Оскар (кинопремия, 1965)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<< 36-я  Церемонии награждения  38-я >>
37-я церемония награждения премии «Оскар»
Дата 5 апреля 1965 года
Место проведения Santa Monica Civic Auditorium,
Санта-Моника,
Лос-Анджелес, США
Телеканал ABC
Ведущий(-е) Боб Хоуп
Продюсер Джо Пастернак
Режиссёр Ричард Данлэп

37-я церемония вручения наград премии «Оскар» за заслуги в области кинематографа за 1964 год прошла 5 апреля 1965 года в Santa Monica Civic Auditorium (Санта-Моника, округ Лос-Анджелес, Калифорния). Номинанты были объявлены 23 февраля 1965 года[1].





Фильмы, получившие несколько номинаций

Фильм номинации победы
Мэри Поппинс / Mary Poppins
13
<center>5
Моя прекрасная леди / My Fair Lady <center>12 <center>8
Бекет / Becket <center>12 <center>1
Грек Зорба / Alexis Zorbas / Zorba the Greek <center>7 <center>3
Тише, тише, милая Шарлотта / Hush… Hush, Sweet Charlotte <center>7 <center>0
Непотопляемая Молли Браун / The Unsinkable Molly Brown <center>6 <center>0
Ночь игуаны / The Night of the Iguana <center>4 <center>1
Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу /
Dr. Strangelove or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb
<center>4 <center>0
Папа Гусь / Father Goose <center>3 <center>1
Семь дней в мае / Seven Days in May <center>2 <center>0
Вечер трудного дня / A Hard Day’s Night <center>2 <center>0
Робин и 7 гангстеров / Robin and the 7 Hoods <center>2 <center>0
Американизация Эмили / The Americanization of Emily <center>2 <center>0
Что за путь! / What a Way to Go! <center>2 <center>0
7 лиц доктора Лао / 7 Faces of Dr. Lao <center>1 <center>   0 + 1

Список лауреатов и номинантов

Победители выделены отдельным цветом.

Основные категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучший фильм Моя прекрасная леди (продюсер: Джек Уорнер)
Бекет / Becket (продюсер: Хэл Б. Уоллис)
Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу (продюсер: Стэнли Кубрик)
Мэри Поппинс (продюсеры: Уолт Дисней и Билл Уолш)
Грек Зорба (продюсер: Михалис Какояннис)
<center>Лучший режиссёр
Джордж Кьюкор за фильм «Моя прекрасная леди»
Питер Гленвилл — «Бекет»
Стэнли Кубрик — «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу»
Роберт Стивенсон — «Мэри Поппинс»
Михалис Какояннис — «Грек Зорба»
<center>Лучший актёр
Рекс Харрисон — «Моя прекрасная леди» (за роль профессора Генри Хиггинса)
Ричард Бёртон — «Бекет» (за роль Томаса Бекета)
Питер О’Тул — «Бекет» (за роль короля Англии Генриха II)
Энтони Куинн — «Грек Зорба» (за роль Алексиса Зорбы)
Питер Селлерс — «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу» (за роли к-на Лайонела Мандрейка, пр-та США Меркина Маффли и д-ра Стрейнджлава)
<center>Лучшая актриса
Джули Эндрюс — «Мэри Поппинс» (за роль Мэри Поппинс)
Энн Бэнкрофт — «Пожиратель тыкв» (за роль Джо Армитаж)
Софи Лорен — «Брак по-итальянски» (за роль Филумены Мартурано)
Дебби Рейнольдс — «Непотопляемая Молли Браун» (за роль Молли Браун)
Ким Стэнли — «Сеанс дождливым вечером» (за роль Майры Сэвэдж)
<center>Лучший актёр второго плана
Питер Устинов[2] — «Топкапи» (за роль Артура Саймона Симпсона)
Джон Гилгуд — «Бекет» (за роль короля Франции Людовика VII)
Стэнли Холлоуэй — «Моя прекрасная леди» (за роль Альфреда П. Дулиттла)
Эдмонд О’Брайен — «Семь дней в мае» (за роль сенатора Реймонда Кларка)
Ли Трэйси — «Самый достойный» (за роль Арта Хокстэйдера)
<center>Лучшая актриса второго плана
Лиля Кедрова — «Грек Зорба» (за роль мадам Гортензии)
Глэдис Купер — «Моя прекрасная леди» (за роль миссис Хиггинс)
Эдит Эванс — «Меловой сад» (англ.) (за роль миссис Сент-Моэм)
Грейсон Холл — «Ночь игуаны» (за роль Джудит Феллоуз)
Агнес Мурхед — «Тише, тише, милая Шарлотта» (за роль Велмы Кратер)
<center>Лучший сценарий, созданный непосредственно для экранизации С. Х. Барнетт, Питер Стоун и Фрэнк Тарлофф — «Папа Гусь»
• Алун Оуэн — «Вечер трудного дня»
• Орвилл Х. Хэмптон, Рафаэль Хэйес — «Раз - картошка, два - картошка» (англ.)
Адженоре Инкроччи, Фурио Скарпелли и Марио Моничелли — «Товарищи» (итал.)
Жан-Поль Раппно, Ариана Мнушкина, Даниэль Буланже и Филипп де Брока — «Человек из Рио»
<center>Лучший адаптированный сценарий Эдвард Энхалт — «Бекет» (по пьесе Жана Ануя «Бекет, или Честь Божья»)
Стэнли Кубрик, Питер Джордж, Терри Саузерн — «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу» (по роману Питера Джорджа «Red Alert»)
• Билл Уолш и Дон ДаГради — «Мэри Поппинс» (на основе серии книг о Мэри Поппинс Памелы Линдон Трэверс)
Алан Джей Лернер — «Моя прекрасная леди» (на основе сценария музыкальной пьесы автора и по пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Пигмалион»)
Михалис Какояннис — «Грек Зорба» (по одноимённому роману Никоса Казандзакиса)
<center>Лучший фильм на иностранном языке Вчера, сегодня, завтра / Ieri, oggi, domani (Италия) реж. Витторио Де Сика
Вороний квартал / Kvarteret Korpen (Швеция) реж. Бу Видерберг
Салах Шабати / סאלח שבתי (Израиль) реж. Эфраим Кишон
Шербурские зонтики / Les Parapluies de Cherbourg (Франция) реж. Жак Деми
Женщина в песках / 砂の女 / Suna no onna (Япония) реж. Хироси Тэсигахара

