Математика инков

Математика инков — система воззрений жителей Андского региона Южной Америки, проживавших в Империи инков. Ведение подсчётов и вычислений осуществлялось на счётном устройстве юпана (существовало несколько разновидностей), хранение и воспроизведение — в кипу. Кипу также служило для статистического сбора информации (как правило, это были большие объёмы числовых данных похожие на двоичную систему, имеющую 128 вариаций) и было равнозначно европейскому нотариальному акту. Кипу сберегалось в хранилищах, с приставленным штатом государственных чиновников — камайоков. Вычисления также осуществляли инкские учёные (философы, астрологи, астрономы) — амаута (кечуа amauta — «мудрец»), учителя — йачачик, и поэты — «аравеки». Обучение велось в школах для детей знати и чиновников — ячайваси («дом знания»). Подобием университета была главная школа в столице империи — Куско. Почётным именем у инков было — Юпанки, восходящее к слову «вычислять»; такое имя носили некоторые правители: например, Пачакутек Юпанки — великий реформатор, завоеватель и первый исторически достоверный правитель у инков.

Математика инков вобрала в себя изобретения двух с половиной тысячелетий существования всех предшествующих цивилизаций Перу: Чавин (праматерь всех южноамериканских культур — 800—200 до н. э.), Паракас (кипу, ткацкое дело — 800 до н. э. — 200 н. э.), Тиауанако (500 до н. э. — 1000 н. э.), Наска (300 до н. э. — 800 н. э.), Моче (100—700), Уари (знаки токапу — 500—800), Сикан (700—1300), Чиму (1000—1500) и многих других. Время и место изобретения юпаны пока в точности неизвестны.

Основные сведения сохранились в книгах «Подлинные комментарии» (1609) Гарсиласо де ла Веги и «Exsul Immeritus Blas Valera Populo Suo» Бласа Валера (1618).

Пятеричная и десятичная системы счисления

В исторических хрониках XVI—XVII ст. в основном говорится о десятичной системе с основой на 100, существовавшей у инков и которая, например, применялась в подчинении семей определённым государственным чиновникам. Однако ряд этноисторических источников говорит об объединении десятичной системы исчисления с пятеричной. В целом государство и общество выглядело при этом следующим образом:

• Тавантинсуйу — империя во главе с Сапа Инкой, Королевским Советом, инспекторами, размещавшимися в Куско. Империя номинально охраняла пачака уну («1 000 000»).

• Суйу («часть») составлялась из нескольких уну (и, соответственно, вамани), имела главой — правителя Суйуйук Апу, который во времена инков заботился о 100 тыс. семей. Пакаримок — местный король или правитель (в доинские времена). Имел в подчинении 100 тыс. семей.

• Вамани-провинция с токрикуком, правителем провинции, главой 40 000 семей. «Ваманин апу» — капитан местного короля[32].

• Уну камайук («десять тысяч»), или Уну Апу — курака высшего ранга, глава 10 000 семей.

• Пичка варанка камайук («пять тысяч») — глава 5000 семей, возможно, заместитель Уну Апу.

• Варанка камайук («одна тысяча»), или куракаваранка — курака среднего ранга, надзиратель, глава 1000 семей, налогоплательщик.

• Пичка пачака камайук («пятьсот») — надзиратель, глава 500 семей, возможно, заместитель куракаваранки.

• Пачака камайук («сотня»), или пачакакурака, камачикук — курака нижнего ранга, представитель местной власти, надзиратель, глава 100 семей, налогоплательщик.

• Пичка чунка камайук («пятьдесят»), камачикук — надзиратель, глава 50 семей, возможно, заместитель пачакакураки.

• Чунка камайук («десять»), камачикук — надзиратель айлью, представитель местной власти, глава 10 семей.

• Пичка камайук («пять»), камачикук — надзиратель, глава 5 семей, возможно, заместитель, чункакамайука.

• Пурик, пурех — глава 1 семьи, налогоплательщик.

Подтверждение десятичной системе можно найти в сведениях хронистов об узлах в числовых кипу, формировавшихся позиционно в вертикальной плоскости снизу вверх по верёвке: единицы, десятки, сотни, и т. д..

В современном кечуа

В современном кусканском варианте языка кечуа используется десятичная система:

Числа	Кечуа	Числа	Кечуа	Числа	Кечуа
1	Huk	11	Chunka hukniyuq	30	Kimsa chunka
2	Iskay	12	Chunka iskayniyuq	40	Tawa chunka
3	Kimsa	13	Chunka kimsayuq	50	Pisqa chunka
4	Tawa	14	Chunka tawayuq	60	Suqta chunka
5	Pisqa	15	Chunka pisqayuq	70	Qanchis chunka
6	Suqta	16	Chunka suqtayuq	80	Pusaq chunka
7	Qanchis	17	Chunka qanchisniyuq	90	Isqun chunka
8	Pusaq	18	Chunka pusaqniyuq	100	Pachak
9	Isqun	19	Chunka isqunniyuq	1000	Waranqa
10	Chunka	20	Iskay chunka	1 000 000	Hunu

Ноль

В империи инков Тауантинсуйу для записи числовой информации использовалась узелковая система кипу, основанная на позиционной десятичной системе счисления. Цифры от 1 до 9 обозначались узелками определённого вида, ноль — пропуском узелка в нужной позиции. В современном языке ноль обозначается словом кечуа ch'usaq (букв. «отсутствующий», «пустой»), однако то, какое слово использовалось инками для обозначения нуля при чтении кипу, пока неясно, поскольку, например, в одних из первых кечуа-испанских (Диего Гонсалес Ольгин, 1608) словарях и первом аймара-испанском (Лудовико Бертонио, 1612) не было соответствия для испанского «cero» — «ноль».

