Барон Миддлтон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Барон Миддлтон

Герб баронов Миддлтон
Период

1 января 1712 - настоящее время

Титул:

Барон Миддлтон, баронет из Уоллатона

Родоначальник:

Томас Уиллоуби, 1-й барон Миддлтон

Родина

Великобритания

Подданство

Великобритания

Дворцы

Бердсолл-холл в окрестностях Малтона в Северном Йоркшире

Барон Миддлтон из Миддлтона в графстве Уорикшир (англ. Baron Middleton) — наследственный титул в системе Пэрства Великобритании.





История

Титул барона Миддлтона был создан 1 января 1712 года для сэра Томаса Уиллоуби, 2-го баронета (1670—1729). Он ранее представлял в Палате общин Ноттингемшир (1698—1702, 1705—1710) и Ньюарк (1710—1711). Титул баронета Уиллоуби из Уоллатона в графстве Ноттингемшир в Баронетстве Англии был создан в 1677 году для сэра Фрэнсиса Уиллоуби (1668—1688), старшего брата Томаса Уиллоуби. В 1688 году после смерти своего брата Фрэнсиса Томас Уиллоуби унаследовал титул 2-го баронета. Ему наследовал в 1729 году его старший сын, Фрэнсис Уиллоуби, 2-й барон Миддлтон (1692—1758). Он заседал в Палате общин от Ноттингемшира (1713—1722) и Тамуорта (1722—1727). После смерти в 1781 году его младшего сына, Томаса Уиллоуби, 4-го барона Миддлтона (1728—1781), линия 1-го барона Миддлтона прервалась. Ему наследовал его двоюродный брат, Генри Уиллоуби, 5-й барон Миддлтон (1726—1800). Он был сыном достопочтенного Томаса Уиллоуби (ок. 1694—1742), второго сына 1-го барона. В 1835 году после смерти его сына, Генри Уиллоуби, 6-го барона Миддлтона (1761—1835), эта ветвь семьи также угасла.

Умершему барону в 1835 году наследовал его двоюродный брат, Дигби Уиллоуби, 7-й барон Миддлтон (1769—1856). Он был младшим сыном достопочтенного Томаса Уиллоуби, второго сына 1-го барона Миддлтона. 7-й лорд имел чин капитана британского военно-морского флота. После смерти бездетного Дигби Уиллоуби титул перешел к его двоюродному брату, Генри Уиллоуби, 8-му лорду Миддлтону (1817—1877). Он был внуком преподобного достопочтенного Джеймса Уиллоуби, младшего сына достопочтенного Томаса Уиллоуби, второго сына 1-го барона Миддлтона. Его сменил его старший сын, Дигби Вентворт Баярд Уиллоуби, 9-й барон Миддлтон (1844—1922), а ему наследовал его младший брат, Годфри Уиллоуби, 10-й барон Миддлтон (1847—1924). После смерти последнего титул получил его второй сын, Майкл Гай Персиваль Уиллоуби, 11-й барон Миддлтон (1887—1970). Он служил лордом-лейтенантом Восточного Йоркшира (1936—1968). В 2011 году носителем титула являлся его внук, Майкл Чарльз Джеймс Уиллоуби, 13-й барон Миддлтон (род. 1948), который сменил своего отца в 2011 году.

Бароны Миддлтон владели Уоллатон-холлом, величественным домом в окрестностях Ноттингема, и Миддлтон-холлом в графстве Уорикшир. В 1920-х годах 11-й барон Миддлтон продал эти дома. В настоящее время семейным гнездом является Бердсолл-холл в окрестностях Малтона в Северном Йоркшире.

Баронеты из Уоллатона (1677)

Бароны Миддлтон (1712)

Напишите отзыв о статье "Барон Миддлтон"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
  • [www.leighrayment.com Leigh Rayment’s Peerage Page]
  • [www.thepeerage.com thepeerage.com]

Отрывок, характеризующий Барон Миддлтон

Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Барон_Миддлтон&oldid=75995406»