История Питкэрна
История островов Питкэрн начинается с колонизации островов полинезийцами в 11 веке. Полинезийцы основали культуру, которая процветала 4 века, а затем исчезла. Питкэрн был вновь заселён в 1790 году группой британских мятежников с судна «Баунти» и таитянами.
Питкэрн до «Баунти»
Когда беженцы с «Баунти» добрались до Питкэрна, он был не заселён, однако остатки ранней полинезийской культуры сохранились. Археологи считают, что полинезийцы жили на острове с XI по XV века и торговали с островом Мангарева, обменивая еду на высококачественную породу свиней и вулканическое стекло.
Точно неизвестно[уточнить], почему эта культура исчезла. Возможно, это связано с обезлесиванием Мангаревы и последующим исчезновением местной культуры.
Когда остров был открыт в 1606 году Испанией португальским исследователем Педро Фернандесом Киросом, он не был заселён. Острова были заново открыты британцами 3 июля 1767 года в путешествии, которое вёл Филипп Картерет. Острова были названы в честь Роберта Питкэрна, члена команды, который первым увидел их.
Мятеж на Баунти и заселение Питкэрна
15 января 1790 года мятежники с Баунти и их таитянские соратники добрались до острова. Группа состояла из Кристиана Флетчера и восьми других мятежников. Это были: Нед Янг, Джон Адамс, Мэтью Кинтал, Уильям МакКой, Уильям Браун, Айзек Мартин, Джон Милз и Джон Уильямс. С ними также было шесть полинезийцев и двенадцать таитянок, а также таитянская малышка Салли. Они забрали всё с судна, а затем сожгли его, чтобы скрыть следы.
Хотя островитяне научились выживать благодаря земледелию и рыболовству, насилие и болезни создавали много проблем. Насилие было вызвано тем, что мужчин было больше, чем женщин. В 1790 году две женщины умерли, тем самым усугубив положение мужчин-поселенцев. Другой проблемой было то, что в то время, как земля была поделена между семьями, полинезийцам не были выделены земельные наделы, и они использовались в качестве рабов.
Через несколько лет на острове произошло восстание таитян-мужчин, в результате которого погибло большинство белых моряков, в том числе Кристиан Флетчер. В 1808 году остров посетил корабль под командованием капитана Фолджера, согласно отчёту которого «…Примерно через шесть лет после того, как они высадились здесь, их слуги напали на них и убили всех англичан, кроме рассказчика (Алека Смита — прим.), и он был тяжело ранен. В ту же ночь таитянские вдовы восстали и убили всех своих земляков…»
Согласно другим данным, после этих событий в живых остались моряки Джон Адамс, Вильям МакКой, Эдвард Янг и Мэттью Квинтал. МакКой и Квинтал научились гнать самогон и устраивали пьяные дебоши. В итоге в 1799 году Адамс и Янг сами убили Квинтала, который приставал к их таитянским жёнам и угрожал убить их детей, а МакКой утонул сам. В 1800 году Янг умер от астмы, но успел научить неграмотного Адамса читать и писать.
XIX век
В 1808 году на острове насчитывалось 8 женщин, 1 мужчина (Джон Адамс, он же Алек Смит), 25 детей, в том числе 24 ребёнка смешанного происхождения и 1 девушка — чистокровная таитянка. Адамс управлял общиной до своей смерти в 1829 году. После этого во главе общины стал Четверг Октябрь Кристиан, старший сын руководителя мятежа Флетчера Кристиана.
Женщины начинали рожать очень рано, как в браках, так и внебрачно, и население острова быстро росло.
В 1823 году к колонии присоединились Джон Баффет и Джон Эванс, которые женились на местных девушках. В 1828 году на острове поселился Джордж Ноббс, который стал пастором.
В 1831 году Лондон принял решение переселить питкэрнцев на Таити, в результате чего в течение двух месяцев 12 человек умерли, а 65 островитян вернулись обратно.
В 1832 году на остров прибыл пуританин Джошуа Хилл. Он выдал себя за представителя английских властей и фактически установил диктатуру, а также запретил гнать спиртной напиток. В 1838 году обман раскрылся и Хилл был изгнан с острова, а новым лидером стал Ноббс.
В 1838 году остров был официально объявлен британской колонией. На нём было введено демократическое управление путём выборов в магистрат. Голосовать могли все мужчины и женщины, родившиеся на острове или проведшие на нём более 5 лет. Таким образом, Питкэрн стал первой территорией в составе Британской империи, где было введено избирательное право для женщин.
В 1856 году всё население острова площадью в 4,6 км², страдавшего к тому времени от перенаселения из-за высокой рождаемости, переселилось на необитаемый остров Норфолк, однако через некоторое время часть жителей вернулась обратно. В настоящее время на Норфолке живёт гораздо больше потомков моряков «Баунти» (около 1000 человек), чем на Питкэрне.
С 1870 года островом в течение 37 лет управлял Джеймс МакКой, который родился на Питкэрне, но провёл некоторое время в Англии. Его переизбирали 22 раза подряд.
XX и XXI века
В 1904 году на острове было введено налогообложение. С открытием Панамского канала в 1914 году остров регулярно посещают корабли, так как Питкэрн оказался на прямом пути от канала к Новой Зеландии.
Пик численности населения в 233 человека был достигнут в 1937 году, после чего население сокращалось из-за эмиграции в Новую Зеландию (вплоть до 50-60 человек в настоящее время).
В XX веке большинство руководителей магистрата происходило из семей Кристианов и Янгов (потомков мятежников с «Баунти»). В 1999 году эта должность была заменена должностью мэра.
В 2004 году шесть жителей острова (включая мэра Стива Кристиана) были приговорены к различным срокам заключения за сексуальные связи с несовершеннолетними девочками (что было традицией на острове). Ещё восемь человек были осуждены условно.
Напишите отзыв о статье "История Питкэрна"
Отрывок, характеризующий История Питкэрна
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