В Старом Свете (в Европе и Индии) отсутствие названия для нуля косвенно свидетельствовала об использовании счет, где пропуск числового значения или отсутствие числа не требовало применения для нуля особого названия. Поэтому предположить такую же ситуацию для Америки тоже возможно, к тому же у инков были счеты юпана.

Обучение

В школе

Одно из наиболее пространных сообщений об обучении в школах находится в книге «Подлинные комментарии» Инки Гарсиласо де ла Веги (1609):

[Валера] говорит, что [Инка Рока] был первым, кто создал школы в королевском городе Коско, чтобы амауты обучали достигнутым ими наукам принцев инки и других [юношей] королевской крови и знати его империи, [но] не с помощью письма (letras), которого у них не было, а путём практики и ежедневных повторений (uso cotidiano) и путём опыта, добиваясь, чтобы они знали ритуалы, заветы и церемонии своей ложной религии, чтобы они понимали смысл и обоснование своих законов и прав и знали бы их количество и подлинное толкование; чтобы они овладевали бы даром умения управлять и были бы более учтивыми и освоили бы самое высокое мастерство в военном искусстве; чтобы они познакомились с [понятием] времени и года и умели бы узнавать по узлам [кипу] истории и как их толковать; чтобы они умели говорить красиво и элегантно и умели бы воспитывать своих сыновей, управлять своими домами. Их обучали поэзии, музыке, философии и астрологии, во всем этом [тому] немногому, чего достигла каждая наука. Учителей они называли амаутами, что значит философ и ученый; они пользовались исключительным почтением.

— Инка Гарсиласо де ла Вега. «История государства Инков», - Л., 1974, книга Четвертая, Глава XIX, стр.231-232

Как писал в своей тетради «Exsul Immeritus Blas Valera Populo Suo» метис Блас Валера (1618), обучение математике в школах производилось следующим образом:

/стр.9v/В ячайваси, кроме ткачества и вышивки, королевским и знатным юношам преподавали изучение юпаны и кипу и их взаимосвязь; короче говоря, они устанавливали камушки и из камней составляли узлы, занимаясь и тем, и тем, и занося одно в другое и наоборот. Я изучил их в детстве и хотел напомнить это в рисунке, представленном в уже упомянутой «Новой Хронике».

— Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. Indios, gesuiti e spagnoli in due documenti segreti sul Perù del XVII secolo. A cura di L. Laurencich Minelli. — CLUEB, Bologna, 2007; p. 370

Использование вышеупомянутой юпаны было обязательным и непременным условием образования учеников. Правда, Валера не раскрыл характер арифметической системы в юпане, раскрыв лишь секрет сакрального характера вычислений на юпане для смыслового стихотворного кипу с песней Сумак Ньюста (представленной также в книге Гарсиласо де ла Веги «Подлинные комментарии» (1609)):

Я надеюсь, что эта моя работа когда-нибудь увидит свет и в ней можно заметить похожую доску; юпана показана [в той работе (то есть в «Новой Хронике» Гуамана Пома де Айяла)] под счетоводом. По некоторым причинам не удается письменно пояснить отличие арифметического приёма вышеупомянутых счет, так же, как и народной песни Sumac Ñusta, который спрятан [в этой работе].

Ученик, который уже выучил на память Sumac Ñusta, получал задание заняться составлением песни при помощи кипу, наблюдая за 23-мя ключевыми словами; это — знаки, которые он сам же и ткал. Все это было началом; потом он высчитывал на юпане тридцать два белых шара, это — узлы и дополнения, которые он был должен составить, чтобы получить [нужные] слоги; последние служили для спряжения и склонения, а также для полного составления песни, завязанной в кипу; таким образом в шнурах он читал то, что было нужно сделать, дабы подтвердить, что числовой ключ состоял из двадцати трёх и из тридцати двух; так он занимался; и, вычисляя, путём умственной деятельности, становился аравеком [то есть поэтом]. Перья, вставленные в конечные кольца, определяли, какие линии были предназначены для осуществления операций; шнур, украшенный зелёным камушком, похожим на цилиндр указывает, что было нужно производить вычитание в горизонтальном порядке. Напротив, четвёртый и шестой шнур дважды определяют число ключевых слов. Такая операция была результатом нескольких лет обучения, поскольку в вышеуказанных счётах не может существовать позиции, а только классы единиц и десятков. Только в ячайваси так изучалась арифметика, стройность слогового кипу.
Итак, вышеприведённое вычисление таково: 87+37=124; 46+46=92; 124-92=32.

Как только было показано приемлемое числовое значение для составления Sumac Ñusta, ученик переходил к тому, чтобы завязывать её в королевском кипу.

— Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. — CLUEB, Bologna, 2007; p. 370-371

В университете

О наличии у инков некоего подобия университета и разнообразии «письменности» имеются сведения у хрониста Фернандо де Монтесиноса в его «Памятных сведениях» (1642—1644):

Тогда царь скрыл свои чувства, и совершил великие жертвоприношения и спрашивал Ильятиси Виракочу. Ответ был, что причиной заразной болезни были буквы, и чтобы никто их не использовал и вновь к ним не возвращался, ибо от их использования они должны будут претерпеть наибольший ущерб. Из-за этого Топа Каури установил законом, чтобы под страхом смерти никто не имел бы дела с килькой [quilca], которая была пергаментами и листьями определённых деревьев, на которых они писали, и чтобы никоим образом не пользовались письмом. Этот оракул, его они соблюдали с такой тщательностью, что после этой утраты перуанцы никогда не пользовались буквами, так что когда некоторое время спустя один мудрый амаута изобрел некие /64/ знаки, его сожгли живьем, и так с тех пор использовали нить и кипо с различиями, как мы увидим.
Он также устроил в Пакаритамбо [Pacaritambo] подобие университета, где знатные заботились об упражнениях в военном деле и о мальчиках. Их обучали способу считать при помощи кипо, добавляя разные цвета, которые служили буквами, из-за чего было облагорожено их маленькое государство.

