Лубянская площадь

Лубянская площадь Москва
Главное здание ФСБ на Лубянской площади
Общая информация
Страна	Россия
Город	Москва
Округ	ЦАО
Район	Тверской
Протяжённость	177 м
Ближайшие станции метро	01 Лубянка
Почтовый индекс	101000
Номера телефонов	+7(495) XXX----
[www.openstreetmap.org/?lat=55.75972&lon=37.62639&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.google.com/maps?ll=55.75972,37.62639&q=55.75972,37.62639&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google]

Лубянская площадьЛубянская площадь

Лубянская площадь (включая бывш. Владимирские ворота, 1926—1990 — площадь Дзержинского) — площадь в центре Москвы, недалеко от Красной площади, находится между Театральным проездом, Никольской улицей, Новой площадью, Лубянским проездом, Мясницкой улицей, улицей Большая Лубянка и Пушечной улицей.

История названия

Название XIX века дано по местности Лубянка, которое, в свою очередь, было названо по Лубянице — району Великого Новгорода. Название Лубянка впервые упомянуто в летописи в 1480 году, когда Иван III приказал новгородцам, выселенным в Москву после падения республики, селиться в этом месте. Именно при участии новгородцев была построена церковь Святой Софии, по подобию Софийского собора в Новгороде, и именно они назвали этот район Лубянкой. В начале XIX века площадь именовали Никольской — по находившимся здесь Никольским (Проломным) воротам Китай-города.

В 1926 году была переименована в площадь Дзержинского, в честь скончавшегося летом того же года Феликса Дзержинского, основателя ВЧК — советской службы госбезопасности. Одновременно была переименована и улица Большая Лубянка в улицу Дзержинского. В 1991 году площади было возвращено прежнее название — Лубянская площадь.

История

В 1835 году в центре площади был сооружён фонтан работы Ивана Витали. Фонтан выполнял роль водозаборного бассейна, куда подавалась питьевая вода из Мытищинского водопровода.

Площадь в начале ХХ века

Вид на Лубянскую площадь	Площадь на рубеже XIX—XX веков	Здание Страхового Общества «Россия» на Лубянской площади

Советский период

Весной 1918 года Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) заняла дом 11 по улице Большая Лубянка. Память об этом событии хранит мемориальная доска на доме, сообщающая, что с апреля 1918 года по декабрь 1920 года в нём работал на посту председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинский.

В 1927 году Лубянская площадь была переименована в площадь Дзержинского.

В 1934 году фонтан Витали был демонтирован и перемещён во внутренний двор Александрийского дворца (где ныне размещается президиум РАН) в Нескучном саду. В настоящее время не работает.

В 1958 году в центре площади, на месте находившегося там прежде фонтана, был установлен памятник Дзержинскому. Он был создан скульптором Е. В. Вучетичем.

В 1990 году площади было возвращено её историческое наименование^{[уточнить]}.

30 октября 1990 года, в День памяти жертв политических репрессий Московский фонд «Мемориал» установил на площади памятник жертвам Гулага, большой камень, привезённый из Соловков.

22 августа 1991 года, на волне подъёма демократических настроений народных масс после поражения августовского путча, статуя Дзержинского была демонтирована и перенесена в Парк искусств около здания Центрального дома художников на Крымском валу, где и находится по настоящее время, соседствуя с другими памятниками советской эпохи.

Ансамбль площади

Здание органов госбезопасности

Это бывшее здание Страхового Общества «Россия», построенное в 1897—1898 годах по проекту академика А. В. Иванова, и позже реконструированное по проекту А. В. Щусева. Здание являлось штаб-квартирой Комитета государственной безопасности СССР, а затем стало штаб-квартирой российской службы безопасности. Слово «Лубянка» стало иносказательно ассоциироваться с органами госбезопасности (так же, как «Петровка» — с уголовным розыском).

Новое здание ФСБ РФ

В 1979—1982 годах на левом углу Большой Лубянки (тогда ул. Дзержинского) и Кузнецкого Моста группой архитекторов под руководством Б. В. Палуя и Г. В. Макаревича было построено новое монументальное здание КГБ СССР, куда переехало руководство ведомства. Здание было построено на месте снесённых домов фирмы Ф. Швабе (подробнее см. в статье Площадь Воровского).

В 1985—1987 годах на правом углу Мясницкой улицы (тогда ул. Кирова) по проекту тех же архитекторов было построено здание Вычислительного центра КГБ СССР.

Вычислительный центр КГБ СССР

Здание Вычислительного центра построено в 1987 году по проекту архитекторов Б. В. Палуя и Г. В. Макаревича. В объём здания включён фасад ранее существовавшего дома. Ныне — Главный вычислительный центр ФСБ России.

Центральный универмаг «Детский мир»

Универмаг «Детский мир» — последнее творение выдающегося архитектора Алексея Душкина. Построенный в 1953—1957 гг, здание имело знаменитый атриум. Однако в 2008-м году здание закрылось на реконструкцию. Как и многие другие проекты реконструкции исторических зданий (гостиница Москва, Большой Театр и т. д.) реконструкция Детского мира неоднократно критиковалась в СМИ. В конце 2011-го года главным архитектором назначали Павла Андреева. Последний заявлял, что все работы по детскому миру носят исключительно реставрационный характер. Предполагалось завершить работы в 2013 году. Обновлённый универмаг открылся весной 2015 года под названием «Центральный Детский магазин на Лубянке». это самый большой детский торговый центр в Европе. Также, в основном атриуме был возведен самый большой часовой механизм в мире: «Ракета Монументальные». Ранее на этом месте стоял Лубянский пассаж (1883, архитектор А. Г. Вейденбаум).

