тоже, поэтому я считаю, что эта песня полностью написана им»[6].
Запись песни
В общей сложности было сделано 6 дублей песни «Yellow Submarine» (в оригинал записи вошёл последний дубль, записанный 26 мая 1966). Запись песни проходила в студии «Эбби Роуд», специальные эффекты были добавлены 1 июня 1966 года[7]. Во время второй звукозаписывающей сессии, музыканты применили использование различных специальных эффектов, включавших: звуки цепей, судового колокола, звуки чечётки, свиста, гудков, звуки ветра и грозы (подобный эффект звучания позже использовался в песне группы «Pink Floyd» — «Money», где изображался кассовый аппарат)[8].
Леннон дул через трубочку в кастрюлю воды для создания эффекта водяных пузырей, для создания характерного звучания голоса во время отдачи приказов капитана судна через рупор — Маккартни и Леннон говорили сквозь консервные банки, а сотрудники студии «Эбби Роуд» Джон Скиннер и Терри Кондон вращали цепи в оловянной ванне для создания водяных звуков[7]. По словам звукорежиссёра Джеффа Эмерика, он использовал для наложения меди отрывок записи военного марша «Le Reve Passe», композиция 1906 года Георга Криера и Чарльза Хелмера. Для сохранения детской тематики песни, в оригинальной записи остаётся разговорное вступление Старра, но от этой идеи отказались 3 июня 1966 года[7]. «Yellow Submarine» была смикширована 2 и 3 июня и завершилась 22 июня 1966[9]. Ритм-трек «Yellow Submarine» был записан 29 мая 1966 года, а наложения, столь нетипичные для песни «Битлз», были сделаны 1 июня: звуки морских волн, выкрики команд, военный марш в исполнении духового оркестра.
Выпуск
«Yellow Submarine» стал тринадцатым синглом «Битлз», выпущенным в Великобритании. Песня была выпущена 5 августа как «двусторонний» сингл с песней — «Eleanor Rigby», в США — 8 августа. На следующий день состоялся выпуск альбома — Revolver[10].
В США сингл достиг позиции № 2 в хит-параде «Billboard Hot 100», занял первую позицию в списке избранных песен по версии журнала «Record World» и вторую позицию в музыкальном журнале «Cash Box» (первую позицию в этом списке заняла группа «The Supremes» со своей песней — «You Can't Hurry Love»)[7].
Выпуск сингла состоялся в период активных споров о дизайне «Обложки с мясниками» (обложка американской пластинки «Yesterday and Today»)[7] и скандального интервью с Джоном Ленноном о христианстве, по причине которого песне не удалось достичь позиции № 1 в музыкальных хит-парадах США. Несмотря на это, было продано 1 200 000 копий сингла спустя всего четыре недели после его официального выпуска. Песня стала двадцать первым Золотым диском в дискографии группы. Рекордное число золотых дисков «The Beatles» на тот период превысило официальный набор коммерчески успешных записей Элвиса Пресли.
В записи участвовали:[11]
- Ринго Старр — ведущий вокал, барабаны, звуковые эффекты, голос (на версии 1995 года).
- Джон Леннон — бэк-вокал, крик, звуковые эффекты, акустическая гитара.
- Пол Маккартни — звуковые эффекты, бэк-вокал, бас-гитара, акустическая гитара.
- Джордж Харрисон — бэк-вокал, крик, тамбурин, бас-гитара.
Помимо «The Beatles» в записи весёлого гама (звуки верфи) приняли участие:
- Джордж Мартин — бэк-вокал, продюсер.
- Джефф Эмерик — бэк-вокал, инженер звукозаписи.
- Мэл Эванс — бэк-вокал, (большой) басс-барабан.
- Нил Аспиналл — бэк-вокал.
- Патти Бойд — бэк-вокал.
- Брайан Джонс — бэк-вокал, звуковые эффекты (чокание).
- Марианна Фэйтфулл.
- шофёр «Битлз» Альф Биккнелл, Джон Скиннер и Терри Кондон — звуковые эффекты.
