51-я гвардейская стрелковая дивизия
Поделись знанием:
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
(перенаправлено с «51-я гвардейская механизированная дивизия»)
51-я гвардейская стрелковая дивизия (51-я гв. сд) | |
| Награды: |
|
|---|---|
| Почётные наименования: | |
| Войска: |
сухопутные |
| Род войск: | |
| Формирование: |
23 ноября 1942 года |
| Расформирование (преобразование): |
5.5.1960 |
| Предшественник: |
76-я Армянская горнострелковая Краснознамённая дивизия им. К.Е. Ворошилова →76-я горнострелковая Краснознамённая дивизия→76-я стрелковая Краснознамённая дивизия им. К.Е. Ворошилова |
| Преемник: |
51-я гвардейская механизированная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия→29-я гвардейская ракетная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия |
| Боевой путь | |
|
Великая Отечественная война: | |
51-я гвардейская стрелковая дивизия — формирование (соединение, стрелковая дивизия) РККА (ВС СССР) во время Великой Отечественной войны. Участвовала в боях на западном направлении.
Полное действительное наименование — 51-я гвардейская стрелковая Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
Содержание
История
Свою историю дивизия ведёт от сформированной из 5.10.1922 Армянской стрелковой дивизии.
Дивизия имела наименования:
- С 5.10.1922 Армянская стрелковая дивизия
- 10.1931 76-я Армянская стрелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова
- с 1.7.1936 76-я Армянская горнострелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова
- со 2.2.1942 76-я стрелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова
- с 23.11.1942 51-я гвардейская стрелковая Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
- 06.1945 51-я гвардейская механизированная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
- 06.1957 51-я гвардейская мотострелковая Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
- с 5.5.1960 29-я гвардейская ракетная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
Боевой путь
Дивизия отличилась в Сталинградской битве. В знаменательные ноябрьские дни Сталинградского сражения дивизия в составе Юго-Западного фронта вошла в ударную группировку своей армии по прорыву позиций противника на своём направлении. Дивизия действовала слаженно и мужественно на всех участках наступления.
23 ноября 1942 года за проявленную отвагу, стойкость, мужество, героизм личного состава в тяжелых оборонительных боях и за завоевание плацдарма на правом берегу реки Дон 76-я стрелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова была преобразована в 51-ю гвардейскую стрелковую дивизию[1]. Это была первая гвардейская дивизия 21-й армии. В конце месяца её командир Н. Т. Таваркиладзе получил звание генерал-майора. Гвардейское Знамя дивизии было вручено 5 января 1943 года. 27 ноября дивизия в составе армии переправилась на левый берег Дона в районе Калача и начали наступление в восточном направлении, но уже в составе Донского фронта.
И. М. Чистяков. Перелом. В книге «А земля пахла порохом» писал:
10 января 1943 г. началась операция «Кольцо». 51-я гвардейская дивизия наступала в направлении села Карповка. После взятия этого опорного пункта начала преследование врага. 12 числа несколько танков дивизии прорвались к Питомнику, где находился немецкий аэродром и госпитали, и наделали много переполоху в стане врага. 15 января 51-я дивизия совместно с 252-й дивизией освободили Питомник.22 января 1943 г. началась завершающая стадия операции по окончательному разгрому окруженной группировки противника. 21-я армия должна была наступать в направлении на Гумрак, поселок Красный Октябрь. Навстречу им из города должна была наступать 62-я армия. Но продвижение шло очень тяжело — немецкие солдаты сражались с отчаянием загнанного зверя. 25 января 51-я дивизия с другими частями армии овладела поселком Гумрак, где фашисты содержали лагерь советских военнопленных. Из них были сформированы батальоны и отправлены в дивизии армии.
В ночь на 26 января командующий Донским фронтом К. К. Рокоссовский дал приказ прорваться на Мамаев курган и завершить расчленение остатков окруженных немецких войск. Утром этого дня под музыку оркестра воины 51-й дивизии перешли в атаку и вместе с частями 121-й танковой бригады и 52-й дивизии на склонах кургана соединились с частями 13-й гвардейской и 284-й стрелковой дивизий 62-й армии — военная, а равно с ней и историческая задачи были выполнены.— monument.volgadmin.ru/start.asp?np=12-9
Дивизия участвовала в прорыве оборонительных рубежей немецких войск северо-западнее Сталинграда, первой из частей 21-й армии ворвалась в город и 26 января 1943 года соединилась с частями 13-й дивизии М. А. Родимцева. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 июня 1943 года за успешные действия при разгроме немецко-фашистских войск под Сталинградом дивизия награждается орденом Ленина.
