Нью-Хейвен (колония)

Колония Нью-Хейвен
англ. New Haven Colony
1638 — 1665 →
Флаг
Колонии Коннектикут, Сэйбрук и Нью-Хейвен
Столица	Нью-Хейвен
Язык(и)	английский
Форма правления	конституционная монархия

К:Появились в 1638 годуК:Исчезли в 1665 году

Коло́ния Нью-Хе́йвен (англ. New Haven Colony) — английская колония в Северной Америке, существовавшая в 1638—1665 годах.

26 июня 1637 года в Бостон на судне «Hector» прибыл пуританский священник Джон Дэйвенпорт со своей паствой. Посчитав, что Колония Массачусетского залива слишком плохо соблюдает религиозные заповеди, они решили основать собственную колонию. Осенью исследовательская партия во главе с Теофилусом Итоном отправилась на юг, чтобы найти подходящее для поселения место на северном берегу пролива Лонг-Айленд. Они приобрели у индейцев землю в устье реки Киннипиак, и 14 апреля 1638 года там было основано поселение Нью-Хейвен.

В 1639 году законы, в соответствии с которыми жили Хартфорд, Виндзор и Ветерсфилд, были сведены в свод, известный как «Фундаментальные законы Коннектикута». Жители Нью-Хейвена не стали отставать от соседей, и также приняли у себя аналогичный свод законов. Был создан правящий Совет Семи и было решено, что «…да будет править лишь слово Божье…»: библейские установления имели приоритет даже над английскими законами (к примеру, раз в Библии не упоминался суд присяжных, то и в колонии его не было, а судебные решения принимал Совет). Правом голоса обладали лишь те, кто принадлежал к церковной конгрегации.

Успех колонии привлёк в неё других поселенцев, не все из которых были пуританами. Стали образовываться новые городки (именуемые «плантациями»): Милфорд и Гилфорд в 1639-м, Стэмфорд и Саутолд на полуострове Норт-Форк по другую сторону пролива Лонг-Айленд — в 1640-м, Брэнфорд — в 1643-м.

В 1641 году колония приобрела у племени ленапе территорию вдоль реки Делавэр (на которой сейчас расположена Филадельфия). В 1642 году туда прибыло на корабле 50 семей, которые основали торговый пост в устье реки Скулкил. Нидерландские и шведские торговцы, действовавшие в том регионе, не захотели появления конкурентов, и сожгли дома поселенцев. Колония Нью-Хейвен ничем не смогла им помочь, и была вынуждена признать неудачу.

В 1660 году пришедший к власти в Англии король Карл II начал преследование судей, приговоривших в 1649 году к смертной казни его отца Карла I. Некоторые из них бежали в Новый Свет, и в 1661 году Эдвард Волли и Вильям Гофф попытались найти убежище в Нью-Хейвене, позднее к ним присоединился Джон Диксвелл.

22 апреля 1662 года была издана королевская хартия, подтвердившая самоуправление колонии Коннектикут в соответствии с Фундаментальными законами. Самым существенным новшеством, внесённым хартией, было то, что она устанавливало единое правительство Коннектикута для территории, ограниченной на юге проливом Лонг-Айленд, а западе — аж Тихим океаном. Это привело к поглощению колонией Коннектикут колонии Нью-Хейвен, процесс вхождения Нью-Хейвена в состав Коннектикута завершился в 1665 году.

Отрывок, характеризующий Нью-Хейвен (колония)

Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.