Барон Уотерпарк
Поделись знанием:
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
Барон Уотерпатрик — наследственный титул в системе Пэрства Ирландии. Он был создан 15 июня 1792 года для Сары, леди Кавендиш (1740—1807), в честь её мужа, сэра Генри Кавендиш, 2-го баронета (1732—1804). Сэр Генри Кавендиш был англо-ирландским политиком, который представлял в Ирландской Палате общин Лисмор (1766—1768, 1776—1791, 1798—1801) и Киллибегс (1791—1797), а также служил в качестве вице-казначея Ирландии и генерального получателя Ирландии. С 1768 до 1774 год он заседал в Палате общин Великобритании от Лостуитиела. Преемником Генри Кавендиш и леди Уотерпатрик стал их сын, Ричард Кавендиш, 2-й барон Уотерпатрик и 3-й баронет (1765—1830). Он заседал в Ирландской Палате общин от Порталингтона (1790—1797). Его старший сын, Генри Кавендиш, 3-й барон Уотерпатрик (1793—1963), представлял в Палате общин Великобритании Нерсборо (1830—1832), Южный Дербишир (1832—1835) и Личфилд (1854—1856) от либеральной партии, а также служил лордом в ожидании (правительственным «кнутом») в администрациях лорда Джона Рассела, лорда Абердина и лорда Палмерстона. В 1932 году после смерти его внука, Чарльза Фредерика Кавендиша, 5-го барона Уотерпатрика (1883—1932), эта линия семьи прервалась. Последнему наследовал его второй кузен, Генри Шеппард Гарт Кавендиш, 6-й барон Уотерпатрик (1876—1948), Он был внуком младшего сына 2-го барона. По состоянию на 2013 год носителем титула являлся внучатый племянник последнего, Родерик Александр Кавендиш, 8-й барон Уотерпатрик (род. 1959), который стал преемником своего отца в 2013 году.
Титул баронета Кавендиша из Доверидж Холла в Баронетстве Великобритании был создан 7 мая 1755 года для Генри Кавендиша (1707—1776). Он заседал в Ирландской Палате общин от Лисмора (1761—1768). Его преемником стал его сын, вышеупомянутый сэр Генри Кавендиш, 2-й баронет (1732—1804).
Кавендишы из Довериджа происходили от Генри Кавендиша, незаконнорожденного сына Генри Кавендиша (1550—1616) из Татбери Приори. Этот Генри Кавендиш был старшим сыном сэра Уильяма Кавендиша (ок. 1505—1557) и его жены Бесс из Хардвика (ок. 1527—1608), а также старшим братом Уильяма Кавендиша, 1-го графа Девоншира (1552—1626). Доверидж Холл был разрушен около 1938 года.
Содержание
Баронеты Кавендиш из Доверидж Холла (1755)
- 1755—1776: Сэр Генри Кавендиш, 1-й баронет (13 апреля 1707 — 31 мая 1776), сын Уильяма Кавендиша[1]
- 1776—1804: Сэр Генри Кавендиш, 2-й баронет (13 сентября 1732 — 3 августа 1804), единственный сын предыдущего от второго брака[2]
- 1804—1830: Сэр Ричард Кавендиш, 3-й баронет (13 июля 1765 — 1 июня 1830), старший сын предыдущего, барон Уотерпатрик с 1807 года[3].
Бароны Уотерпатрик (1792)
- 1792—1807: Сара Кавендиш, 1-я баронесса Уотерпатрик (1 апреля 1740 — 4 августа 1807), единственная дочь Ричард Брэдшоу из Корка, супруга сэра Генри Кавендиша, 2-го баронета (1732—1804)[4]
- 1807—1830: Ричард Кавендиш, 2-й барон Уотерпатрик (13 июля 1765 — 1 июня 1830), старший сын предыдущих[3]
- 1830—1863: Генри Маннерс Кавендиш, 3-й барон Уотерпатрик (8 ноября 1793 — 31 марта 1863), старший сын предыдущего[5]
- 1863—1912: Генри Энсон Кавендиш, 4-й барон Уотерпатрик (14 апреля 1839 — 3 августа 1912), единственный сын предыдущего[6]
- 1912—1932: Коммандер Чарльз Фредерик Кавендиш, 5-й барон Уотерпатрик (11 мая 1883 — 27 января 1932), второй (младший) сын предыдущего[7]
- 1932—1948: Генри Шеппард Харт Кавендиш, 6-й барон Уотерпатрик (18 мая 1876 — 26 ноября 1948), старший сын Уильяма Томаса Кавендиша (1843—1878), внук достопочтенного Ричарда Кавендиша (1794—1876), правнук 2-го барона Уотерпатрика[8]
- 1948—2013: Фредерик Кэрилл Филип Кавендиш, 7-й барон Уотерпатрик (6 октября 1926 — 16 октября 2013), единственный сын бригадного генерала Фредерика Уильяма Лоуренса Шеппарда Харта Кавендиша (1877—1931), внук Уильяма Томаса Кавендиша (1843—1878), правнук достопочтенного Ричарда Кавендиша (1794—1876), сына 2-го барона Уотерпатрика[9]
- 2013 — настоящее время: Родерик Александр Кавендиш, 8-й барон Уотерпатрик (род. 10 октября 1959), единственный сын предыдущего[10]
- Наследник титула: достопочтенный Люк Фредерик Кавендиш (род. 17 сентября 1990), старший сын предыдущего[11].
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Уотерпарк"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p3195.htm#i31947 Sir Henry Cavendish, 1st Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p6588.htm#i65880 Sir Henry Cavendish, 2nd Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ 1 2 [www.thepeerage.com/p6589.htm#i65883 Richard Cavendish, 2nd Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3196.htm#i31952 Sarah Bradshaw, 1st Baroness Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1328.htm#i13277 Henry Manners Cavendish, 3rd Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p14607.htm#i146061 Henry Anson Cavendish, 4th Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p25515.htm#i255146 Commander Charles Frederick Cavendish, 5th Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p25523.htm#i255223 Henry Sheppard Hart Cavendish, 6th Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p25506.htm#i255056 Frederick Caryll Philip Cavendish, 7th Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p25506.htm#i255059 Roderick Alexander Cavendish, 8th Baron Waterpark] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p25507.htm#i255061 Hon. Luke Frederick Cavendish] (англ.). thePeerage.com.
Источники
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
- [www.cracroftspeerage.co.uk/online/content/waterpark1792.htm Waterpark, Baron (I, 1792)]
Отрывок, характеризующий Барон Уотерпарк
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