— Фернандо де Монтесинос. «Древние исторические и политические памятные сведения о Перу», Глава 15, стр.64

Сложение

Важное сведение о сложении также представлено Бласом Валера:

Поскольку в прошлом для людей Тауантинсуйу вычисление было благородным искусством, помимо полезности своего назначения, я помню, что кипукамайок разработали мирайпакипу [кипу сложения], которое было лучше, чем юпана, ввиду его удобства для сложения и переноски. Не менее изобретательно, они, вновь и вновь испытывая его, вычислили, что, добавляя всегда одни и те же единицы, удавалось получить один и тот же результат. Следовательно, развивая изобретательность, они обнаружили метод быстро облегчить сложение: в полностью белом кипу, составленном из восьми тонких веревок, они осуществляли сложение от двух до девяти с помощью узлов двух разных цветов. Я воспроизвожу только тонкую верёвку, четвертую по порядку, чтобы показать как изобретательность, так и результат, выделявшийся только кипукамайоком, то есть: у положения узлов, здесь, не было привычного значения, поскольку значение определялось цветом: зеленые — это единицы, красные — это десятки.

— Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. — CLUEB, Bologna, 2007; p. 377

Умножение

Об умножении в тетради Бласа Валера сохранилась следующая запись:

Все упомянутые кипу рассказывают о сумме и вычитании, но мои предки знали умножение, которое выполнялась при помощи юпаны — она имеет форму глиняных, деревянных или из другого материала счет. Умножение осуществлялось с помощью окрашенных камушков, зерен киноа, и т. п. Юпаной осуществлять вычитание и сложение очень легко, потому что, сочтя её за основу, он похож на кипу со многими тонкими верёвками, в котором квадраты доски соответствуют свисающим тонким верёвкам и камушкам разнообразных цветов и форм в узлах; в самом деле, поскольку в кипу нуль — это тонкая верёвка без узлов, так же и в юпане квадрат остаётся пустым. Точно также легко обстоит дело с умножением, специалистами в котором были кипукамайоки [учетчики кипу] и чурапукен [хранители (кипу)], вносившие итоговые числа частично в кипу.

— Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. — CLUEB, Bologna, 2007; p. 369

Основные принципы и особенности

Особенности использования базовых чисел и математических понятий:

1. Понятие «чёт» и «нечёт». Для обозначения этой диалектической категории в обычном языке использовались такие слова: «пара вместе»; «четыре вместе с одним»; «один после четырёх»; «один из четверых» (или «принадлежащий четверым/четвёрке»); «больше шести» (из понятия «дважды по три»). Число «4» на самом деле нечётное, поскольку не является целым числом «5», у которого «недостаёт» единицы для полноты, этакой «парности/целостности». Можно добавить, что «чёт» — это первичная категория.

2. Чётность, как целостность. Дуальность. Примеры того, как в обществе инков функционировали чётные явления, видны из того, что было:

• Два правителя Инки, поскольку название правителя Сапай Инка — это не просто «Единственный Инка», как отмечалось и отмечается во многих работах, а «Единственный Инка среди двух, формирующих одну пару».

• Два главных секретаря-кипукамайока.

• Две провинции (вамани) были взаимосвязанными в плане выполнения обязанностей перед государством.

• Две части или «группировки» в каждой провинции или поселении — Анан (Верхняя) и Рурин (Нижняя). В таких частях количество людей было распределено поровну. Долина Куско делилась на две части: Анан Куско (зона холмов, где брали начало небольшие притоки реки Ватанай и откуда вели начало каналы) и Рурин Куско (зона долины, куда от центра на периферию стекали воды по каналам). Граница между ними проходила соответственно естественной гидрологии по реке Ватанай и искусственной гидрологии по оросительным каналам. Такое деление территории было распространено на юге Анд. В Альтиплано возле о. Титикаки народы разделялись на Уркосуйу (кечуа «урко» — гора) и Умасуйу (кечуа «умо» — вода). Последняя находилась ближе к озеру Титикака. Также были более дробные части разделения на Анансайа и Уринсайа — в средине каждой суйу. Существовало в частности и деление на правую/левую части. В селении Мачака в Боливии существовало одновременно деление на верхнюю/нижнюю и правую/левую части. Или же другими словами: земли-воды выше и ниже расположения общины от реки Десагуадеро, являющейся одной из её границ. В Куско существовали даже чиновники, которые отвечали за размежевания: один в Анан Куско, второй — в Рурин Куско.

• В Куско существовало два храма Солнца: 1) Саксайуаман, принадлежащий Анан Куско и всей Империи, и 2) Кориканча, принадлежащий Урин Куско и собственно городу.

• Существовала в империи полиция, которая смотрела, не совершаются ли преступления. Таких чиновников было много, и для них было два особых места (в Куско). Соответственно было две тюрьмы в Куско для пожизненного заключения.

• Жители общины айлью Льакаус (с. Отуко, Кахатамбо) считали, что у человека существует две сунку или камакин («душа/дух»): одна — дух первопредка социально-этнической группы (общины), а вторая — её собственная душа. Камакин имела свою пакарину («место происхождения»), от которой вела свой род община.