Кавер-версии
- Королевским филармоническим оркестром[12].
- Группой «Black Dyke Mills Band» в 1968 году.
- Морисом Шевалье в 1966 году ((фр. «Le sous-marin vert»)[13].
- Рут Манува в 2002 году на альбоме Badmeaningood 2[14].
- Песня использовалась в популярной детской образовательной программе — «Улица Сезам» в эпизоде, когда вымышленная группа «Anything Muppets» исполняет эту песню, находясь в жёлтой субмарине. Песню исполнил музыкант, известный под псевдонимом Раффи (композиция вошла в его альбом — «Let's Play»).
- В 1996 году эту песню исполнила русская хоррор-панк-группа «Король и Шут».
Интересные факты
- Британские верфи «Cammell Laird» создали 51-футовую металлическую конструкцию жёлтой субмарины, которая приняла участие в «Международном Фестивале Сада Ливерпуля» в 1984 году. В 2005 экспонат был помещён за пределы Ливерпульского аэропорта имени Джона Леннона, где находится и сегодня[15].
- Образ «Жёлтой Субмарины» позднее реализован в мультипликационной экранизации (январь 1969). На фонограмме звучат военно-морские шумы и команды — наподобие «Задраить люки!», «Начать погружение!» — искажёнными для юмористического эффекта голосами.
- Песня используется в популярной компьютерной игре 2009 года — «The Beatles: Рок-группа», выпущенная компанией «Electronic Arts». В фантастическом ландшафте песни. Участники группы одеты так же, как одеты их персонажи в одноимённом фильме 1968 года.
- Считается, что выбор названия песни обусловлен названием психотропных пилюль, продолговатых таблеток жёлтого цвета.
- В 60-х годах будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский перевёл «Yellow Submarine» для пионерского журнала «Костёр»[11].
- В 90-х годах писателями-фантастами Михаилом Успенским и Андреем Лазарчуком был написан рассказ «Желтая подводная лодка „Комсомолец Мордовии“», в котором описывается единственный концерт «The Beatles» за полярным кругом для северомроцев-подоводников. Хитом этого концерта была песня «Жёлтая подводная лодка». Кроме того, в рассказе упоминаются такие известные личности как Леди Диана Спенсер, Линда Маккартни и Вадим Жук. Рассказ впоследствии был озвучен в рамках проекта «Модель для сборки» Владом Коппом.
- В компьютерной игре «Grand Theft Auto V» протагонист Тревор Филипс в одной из миссий должен угнать Жёлтую подводную лодку.
- Своеобразное достижение установили в 2010-х электронщики из российской группы [music.yandex.ru/artist/3927716 E.V.A.]: образ Жёлтой подводной лодки используется ими во всех официальных видеоклипах группы.[16]
Источники
- «Антология The Beatles» (2000), Сан-Франциско: «Chronicle Books». ISBN 0-8118-2684-8.
- Марк Льюисон «Звукозаписывающие сессии The Beatles» (1988), Нью-Йорк, «Harmony Books». ISBN 0-517-57066-1.
- Иэн Макдональд. [books.google.com.ua/books?id=gjY5AQAAIAAJ&q=isbn:1844138283&dq=isbn:1844138283&hl=ru&sa=X&ei=pPimT9OUJMPPsgbCzPSLBQ&redir_esc=y Переворот в мозгах: записи The Beatles и шестидесятые] = Revolution in the Head: The Beatles’ Records and the Sixties. — 2nd ed. — London: Pimlico, 2005. — 554 p. — ISBN 1-844-13828-3.
- Барри Майлз «Пол Маккартни: Много лет назад» (1997), «Henry Holt & Company», Нью-Йорк ISBN 0-8050-5249-6
- Джордж Мартин «Всё в чём ты нуждаешься — это уши» (1994), Пресса Святого Мартина, Нью-Йорк ISBN 0-312-11482-6.
- Боб Спитз «The Beatles: биография» (1982), Бостон, ISBN 0-316-80352-9.