После Сталинграда дивизия в составе 6-й гвардейской армии с 5 июля по 23 августа 1943 года принимала участие в Курской битве, в освобождении городов Курск, Белгород, Харьков.
В ходе Курской битвы части дивизии занимали оборону в районе Обояни. С началом немецкого наступления 5 июля и последующие трое суток на рубежах обороны дивизии шло непрерывное сражение. Вечером 8 июля соединения 6-й гвардейской армии отошли на второй рубеж обороны, и окончательно измотав противника, остановили его продвижение вперед. По окончании Курской битвы дивизия в составе 6-й гвардейской армии продолжала наступление на Белгородско — Харьковском направлении.
В сентябре 1943 г. дивизия в составе армии переброшена под Ленинград и в составе 2-го Прибалтийского фронта прорывает оборону немцев северо-восточнее Невеля.
С октября 1943 до начала января 1944 года дивизия в составе 2-го Прибалтийского фронта занимала оборону северо-западнее г. Невель, а затем принимала участие в разгроме Невельской группировки противника.
В феврале 1944 г. дивизия в составе армии передана 1-му Прибалтийскому фронту.
С 23 июня 1944 года в составе 1-го Прибалтийского фронта участвовала в Белорусской наступательной операции «Багратион», пройдя с непрерывными боями путь в 250 км, форсировав четыре водные преграды, в том числе дважды реку Западная Двина.
В ходе операции «Багратион» наши войска замкнули кольцо сопротивления вокруг Витебской группировки немцев и 4 июля 1944 года освободили г. Полоцк. За успешные бои с 22 июня по 5 июля 1944 года дивизии присвоено почётное наименование «Витебская» а трем её полкам (154, 156 и 158-й) было присвоено наименование «Полоцкие»[2]. Летом 1944 года дивизия не выходила из боев, освобождая Прибалтику, преследуя противника по линии Полоцк-Турмантас, Ионишкис-Тришкяй, Бене-Приекуле.
В октябре 1944 года дивизия северо-западнее г. Шяуляй прорвала сильно укреплённую оборону противника и за 5 дней продвинулась более 90 км, в том числе уничтожив при этом до 100 солдат и офицеров противника, уничтожено и захвачено танков −32, винтовок и автоматов −759, пулемётов — 125 и много другого имущества. За успешные осенние бои 1944 года 156-й и 158-й стрелковые полки были награждены орденами Кутузова 3-й степени и Красного Знамени.
В дальнейших боях октябрь 1944 — май 1945 года дивизия провела ряд наступательных боёв в районе Приекуле.
Последние операции дивизия провела в тяжёлых боях по уничтожению окружённой Курляндской группировки противника.
Вместе с войсками 1-го Прибалтийского фронта дивизия совершила знаменитый бросок к берегам Балтийского моря, где и закончила Великую Отечественную войну.
В дивизии воспитано 32 Героя Советского Союза, среди них: Арендаренко И. И., Ковтунов Г. Н., Лапата Н. И., Луцевич А. Ф., Сушков Ф. Т., Стемпковская Е. К., Тогузов К. Т., Угловский М. Н., Фалин Д. К. и др. 9 воинов стали полными кавалерами орденов Славы. В боевой путь дивизии золотыми буквами вписаны героические дела гвардейцев Айтыкова И., Белова М. Н., Власова А. А., Григорьева А. И., Гутченко П. Л., Досова К., Кабрибова М. Н., Кочара Р., Красильникова А. И., Корнеева П. А., Печерского Г. Н., Старцева А. П., Таварткиладзе Н. Т., Ханджяна А. Г., Хачатряна А. М., Хочелавы К. М., Шкурбы П. Г. и многих других.