Торговый дом «Библио-Глобус»

Торговый дом «Библио-Глобус» (до 1992 — «Книжный мир»), один из старейших и крупнейших книжных магазинов Москвы, существует с 1957 года (Мясницкая 6/3, бывший доходный дом Стахеева).

Политехнический музей

• № 3/4 — Политехнический музей (1903—1907 — 3-я очередь, архитекторы Г. И. Макаев, В. И. Ерамишанцев, И. С. Цедровский)

Соловецкий камень и сквер

Памятник жертвам советских репрессий «Соловецкий камень» был установлен в 1990 году в сквере у Политехнического музея напротив здания бывшего НКВД (позже КГБ) на Лубянке согласно распоряжению Правительства Москвы. Место для установки памятника было выбрано, так как именно на Лубянке подписывались документы на массовые аресты людей, которых обвиняли в измене родине и в антикоммунизме.

Вид на Соловецкий сквер со смотровой площадки Центрального детского магазина на Лубянке (слева — вычислительный центр КГБ СССР)	Соловецкий камень — памятник жертвам политических репрессий в СССР, установленный на Лубянской площади.]]

Дом Московского купеческого общества

Дом Московского купеческого общества (1909—1911, архитектор Ф. О. Шехтель)

Гостиничный комплекс «Никольская» и вестибюль станции метро «Лубянка»

Первоначально на этом месте располагались доходный дом подворья Троице-Макарьева монастыря в Калязине — «Калязинское подворье» (Б. Черкасский переулок, 3; 1905, архитектор Г. И. Макаев) и доходный дом Орлова-Давыдова с магазинами (Никольская улица 12)) Относительно площади здания находились за Китайгородской стеной — пройти к ним можно было через Проломные (Новые Никольские) ворота, которые вели в Малый Черкасский переулок, и Владимирские ворота.

В 1927—1934 годы Китайгородская стена была снесена. В 1934 году между доходным дом Калязинского подворья и доходным домом Орлова-Давыдова был построен вестибюль станции метро «Лубянка». Вестибюль был открыт в 1935 году вместе со станцией.

В 2000-х годах стало известно о планах реконструкции участка с существенным увеличением полезной площади. Новому строительству пытались помешать градозащитники и активисты движения «Архнадзор», указывая на то, что здесь сохранились уникальные для Москвы мозаики эпохи модерна с богатой растительной орнаментикой. Мэрия защищала коммерческий проект, однако мэр Москвы Юрий Лужков дал слово, что все мозаики будут сохранены и останутся на своих местах.

В 2010—2012 годах комплекс исторических зданий, расположенных на пересечении Никольской улицы, Лубянской площади, Малого и Большого Черкасского переулков, был полностью перестроен. На их месте, сохранив лишь фасадные стены, был возведён новый гостиничный комплекс переменной этажности (5—6 + верхние технические), при этом визуальная панорама города со стороны Лубянской площади была испорчена, а подавляющее большинство мозаик — утрачено. Сохранились лишь декоративные обрамления некоторых оконных проёмов со стороны Никольской улицы — что не помешало владельцам здания цинично дать название «Мозаика» ресторану на 1-м этаже.

Комплекс принадлежит компании «Глори Эвкалиптус». Размещённая здесь гостиница, будучи в управлении компании Kempinski, открылась в октябре 2013 года под названием «Никольская-Кемпински». Перейдя в управление американской компании Starwood Hotels & Resorts, с конца 2014 года функционирует как St Regis Moscow Nikolskaya. Гостиница рассчитана на 211 номеров, центральный вход — с Малого Черкасского переулка.

Торговый центр «Наутилус»

Здание построено в конце 1990-х годов по проекту архитектора А. Р. Воронцова. Архитектурные критики называют здание одним из образцов «лужковского стиля» и отмечают, что оно нарушило сложившийся архитектурный облик площади.

Дом Московского купеческого общества	Гостиничный комплекс «Никольская»	Торговый центр «Наутилус»

Транспорт

Станция Московского метро «Лубянка» (до 1990 — «Дзержинская») находится под Лубянской площадью, станция метро «Кузнецкий Мост» — на расстоянии квартала от площади.

Долгие годы здесь, у Политехнического музея была начальная и конечная остановка троллейбусов 25, 45, 63, также со стороны Охотного ряда проходили троллейбусные маршруты 12, 33. С 2016 года через площадь движутся автобусы м2, м3, м5, м9, м10, 38, 101, 144, 158, 904, Т25; Н1, Н2, Н3, Н6 (ночные), троллейбусы 45 и 63 переименованы в м7 и м8.

Ссылки

• [www.agentura.ru/dossier/russia/fsb/lubyanka/ Лубянка]
• [www.yuryluzhkov.com/2009/02/08/ploshhad-dzerzhinskogo.html Площадь Дзержинского]

Отрывок, характеризующий Лубянская площадь

– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.