3. Число «три» имело отображение в обществе в виде:

• Трёх уровней для общин (айлью): «объединение» сайа/суйу делилось в свою очередь на три айлью или патака/пачака, каждая с которых имела три уровня — Малько/Кольана (обозначал группировку инков), Пасана/Пахана/Пальана/Пайан (смешанная группировка, которая возникла как результат союза инков и не-инков) и Кайао (население, завоеванное инками). Это было деление власти на три составных — правители, среднее звено, подчинённые.

• В храме Куриканча было три жреца: Апу Рупака, Авки Чалько Юпанки, Апу Камак.

• В языке кечуа, который был лингвой-франка в империи, есть лишь три гласных: a, i, u.

• В судопроизводстве было 3 уровня наказаний: лёгкое моральное или телесное, тяжёлое телесное и смертная казнь.

4. Число «четыре» мы видим в таких общественных проявлениях:

• Четыре суйу или «объединённых провинции», во главе с четырьмя управляющими. Две объединённых провинции — Чинчайсуйу и Антисуйу относились к общине Анансайа, а две — Кунтисуйу и Кульасуйу — к Уринсайа. Управитель Суйуйук Апу, или Капак, или Капак Апу, или Апукуна, или Апукурака — глава одной из четверых «объединённых провинций империи»; верховные правители провинций; 4 советника Инки; «большие гранды».

• Четыре ревизора в каждой из «объединённых провинций».

• Линии-секе, или направляющие, образовывали 4 сектора или стороны пространства, с точкой выхода из храма Куриканча в столице Куско.

5. Число «пять» (пичка), которое было, по всей видимости, базовым целостным/чётным числом, в современном языке кечуа может называться «старое четыре», «предыдущее четыре», «устаревшее четыре», «такое, что идет за [числом] четыре» (tawaq ñawpaqin). Слово ñawpaq как раз и играет роль этого «старого/того, что осталось» числа. Ньявпа — это и прошлое и то, что находится позади (категория времени и пространства одновременно). Какое же место число «пять» находило себе в общественных процессах и явлениях? Примеров тому много:

• В миссионера Доминго де Санто Томаса (1560) названия пальцев шли по принципу: «старший/старейший палец» и «следующий за ним» (1-й и 2-й), «средний палец и следующий за ним» (3-й и 4-й), то есть идут как пары, а потом — «младший» (5-й палец), как бы отдельно.

• Пять айлью/панак Анан Куско контролировали главные оросительные каналы Анан Куско, а пять айлью/панак Рурин Куско контролировали главные каналы Рурин Куско. В каждой «половине» было 3 айлью для одной из суйу и 2 айлью для другой суйу. Система линий-секе выполняла функцию официального плана районов оросительных каналов и административных районов для всех айлью.

• Игральная кость «чанка» или «пичка» служила для прогнозирования благоприятного или неблагоприятного исхода дел, ответа на вопрос к ваке, а также для определения, является ли конопа — обнаруженный в поле камень (або чанка/марко — каменный идол, похожий на пенаты, то есть толкователь старшего идола — ваки) вакой для индейца (или его богом-пенатом). То есть числа на кости служили мерой для определения божественности/обычности любого предмета. В пичку играли в период пакарикук, через пять дней после смерти человека. После того как прошло 5 дней, душа умершего возвращается за пищей, которую ему приготовили его родственники, которые также мыли одежду умершего в реке (то есть вода здесь объединяется мифологически с миром мёртвых).

• Куско был спланирован по схеме 5 (айлью/панак) × 2 (половины) = 10 (административно-территориальных единиц).

• Всего существовало 5 Сапа Инков и лишь за 95 лет.

6. Порядок счёта на пальцах/«подсчета социальных групп айлью» делался так: сначала считается правая рука/сторона от 1 до 5, потом левая — от 6 до 10. Главное/Верхнее Айлью (Анансайа — то есть «объединение» у инков) садилось всегда по правую сторону, а Нижнее айлью (Руринсайа) — слева, и оно было подчинённым Верхнему. Наименьший палец левой руки — является последним в счете на пальцах, то есть числом «10». Также это можно представить в модели: старший или число «1», и младший или число «5». В то время как «мама» = 1 «uj» (один), или «uj kaq» (первый).

7. Система «вилы» с ответвлениями и отверстиями. В пятижильных вилах четыре отверстия, и они также называются «пятипалыми» или «мать-вилы». То есть вилы — это как бы рука. Система ответвлений/отверстий/четности. «Мать» (mama) — это единое целое, единица.

8. Названия рук: «десятка» — это «пять и пять».

9. Число «12» — дюжина, было задействовано для формирования:

• «Совета 12 Великих». Советники, или «Великие» — это были 6 представителей из Руринкуско и 6 — из Ананкуско. Они принимали в назначенном месте и занимались всеми гражданскими и уголовными делами.

• Также известно, что правитель Инка направлял инспектора рунайпачакака («тот, что выравнивает») в делах подсчета людей за шестью/двенадцатью демографическими разрядами и того, каким был прирост населения. Такой чиновник увеличивал размер пачак (сотен) и варанок (тысяч) из тех людей, которые были выявлены при выяснении фактического прироста населения.

10. Число 15 это: дважды по пять плюс четыре (5 + 5 + 4).

11. Названия цветов радуги обозначались практически числами: тёмно-фиолетовый — «мама»/«верхняя вещь», коричневый — «нижняя вещь», жёлтый — «следующая», зелёный — «следующая», розовый — «следующая», бледно-жёлтый — «последняя» (как цвет, который теряет насыщенность цвета). Вывод: «мама» — начало как цветам, так и числам.