Другие категории

Категории Лауреаты и номинанты
<center>Лучшая музыка:
Оригинальный саундтрек
Ричард М. Шерман и Роберт Б. Шерман — «Мэри Поппинс»
Лоуренс Розенталь — «Бекет»
Дмитрий Тёмкин — «Падение Римской империи»
Фрэнк Де Вол — «Тише, тише, милая Шарлотта»
Генри Манчини — «Розовая Пантера»
<center>Лучшая музыка:
Запись адаптированной партитуры
Андре Превин — «Моя прекрасная леди»
Джордж Мартин — «Вечер трудного дня»
Ирвин Костал — «Мэри Поппинс»
Нельсон Риддл — «Робин и 7 гангстеров»
• Роберт Армбрустер, Лео Арно, Джек Эллиотт, Джек Хэйес, Кэлвин Джексон и Лео Шакен — «Непотопляемая Молли Браун»
<center>Лучшая песня к фильму Chim Chim Cher-ee — «Мэри Поппинс» — музыка и слова: Ричард М. Шерман, Роберт Б. Шерман
Dear Heart — «Дорогое сердце» (англ.) — музыка: Генри Манчини, слова: Джей Ливингстон и Рэй Эванс
Hush…Hush, Sweet Charlotte — «Тише, тише, милая Шарлотта» — музыка: Фрэнк Де Вол, слова: Мак Дэвид
My Kind of Town — «Робин и 7 гангстеров» — музыка: Джимми Ван Хэйсен, слова: Сэмми Кан
Where Love Has Gone — «Куда ушла любовь» (англ.) — музыка: Джимми Ван Хэйсен, слова: Сэмми Кан
<center>Лучший монтаж Коттон Варбертон — «Мэри Поппинс»
• Энн В. Коутс — «Бекет»
• Тед Дж. Кент — «Папа Гусь»
• Майкл Лучано — «Тише, тише, милая Шарлотта»
• Уильям Х. Циглер — «Моя прекрасная леди»
<center>Лучшая операторская работа
(Чёрно-белый фильм)
Уолтер Лассали — «Грек Зорба»
• Филип Х. Лэтроп — «Американизация Эмили»
Милтон Р. Краснер — «Судьба-охотник» (англ.)
• Джозеф Ф. Бирок — «Тише, тише, милая Шарлотта»
Габриэль Фигероа — «Ночь игуаны»
<center>Лучшая операторская работа
(Цветной фильм)
Хэрри Стрэдлинг ст. — «Моя прекрасная леди»
Джеффри Ансуорт — «Бекет»
• Уильям Х. Клотье — «Осень шайеннов»
• Эдвард Колман — «Мэри Поппинс»
• Дэниел Л. Фэпп — «Непотопляемая Молли Браун»
<center>Лучшая работа художника
(Чёрно-белый фильм)
Вассилис Фотопулос — «Грек Зорба»
• Джордж У. Дэвис, Ганс Питерс, Эллиот Скотт (постановщики), Генри Грэйс, Роберт Р. Бентон (декораторы) — «Американизация Эмили»
• Уильям Глазгоу (постановщик), Рафаэль Бреттон (декоратор) — «Тише, тише, милая Шарлотта»
• Стивен Б. Граймз — «Ночь игуаны»
• Кэри Оделл (постановщик), Эдвард Дж. Бойл (декоратор) — «Семь дней в мае»
<center>Лучшая работа художника
(Цветной фильм)
Джин Аллен, Сесил Битон (постановщики), Джордж Джеймс Хопкинс (декоратор) — «Моя прекрасная леди»
• Джон Брайан, Морис Картер (постановщики), Патрик Маклафлин, Роберт Картрайт (декораторы) — «Бекет»
• Кэрролл Кларк, Уильям Х. Тантк (постановщики), Эмиль Кури, Хэл Гаусман (декораторы) — «Мэри Поппинс»
