Список гостей «Школы злословия»
Поделись знанием:
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
«Школа злословия» — телепередача, выходившая на российском телевидении в период с 2002 по 2014 год: с октября 2002 по июнь 2004 года на телеканале «Культура», а с августа 2004 по июль 2014 года — на канале НТВ. Всего был снят 431 выпуск, из них показано в телеэфире 417.
Содержание
На канале «Культура»
Сезон 2002—2003
- 2 октября 2002 — Александр Гордон — тележурналист.
- 9 октября 2002 — Любовь Слиска (первый раз) — вице-спикер Госдумы.
- 16 октября 2002 — Илья Глазунов — художник.
- 23 октября 2002 — Василий Шандыбин — политик.
- 30 октября 2002 — Галина Вишневская — оперная певица.
- 6 ноября 2002 — Александр Проханов — главный редактор газеты «Завтра».
- 13 ноября 2002 — Рената Литвинова — актриса, писатель, кинорежиссёр.
- 20 ноября 2002 — Алексей Сидоров — режиссёр, продюсер и сценарист.
- 27 ноября 2002 — Владимир Лукин (первый раз) — политик, дипломат.
- 11 декабря 2002 — Никас Сафронов — художник.
- 18 декабря 2002 — Андрей Бильжо — карикатурист, психиатр, ресторатор.
- 25 декабря 2002 — Дарья Донцова — писатель.
- декабрь 2002 — Михаил Леонтьев — тележурналист.
- 2002 — Михаил Барщевский — юрист.
- 8 января 2003 — Ирина Хакамада — политик.
- 15 января 2003 — Владимир Хотиненко — кинорежиссёр.
- 3 февраля 2003 — Дмитрий Дибров — телеведущий.
- 10 февраля 2003 — Генри Резник — адвокат.
- 17 февраля 2003 — Василий Уткин — спортивный журналист.
- 24 февраля 2003 — Марк Рудинштейн — арт-менеджер, основатель «Кинотавра».
- 3 марта 2003 — Глеб Павловский — российский политтехнолог, политолог.
- 17 марта 2003 — Николай Цискаридзе — балетный танцовщик, солист Большого театра.
- 24 марта 2003 — Егор Гайдар (первый раз) — экономист, директор «Института экономики переходного периода».
- 31 марта 2003 — Андрей Васильев — главный редактор газеты «Коммерсант».
- 7 апреля 2003 — Николай Сванидзе (первый раз) — историк, тележурналист.
- 14 и 21 апреля 2003 — Анатолий Васильев — театральный режиссёр.
- апрель 2003 — Геннадий Хазанов — актёр, художественный руководитель Театра Эстрады.
- 19 мая 2003 — Виктория Токарева — писатель, сценарист.
- 26 мая 2003 — Сергей Кириенко — политик.
- 16 июня 2003 — Александр Бовин — журналист, дипломат.
Сезон 2003—2004
- 3 сентября 2003 — Дмитрий Пригов — поэт, художник.
- 10 сентября 2003 — Лев Аннинский — литературный критик, публицист.
- 6 октября 2003 — Алексей Венедиктов (первый раз) — главный редактор радиостанции «Эхо Москвы».
- 20 октября 2003 — Альфред Кох — писатель, предприниматель.
- 27 октября 2003 — Артемий Троицкий — музыкальный критик.
- 10 ноября 2003 — Михаил Пиотровский — директор Государственного Эрмитажа.
- 10 ноября 2003 — Андрей Кивинов — писатель.
- ноябрь 2003 — Александр Кабаков — писатель, журналист.
- ноябрь 2003 — Татьяна Устинова — писатель.
- 3 ноября 2003 — Михаил Швыдкой — министр, телеведущий.
- 8 декабря 2003 — Диана Арбенина — певица, поэт, музыкант.
- 15 декабря 2003 — Александр Кузьмин — главный архитектор г. Москвы.
- 22 декабря 2003 — Валерий Тодоровский — кинорежиссёр, продюсер.
- 29 декабря 2003 — Елена Масюк — тележурналист.
- 5 января 2004 — Константин Ремчуков — профессор, российский журналист и политик.
- 12 января 2004 — Александр Починок — министр.
- 19 января 2004 — Михаил Горбачев — Президент Советского Союза.
- 26 января 2004 — Адольф Шаевич — главный раввин России.
- 2 февраля 2004 — Евгений Гришковец — актёр, режиссёр, писатель.
- 9 февраля 2004 — Олег Тиньков — российский предприниматель.
- 13 февраля 2004 — Тимур Кибиров — поэт.
- 16 февраля 2004 — Иосиф Кобзон — певец, депутат Госдумы.
- 1 марта 2004 — Александр Кушнер — поэт.
- 8 марта 2004 — Юрий Грымов — кинорежиссёр.
- 15 марта 2004 — Валерий Фокин — театральный режиссёр.
- 22 марта 2004 — Александр Митта — кинорежиссёр.
- 29 марта 2004 — Никита Михалков — кинорежиссёр, актёр.
- 5 апреля 2004 — Ирена Лесневская — президент телекомпании «REN-TV».
- 12 апреля 2004 — Виталий Гинзбург — физик, лауреат Нобелевской премии по физике.
- 19 апреля 2004 — Виктор Геращенко — банкир, политик.
- 26 апреля 2004 — Андрей Немзер — литературный критик.
- 10 мая 2004 — Анатолий Чубайс — советский и российский политический и хозяйственный деятель.
- 17 мая 2004 — Владимир Соловьёв — телеведущий.
- 24 мая 2004 — Сергей Караганов — политолог.
- 7 июня 2004 — Максим Соколов — публицист.
- 21 июня 2004 — Леонид Гозман — кандидат психологических наук, политик.
Гости передач, не вышедших в эфир
- Леонид Парфёнов (2003 год) — журналист, телеведущий.
- Николай Фоменко (сентябрь 2004 года) — музыкант, актёр, радио- и телеведущий, автогонщик.
- Вероника Боровик-Хильчевская (2004 год) — коммерческий директор холдинга «Совершенно секретно».
- Пётр Авен — государственный деятель, предприниматель, банкир.
- Владимир Сунгоркин — главный редактор газеты «Комсомольская правда».
- Александр Шилов-младший — художник-пейзажист.
На канале НТВ
Сезон 2004—2005
- 30 августа 2004 (выпуск 1) — Владимир Жириновский — лидер партии ЛДПР.
- 13 сентября 2004 (выпуск 2) — Владимир Рыжков — политик, историк.
- 20 сентября 2004 (выпуск 3) — Валерия Новодворская — известный правозащитник и публицист, лидер Демократического Союза, лауреат премии им. Галины Старовойтовой «За вклад в дело защиты прав человека и укрепление демократии в России».
