История Мадагаскара

Заселение острова

Согласно мифологическим представлениям, первыми обитателями острова были пигмеи-вазимба, ныне известные как микеа. Они являются африканскими переселенцами.

По археологическим меркам заселение Мадагаскара произошло сравнительно недавно. Мадагаскар был заселён примерно в 200—500 годах нашей эры, колонистами из австронезийских народов, добравшимися туда на каноэ. В поддержку данной теории выступают многие параллели между австронезийской культурой и культурой жителей Мадагаскара, например, особый тип каноэ или особый способ выращивания риса, а также близкое родство малагасийского языка с языком населения южной части острова Калимантан и проведённые в начале XXI века генетические исследования. Свидетельства колонизации австронезийцами материковой Африки отсутствуют.

Примерно в то же время или несколько позже через Мозамбикский пролив на остров перебрались поселенцы из племён банту. При этом новоприбывшие заняли в основном прибрежные территории, в то время как потомки австронезийцев жили в середине острова. Генетические исследования показали, что смешение австронезийского и африканского населения началось примерно в X веке, вследствие чего и образовалась народность с самоназванием малагаси.

Попытки арабской колонизации

В седьмом веке, с прибытием арабов на остров, начинаются письменные упоминания о Мадагаскаре.

Название острову дал известный венецианский путешественник Марко Поло, вскользь упоминавший в своих записках об острове несметных сокровищ, под названием Madeigascar. Большинство современных исследователей считают, что на самом деле речь шла вовсе не об острове, а о нынешней столице государства Сомали — порте Могадишу. Однако после пометки острова на итальянских картах как Мадагаскар, название прижилось и с тех пор не менялось.

Несмотря на широкое влияние мусульманской культуры на острове, ислам на Мадагаскаре не прижился. Однако некоторые признаки арабского влияния, такие как патриархат и календарные названия дней, месяцев и сезонов, всё же существуют и по сей день^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

Открытие острова европейцами

О существовании большого острова близ юго-восточного побережья Африки первыми из европейцев, скорее всего, узнали португальцы из донесения Перу да Ковильяна, путешественника и разведчика, который, в свою очередь, получил эту информацию от арабских торговцев. Первое посещение Мадагаскара европейцем произошло в 1500 году, когда судно португальского мореплавателя Диогу Диаша, направлявшегося в Индию, отклонилось от курса и пристало к острову.

В свете важного географического положения Мадагаскара для торговцев пряностями, огибавших всю Африку, на острове пытались установить свои форпосты Франция и Британия. В частности, в середине XVII века на юге острова существовала французская колония Форт-Дофин во главе с адмиралом Флакуром. Однако негостеприимный климат и воинственные аборигены раз за разом вынуждали колонизаторов ретироваться с острова.

Пираты на Мадагаскаре

В XVII веке важное географическое положение острова и практическое отсутствие колониальных властей сделали Мадагаскар тем, чем он прославился на всю Европу — раем для пиратов и работорговцев. Множество знаменитых пиратов, таких как Уильям Кидд, Роберт Друри, Джон Боуэн и др. могли назвать Мадагаскар своей второй родиной. Купцов грабили и в сторону Индии (золото, серебро, ткани) и обратно (специи, ювелирные изделия, шёлк). Аборигены острова, весьма воинственные племена, использовали последние европейские достижения для ведения междоусобных войн, и впоследствии продавали пленников работорговцам. Иногда, если пленников взять не удавалось, вожди продавали собственных подданных. В 1766 году у берегов этого острова на голландском гукоре "Мермин" вспыхнуло восстание, в результате чего рабы обрели свободу, а судно было потеряно.

«Король»-авантюрист

В 1772 году авантюрист словацкого происхождения Мориц Бенёвский встретился с Людовиком XV, который поддержал его план освоения африканского острова, расположенного вблизи важных морских путей. Заручившись поддержкой французов, он в феврале 1774 года высадился на Мадагаскаре, сопровождаемый командой из 21 офицера и 237 моряков. Не встретив серьёзного сопротивления, они приступили к постройке «столицы» острова — города Луибур. В 1776 году, 1 октября, вожди местных племён избрали Бенёвского королём.