• Джордж У. Дэвис, Э. Престон Амес (постановщики), Генри Грэйс, Хью Хант (декораторы) — «Непотопляемая Молли Браун»
• Джек Мартин Смит, Тед Хаворт (постановщики), Уолтер М. Скотт, Стюарт А. Рейсс (декораторы) — «Что за путь!»
<center>Лучший дизайн костюмов
(Чёрно-белый фильм)
Дороти Джикинс — «Ночь игуаны»
Эдит Хэд — «Жить в доме — не значит жить дома» (англ.)
• Норма Кох — «Тише, тише, милая Шарлотта»
• Ховард Шоуп — «Поцелуи для моего президента» (англ.)
• Рене Хьюберт — «Визит»
<center>Лучший дизайн костюмов
(Цветной фильм)
Сесил Битон — «Моя прекрасная леди»
Маргарет Фёрс — «Бекет»
• Тони Уолтон — «Мэри Поппинс»
• Мортон Хаак — «Непотопляемая Молли Браун»
Эдит Хэд и Мосс Мэбри — «Что за путь!»
<center>Лучший звук Джордж Гровс (Warner Bros. Studio Sound Department) — «Моя прекрасная леди»
• Джон Кокс (Shepperton Studio Sound Department) — «Бекет»
• Уолдон О. Уотсон (Universal City Studio Sound Department) — «Папа Гусь»
• Роберт О. Кук (Walt Disney Studio Sound Department) — «Мэри Поппинс»
• Франклин Милтон (Metro-Goldwyn-Mayer Studio Sound Department) — «Непотопляемая Молли Браун»
<center>Лучшие звуковые эффекты Норман Ванстолл — «Голдфингер»
• Роберт Л. Брэттон — «Быстромобиль» (англ.)
<center>Лучшие специальные визуальные эффекты Питер Элленшоу, Юстас Лисетт, Хэмильтон Ласки — «Мэри Поппинс»
• Джим Дэнфорт — «7 лиц доктора Лао»
<center>Лучший документальный полнометражный фильм Мир без солнца / Le Monde sans soleil (продюсер: Жак Ив Кусто)
• / The Finest Hours (продюсер: Джек Левин)
• Четыре ноябрьских дня / Four Days in November (продюсер: Мэл Стюарт)
Голландец / Alleman (продюсер: Берт Ханстра)
• 14-18 / 14-18 (продюсер: Жан Орель)
<center>Лучший документальный короткометражный фильм Девятеро из Литтл Рок / Nine from Little Rock (продюсер: Чарльз Гуггенхейм)
• / Breaking the Habit (продюсеры: Генри Джейкобс и Джон Корти)
• / Children Without (продюсер: Чарльз Гуггенхейм)
• Кеножуак: Художница-эскимоска / Eskimo Artist: Kenojuak (фильм Национального совета по кинематографии Канады)
• / 140 Days Under the World (продюсеры: Джеффри Скотт, Оксли Хьюэн)
<center>Лучший игровой короткометражный фильм Касальс дирижирует: 1964 / Casals Conducts: 1964 (продюсер: Эдвард Шрайбер)
• / Help! My Snowman’s Burning Down (продюсер: Карсон Дэвидсон)
• / The Legend of Jimmy Blue Eyes (продюсер: Роберт Клауз)
<center>Лучшая короткометражка (мультипликация) Розовая Финк / The Pink Phink (продюсеры: Дэвид Х. ДеПати и Фриз Фрилинг)
• Рождественский крекер / Christmas Cracker (фильм Национального совета по кинематографии Канады)
• Как избежать дружбы / How to Avoid Friendship (продюсер: Уильям Л. Снайдер)
• / Nudnik #2 (продюсер: Уильям Л. Снайдер)