- 27 сентября 2004 (выпуск 4) — Сергей Белоголовцев — участник пародийного коллектива «ОСП-студия».
- 4 октября 2004 (выпуск 5) — Мария Арбатова — писательница и общественная деятельница.
- 11 октября 2004 (выпуск 6) — Владимир Познер — академик телевидения.
- 18 октября 2004 (выпуск 7) — Сергей Овчинников — вратарь футбольного клуба «Локомотив».
- 25 октября 2004 (выпуск 8) — Алан Чумак — целитель, автор известных массовых телевизионных сеансов начала 90-х годов.
- 1 ноября 2004 (выпуск 9) — Владимир Спиваков — скрипач и дирижёр, художественный руководитель камерного оркестра «Виртуозы Москвы» и национального филармонического оркестра России.
- 15 ноября 2004 (выпуск 10) — Сергей Ястржембский — политик, пресс-секретарь Кремлевской администрации.
- 22 ноября 2004 (выпуск 11) — Александр Привалов — журналист, научный редактор журнала «Эксперт», ректор созданной им Высшей школы журналистики.
- 4 декабря 2004 (выпуск 12) — Сажи Умалатова — политик, в прошлом депутат Верховного Совета СССР.
- 11 декабря 2004 (выпуск 13) — Сергей Старостин — лингвист, ученый, полиглот.
- 18 декабря 2004 (выпуск 14) — Игорь Юргенс — вице-президент российского союза промышленников и предпринимателей.
- 25 декабря 2004 (выпуск 15) — Анастасия Волочкова — балерина.
- 23 января 2005 (выпуск 16) — Андрей Макаревич — телеведущий и лидер рок-группы «Машина времени».
- 30 января 2005 (выпуск 17) — Павел Гусев — главный редактор газеты «Московский комсомолец».
- 6 февраля 2005 (выпуск 18) — Василий Аксёнов — писатель, лауреат Букеровской премии 2004 года.
- 13 февраля 2005 (выпуск 19) — Григорий Явлинский — лидер партии «Яблоко».
- 20 февраля 2005 (выпуск 20) — Юрий Шевчук — музыкант, поэт и исполнитель.
- 27 февраля 2005 (выпуск 21) — Алёна Долецкая — главный редактор журнала Vogue.
- 7 марта 2005 (выпуск 22) — Борис Акунин — писатель-беллетрист, публицист, переводчик, специалист по японской культуре.
- 13 марта 2005 (выпуск 23) — Мариэтта Чудакова — историк литературы советского времени и знаток отечественной истории, доктор филологических наук, профессор Литературного института им. М. Горького, председатель Булгаковского фонда, член Европейской академии, член Союза писателей России.
- 20 марта 2005 (выпуск 24) — Тимур Бекмамбетов — режиссёр фильма «Ночной Дозор».
- 27 марта 2005 (выпуск 25) — Николай Петров — пианист, народный артист СССР, народный артист России, профессор Московской консерватории.
- 3 апреля 2005 (выпуск 26) — Андрей Колесников — журналист.
- 10 апреля 2005 (выпуск 27) — Сергей Шойгу — министр по чрезвычайным ситуациям.
- 17 апреля 2005 (выпуск 28) — Геннадий Селезнев — депутат, бывший спикер Государственной Думы.
- 24 апреля 2005 (выпуск 29) — Борис Гребенщиков — певец, поэт, музыкант.
- 1 мая 2005 (выпуск 30) — Земфира Рамазанова — певица, автор песен.
Сезон 2005—2006
- 5 сентября 2005 (выпуск 31) — Алексей Венедиктов (второй раз) — главный редактор и руководитель радиостанции «Эхо Москвы».
- 12 сентября 2005 (выпуск 32) — Ирина Петровская — телекритик, обозреватель газеты «Известия».
- 19 сентября 2005 (выпуск 33) — Александр Васильев (первый раз) — историк моды, писатель и декоратор оперных постановок.
- 26 сентября 2005 (выпуск 34) — Сергей Гандлевский — поэт и прозаик.
- 3 октября 2005 (выпуск 35) — Юлия Латынина — писатель и журналист.
- 10 октября 2005 (выпуск 36) — Александр Архангельский — публицист, литератор, телеведущий.
- 17 октября 2005 (выпуск 37) — Наталья Иванова — писательница и литературный критик.
- 24 октября 2005 (выпуск 38) — Даниил Дондурей — критик, социолог культуры, главный редактор журнала «Искусство кино».
- 31 октября 2005 (выпуск 39) — Александр Генис — писатель.
- 7 ноября 2005 (выпуск 40) — Юрий Левада — российский социолог, руководитель «Левада-Центра».
- 14 ноября 2005 (выпуск 41) — Олег Кулик — художник.
- 21 ноября 2005 (выпуск 42) — Елена Ханга — телеведущая.
- 28 ноября 2005 (выпуск 43) — Алексей Кудрин — министр финансов.
- 5 декабря 2005 (выпуск 44) — Мария Степанова — поэт.
- 12 декабря 2005 (выпуск 45) — Борис Немцов — советник президента Украины.
- 19 декабря 2005 (выпуск 46) — протоиерей Александр Борисов — публицист, учёный-биолог, священник Русской православной церкви.
- 16 января 2006 (выпуск 47) — Александр Иванов — глава издательства «Ад Маргинем».
- 23 января 2006 (выпуск 48) — Валерий Абрамкин — общественный деятель, бывший политический заключенный, занимается защитой прав заключенных, ездит по тюрьмам, исследует внутренние проблемы и конфликты зоны.
- 30 января 2006 (выпуск 49) — Валерий Комиссаров — глава комитета по информационной политике Государственной думы.
- 6 февраля 2006 (выпуск 50) — Павел Астахов — адвокат.
- 13 февраля 2006 (выпуск 51) — Лев Рубинштейн — поэт, писатель и публицист.
- 20 февраля 2006 (выпуск 52) — Андрей Орлов — сетевой поэт, известный также под именем Orlusha.
- 27 февраля 2006 (выпуск 53) — Евгений Попов — писатель.
- 6 марта 2006 (выпуск 54) — Андрей Фурсенко — министр образования и науки РФ.
- 13 марта 2006 (выпуск 55) — Павел Снопков — руководитель издательства «Контакт-Культура».
- 20 марта 2006 (выпуск 56) — Ольга Дергунова — глава российского отделения Microsoft.
- 27 марта 2006 (выпуск 57) — Александр Долгин — профессор Высшей школы экономики, создатель фонда «Прагматика культуры».
- 3 апреля 2006 (выпуск 58) — Давид Саркисян (первый раз) — директор Государственного музея архитектуры имени Щусева.
- 10 апреля 2006 (выпуск 59) — Алексей Иванов — пермский писатель.