В послевоенный период
В конце 1950-х годов 51-я гвардейская механизированная дивизия дислоцировалась в Латвийской ССР:
- Штаб дивизии располагался в г. Лиепая
- танковый и артиллерийский полки — пос. Паплака
- два кадрированных механизированных полка и танковый батальон — г. Приекуле
- механизированный полк — г. Вентспилс
10 марта 1960 года в соответствии с директивой Генерального штаба Вооружённых Сил СССР 51-я гвардейская мотострелковая дивизия (формирования 1957 года) приступила к расформированию[3]. Основной личный состав был передан на укомплектование РВСН. В целях увековечивания славы и боевых заслуг дивизии её Боевое Знамя, награды и почётные наименования переданы сформированной 5.5.1960 ракетной дивизии, которая стала именоваться 29-я гвардейская ракетная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия. 17 октября 1961 года состоялась передача Боевого Знамени 51-й гвардейской стрелковой дивизии.
На базе 138-го гвардейского артиллерийского Краснознамённого полка был сформирован 344-й ракетный полк 29-й ракетной дивизии[4].
Состав
- 154-й гвардейский стрелковый Полоцкий полк
- 156-й й гвардейский стрелковый Полоцкий ордена Кутузова полк
- 158-й гвардейский стрелковый Полоцкий Краснознаменный полк
- 122-й гвардейский артиллерийский полк
- 60-й отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион
- 68-я отдельная гвардейская зенитная артиллерийская батарея (до 20.4.43 г.)
- 52-я отдельная гвардейская разведывательная рота
- 59-й отдельный гвардейский саперный батальон
- 78-й отдельный гвардейский батальон связи
- 563-й (62-й) медико-санитарный батальон
- 53-я отдельная гвардейская рота химической защиты
- 1-я (55-я) автотранспортная рота
- 9-я (57-я) полевая хлебопекарня
- 4-й (48-й) дивизионный ветеринарный лазарет
- 6-я полевая почтовая станция
- 2-я полевая касса Госбанка
Подчинение
- Боевой период: 23.11.1942-2.2.1943; 15.2.1943-30.9.1943; 15.10.1943-9.5.1945
- В составе 6-й гвардейской армии
Командование
Дивизией командовали:
- полковник Мелик-Шахназаров А.П. 1922
- генерал-майор Горюнов, Кузьма Ильич с 8 июля 1940 по 6 декабря 1941
- полковник Воронин, Георгий Григорьевич с 7 декабря 1941 по16 мая 1942
- полковник Пеньковский, Валентин Антонович с 17 мая 1942 по 2 августа 1942
- гв. генерал-майор Таварткиладзе, Николай Тарелович с 14 августа 1942 по 20 июля 1943
- гв. полковник Сухов, Иван Матвеевич с 27 июля 1943 по 17 сентября 1943
- гв. полковник Каладзе, Николай Иванович с 18 сентября 1943 по 26 января 1944
- гв. генерал-майор Черников, Сергей Васильевич с 27 января 1944 по 23 августа 1944
- гв. полковник Пряхин, Иван Фёдорович с 24 августа 1944 по 9 мая 1945
- гв. полковник Ширяев, Андрей Александрович с 04 ноября 1946 Зам. командира дивизии
полками командовали
- 154 гв. сп: (до 23.11.1942 был 93 сп 76 сд (1ф))
- Сушков Филипп Тимофеевич (23.11.1942 — 07.08.1943), ранен
- Белов Михаил Константинович (с 20.01.1943)
- Савченко Григорий Давидович (07.08.1943 — 01.10.1943)
- Сушков Филипп Тимофеевич (01.10.1943 — 12.01.1944)
- Кийко Константин Гаврилович (с 24.01.1944)
- Пономарев Михаил Кузьмич (16.08.1944 — 22.02.1945)
- Погодаев Николай Иванович (22.02.1945 — 17.05.1946)
- Пузанов Лев Илларионович (с 17.05.1946)
- Ляпунов Василий Дмитриевич (?)