12. Понятие сотни — pachaq — воспринималось не как 1 с двумя нулями, то есть «1.0.0», а как единица, представленная сто раз (1+1+1+…1).

13. 40000 — такую численность плательщиков подати в идеале имела провинция-вамани.

Следует сказать, что чаще других в общественной жизни использовались числа 1, 2, 3, 4, 5, 10, 15, 40, 100. Первые пять были базовыми для счёт инков — юпаны. Поэтому необходимы дальнейшие исследования в области, собственно, дешифровки юпаны и того, как делались вычисления на ней, поскольку это подтвердит или опровергнет взаимосвязь с использованием счёт в повседневной жизни инков. Довольно удачные попытки такой дешифровки были сделаны в 2010 году Александром Бондаренко (Санкт-Петербург, Россия). Им же была опровергнута дешифровка итальянца Николино де Паскуале (2000), считавшего, что основой юпаны было число 40. Однако этот вопрос нуждается в дальнейших и тщательных исследованиях.

Счёт

Юпана

Геоюпана

Геоюпана представляла собой трёхмерную модель местности. Сведения о ней известны, как из археологических раскопок, так и из тетради Бласа Валера:

Мудрецы знают, что юпана — это [про]образ Пачамамы, символически сплетённый uru [пауком] своими двумя раздвоенными лапками. О народ Тауантинсуйу, таким образом мудрец спускает с неба в юпану при помощи белых, черных и разноцветных камней, десятки, единицы, ключевые слова, слоги и украшения [оформление]. О народ Тауантинсуйу, после того, как мудрец вдохновился словами Божества, упорядочив и построив своё селение [построенное] из камней на юпане, он сообщает число камней, выстроенных в каждом ряду, и воспроизводит эти ряды в тонких свисающих верёвках [кипу], завязывая [их] снова. Следовательно: I) слоговое кипу — это музыка, нисходящая из Hananpacha (Ананпача — Верхний мир-время) через тростниковые [трубки] muncaynim [свирели]; II) юпана — это Пачамама со своими мужскими и женскими ваками, где мудрец должен словить amaru [змея], великого разрушителя; и III) превратить его [змея], в виде тонких свисающих веревок, в жизненный дух [дуновение, дыхание], исходящее из этих же тонких свисающих веревок, а они [в свою очередь] превращаются в звук Praequepa [то есть буцина — боевая труба у древних римлян]. Таким образом гармония природы поддерживает и свою силу, и своё равновесие.

— Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. Indios, gesuiti e spagnoli in due documenti segreti sul Perù del XVII secolo. A cura di L. Laurencich Minelli. — CLUEB, Bologna, 2007; p. 394

Кипу

Ки́пу (кечуа khipu -> исп. quipu — «узел», «завязывать узлы», «счёт»; аймара chino — чино) — древняя мнемоническая и счётная система (в связке со счётным устройством юпаной) инков и их предшественников в Андах, своеобразная письменность: представляет собой сложные верёвочные сплетения и узелки, изготовленные из шерсти южноамериканских верблюдовых (альпаки и ламы) либо из хлопка. В кипу может быть от нескольких свисающих нитей до 2000. Она использовалась для передачи сообщений посыльными часки по специально проложенным имперским дорогам, а также в самых разных аспектах общественной жизни (в качестве календаря, топографической системы, для фиксации налогов и законов, и др.). Один из испанских хронистов (Хосе де Акоста) — писал, что «вся империя инков управлялась посредством кипу» и никто не мог избежать тех, кто проводил подсчёты с помощью узлов.

Несомненно, исчисление времени также осуществлялось и регистрировалось при помощи кипу, как заметил американский исследователь Гари Уртон, и, похоже, в связке с юпаной — счётами.

Арифметически вычисления с помощью кипу

Сложение и вычитание

Производить такие арифметические операции как «сложение и вычитание с помощью кипу почти так же легко, как это делается арабскими цифрами на листе бумаги». Уже в первых словарях языка кечуа было зафиксировано слово quipuni — считать по узлам. Так, суммирование чисел 352, 223 и 324 производится завязыванием узлов на нитях в соответствующих местах и горизонтальным «прочтением» справа налево или наоборот.

1-я нить	2-я нить	3-я нить	4-я нить (сумма)
3	2	3	8
5	2	2	9
2	3	4	9

Аналогично с вычитанием. Если сложение даёт в одном горизонтальном ряду число большее, чем 9, например, 11, то десятка в виде 1-го узла переносится на верхний горизонтальный ряд. Данные операции, однако, производились на юпане, поскольку узлы в кипу делались так, что развязать их было непросто, то есть кипу — показывало и само вычисление и его результат, в то время как юпана — либо только исходные данные либо их результат.

Измерения и вычисления

Универсальное средство измерения

У инков существовало универсальное «средство измерения любой вещи» — тупу.

Термин тупу, ввиду своей универсальности, образовывал и философские, абстрактные понятия:

• Tupuyoc — измеряемый предел, конец (мира).
• Mana tupuyock или tupunnak — бесконечность, недостижимое, безмерное.

Календарные вычисления

Календарь инков состоял из солнечного и лунного астрономических календарей, применявшихся цивилизацией инков в доколумбовой Америке. Календарный год — из 12 месяцев по 30 дней в каждом — назывался уата или вата (кечуа wata) и мара (аймара mara) и состоял из 360 дней плюс дополнительные. Существовал у инков и ритуальный календарь из 328 дней, который коррелировался с помощью солнечного календаря с периодом исчезновения Плеяд на 37 дней (328 + 37 = 365 дней). Этот календарь состоял из месяцев, имевших различное количество дней: от 2 до 10; от 30 до 31; 41 или 42; 60 или 61; или 178 дней.