- 17 апреля 2006 (выпуск 60) — Борис Дубин — участник социологического «Левада-Центра», переводчик и социолог.
- 24 апреля 2006 (выпуск 61) — Константин Боровой — предприниматель и политик.
- 2 мая 2006 (выпуск 62) — Григорий Ревзин — арт-критик, главный редактор журнала «Проект: классика».
- 15 мая 2006 (выпуск 63) — Сергей Доренко — журналист.
- 22 мая 2006 (выпуск 64) — Игорь Свинаренко — журналист, признанный мастер интервью.
- 29 мая 2006 (выпуск 65) — Владимир Войнович — писатель.
- 5 июня 2006 (выпуск 66) — Кирилл Серебренников — режиссёр.
- 19 июня 2006 (выпуск 67) — Глеб Морев — филолог, историк русской литературы, критик.
- 26 июня 2006 (выпуск 68) — Борис Кузьминский — литератор, издатель, критик, переводчик.
- 3 июля 2006 (выпуск 69) — Игорь Волгин — поэт и публицист, профессор журфака МГУ.
Сезон 2006—2007
- 21 августа 2006 (выпуск 70) — Алексей Казаков — главный редактор журнала «Большой город».
- 28 августа 2006 (выпуск 71) — Николай Сванидзе (второй раз) — телеведущий, историк, общественный деятель.
- 4 сентября 2006 (выпуск 72) — Екатерина Селезнёва — главный хранитель Третьяковской галереи.
- 11 сентября 2006 (выпуск 73) — Любовь Слиска (второй раз) — первый заместитель председателя Государственной думы РФ, депутат от партии «Единая Россия».
- 18 сентября 2006 (выпуск 74) — Александр Каменский — профессор, преподаватель РГГУ, один из ведущих специалистов по русской истории XVIII века.
- 25 сентября 2006 (выпуск 75) — Александр Гаврилов — главный редактор еженедельника «Книжное обозрение».
- 2 октября 2006 (выпуск 76) — Михаил Ардов — писатель, публицист, протоиерей неканонической РПАЦ
- 9 октября 2006 (выпуск 77) — Олег Басилашвили — актёр, режиссёр театра и кино.
- 16 октября 2006 (выпуск 78) — Дмитрий Гаев — начальник Московского метрополитена.
- 23 октября 2006 (выпуск 79) — Евгений Бунимович — поэт, педагог, депутат Мосгордумы.
- 30 октября 2006 (выпуск 80) — Чулпан Хаматова — актриса, общественный деятель.
- 13 ноября 2006 (выпуск 81) — Гарри Бардин — мультипликатор.
- 20 ноября 2006 (выпуск 82) — Николай Данилов — блогер интернета.
- 27 ноября 2006 (выпуск 83) — Галина Хованская — член Комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству.
- 4 декабря 2006 (выпуск 84) — Владимир Лукин (второй раз) — уполномоченный по правам человека в РФ.
- 11 декабря 2006 (выпуск 85) — Мария Семёнова — писательница.
- 18 декабря 2006 (выпуск 86) — Павел Лунгин — режиссёр, сценарист.
- 25 декабря 2006 (выпуск 87) — Любовь Аркус — главный редактор и вдохновитель журнала «Сеанс».
- 15 января 2007 (выпуск 88) — Валентин Янин — академик, занимается раскопками древнего Новгорода.
- 22 января 2007 (выпуск 89) — Александр Секацкий — философ.
- 29 января 2007 (выпуск 90) — Сергей Мироненко (первый раз) — специалист по русской истории ХIХ века, директор Государственного архива Российской Федерации.
- 5 февраля 2007 (выпуск 91) — Ксения Собчак — телеведущая, постоянная героиня светской хроники.
- 12 февраля 2007 (выпуск 92) — Эмиль Паин — профессор, этнополитолог.
- 19 февраля 2007 (выпуск 93) — Ольга Седакова — поэт и переводчик, религиозный писатель и мыслитель.
- 26 февраля 2007 (выпуск 94) — Олег Кашин — обозреватель журнала «Эксперт».
- 5 марта 2007 (выпуск 95) — Максим Мошков — создатель первой российской интернет-библиотеки.
- 12 марта 2007 (выпуск 96) — Валерий Фадеев — член Общественной палаты, директор Института общественного проектирования и главный редактор журнала «Эксперт».
- 19 марта 2007 (выпуск 97) — Егор Гайдар (второй раз) — экономист, директор «Института экономики переходного периода».
- 26 марта 2007 (выпуск 98) — Божена Рынска — светский обозреватель.
- 2 апреля 2007 (выпуск 99) — Юрий Арабов — поэт и прозаик.
- 9 апреля 2007 (выпуск 100) — Максим Кононенко — журналист, известный как Мистер Паркер, автор интернет-проекта «Владимир. Владимирович.ру» и одноименной книги.
- 16 апреля 2007 (выпуск 101) — Анатолий Кучерена — адвокат, председатель Комиссии по общественному контролю за деятельностью правоохранительных органов, силовых структур и реформированию судебно-правовой системы Общественной палаты РФ.
- 23 апреля 2007 (выпуск 102) — Михаил Фишман — политический обозреватель.
- 7 мая 2007 (выпуск 103) — Александр Беляев — ведущий прогноза погоды на НТВ.
- 14 мая 2007 (выпуск 104) — Элла Памфилова — председатель Совета по развитию гражданского общества и правам человека при Президенте Российской Федерации.
- 21 мая 2007 (выпуск 105) — Эдуард Успенский — писатель, член партии «Гражданская сила».
- 28 мая 2007 (выпуск 106) — Ирина Прохорова — главный редактор издательства «Новое литературное обозрение».
- 4 июня 2007 (выпуск 107) — Николай Котрелёв — главный редактор серии «Литературное наследство» Института мировой литературы РАН.
- 18 июня 2007 (выпуск 108) — Сергей Миронов — председатель Совета Федерации.
- 25 июня 2007 (выпуск 109) — Владимир Платонов — председатель Мосгордумы.
Сезон 2007—2008
- 24 сентября 2007 (выпуск 110) — Елизавета Глинка — президент благотворительного фонда хосписов «Вали».
- 1 октября 2007 (выпуск 111) — Фёдор Лукьянов — главный редактор журнала «Россия в глобальной политике».
- 8 октября 2007 (выпуск 112) — Сергей Сельянов — режиссёр, сценарист, продюсер.
- 15 октября 2007 (выпуск 113) — Маша Гессен — журналистка, руководитель журнал Gala в России.
- 22 октября 2007 (выпуск 114) — Линор Горалик — прозаик, поэт, эссеист.
- 29 октября 2007 (выпуск 115) — Анатолий Вишневский — директор Института демографии при Высшей школе экономики.
