Барон Деруэнт
Поделись знанием:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
Барон Деруэнт из Хакнесса в графстве Северный Йоркшир — наследственный титул в системе Пэрства Соединенного Королевства. Он был создан 10 октября 1881 года для либерального политика, сэра Харкорта Ванден-Бемпд-Джонстона, 3-го баронета (1829—1916). Он ранее заседал в Палате общин от Скарборо (1869—1880). Его внук, Джордж Харкорт Ванден-Бемпд-Джонстон, 3-й барон Деруэнт, который сменил своего дядю, 2-го барона, был автором, поэтом и дипломатом. После его смерти в 1949 году титулы перешли к его младшему брату, Патрику Робину Гилберту Ванден-Бемпд-Джонстону, 4-му барону Деруэнту (1901—1986). Он занимал должности министра по торговле (1962—1963) и министра внутренних дел (1963—1964) в консервативных правительствах Гарольда Макмиллана и Алека Дугласа-Хьюма. По состоянию на 2010 год носителем титула являлся его сын, Робин Ивлин Лео Ванден-Бемпд-Джонстон, 5-й барон Деруэнт (род. 1930), который сменил своего отца в 1986 году.
Титул баронета из Хакнесс-Холла в Северном Йоркшире (Баронетство Великобритании) был создан 6 июля 1795 года для Ричарда Ванден-Бемпд-Джонстона (1732—1807). Он представлял Уэймут в Палате общин (1790—1796). Родился как Ричард Джонстон, он был сыном полковника Джона Джонстона (ум. 1741), второго сына сэра Уильяма Джонстона, 2-го баронета из Вестерхолла (ум. 1727). Его матерью была Шарлотта (ум. 1762), дочь Джона ван ден Бемпда из Хакнесс-Холла в Йоркшире. В 1793 году Ричард Джонстон, получив согласие парламента, принял фамилию своего деда по материнской линии «Ванден-Бемпд» вместо «Джонстон», но в 1795 году он получил королевское разрешение на тройную фамилию «Ванден-Бемпд-Джонстон». Его преемником стал его сын, сэр Джон Ванден-Бемпд-Джонстон, 2-й баронет (1799—1869). Он заседал в парламенте от Йоркшира (1830—1832) и Скарборо (1832—1837, 1841—1869). После его смерти титул перешел к его сыну, вышеупомянутому сэру Харкорту Ванден-Темпд-Джонстону, 3-му баронету (1829—1916), который был возведен в звание пэра как барон Дервент в 1881 году.
Название баронского титула происходит от названия реки Деруэнт в Йоркшире.
Содержание
Баронеты Ванден-Бемпд-Джонстон из Хакнесс-Холла (1795)
- 1795—1807: Сэр Ричард Ванден-Бемпд-Джонстон, 1-й баронет (21 сентября 1732 — 14 июля 1807), старший сын полковника Джона Джонстона (ум. 1741), внук сэра Уильяма Джонстона, 2-го баронета из Вестерхолла (ум. 1727)[1]
- 1807—1869: Сэр Джон Ванден-Бемпд-Джонстон, 2-й баронет (28 августа 1799 — 24 февраля 1869), старший сын предыдущего[2]
- 1869—1916: Сэр Харкорт Ванден-Бемпд-Джонстон, 3-й баронет (3 января 1829 — 1 марта 1916), старший сын предыдущего, барон Деруэнт с 1881 года[3].
Бароны Деруэнт (1881)
- 1881—1916: Харкорт Ванден-Бемпд-Джонстон, 1-й барон Деруэнт (3 января 1829 — 1 марта 1916), старший сын сэра Джона Вандена-Бемпда-Джонстона, 2-го баронета (1799—1869)[3]
- 1916—1929: Фрэнсис Ванден-Бемпд-Джонстон, 2-й барон Деруэнт (26 мая 1851 — 20 апреля 1929), старший сын предыдущего[4]
- 1929—1949: Джордж Харкорт Ванден-Бемпд-Джонстон, 3-й барон Деруэнт (22 октября 1899 — 13 января 1949), второй сын Эдварда Генри Ванден-Бемпд-Джонстона (1854—1903), племянник предыдущего[5]
- 1949—1986: Патрик Робин Гилберт Ванден-Бемпд-Джонстон, 4-й барон Деруэнт (26 октября 1901 — 2 января 1986), младший брат предыдущего[6]
- 1986 — настоящее время: Робин Ивлин Лео Ванден-Бемпд-Джонстон, 5-й барон Деруэнт (род. 30 октября 1930), единственный сын предыдущего[7]
- Наследник титула: достопочтенный Фрэнсис Патрик Харкорт Ванден-Бемпд-Джонстон (род. 23 сентября 1965), единственный сын предыдущего[8].
См. также
Напишите отзыв о статье "Барон Деруэнт"
Примечания
- ↑ [www.thepeerage.com/p1063.htm#i10630 Sir Richard Vanden-Bempde-Johnstone, 1st Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3599.htm#i35984 Sir John Vanden-Bempde-Johnstone, 2nd Bt.] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ 1 2 [www.thepeerage.com/p3599.htm#i35987 Harcourt Vanden-Bempde-Johnstone, 1st Baron Derwent] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p3569.htm#i35689 Francis Vanden-Bempde-Johnstone, 2nd Baron Derwent] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7189.htm#i71890 George Harcourt Vanden-Bempde-Johnstone, 3rd Baron Derwent] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7190.htm#i71899 Patrick Robin Gilbert Vanden-Bempde-Johnstone, 4th Baron Derwent] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p7191.htm#i71903 Robin Evelyn Leo Vanden-Bempde-Johnstone, 5th Baron Derwent] (англ.). thePeerage.com.
- ↑ [www.thepeerage.com/p8070.htm#i80699 Hon. Francis Patrick Harcourt Vanden-Bempde-Johnstone] (англ.). thePeerage.com.
Источники
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- [www.thepeerage.com thepeerage.com]
Отрывок, характеризующий Барон Деруэнт
Государь обратился и к офицерам:– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
