Лорд Нэрн

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Лорд Нэрн (англ. Lord Nairne) — наследственный титул в системе Пэрства Шотландии, созданный Карлом II Стюартом 27 января 1681 года для сэра Роберта Нэрна из Стратхорда (ок. 1620—1683). С 1995 году этот титул носят виконты Мерси.





История

Сэр Роберт Нэрн из Стратхорда (ок. 1620—1683), сторонник Карла II Стюарта, в 1681 году получил титул барона Нэрна. После его смерти титул лорда Нэрна унаследовал его зять, лорд Уильям Мюррей (ок. 1664—1726), младший сын Джона Мюррея, 1-го маркиза Атолла, муж его единственной дочери Маргарет Нэрн (1669—1747). Лорд Уильям Мюррей, который принял фамилию «Нэрн» истал 2-м лордом Нэрном, присоединился к Якобитскому восстанию 1715 года. В битве при Престоне он был взят в плен и приговорен к смерти. Позднее он был помилован, но его титул не были восстановлены. Его сын Джон Нэрн (ок. 1691—1770), который до конфискации носил титул 3-го барона Нэрна, также был взят в плен в битве при Престоне, но вскоре освобожден. В 1745 году Джон Нэрн принял участие во втором Якобитском восстании в Шотландии, участвовал в ряде сражений с английской армией. В 1746 году он был лишен титула и владений, бежал во Францию. Его сын Джон Нэрн (ум. 1782) был отцом Уильяма Мюррея Нэрна (1757—1830), который был восстановлен в правах в 1824 году, став 5-м бароном Нэрном. Он женился на Кэролайн (1766—1845), дочери Лоуренса Олифанта, одного из ведущих сторонников якобитов и известного автора шотландских песен. В 1837 году после смерти бездетного Уильяма Нэрна, 6-го лорда нэрна (1808—1837), мужская линия рода угасла. Ему наследовал его двоюродная сестра, Маргарет Меркер Элфинстоун, баронесса Кейт (1788—1867), жена французского генерала Огюста Шарля-Жозефа, графа де ла Флао (1785—1870), но она не претендовала на титул. В 1874 году её дочь Эмили Петти-Фицморис (1819—1895), жена Генри, 4-го маркиза Лансдауна (1816—1866), была признана Палатой лордов в качестве 8-й леди Нэрн. Маркизу и маркизу наследовал их старший сын, Генри Чарльз Кейт Петти-Фицморис, 5-й маркиз Лансдаун, 9-й лорд Нэрн (1845—1927). Титул лорда Нэрна оставался дочерним титулом маркизов Лансдаун до смерти в 1944 году его внука, Чарльза Петти-Фицмориса, 7-го маркиза Лансдауна (1917—1944). После смерти последнего титул маркиза Лансдауна унаследовал его двоюродный брат, Джордж Петти-Фицморис, 8-й маркиз Лансдаун (1912—1999), а лордство перешло к его сестре Кэтрин Эвелин Констанс Бигем, которая стала 12-й леди Нэрн (1912—1995). Она была женой Эдварда Клайва Бигема, 3-го виконта Мерси (1906—1979). Им наследовал их старший сын, Ричард Бигем, 4-й виконт Мерси и 13-й лорд Нэрн (1934—2006). По состоянию на 2013 год носителем титула являлся сын последнего, Эдвард Бигем, 5-й виконт Мерси и 14-й лорд Нэрн (род. 1966).

Лорды Нэрн (1681)

См. также

Напишите отзыв о статье "Лорд Нэрн"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Лорд Нэрн

– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.