- 6 ноября 2007 (выпуск 116) — Андрей Зорин — профессор Оксфордского университета и РГГУ, один из ведущих специалистов в области истории и литературы XVIII века.
- 12 ноября 2007 (выпуск 117) — Андрей Сарабьянов — специалист по русскому авангарду, искусствовед.
- 19 ноября 2007 (выпуск 118) — Илья Утехин — профессор факультета этнологии Европейского университета Санкт-Петербурга.
- 26 ноября 2007 (выпуск 119) — Геннадий Иозефавичус — специалист по красивой жизни, автор первых рекламных кампаний фильмов «Сибирский цирюльник», «Титаник», «Телохранитель», «Дракула» и многих других картин, созданных в пору становления кинопроката в России 90-х.
- 3 декабря 2007 (выпуск 120) — Олег Проскурин — литературовед, пушкинист.
- 10 декабря 2007 (выпуск 121) — Вадим Михайлов — лидер движения диггеров.
- 17 декабря 2007 (выпуск 122) — Александр Панченко — историк культуры, этнолог, сфера исследований которого — религиозные движения в России.
- 24 декабря 2007 (выпуск 123) — Гарик Мартиросян — шоумен, телеведущий и юморист.
- 14 января 2008 (выпуск 124) — Давид Саркисян (второй раз) — директор Государственного музея архитектуры имени Щусева.
- 21 января 2008 (выпуск 125) — Юлия Мезенцева — одна из основателей интернет-проекта «Москва, которой нет», автор книги с одноименным названием.
- 28 января 2008 (выпуск 126) — Татьяна Черниговская — профессором кафедры общего языкознания филологического факультета Санкт-Петербургского госуниверситета, заведующая отделом общего языкознания и лабораторией когнитивных исследований Института филологических исследований СПбГУ.
- 4 февраля 2008 (выпуск 127) — Дмитрий Морозов — основатель и руководитель детского терапевтического сообщества «Китеж».
- 11 февраля 2008 (выпуск 128) — Михаил Шапошников — заведующий Отделом литературы «Дома В. Я. Брюсова».
- 18 февраля 2008 (выпуск 129) — Ирина Меглинская — специалист в области фотографии, галерист, куратор и преподаватель, совладелица фотогалереи «Победа».
- 3 марта 2008 (выпуск 130) — Александр Ведерников — главный дирижёр Большого театра.
- 11 марта 2008 (выпуск 131) — Максим Осипов — врач-кардиолог, издатель, переводчик и писатель.
- 17 марта 2008 (выпуск 132) — Александр Васильев (второй раз) — историк моды.
- 24 марта 2008 (выпуск 133) — Сергей Мироненко (второй раз) — директор Государственного архива.
- 31 марта 2008 (выпуск 134) — Сергей Юрский — Народный артист России.
- 7 апреля 2008 (выпуск 135) — Владимир Шинкарёв — художник, один из основателей субкультуры «Митьков».
- 14 апреля 2008 (выпуск 136) — Владимир Толстой — директор музея «Ясная поляна».
- 21 апреля 2008 (выпуск 137) — Татьяна Лазарева — КВН-щица, ведущая программы «Хорошие шутки».
- 28 апреля 2008 (выпуск 138) — Алексей Ратманский — художественный руководитель балетной труппы Большого театра.
- 12 мая 2008 (выпуск 139) — Алёна Дьяконова — японист.
- 19 мая 2008 (выпуск 140) — Павел Санаев — российский писатель, актёр, сценарист, режиссёр, переводчик.
- 26 мая 2008 (выпуск 141) — Владимир Маторин — народный артист России, солист оперной труппы Большого театра.
- 2 июня 2008 (выпуск 142) — Захар Прилепин — писатель, филолог, журналист.
- 9 июня 2008 (выпуск 143) — Анатолий Смелянский — ректор Школы-студии МХАТ, историк театра, доктор искусствоведения, профессор, заслуженный деятель искусств РФ, лауреат Государственной премии России.
- 16 июня 2008 (выпуск 144) — Виктор Солкин — историк, музеолог, создатель и руководитель Ассоциации по изучению Древнего Египта «МААТ».
- 23 июня 2008 (выпуск 145) — Андрей Кураев — клирик Русской православной церкви, диакон; профессор Московской духовной академии; писатель, богослов и публицист, светский и церковный учёный, проповедник и миссионер.
Сезон 2008—2009
- 1 сентября 2008 (выпуск 146) — Татьяна Тарасова — тренер фигурного катания.
- 8 сентября 2008 (выпуск 147) — Аскольд Запашный и Эдгард Запашный — дрессировщики.
- 15 сентября 2008 (выпуск 148) — Дмитрий Воденников — поэт.
- 22 сентября 2008 (выпуск 149) — Александр Храмчихин — заведующий аналитическим отделом Института политического и военного анализа.
- 29 сентября 2008 (выпуск 150) — Вера Миллионщикова — главный врач Первого московского хосписа, её дочь Нюта Миллионщикова (Анна Федермессер) — президент Фонда помощи хосписам «Вера».
- 6 октября 2008 (выпуск 151) — Сергей Шаргунов — писатель, публицист.
- 13 октября 2008 (выпуск 152) — Алексей Плуцер-Сарно — филолог, автор «Большого словаря мата» в 12 томах.
- 20 октября 2008 (выпуск 153) — Евгения Пищикова — журналист, автор физиологических очерков.
- 27 октября 2008 (выпуск 154) — Дмитрий Горчев — писатель, блогер.
- 10 ноября 2008 (выпуск 155) — Александр Житинский — писатель, драматург, сценарист, журналист.
- 17 ноября 2008 (выпуск 156) — Андрей Левкин — журналист, прозаик.
- 24 ноября 2008 (выпуск 157) — Григорий Померанц (первый раз) — культуролог, философ, писатель.
- 1 декабря 2008 (выпуск 158) — Светлана Захарова — прима Большого театра, член комитета Государственной думы по культуре, член фракции «Единая Россия».
- 15 декабря 2008 (выпуск 159) — Михаил Кожухов — журналист, путешественник.
- 22 декабря 2008 (выпуск 160) — Дарья Тараскина — глава Благотворительного фонда защиты животных «Бим», специалист по организации и поддержке приютов для бездомных собак.
- 29 декабря 2008 (выпуск 161) — Лев Лурье — журналист, историк, писатель, член совета объединения журналистов «Петербургская линия».
- 26 января 2009 (выпуск 162) — Елена Весёлая — журналист, писатель, главный редактор ювелирного журнала и каталога.
- 2 февраля 2009 (выпуск 163) — Андрей Ерофеев — бывший куратор и хранитель коллекции современного искусства Третьяковской галереи.
- 9 февраля 2009 (выпуск 164) — Фаина Гримберг — писатель, поэт и переводчик.
