Барон Росмор

Барон Росмор из Монахана в графстве Монахан — наследственный титул в системе Пэрства Ирландии.

История

Титул барона Росмора был создан 19 октября 1796 года для ирландского офицера британской армии и политика Роберта Канингема (1726—1801), с правом наследования для племянников его жены Элизабет Мюррей (ок. 1733—1824), Генри Александра Джонса (сын Теофила Джонса и Энн Мюррей, старшей сестра Элизабет), и Уорнера Уильяма Вестенры и Генри Вестенры, сыновей Генри Вестенры и Гарриет Мюррей, младшей сестры Элизабет. Роберт Канингем заседал в Ирландской Палате общин от Талска (1751—1761), Армы (1761—1768) и Манахана (1768—1796), а также представлял Ист-Гринстед в Палате общин Великобритании (1788—1789). Роберт Канингем был генералом британской армии и служил в качестве главнокомандующего в Ирландии (1793—1796). С января по август 1801 года он также заседал в Палате лордов как ирландский пэр-представитель.

Лорд Росмор скончался бездетным, и его сменил его племянник Уорнер Уильям Вестенра, 2-й барон Росмор (1765—1842). Он представлял Монахан в Ирландской Палате общин (1800) и Монахан в Британской Палате общин (1801), а также служил в качестве лорда-лейтенанта Монахана (1831—1842). 7 июля 1838 года для него был создан титул барона Росмора из Монахана в графстве Монахан в системе Пэрства Соединённого королевства. Этот титул давал ему и его потомкам автоматическое место в Палате лордов Великобритании. Его старший сын, Генри Роберт Вестенра, 3-й барон Росмор (1792—1860), представлял Монаган в парламенте от партии вигов (1818—1830, 1831—1832, 1834, 1835—1842) и служил в качестве лорда-лейтенанта графства Монахан (1843—1852). Его младший сын, Деррик Уорнер Уильям Вестенра, 5-й барон Росмор (1853—1921), который сменил своего старшего бездетного брата в 1874 году, занимал пост лорда-лейтенанта графства Монахан (1897—1921). По состоянию на 2014 год носителем титула являлся внук последнего, Уильям Уорнер Вестенра, 7-й барон Росмор (род. 1931), который стал своего отца в 1958 году.

Семья Вестенра имеет голландское происхождение. Уорнер Вестенра (умер 1676) эмигрировал в Дублин и стал ирландским подданным. Уорнер Вестенра, дед 2-го барона, представлял Мэриборо в Ирландской Палате общин. Генри Вестенра, отец 2-го барона, представлял графство Монахан в парламенте Ирландии. Достопочтенный Джон Вестенра (1798—1874), третий сын 2-го барона, был членом парламента от Графства Короля.

Семейной резиденцией баронов Росмор был замок Росмор (также известен как Росмор Парк), недалеко от города Монахан, графство Монахан в Ирландии.

Бароны Росмор (1796)

• 1796—1801: Роберт Канингем, 1-й барон Росмор (18 апреля 1726 — 6 августа 1801), сын полковника Дэвида Канингема (1692—1770)
• 1801—1842: Уорнер Уильям Вестенра, 2-й барон Росмор (14 октября 1765 — 10 августа 1842), старший сын Генри Вестенры (род. 1742) и Гарриет Мюррей, сестры Элизабет Мюррей, жены Роберта Канингема
• 1842—1860: Генри Роберт Вестенра, 3-й барон Росмор (24 августа 1792 — 1 декабря 1860), старший сын предыдущего
• 1860—1874: Генри Кэрнс Вестенра, 4-й барон Росмор (14 ноября 1851 — 28 марта 1874), старший сын предыдущего
• 1874—1921: Деррик Уорнер Уильям Вестенра, 5-й барон Росмор (7 февраля 1853 — 31 января 1921), второй сын 2-го барона Росмора, младший брат предыдущего
• 1921—1958: Уильям Вестенра, 6-й барон Росмор (12 июля 1892 — 17 октября 1958), старший сын предыдущего
• 1958 — настоящее время: Уильям Уорнер Вестенра, 7-й барон Росмор (род. 14 февраля 1931), единственный сын предыдущего
  • Наследник титула: достопочтенный Бенедикт Уильям Вестенра (род. 6 марта 1983), единственный сын предыдущего.

Источники

• Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
• [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
• [www.thepeerage.com thepeerage.com]
• [www.cracroftspeerage.co.uk/online/content/rossmore1796.htm Rossmore, Baron (I, 1796)]

Отрывок, характеризующий Барон Росмор

– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.