Астрономические измерения

Инкская астрономия отличалась своеобразием: наблюдение велось не только за звёздами, но и за межзвёздными тёмными «созвездиями». Сохранилось немного сведений о познаниях как самих инков, так и подчинённых ими народов, ввиду игнорирования и незнания испанскими завоевателями местных систем кодирования информации кипу, токапу, келька, до сих пор оставшихся не дешифрованными. Между современными представлениями народов кечуа и аймара и древней астрономией всё же сохранилось отношение преемственности.

Измерения и инструменты

Небесные явления

Как писал историк Бернабе Кобо в своей «Истории Нового Света», что как и у всех народов, учёт времени у народов Перу осуществлялся благодаря наблюдению за Солнцем и Луной, а также за планетами и звёздами. Движение Солнца вокруг Мира за день позволяло отличать день от ночи, а движение Солнца между обоими Тропиками — чтобы вести учёт годам. Солнечный год они определяли по солнцестояниям. А движения Луны — для вычисления месяцев. Началом года было зимнее солнцестояние — 23 декабря. Високосных лет, по Кобо, инки не знали, но Акоста замечает, что одни говорили, будто знали индейцы високосные года, другие — не знали.

Индейцы в середине XVI века говорили, что великих небес — четыре. Возможно, имеется в виду деление неба на 4 части: по Млечному Пути и поперёк его.

Наблюдали и за иными небесными объектами: кометами, метеорами.

Каменные столбы

Измерения велись по размещённым на холмах и пригорках возле Куско столбам или камням: два на Восток от города, и два — на Запад. Через них выходило и садилось солнце, когда оно достигало Тропика Рака и Козерога. Два камня, по которым определялось начало зимы, назывались Пукуй-Суканка; два других, обозначавших начало лета, назывались Чирав(?)-Суканка.

У Хосе де Акосты упоминается о 12 столбах. Он их называет Succanga.. Антонио де ла Каланча приводит сведения о 8 столбах с восточной стороны и 8 столбах с западной.

Похоже, что уже в середине XVI века, после завоевания испанцами, эти столбы в Куско были заброшены и наблюдение за ними прекратилось или ослабевало.

Линии «секе» и ваки

Секе

Уникальным изобретением народов Перу были линии секе (кечуа ceques — линия, черта), представлявшие собой воображаемые линии-направляющие, то есть векторы, исходившие из храма Кориканча в Куско во все стороны Империи Инков, а именно — к священным местам — вакам. Линии были тесно связаны не только с географией и геометрией, но также и с астрономией и социумом, поскольку каждая вака соединялась в представлении андских народов также с небесными телами: черными туманностями, звёздами и планетами; а также с социальными группами. В основном это были линии связанные с паломничеством.

Время, действительно, до такой степени являло собой единение с пространством, занятым человеком, что «ceques», линии, выходившие из центра Инкского мира, города Куско, позволяли определить не только социальные группы и 328 Вак, помечающих ритуальный календарь Инков из 328 дней, но также некоторые из них кодифицировали астрономические обсерватории, указывая место некоторых знаменательных солнечных и лунных позиций.

Ваки

Инки наделяли сверхъестественными силами самые разнообразные предметы, природные явления, места и даже горы, которые до сих почитают некоторые перуанские крестьяне. Такие своеобразные святыни они называют одним общим словом — «вака» (святое место).

В Куско уаки вместе со столбами, по которым вёлся календарь инков, составляли число 350.

Согласно Докладу королю Испании, составленного губернатором Франсиско де Борха 8 апреля 1615 года, у индейцев Перу было 10422 идола, из них 1365 мумий, и некоторые являлись основателями их родов, племён и селений. Также известно, что в некоторых провинциях было более 300 вак, например, в провинции Гуамачуко.

Испанский священник и летописец отец Бернабе Кобо заметил, что инки не делали различия между земным и небесным. Термин «вака», по его словам, они «применяли по отношению ко всем святым местам, предназначенным для молитв и жертвоприношений, как и ко всем богам и идолам, которым поклонялись в таких местах». Он составил список 350 уака, в нём фигурировало все — от гор, скал, источников до древних гробниц и полей сражений, на которых императоры покрывали себя неувядаемой славой. И это только в одном районе Куско. Отец Кобо также описал, что они из себя представляли: они располагались вдоль целой серии линий, называемых «секе», которые исходили из одного определённого места, Кориканчи, расположенного в самом сердце Куско. Каждая из таких секе, вместе со всеми своими уака, становилась предметом забот и исключительной ответственности определённого клана, который ухаживал за этим местом и по торжественным случаям приносил жертвоприношения.

Археологи подметили, что места расположения некоторых уака связаны с восходом и заходом солнца по определённым дням и поэтому они могли служить своеобразным ритуальным календарём. Но такой вывод, как и прочие заключения о культуре, не оставившей после себя никаких письменных памятников, остаётся лишь догадкой.