- 16 февраля 2009 (выпуск 165) — Илья Гофман — альтист, ученик Юрия Башмета, преподаватель музыкальной школы им. Гнесиных.
- 2 марта 2009 (выпуск 166) — Александр Роднянский — продюсер, президент «СТС Медиа», создатель канала «1+1» (Украина).
- 16 марта 2009 (выпуск 167) — Игорь Маркин — создатель Музея актуального искусства.
- 23 марта 2009 (выпуск 168) — Зинаида Миркина — поэт, переводчик, исследователь, эссеист, и Григорий Померанц (второй раз) — философ, культуролог, писатель, эссеист.
- 30 марта 2009 (выпуск 169) — Рустам Рахматуллин — краевед, историк Москвы, московский экскурсовод.
- 6 апреля 2009 (выпуск 170) — Лора Белоиван — художник, писатель и директор Центра реабилитации морских млекопитающих.
- 13 апреля 2009 (выпуск 171) — Олег Будницкий — историк.
- 20 апреля 2009 (выпуск 172) — Юлий Гусман — кинорежиссёр, основатель и художественный руководитель премии «Ника».
- 18 мая 2009 (выпуск 173) — Алексей Зимин — главный редактор журнала «Афиша-Еда», кулинарный критик.
- 25 мая 2009 (выпуск 174) — Ирина Волкова — историк ресторанного дела.
- 1 июня 2009 (выпуск 175) — Анатолий Протопопов — этолог.
- 8 июня 2009 (выпуск 176) — Давид Ян — основатель компании ABBYY, кандидат физико-математических наук.
- 15 июня 2009 (выпуск 177) — Вера Павлова — поэт.
- 22 июня 2009 (выпуск 178) — Илья Смирнов — кандидат филологических наук, директор Института восточных культур РГГУ.
- 29 июня 2009 (выпуск 179) — Юрий Фрейдин — врач-психиатр и литературовед, близкий друг Н. Я. Мандельштам.
- 6 июля 2009 (выпуск 180) — Фёдор Бондарчук — режиссёр.
Сезон 2009—2010
- 21 сентября 2009 (выпуск 181) — Юлия Гиппенрейтер — психолог, писатель, профессор МГУ.
- 28 сентября 2009 (выпуск 182) — Олег Лекманов — филолог, автор книги о Сергее Есенине.
- 5 октября 2009 (выпуск 183) — Елена Чуковская — литературовед, внучка Корнея Чуковского, владелец и редактор литературного архива своей знаменитой семьи.
- 12 октября 2009 (выпуск 184) — Михаил Златковский — ведущий художник в карикатуре, журнальной и книжной иллюстрации, дизайне средств массовой информации, лауреат престижных премий, член Французской академии юмористических искусств.
- 19 октября 2009 (выпуск 185) — Майя Кучерская — писатель, кандидат филологических наук, доктор философии (США), доцент, литературный критик.
- 26 октября 2009 (выпуск 186) — Дмитрий Кузьмин — поэт, филолог, критик, главный редактор журнала «Воздух» и создатель сайта «Вавилон».
- 2 ноября 2009 (выпуск 187) — Пётр Поспелов — музыкальный критик.
- 9 ноября 2009 (выпуск 188) — Ирма Кудрова — литературовед, ведущий специалист по творчеству Марины Цветаевой.
- 16 ноября 2009 (выпуск 189) — Вадим Гаевский — балетный критик и писатель.
- 23 ноября 2009 (выпуск 190) — Игорь Кон — публицист, общественный деятель, учёный кандидат исторических и философских наук, доктор философии, профессор, академик Российской академии образования, почетный профессор Корнелльского университета, доктор Honoris Causa университета Серрей.
- 30 ноября 2009 (выпуск 191) — Лариса Малюкова — известный кинокритик и журналист.
- 7 декабря 2009 (выпуск 192) — Вячеслав Ива́нов — русский, советский и американский лингвист, академик АН СССР и РАН, профессор Калифорнийского университета, директор Института мировой культуры МГУ, директор Русской антропологической школы РГГУ.
- 14 декабря 2009 (выпуск 193) — Валентина Петренко — сенатор, председатель Комитета Совета Федерации по социальной политике.
- 21 декабря 2009 (выпуск 194) — Илья Осколков-Ценципер — возглавлял в качестве главного редактора журнал «Афиша», работал на Московских международных художественных ярмарках «АРТ-МИФ» (сделал около 40 выставок современных художников), один из создателей института медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка».
- 1 февраля 2010 (выпуск 195) — Виктор Голышев — известный переводчик с английского, преподаватель художественного перевода в Литературном институте имени Горького, лауреат литературных премий.
- 8 февраля 2010 (выпуск 196) — Сергей Смолицкий — инженер глубоководных аппаратов «Мир», принимал участие в работе над фильмом «Титаник» Джеймса Кэмерона.
- 15 февраля 2010 (выпуск 197) — Иван Толстой — брат ведущей Татьяны Толстой, историк эмигрантской литературы, журналист, автор книги «Отмытый роман Пастернака. „Доктор Живаго“ между КГБ и ЦРУ».
- 1 марта 2010 (выпуск 198) — Василий Бархатов — молодой театральный режиссёр в России. Он поставил более десятка опер, из них — пять в Мариинском Театре. Его опера «Братья Карамазовы» удостоилась самой высокой театральной награды «Золотая Маска — 2009».
- 15 марта 2010 (выпуск 199) — Лео Бокерия — всемирно известный кардиохирург, президент Общероссийской общественной организации «Лига здоровья нации».
- 22 марта 2010 (выпуск 200) — Галина Юзефович — литературный критик и обозреватель.
- 29 марта 2010 (выпуск 201) — Борис Хлебников — кинорежиссёр и сценарист.
- 5 апреля 2010 (выпуск 202) — Пелагея Ханова — фолк-рок-певица, основательница и солистка группы «Пелагея».
- 12 апреля 2010 (выпуск 203) — Владимир Сарабьянов — специалист по древнерусскому искусству, реставратор.
- 19 апреля 2010 (выпуск 204) — Дарья Митина — российский политический деятель, публицист, этнолог, глава комсомольской организации России.
- 26 апреля 2010 (выпуск 205) — Юрий Мамлеев — писатель и драматург.
- 17 мая 2010 (выпуск 206) — Сергей Шнуров — рок-музыкант и телеведущий.
- 24 мая 2010 (выпуск 207) — Леонид Юзефович — писатель, сценарист, историк, автор романа «Журавли и карлики».
- 31 мая 2010 (выпуск 208) — Василий Сигарев — драматург и режиссёр, и Яна Троянова — актриса.
- 7 июня 2010 (выпуск 209) — Андрей Плахов — кинообозреватель газеты «Коммерсант».
