Москитовый берег
- Статья о территории в Центральной Америке. О фильме и романе см. Берег Москитов (фильм).
Моски́товый бе́рег[1][2], побережье Москито, берег Москитов (исп. Costa de Mosquitos) исторически представлял собой территорию вдоль атлантического побережья нынешней Никарагуа и получил своё название по имени населявших его индейцев мискито (ничего общего с кровососущими насекомыми). Находился в сфере интересов Британской империи.
Хотя иногда этим именем называется географическая область, включающая всё восточное морское побережье Никарагуа, а также Ла-Москитию в Гондурасе (то есть прибрежный район от границы с Никарагуа до реки Сико (называемой также Рио-Тинто, Рио-Негро, Рио-Гранде)[3]), всё же точнее Москитовый берег составляет узкая полоса земли, обращённая к Карибскому морю и простирающаяся примерно от 11° 45’ до 14° 10’ с. ш. В глубину она занимает в среднем 60 км (40 миль), а с севера на юг — около 360 км (225 миль). На севере её границы достигают реки Уауа (Wawa); на западе — восточные границы никарагуанских возвышенностей; на юге доходит до реки Пунта-Горда (Рама) (Punta Gorda, Rama).
Основные населённые пункты — Блуфилдс (крупнейший город с хорошей гаванью, административный центр Атлантико-Сур, Никарагуа), Магдала на острове Перл-Ки (Pearl Cay), Принсаполька (Prinzapolca) на реке Принсаполька, Уоунта (Wounta) в устье реки Кукалая (Cucalaia) и Карата (Carata) в устье реки Уауа.
Содержание
Происхождение названия
Москитовый берег получил своё название в честь своих основных жителей индейцев мискито, название которых было искажено в москито европейскими переселенцами. Индейцы москито, которых насчитывается несколько племён, низкорослы и темнокожи. Говорят, что цветом своей кожи они обязаны бракам с выжившими после кораблекрушений рабами.
История
Первое поселение европейцев на территории индейцев москито появилось в 1630 году, когда агенты англичан основали компанию «Провиденс» (Providence Company), президентом которой был граф Уорик, а секретарём — Джон Пим, заняли два небольших острова и установили дружеские отношения с местными жителями.
С 1655 по 1850 год Великобритания претендовала на протекторат над индейцами москито; однако многочисленные попытки основать колонии были малоуспешными, и протекторат оспаривался Испанией, центральноамериканскими республиками и США. Возражения со стороны США были вызваны опасениями, что Англия получит преимущество в связи с предполагавшимся строительством канала между двумя океанами. В 1848 году захват города Грейтауна (сейчас называется Сан-Хуан-дель-Норте) индейцами мискито при поддержке англичан вызвал большой ажиотаж в США и чуть не привёл к войне. Однако подписанием договора Клейтон-Булвера 1850 года обе державы обязались не укреплять, не колонизировать и не доминировать ни над какой частью территории Центральной Америки. В 1859 году Великобритания передала протекторат Гондурасу.
Это вызвало большое недовольство индейцев, которые вскоре после этого восстали, и 28 января 1860 года Англия и Никарагуа заключили договор Манагуа, по которому Никарагуа получила сюзеренитет над всем побережьем Карибского моря от мыса Грасьяс-а-Дьос до Грейтауна (Сан-Хуан-дель-Норте), но предоставила автономию индейцам в рамках резервации Москито (англ. Mosquito Reserve) (описанная выше территория). Вождь местных племён согласился с этим изменением при условии, что он сохранит за собой власть и будет получать ежегодную субвенцию в размере одной тысячи фунтов стерлингов до 1870 года. Однако после его смерти в 1864 году Никарагуа отказалась признать его преемника.
Тем не менее резервацией продолжал управлять выбранный вождь с помощью административного совета, заседания которого проходили в городе Блуфилдс; при этом индейцы отказывались признать, что сюзеренитет Никарагуа даёт ей право вмешиваться в их внутренние дела. Вопрос был вынесен на рассмотрение австрийского императора династии Габсбургов, решение которого (опубликованное в 1880 году) было в пользу индейцев и подтвердило, что сюзеренитет Никарагуа ограничен их правом самоуправления. После почти полной автономии в течение 14 лет, индейцы добровольно отказались от своего привилегированного положения, и 20 ноября 1894 года их территория была официально включена в состав республики Никарагуа никарагуанским президентом Хосе Сантосом Селайей (исп. José Santos Zelaya). Бывший Берег Москитов стал никарагуанским департаментом Селайя (Zelaya). В восьмидесятые годы XX века департамент был преобразован в Атлантико-Норте (исп. Región Autónoma del Atlántico Norte — RAAN) и Атлантико-Сур (исп. Región Autónoma del Atlántico Sur — RAAS) — автономные области с определённой степенью самоуправления.
Флаг
Первый вариант флага Берега Москитов был принят в 1834 году. Второй — в 1860 году, когда флаг Никарагуа сменил Юнион Джек в левом верхнем углу.
Москитовый берег в литературе и искусстве
Пол Теру написал роман под названием «Берег Москитов» (The Mosquito Coast), по которому впоследствии был снят художественный фильм с участием Харрисона Форда и молодого Ривера Феникса. В основе сюжета — история изобретателя, который, будучи недовольным переменами в США, решает перевезти свою семью жить в маленькой деревушке в Гондурасе.
См. также
Напишите отзыв о статье "Москитовый берег"
Примечания
- ↑ Страны Центральной Америки // Атлас мира / сост. и подгот. к изд. ПКО «Картография» в 1999 г. ; отв. ред.: Т. Г. Новикова, Т. М. Воробьёва. — 3-е изд., стер., отпеч. в 2002 г. с диапоз. 1999 г. — М. : Роскартография, 2002. — С. 246—247. — ISBN 5-85120-055-3.</span>
- ↑ Словарь географических названий зарубежных стран / отв. ред. А. М. Комков. — 3-е изд., перераб. и доп. — М. : Недра, 1986. — С. 238.</span>
- ↑ [www.geonames.org/search.html?q=R%C3%ADo+Sico&country=HN Другие названия реки Сико]
</ol>
Литература
- Courtney de Kalb. A Bibliography of the Mosquito Coast of Nicaragua. // Bulletin of the American Geog. Soc., vol. xxvi, 1894.
- Courtney de Kalb. Studies of the Mosquito Shore in 1892. // Bulletin of the American Geog. Soc., vol. xxv, 1893.
- A Forgotten Puritan Colony // Blackwood’s Magazine, No. 165. —Edinburgh, 1898. (описание попытки колонизации в 1630 году)
- J. Richter. Der Streit um die Mosquito-Küste. // Zeitschrift f. Gesellschaft d. Erdkunde, No. 30. — Berlin, 1895.
Ссылки
- www.flag.de/FOTW/flags/ni-mc.html - Флаг Берега Москитов
- [www.4dw.net/royalark/Nicaragua/mosquito.htm RoyalArk-Индейцы москито — на англ. языке]
Отрывок, характеризующий Москитовый берег
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