Специальная награда

<center>Премия за выдающиеся заслуги в кинематографе (Почётный «Оскар») Уильям Таттл — за выдающиеся достижения в искусстве грима, продемонстрированные в фильме «Семь лиц доктора Лао»

Научно-технические награды

Категории Лауреаты
<center>Class I • Петро Влахос, Wadsworth E. Pohl, Аб Айверкс — за создание концепции и совершенное изготовление передвижной кинокамеры и другой техники для цветных комбинированных съёмок. (for the conception and perfection of techniques for Color Traveling Matte Composite Cinematography.)
<center>Class II • Сидни П. Солоу, Эдвард Х. Рейхард, Карл У. Хауге, Джоб Сандерсон (Consolidated Film Industries) — for the design and development of a versatile Automatic 35mm Composite Color Printer.
• Pierre Angenieux — for the development of a ten-to-one Zoom Lens for cinematography.
<center>Class III • Милтон Форман, Ричард Б. Гликман, Дэниэл Дж. Перлман (ColorTran Industries) — for the advancements in the design and application to motion picture photography of lighting units using quartz iodine lamps.
• Stewart Filmscreen Corp. — for a seamless translucent Blue Screen for Traveling Matte Color Cinematography.
• Anthony Paglia (20th Century-Fox Studio Mechanical Effects Dept.) — for an improved method of producing Explosion Flash Effects for motion pictures.
• Эдвард Х. Рейхард, Карл У. Хауге (Consolidated Film Industries) — for the design of a Proximity Cue Detector and its application to motion picture printers.
• Эдвард Х. Рейхард, Леонард Л. Соколов, Карл У. Хауге (Consolidated Film Industries) — for the design and application to motion picture laboratory practice of a Stroboscopic Scene Tester for color and black-and-white film.
• Нельсон Тайлер — for the design and construction of an improved Helicopter Camera System.

См. также

  • «Золотой глобус» 1965 (премия Голливудской ассоциации иностранной прессы)
  •  BAFTA 1965 (премия Британской академии кино и телевизионных искусств)

Напишите отзыв о статье "Оскар (кинопремия, 1965)"

Примечания

  1. [web.archive.org/web/20061031063226/theenvelope.latimes.com/extras/lostmind/year/1964/1964aa.htm Past Winners Database: 37th Academy Awards]
  2. Питер Устинов не присутствовал на церемонии награждения, награду от его имени приняла актриса Софи Лорен.

Ссылки

  • [www.oscars.org/oscars/ceremonies/1965 Лауреаты и номинанты 37-й церемонии на официальном сайте Американской киноакадемии] (англ.)
  • [www.imdb.com/event/ev0000003/1965 Лауреаты и номинанты премии «Оскар» в 1965 году на сайте IMDb] (англ.)
  • [www.imdb.com/title/tt0350487/ Организаторы и участники 37-й церемонии на сайте IMDb] (англ.)
  • [awardsdatabase.oscars.org/ampas_awards/BasicSearch?action=searchLink&displayType=1&BSFromYear=37 Лауреаты и номинанты 37-й церемонии в базе данных Американской киноакадемии] (англ.)


Отрывок, характеризующий Оскар (кинопремия, 1965)

– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.