Литература

Первичные источники

В хронологическом порядке:

• Херес, Франсиско де. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Spain/XVI/De_Cheres/text.htm Завоевание Перу и провинции Куско.]. www.vostlit.info (Восточная литература). — Отрывки. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPEt0nS Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Педро Сьеса де Леон. [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-primera-al-ruso/ Хроника Перу. Часть Первая.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 июля 2008). — пер. А.Скромницкий. Проверено 27 сентября 2009. [www.webcitation.org/615mdmGAO Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Педро Сьеса де Леон. [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-segunda-al-ruso/ Хроника Перу. Часть Вторая: Владычество Инков.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (14 января 2009). — пер. А.Скромницкий и Valery Melnikoff. Проверено 27 сентября 2009. [www.webcitation.org/615r1W9qT Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Педро Сьеса де Леон. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Spain/XVI/De_Leon/text.htm Хроника Перу.]. www.vostlit.info (Восточная литература). — отрывки в пер. Шишовой. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPHMhsM Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Хуан де Бетансос, 1516—1576, «Повествование и Общее количество Инков», 1551.
• Овьедо-и-Вальдес, Гонсало Фернандес де. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/spain.htm Всеобщая и естественная история Индий.]. www.vostlit.info (Восточная литература). Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPHzD5L Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Лас Касас, Бартоломе де. [www.vostlit.info/Texts/rus13/Las_Kasas/kratk_soobsc.phtml?id=794 Кратчайшее сообщение о разрушении Индий.]. www.vostlit.info (Восточная литература). Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPIUpOQ Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Лас Касас, Бартоломе де. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/L.phtml История Индий.]. www.vostlit.info (Восточная литература). Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPJAjyK Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Сарате, Агустин де. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Spain/XVI/De_Sarate/text1.htm История открытия и завоевания Перу.]. www.vostlit.info (Восточная литература). — Отрывки. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPKAFzk Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Хуан Поло де Ондегардо-и-Сарате. [kuprienko.info/juan-polo-de-ondegardo-los-errores-y-supersticiones-de-los-indios-del-tratado-y-averiguacion-1559/ Заблуждения и суеверные обряды индейцев, извлечённые из трактата и расследования, сделанного лиценциатом Поло (1559).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (3 января 2010). — Доклад по вопросам верований индейцев Перу; освещены вопросы астрономии. Проверено 3 января 2010. [www.webcitation.org/615qyWHso Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Анонимный автор. [kuprienko.info/relacion-de-la-religion-y-ritos-del-peru-hecha-por-los-padres-agustinos-1560/ Доклад о религии и обрядах Перу, составленный первыми священниками Августинцами, направившимися туда для обращение местных жителей в христианство (1560).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (28 сентября 2009). — Религия Анд. Мифология Инков и жителей Вамачуко (Центральное Перу). Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPLdfzX Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Титу Куси Юпанки. [kuprienko.info/diego-de-castro-titu-cusi-yupanqui-documentos-1565-1570-al-ruso/ Документы Диего де Кастро Титу Куси Юпанки (1565-1570).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (29 ноября 2009). — Документы за 1565-1570 гг., связанные с Титу Куси Юпанки, являвшегося предпоследним правителем Инков. Проверено 29 ноября 2009. [www.webcitation.org/61BPMxgJr Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Гарси Диес де Сан-Мигель. [kuprienko.info/garci-diez-de-san-miguel-relacion-del-corregidor-de-chucuito-titicaca-1567-al-ruso/ Отрывки из его «Доклада» (1567).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (22 ноября 2009). — Опрос правителей провинции Чукуито (окрестности озера Титикака) в регионе Кольясуйу, а также правителей селений (Южное Перу и Боливия). Проверено 22 ноября 2009. [www.webcitation.org/615r2ocE2 Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Поло де Ондегардо, Хуан. [kuprienko.info/juan-polo-de-ondegardo-instruccion-contra-las-ceremonias-y-ritos-que-usan-los-indios-conforme-al-tiempo-de-su-infidelidad-1567/ «Инструкция по борьбе с церемониями и обрядами, применяемыми индейцами со времён их безбожия» (1567).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий) (3 января 2010). — Доклад по вопросам верований индейцев Перу. Проверено 3 января 2010. [www.webcitation.org/615qzVowU Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Поло де Ондегардо, Хуан. [kuprienko.info/relacion-de-los-incas-de-juan-polo-de-ondegardo-1572/ Доклад о происхождении Инков, и о том, как они расширили свои завоевания (1572).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий). — Религия Анд. Религия Инков, их законы, история. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/615r3mpuQ Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Сармьенто де Гамбоа, Педро, 1532—1592, «История Инков», 1572.
• Молина, Кристобаль де. [kuprienko.info/cristobal-de-molina-the-fables-and-rites-of-the-yncas-al-ruso/ Доклад о Сказаниях и Обрядах Инков (1575).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий). — Религия Инков, их история. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/615r4bzEr Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Акоста, Хосе де
• Инка Гарсиласо де ла Вега. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/V.phtml История государства Инков.]. www.vostlit.info (Восточная литература). Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/60qqSzDmc Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
• Авила, Франсиско де. [kuprienko.info/francisco-de-avila-dioses-y-hombres-de-huarochiri-1608-al-ruso/ Боги и люди Варочири (1608).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий). — Религия Анд. Мифология и легенды Инков и жителей Варочири (Центральное Перу). Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/616QZ7TiC Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Гуаман Пома де Айяла, Фелипе, «Первая Новая Хроника и Доброе Правление», 1615.
• Блас Валера, 1545—1597, «Невиновный изгнанник Блас Валера своему народу Тауантинсуйу» (пер. А.Скромницкий), — Киев, 2008.
• Муруа, Мартин де, «Общая История Перу».
• Монтесинос, Фернандо. [kuprienko.info/fernando-montesinos-memorias-antiguas-historiales-y-politicas-del-peru-al-ruso/ Древние Исторические и Политические Памятные Сведения о Пиру.]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий). — пер. В.Талах. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/615r7AfxG Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
• Acosta J. Historia natural y moral de las Indias. Biblioteca de Autores Españoles, n.73, Atlas, Madrid, 1954 [1590].