Напишите отзыв о статье "Yellow Submarine (песня)"
Примечания
- ↑ Shaw Arnold. [books.google.com/books?id=Tx7aAAAAMAAJ&q=%22and+psychedelic+rock+(Yellow+Submarine),+it+revealed+%22&dq=%22and+psychedelic+rock+(Yellow+Submarine),+it+revealed+%22&hl=en&sa=X&ei=C8DkUJSOLoXO0QHA64GwBg&ved=0CDEQ6AEwAA The Rock Revolution]. — 2nd. — Crowell-Collier Press, 1969. — P. 90.
- ↑ [bitli.ru/07/89/ О песне «Yellow Submarine»] на сайте фан-клуба группы Битлз
- ↑ [www.beatlesbible.com/songs/yellow-submarine/ Библия The Beatles: Yellow Submarine]. Проверено 11 октября 2008. [www.webcitation.org/5w4snDNXP Архивировано из первоисточника 28 января 2011].
- ↑ Тёрнер Стив. «Revolver» // «Записки трудного дня» / Никола Ходж. — 9. — «HarperResource». — P. 109. — ISBN 0-06-273698-1.
- ↑ Барри Майлз Много лет назад (1998) стр. 106
- ↑ 1 2 [letitbeat.narod.ru/anthology/anthology_174.html Интервью с участниками группы] на сайте letitbeat.narod.ru (рус.)
- ↑ 1 2 3 4 5 Fontenot, Robert [oldies.about.com/od/thebeatlessongs/a/yellowsubmarine.htm «Yellow Submarine: История классических песен Beatles] (20 августа 1999). Проверено 9 сентября 2008. [www.webcitation.org/66o8hAore Архивировано из первоисточника 10 апреля 2012].
- ↑ Боб Спитц «The Beatles» (2005) стр. 612
- ↑ [www.stevesbeatles.com/songs/yellow_submarine.asp Yellow Submarine Леннон/Маккартни]. «Beatles Стива». Проверено 9 сентября 2008. [www.webcitation.org/66o8heHXT Архивировано из первоисточника 10 апреля 2012].
- ↑ Боб Спитц «The Beatles» (2005) стр. 629
- ↑ 1 2 [music-facts.ru/song/The_Beatles/Yellow_Submarine/ Факты о песне «Yellow Submarine»] на сайте music-facts.ru
- ↑ Королевский филармонический оркестр. [www.youtube.com/watch?v=JHs6oR4tD-g Yellow Submarine]. YouTube. (2008).
- ↑ [database.cd/z48110119/ Морис Шевалье - «Валентайн» и «Yellow Submarine»](недоступная ссылка — история). cd database. Проверено 10 сентября 2008. [web.archive.org/20110706220904/database.cd/z48110119/ Архивировано из первоисточника 6 июля 2011].
- ↑ [www.mtv.com/music/artist/roots_manuva/albums.jhtml?albumId=331289 Badmeaningood 2]. MTV. Проверено 9 сентября 2008. [www.webcitation.org/66o8i5C8m Архивировано из первоисточника 10 апреля 2012].
- ↑ [www.icons.org.uk/nom/nominations/yellow-submarine Yellow Submarine - Иконы Англии]. «Icons» (20 августа 1999). Проверено 9 сентября 2008. [www.webcitation.org/66o8iqDe2 Архивировано из первоисточника 10 апреля 2012].
- ↑ [eva.im/yellow-submarine Yellow Submarine]. Официальный сайт E.V.A. (14.12.2015).
Ссылки
- [www.iamthebeatles.com/article1284.html История песни] (англ.)
- [www.amdm.ru/akkordi/beatles/90595/yellow_submarine/ Аккорды песни]
- [www.songfacts.com/detail.php?id=106 О песне] на сайте Song facts (англ.)
- [www.livejournal.ru/themes/id/8174 «Битлз» в переводе Бродского] (рус.)
-
[www.youtube.com/watch?v=cI5WsZ1HwS4 Песня в мультфильме «Жёлтая подводная лодка»] на сервере YouTube
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Yellow Submarine (песня)
Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.
Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