- 15 июня 2010 (выпуск 210) — Андрей Лошак — журналист, один из создателей цикла «Профессия-репортёр» на канале НТВ.
- 21 июня 2010 (выпуск 211) — Екатерина Гениева — филолог, руководитель Библиотеки иностранной литературы.
Сезон 2010—2011
- 13 сентября 2010 (выпуск 212) — Наталья Горбаневская — поэтесса, общественный деятель, участник демонстрации против ввода советских войск в Чехословакию, прошедшей на Красной площади 25 августа 1968 года.
- 20 сентября 2010 (выпуск 213) — Евгений Александров — академик, физик-экспериментатор, действительный член РАН, доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии СССР.
- 27 сентября 2010 (выпуск 214) — Вера Полозкова — поэт и актриса.
- 4 октября 2010 (выпуск 215) — Виктор Живов — лингвист, профессор, специалист по русскому языку и русской культуре.
- 11 октября 2010 (выпуск 216) — Юрий Аввакумов — художник, архитектор, куратор.
- 18 октября 2010 (выпуск 217) — Иван Засурский — журналист, кандидат филологических наук, преподаватель, продюсер, заведующий кафедрой новых медиа и теории коммуникации факультета журналистики МГУ, создатель и главный редактор онлайн-газеты «Частный корреспондент».
- 25 октября 2010 (выпуск 218) — Александр Галушкин — литературовед, кандидат филологических наук, заведующий отделом «Литературное наследство» Института мировой литературы РАН.
- 1 ноября 2010 (выпуск 219) — Максим Сырников — один из главных современных специалистов в области русской кухни, мастер практического исполнения старинных блюд.
- 8 ноября 2010 (выпуск 220) — Наталья Душкина — профессор Московского архитектурного института, историк архитектуры и специалист по охране культурных памятников.
- 15 ноября 2010 (выпуск 221) — Владимир «Адольфыч» Нестеренко — писатель, журналист, кинодраматург, автор книги и сценария к фильму «Чужая».
- 22 ноября 2010 (выпуск 222) — Елена Гремина — драматург, сценарист, стоявшая у истоков «Новой драмы».
- 29 ноября 2010 (выпуск 223) — Александр Богдановский — «переводчик нобелевских лауреатов до того, как они стали нобелевскими лауреатами». В его переводах сотни тысяч россиян прочли лучшие романы Льосы, Амаду и многих других латиноамериканских писателей.
- 6 декабря 2010 (выпуск 224) — Алла Гербер — правозащитник, журналист, писатель, общественный деятель, член Общественной палаты, основатель фонда «Холокост».
- 13 декабря 2010 (выпуск 225) — Елена Типикина — журналист, общественный деятель, автор нескольких сотен публикаций и двух книг, заводчик, владелец ризеншнауцеров, эксперт.
- 7 февраля 2011 (выпуск 226) — Евгений Касперский — создатель популярной антивирусной программы.
- 14 февраля 2011 (выпуск 227) — Алексей Левинсон — профессор, заведующий отделом социально-культурных исследований Левада-центра, автор многих книг и публикаций по социологии.
- 21 февраля 2011 (выпуск 228) — Сергей Скуратов — архитектор, автор проекта известного небоскреба на Мосфильмовской улице в Москве.
- 28 февраля 2011 (выпуск 229) — Евгений Витковский — российский литературовед, поэт, переводчик, специалист по переводам ХХ и ХХI веков.
- 14 марта 2011 (выпуск 230) — Наталия Басовская — российский историк-медиевист, доктор исторических наук, профессор, специалист по истории средних веков Западной Европы.
- 21 марта 2011 (выпуск 231) — Павел Басинский — литературовед, критик, писатель, автор книги «Лев Толстой: бегство из рая», которая была отмечена первым местом в Национальной литературной премии «Большая книга» за 2010 год.
- 28 марта 2011 (выпуск 232) — Вячеслав Глазычев — профессор Московского архитектурного института, член Общественной палаты.
- 4 апреля 2011 (выпуск 233) — Александр Иличевский — русский поэт, прозаик, лауреат премий «Русский Букер» 2007 года за роман «Матисс» и «Большая Книга» 2010 года за роман «Перс».
- 18 апреля 2011 (выпуск 234) — Эдуард Кочергин — главный художник Большого драматического театра им. Г. А. Товстоногова, не так давно выступивший в ипостаси писателя, написав воспоминания о своих детских и юношеских годах. Его книга — «Крещённые крестами» — была удостоена литературной премии «Национальный бестселлер» в 2010 году.
- 25 апреля 2011 (выпуск 235) — Евгений Ройзман — поэт, общественный деятель, основатель фонда «Город без наркотиков».
- 16 мая 2011 (выпуск 236) — Пётр Налич — певец и композитор.
- 23 мая 2011 (выпуск 237) — Ольга Алленова — журналист ИД «КоммерсантЪ», автор книги-дневника второй чеченской кампании «Чечня рядом. Война глазами женщины».
- 30 мая 2011 (выпуск 238) — Зоя Богуславская — писатель, драматург, общественный деятель, художественный руководитель премии «Триумф», вдова поэта Андрея Вознесенского.
- 6 июня 2011 (выпуск 239) — Берл Лазар — главный раввин России по версии ФЕОР.
- 20 июня 2011 (выпуск 240) — Екатерина Мень — филолог, журналист, занимается проблемой аутизма.
- 27 июня 2011 (выпуск 241) — Марина Бородицкая — поэт и переводчик таких известных английских поэтов, как Редьярд Киплинг, Алан Милн, Джеймс Ривз, Элеанор Фарджон.
Сезон 2011—2012
- 6 сентября 2011 (выпуск 242) — Тамара Морщакова — российский юрист, доктор юридических наук, профессор.
- 13 сентября 2011 (выпуск 243) — Сергей Бархин — российский сценограф, художник, художник книги, архитектор.
- 20 сентября 2011 (выпуск 244) — Александр Липницкий — советский и российский культуролог, бывший музыкант группы «Звуки Му», режиссёр, телеведущий.
- 27 сентября 2011 (выпуск 245) — Сергей Иванов — российский историк-византинист.
- 3 октября 2011 (выпуск 246) — Григорий Ревзин (второй раз) — историк, искусствовед, архитектурный критик, журналист, колумнист.
- 10 октября 2011 (выпуск 247) — Анатолий Найман — поэт и прозаик.
- 17 октября 2011 (выпуск 248) — Джон Шемякин — интернет-автор, историк.
- 24 октября 2011 (выпуск 249) — телеведущая Татьяна Лазарева (второй раз) и Михаил Нисенбаум — искусствовед, филолог, писатель.
- 31 октября 2011 (выпуск 250) — Юрий Кублановский — поэт, эссеист, критик, историк.