Литература

Книги

• Купрієнко С.А. [kuprienko.info/kupriienko-s-a-the-social-and-economic-system-of-the-inca-empire-tawantinsuyu-manuscript/ Суспільно-господарський устрій імперії інків Тавантінсуйу : автореф. дис. на здобуття наук. ступеня канд. істор. наук : 07.00.02.] / Купрієнко Сергій Анатолійович ; КНУ імені Тараса Шевченка. — К.: ЛОГОС, 2013. — 20 с.
• Куприенко С.А. [books.google.ru/books?id=vnYVTrJ2PVoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Источники XVI-XVII веков по истории инков: хроники, документы, письма] / Под ред. С.А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 418 с. — ISBN 978-617-7085-03-3.
• Пачакути Йамки Салькамайва, Куприенко С.А. [kuprienko.info/pachakuti-jamki-sal-kamajva-h-de-s-k-kuprienko-s-a-doklad-o-drevnostyah-e-togo-korolevstva-peru/ Доклад о древностях этого королевства Перу] / пер. С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 151 с. — ISBN 978-617-7085-09-5.
• Талах В.Н., Куприенко С.А. [kuprienko.info/talah-v-n-kuprienko-s-a-amerika-pervonachal-naya-istochniki-po-istorii-majya-naua-astekov-i-inkov/ Америка первоначальная. Источники по истории майя, науа (астеков) и инков] / Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.
• Купрієнко C. А. [kuprienko.info/a-skromnitsky-the-khipu-from-chupachu-a-labor-organization-calendar-and-population/ Імперія інків. Кіпу з Чупачу: організація праці, календар і чисельність населення.] (укр.) // Дні науки історичного факультету-2012: Матеріали V Міжнародної наукової конференції молодих учених. – Вип. V: у 7-х част. : журнал. — К., 2012. — Вып. V. — С. 19–21.
• Талах В. Н., Куприенко C. А. [science.masu.ru/dmdocuments/2013-1.pdf Календарь доколумбовых индейцев Анд по сведениям Фернандо де Монтесиноса и Бласа Валеры] (рус.) // Проблемы истории, филологии, культуры : журнал. — Москва-Магнитогорск-Новосибирск, 2013. — Вып. 1 (39). — С. 65-75. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1991-9484&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1991-9484].

Исследования

• Попова Г. Н. «Математическая культура древнего Перу», — Петербург, изд. «Сеятель», 1923.
• Gary Urton, Primitivo Nina Llanos. The Social Life of Numbers: A Quechua Ontology of Numbers and Philosophy of Arithmetic. — Austin: University of Texas Press, 1997. — 267 с. — ISBN 0292785348, 9780292785342.
• Ibarra Grasso, Dick Edgar. Ciencia astronomica y sociologia incaica. — La Paz: Editorial Los Amigos del Libro, 1982. — 439 с. — (Enciclopedia boliviana). — ISBN 8483700166.

• Espinoza Soriano, Waldemar (1997). Los Incas, economía, sociedad y estado en la era del Tahuantinsuyo. Lima: Amaru Editores.
• Muxica Editores (2001). Culturas Prehispánicas. Muxica Editores. ISBN 9972-617-10-6.
• Editorial Sol 90 (2003). Historia Universal: América precolombina. Editorial Sol 90. ISBN 9972-891-79-8.
• Fedriani Martel, Eugenio; Tenorio Villalón, Ángel (2004), «Los sistemas de numeración maya, azteca e inca». В книге Lecturas Matemáticas. Volumen 25 (2004), стр. 159—190.
• Rostworowski, María (2004), «Incas». En Enciclopedia Temática del Perú. Lima: Orbis Ventures. ISBN 9972-752-01-1
• Exsul immeritus blas valera populo suo e historia et rudimenta linguae piruanorum. Indios, gesuiti e spagnoli in due documenti segreti sul Perù del XVII secolo. A cura di L. Laurencich Minelli. — CLUEB, Bologna, 2007; br., pp. 590. ISBN 978-88-491-2518-4

См. также

• Кипу
• Юпана

Ссылки

• Математика // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [books.google.ru/books?id=koUyPlsu_VIC&printsec=frontcover&source=gbs_v2_summary_r&cad=0#v=onepage&q=&f=false Gary Urton. Signs of the Inka Khipu: binary coding in the Andean knotted-string records]
• [books.google.com.ua/books?id=db37TfsRIHMC&pg=PA213&lpg=PA213&dq=Exsul+immeritus+blas+valera+populo+suo&source=bl&ots=SjsU80ZhVm&sig=hPRh-b_cGsrUcxty5bC6i_P191g&hl=ru&ei=1jphS9D_MJnqnAPY1NXHDA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=4&ved=0CBYQ6AEwAzhQ#v=onepage&q=Exsul%20immeritus%20blas%20valera%20populo%20suo&f=false Tom Zuidema. El quipu calendarico Pachaquipu]
• [kuprienko.info/laura-laurencich-minelli-tahuantinsuyu-lo-sagrado-en-el-mundo-inca-de-acuerdo-a-dos-documentos-jesuiticos-secretos/ Лаура Лауренсич Минелли. Новые открытия основополагающих идеологических принципов империи Инков «Тавантинсуйу»: священное в мире Инки, согласно двум тайным иезуитским документам.]. [archive.is/cAmXQ Архивировано из первоисточника 8 января 2013].
• [kuprienko.info/laura-laurencich-minelli-el-curioso-concepto-de-cero-concreto-mesoamericano-y-andino-y-la-logica-de-los-dioses-numeros-incas/ Лаура Лауренсич-Минелли. Любопытное понятие мезоамериканского и андского «нуля предметного» и логика инкских богов-чисел.]. [archive.is/oLjC Архивировано из первоисточника 23 июля 2012].

Отрывок, характеризующий Математика инков

Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.