Состоя в должности губернатора Мадагаскара, Мориц Бенёвский был просто очарован этим райским уголком; он установил дружественные отношения с местными племенами. После начала формирования туземного ополчения он, со свойственной ему непосредственностью, даже начал подумывать об образовании здесь независимого государства.

Растущая самостоятельность словака встревожила французских наместников близлежащих островов Маврикия и Реюньона, которые завалили Версаль депешами самого неблагоприятного для Бенёвского содержания.

Вследствие такого оборота событий помощь из Франции перестала поступать. В лагере Бенёвского свирепствовали тропические болезни; число европейцев под его начальством сократилось до 63-х. Это вынудило его свернуть свою деятельность и вернуться в Париж.

Имерина

В начале XIX века горное государство Мерина, жившее в культурной изоляции от остального Мадагаскара, предприняло успешную попытку экспансии на весь остров. В 1818 Радама I был объявлен королём Мадагаскара. Его династия правила островом до 1896 года, когда последний мадагаскарский монарх был свергнут французскими войсками, которые вторглись на Мадагаскар ещё в 1883 году.

Колониальный период

В 1890 году французский протекторат был признан Великобританией, в обмен на признание французами британского протектората нынешней Танзании (тогда Танганьика и Занзибар). В 1897 французы окончательно упразднили туземную монархию, отстранив от власти королеву Ранавалуну III.

После поражения Франции от нацистской Германии в 1940 году протекторат стал подконтролен режиму Виши, однако в ходе Мадагаскарской операции остров заняли британские войска с целью предотвращения японского завоевания. Германия имела на остров свои виды: планировалось переселить сюда 4 миллиона евреев из Европы (см. план «Мадагаскар»).

После передачи Мадагаскара голлистским властям Франции в 1943, на острове начались волнения революционного толка, которые вылились в восстание за независимость 1947 года. Восстание было подавлено, однако французское правительство освободило колонию из-под своего непосредственного управления в 1958 году.

14 октября 1958 года была провозглашена Автономная Малагасийская Республика под французским протекторатом.

Период независимости

26 июня 1960 года на территории острова была провозглашена независимая Малагасийская Республика. Страну возглавила социал-демократическая партия во главе с Филибером Цирананой.

В мае 1972 года в столице страны начались волнения среди студентов, которые сдетонировали политический кризис. Президент передал власть военным во главе с генералом Рамананцуа.

31 декабря 1974 года группа военных предприняла попытку свергнуть генерала Рамананцуа. Однако генерал вскоре был отстранён от власти своими соратниками. Новый президент Рацимандрава был убит спустя три дня, 27 января 1975 года. Власть перешла в руки военной директории. Весной в стране прошли громкие процессы против заговорщиков. В 1975 страна сменила название на Демократическую Республику Мадагаскар, страна под руководством Дидье Рацирака взяла курс на построение социализма. Укрепляются связи с СССР. Из страны были выведены французские войска.

Советская Перестройка привела к аналогичным процессам на Мадагаскаре. В 1990 восстановлена многопартийность. В 1991 году расстреляна антиправительственная демонстрация. В 1992 новым президентом страны становится Альберт Зафи: в стране начался процесс демократизации и рыночные реформы.

2009 год начался на Мадагаскаре с акций протеста. 31 января на антиправительственном митинге мэр столицы Андри Радзуэлина провозгласил себя главой государства. 9 марта группа военных подняла мятеж на центральной военной базе Соаниерана в знак протеста против жестокого подавления антиправительственных выступлений. 13 марта танки мятежников вошли в столицу страны. 16 марта мятежники захватили президентский дворец Амбухицурухитра в центре столицы. Президент Марк Равалуманана избежал ареста, укрывшись в загородной резиденции Иавулуха в 20 км от города. 17 марта он передал власть военным, а те — лидеру оппозиции и мэру столицы Андри Радзуэлина. На следующий день конституционный суд признал законным передачу власти, и 22 марта Радзуэлина принял присягу президента. Ряд стран, в том числе США осудили «переворот» и пригрозили санкциями.

Отрывок, характеризующий История Мадагаскара

Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.