- 7 ноября 2011 (выпуск 251) — Валерий Попов — писатель, и сценарист.
- 14 ноября 2011 (выпуск 252) — супруги Кама Гинкас и Генриетта Яновская — театральные режиссёры.
- 21 ноября 2011 (выпуск 253) — Георгий Гречко — космонавт, телеведущий.
- 28 ноября 2011 (выпуск 254) — Соломон Шульман — писатель, сценарист, кинорежиссёр, путешественник.
- 5 декабря 2011 (выпуск 255) — Михаил Мейлах — филолог и литературовед.
- 12 декабря 2011 (выпуск 256) — Сергей Капков — глава Департамента культуры г. Москвы.
- 19 декабря 2011 (выпуск 257) — Сергей Устинов — писатель, основатель «Музея истории евреев в России».
- 23 января 2012 (выпуск 258) — Алексей Улюкаев — доктор экономических наук, первый заместитель председателя Центрального банка Российской Федерации.
- 30 января 2012 (выпуск 259) — Александр Петросян — петербургский фотограф, блогер.
- 6 февраля 2012 (выпуск 260) — Марина Сорокина — кандидат исторических наук, историк.
- 13 февраля 2012 (выпуск 261) — Асар Эппель — поэт и профессиональный переводчик.
- 20 февраля 2012 (выпуск 262) — Яков Гордин — российский историк, писатель, публицист.
- 27 февраля 2012 (выпуск 263) — Ирина Левонтина́ — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН, один из авторов «Нового объяснительного словаря синонимов русского языка», автор работ по лексической семантике, лексикографии, этнолингвистике и языку поэзии, специалист по судебной лингвистической экспертизе, автор популярных статей о русском языке.
- 5 марта 2012 (выпуск 264) — Тина Канделаки — российская журналистка, телеведущая, продюсер и общественный деятель.
- 12 марта 2012 (выпуск 265) — Александр Марков — доктор биологических наук, палеонтолог, популяризатор науки, лауреат главной в России премии в области научно-популярной литературы «Просветитель».
- 19 марта 2012 (выпуск 266) — Ольга Свиблова — директор Московского дома фотографии.
- 26 марта 2012 (выпуск 267) — Михаил Кацнельсон — профессор, доктор физико-математических наук.
- 2 апреля 2012 (выпуск 268) — Денис Осокин — писатель, автор и режиссёр цикла фильмов «Солнцеворот», обладатель премий «Белый слон» и «Ника» за лучшую сценарную работу («Овсянки»).
- 9 апреля 2012 (выпуск 269) — Евгений Анисимов — доктор исторических наук, писатель.
- 16 апреля 2012 (выпуск 270) — Владимир Маканин — русский писатель.
- 23 апреля 2012 (выпуск 271) — Дмитрий Зимин — основатель и Почётный Президент компании «Вымпел-Коммуникации», академик Международной академии связи, член Президиума Российской академии бизнеса и предпринимательства, основатель Фонда «Династия» и соучредитель премии «Просветитель».
- 14 мая 2012 (выпуск 272) — генеральный директор канала «Дождь» Наталья Синдеева и главный редактор канала «Дождь» Михаил Зыгарь.
- 22 мая 2012 (выпуск 273) — Сергей Самсонов — русский писатель.
- 28 мая 2012 (выпуск 274) — Михаил Ефремов — российский актёр театра и кино.
- 19 июня 2012 (выпуск 275) — Марина Разбежкина — кинорежиссёр и сценарист.
- 25 июня 2012 (выпуск 276) — Иван Давыдов — поэт.
- 2 июля 2012 (выпуск 277) — Михаил Гаёхо — писатель.
Сезон 2012—2013
- 8 сентября 2012 (выпуск 278) — Григорий Дашевский — поэт, переводчик, литературный критик.
- 15 сентября 2012 (выпуск 279) — Филипп Бахтин — журналист.
- 22 сентября 2012 (выпуск 280) — Ольга Дыховичная — актриса и режиссёр, Ангелина Никонова — российский кинорежиссёр, сценарист, продюсер.
- 29 сентября 2012 (выпуск 281) — Василий Гончаров (Вася Обломов) — музыкант.
- 6 октября 2012 (выпуск 282) — Мирослав Немиров — поэт, прозаик, эссеист, деятель актуального искусства.
- 13 октября 2012 (выпуск 283) — Симон Шноль — биофизик, историк советской и российской науки.
- 20 октября 2012 (выпуск 284) — Гасан Гусейнов — доктор филологических наук (2002), профессор филфака МГУ.
- 27 октября 2012 (выпуск 285) — Юрий Рост — фотограф, журналист, писатель.
- 10 ноября 2012 (выпуск 286) — Ирина Антонова — директор Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
- 17 ноября 2012 (выпуск 287) — Светлана Миронюк — главный редактор РИА «Новости».
- 24 ноября 2012 (выпуск 288) — Михаил Дмитриев — учёный-экономист, президент фонда «Центр стратегических разработок».
- 1 декабря 2012 (выпуск 289) — Елена Фанайлова — поэт.
- 8 декабря 2012 (выпуск 290) — Сергей Беляков — историк, литературный критик, заместитель главного редактора журнала «Урал».
- 15 декабря 2012 (выпуск 291) — Станислав Дробышевский — учёный-антрополог, научный редактор портала Антропогенез.ру.
- 22 декабря 2012 (выпуск 292) — Ольга Тогоева — учёный-медиевист, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.
- 20 января 2013 (выпуск 293) — Марат Гельман — художественный критик, галерист.
- 27 января 2013 (выпуск 294) — Виктор Тиктинский-Шкловский — психолог.
- 3 февраля 2013 (выпуск 295) — Фёдор Сваровский — поэт, журналист.
- 10 февраля 2013 (выпуск 296) — Сергей Арутюнов — этнолог, социальный антрополог, членкор, заведующий отделом народов Кавказа в Институте этнологии и антропологии РАН.
- 16 февраля 2013 (выпуск 297) — Фёдор Успенский — историк и филолог.
- 16 марта 2013 (выпуск 298) — Сергей Вертелов — Президент [www.himalaya.ru/ Гималайского клуба].
- 23 марта 2013 (выпуск 299) — Жоэль Шапрон — французский киновед.
- 30 марта 2013 (выпуск 300) — Алексей Цветков — поэт, эссеист, переводчик.
- 6 апреля 2013 (выпуск 301) — Владимир Паперный — писатель, дизайнер, искусствовед, культуролог, историк архитектуры, архитектурный критик.
- 13 апреля 2013 (выпуск 302) — Эвелина Блёданс, актриса, с супругом Александром Сёминым.
- 20 апреля 2013 (выпуск 303) — Александр Миндадзе — кинодраматург и режиссёр.
- 27 апреля 2013 (выпуск 304) — Сергей Гуриев — экономист, ректор Российской экономической школы.
- 5 мая 2013 (выпуск 305) — Сергей Женовач — театральный режиссёр.
- 18 мая 2013 (выпуск 306) — Сергей Неклюдов — фольклорист и востоковед, профессор, доктор филологических наук.
- 26 мая 2013 (выпуск 307) — Кирилл Медведев — переводчик и издатель.
- 1 июня 2013 (выпуск 308) — Наталья Корниенко — литературовед, специалист по творчеству Андрея Платонова.
- 8 июня 2013 (выпуск 309) — Мария Черницкая — генеральный директор и владелец агентства по контекстной рекламе в интернете.
- 15 июня 2013 (выпуск 310) — Наталья Громова — историк литературы, специалист по творчеству Марины Цветаевой.
- 22 июня 2013 (выпуск 311) — Дмитрий Ольшанский — писатель, публицист.
- 29 июня 2013 (выпуск 312) — Евгений Водолазкин — филолог, писатель.
Сезон 2013—2014
- 1 сентября 2013 (выпуск 313) — Дмитрий Бак — директор Государственного Литературного музея, профессор РГГУ.
- 8 сентября 2013 (выпуск 314) — Александр Баунов — филолог, публицист, журналист, дипломат.
- 15 сентября 2013 (выпуск 315) — Владимир Сурдин — астроном, старший научный сотрудник ГАИШ.
- 22 сентября 2013 (выпуск 316) — Владимир Шаров — русский писатель.
- 29 сентября 2013 (выпуск 317) — Максим Семеляк — главный редактор журнала The Prime Russian Magazine.
- 6 октября 2013 (выпуск 318) — Елена Пастернак — доктор филологических наук, хранитель дома-музея Бориса Пастернака, внучка писателя.
- 13 октября 2013 (выпуск 319) — Николай Усков — руководитель интернет-проекта «Сноб», историк-медиевист.
- 20 октября 2013 (выпуск 320) — Мария Островская — глава благотворительного фонда «Перспективы».
- 27 октября 2013 (выпуск 321) — Олеся Николаева — поэтесса, эссеист.
- 10 ноября 2013 (выпуск 322) — Людмила Ермакова — филолог, преподающий в Японии сравнительную мифологию.
- 17 ноября 2013 (выпуск 323) — Марина Козлова — издатель, сооснователь детского издательства «Розовый жираф».
- 24 ноября 2013 (выпуск 324) — Роман Шмараков — филолог, писатель.
- 1 декабря 2013 (выпуск 325) — Людмила Петрановская — психолог.
- 8 декабря 2013 (выпуск 326) — Елена Грачёва — координатор программ фонда «АдВита».
- 15 декабря 2013 (выпуск 327) — Пётр Щедровицкий — философ и методолог, заместитель директора Института философии РАН.
- 22 декабря 2013 (выпуск 328) — Константин Сонин — экономист, профессор и проректор «Высшей школы экономики».
- 19 января 2014 (выпуск 329) — Татьяна Горяева — директор Российского государственного архива литературы и искусства.
- 26 января 2014 (выпуск 330) — Олег Воскобойников — историк-медиевист.
- 2 февраля 2014 (выпуск 331) — Антон Ланге — фотохудожник.
- 9 февраля 2014 (выпуск 332) — Андрей Шаронов — ректор Московской школы управления «Сколково».
- 16 февраля 2014 (выпуск 333) — Юлия Идлис — российская поэтесса, журналист.
- 2 марта 2014 (выпуск 334) — Леонид Клейн — старший преподаватель факультета госуправления РАНХиГС.
- 16 марта 2014 (выпуск 335) — Алексей Венгеров — коллекционер.
- 23 марта 2014 (выпуск 336) — Ирина Сурат — филолог, исследователь русской поэзии.
- 30 марта 2014 (выпуск 337) — Николай Вахтин — лингвист-антрополог.
- 6 апреля 2014 (выпуск 338) — Владимир Любаров — российский художник и график.
- 13 апреля 2014 (выпуск 339) — Михаил Кукин — поэт.
- 20 апреля 2014 (выпуск 340) — Джон Шемякин — историк и писатель (второй раз).
- 27 апреля 2014 (выпуск 341) — Надежда Плунгян — искусствовед.
- 18 мая 2014 (выпуск 342) — Татьяна Смолярова — филолог, профессор Колумбийского университета, автор книги о Державине.
- 25 мая 2014 (выпуск 343) — Татьяна Мэй — филолог, писатель, блогер.
- 1 июня 2014 (выпуск 344) — Ольга Вайнштейн — филолог, историк и теоретик моды.
- 8 июня 2014 (выпуск 345) — Мария Голованивская — профессор и писатель.
- 15 июня 2014 (выпуск 346) — Вера Шенгелия — журналист.
- 22 июня 2014 (выпуск 347) — Николай Гринцер — филолог-античник.
- 29 июня 2014 (выпуск 348) — Игорь Фёдоров — поэт.
- 6 июля 2014 (выпуск 349) — Юлий Гуголев — поэт.
Гости передач, не вышедших в эфир
- Антон Носик (2005 год) — журналист, известный деятель Рунета, один из создателей новостного интернет-издания Lenta.ru, учредитель благотворительного фонда «Помоги. Орг».
- Евгений Сатановский (2005 год) — президент Института изучения Израиля и Ближнего Востока; президент Российского еврейского конгресса (РЕК).
- Дмитрий Липскеров (выпуск 85, 6 ноября 2006 года) — писатель, драматург, соучредитель литературной премии «Дебют».
- Александр Поткин (Белов) (выпуск 115, лето 2007 года) — русский политик.
- Евгения Альбац (2007 год) — политический журналист, политолог, общественный деятель, писатель, член президиума Российского еврейского конгресса.
- Михаил Делягин (2011 год) — экономист, публицист и политик.
- Михаил Маргелов — глава комитета по международным делам Совета Федерации.
- Георгий Сатаров — президент фонда ИНДЕМ.
Напишите отзыв о статье "Список гостей «Школы злословия»"
Ссылки
- [web.archive.org/web/20041106052154/www.tvkultura.ru/page.html?cid=1140 Страница передачи на сайте канала «Культура»] ([web.archive.org/web/20120319064412/www.tvkultura.ru/page.html?cid=1140 Сохранённая копия от 19 марта 2012])
- [www.ntv.ru/peredacha/shkola/ Страница передачи на сайте канала НТВ]
- [www.youtube.com/playlist?list=PLJtLCxxv36TBaLAov3APHQwHJBk-Cxg4K «Изюминки» «Школы злословия»]
Отрывок, характеризующий Список гостей «Школы злословия»
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.