- 156 гв. сп: (до 23.11.1942 был 207 сп 76 сд (1ф))
- Пономаренко Иван Родионович (23.11.1942 — 26.02.1943)
- Сушков Филипп Тимофеевич (по 06.01.1943), болезнь
- Савченко Григорий Давидович (14.03.1943 — 19.03.1943)
- Московский Петр Григорьевич (30.05.1943 — 25.06.1943)
- Крутов Петр Владимирович (04.06.1943 — 30.10.1943), отстранён
- Лехман Георгий Николаевич (30.10.1943 — 11.02.1944)
- Дедов Иван Семенович (12.02.1944 — 24.02.1944)
- Храбров Николай Николаевич (24.02.1944 — 03.12.1944), ранен
- Росовский Александр Иосифович (12.12.1944 — 20.09.1945)
- Братановский Дмитрий Антонович (20.09.1945 — 28.01.1946)
- Малыгин Виктор Иванович (28.01.1946 — 17.05.1946)
- Шляпин Геннадий Фадеевич (с 17.05.1946)
- Иванов Алексей Викторович (?)
- 158 гв. сп: (до 23.11.1942 был 216 сп 76 сд (1ф))
- Малыгин Алексей Васильевич (по 13.05.1942 (?)), погиб 13.02.1945
- Коваленко Петр Захарович (23.11.1942 — 06.02.1943), умер от ран
- Белов Михаил Константинович (04.06.1943 — 12.01.1944)
- Ореховский Владимир Николаевич (13.12.1944 — 07.01.1946)
- Малыгин Виктор Иванович (07.01.1946 — 28.01.1946)
- Рыжков Иван Семенович (с 17.05.1946)
Наименования и награды
-
23.11.1942 года. За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава -
12.1935 награждена орденом Красного Знамени (в честь 15-летия ЗакВО) - 04.12.1935 присвоено имя К. Е. Ворошилова
-
19.06.1943 награждена орденом Ленина - 10.07.1944 присвоено почётное наименование «Витебская»
Отличившиеся воины
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
За период боевых действий в дивизии 19 114 человек были награждены орденами и медалями СССР.
32 человека получили звание Героя Советского Союза:
- Арендаренко, Иван Иванович, гвардии старший лейтенант, командир батареи 122-го гвардейского артиллерийского полка;
- Айтыков, Изгутты Курманбаевич, гвардии старшина, комсорг батальона 158-го гвардейского стрелкового полка;
- Власов, Алексей Алексеевич, гвардии старшина, командир орудия 122-го гвардейского артиллерийского полка;
- Возликов, Александр Филиппович, гвардии сержант, командир отделения 52-й гвардейской отдельной разведывательной роты;
- Григорьев, Александр Иванович, гвардии младший лейтенант, командир взвода 158-го гвардейского стрелкового полка;
- Гусев, Вениамин Васильевич, гвардии старший лейтенант, командир роты 158-го гвардейского стрелкового полка;
- Кутрухин, Константин Прокофьевич, гвардии сержант, командир отделения 156-го гвардейского стрелкового полка;
- Лапата, Николай Иванович, гвардии капитан, командир дивизиона 122-го гвардейского артиллерийского полка;
- Сушков, Филипп Тимофеевич, гвардии полковник, заместитель командира дивизии;
- Угловский, Михаил Николаевич, гвардии майор, командир 122-го гвардейского артиллерийского полка;
- Фалин, Дмитрий Константинович, гвардии старший сержант, помощник командира стрелкового взвода 158-го гвардейского стрелкового полка;
12 человек стали полными кавалерами орденов Славы.
Кавалеры ордена Славы трёх степеней.[5]
- Исаев, Иван Дмитриевич, гвардии ефрейтор, разведчик 156 гвардейского стрелкового полка.
- Киршин, Михаил Васильевич, гвардии сержант, разведчик 52 отдельной гвардейской разведывательной роты. Погиб в бою 21 сентября 1944 года.
- Левицкий, Георгий Леонидович, гвардии старшина, помощник командира взвода 156 гвардейского стрелкового полка.
- Павлинчук, Андрей Степанович, гвардии сержант, наводчик станкового пулемёта 158 гвардейского стрелкового полка.
- Усманов, Гайса Идрисович, гвардии старший сержант, командир отделения разведки 122 гвардейского артиллерийского полка.
- Яровой, Иван Савельевич, гвардии старший сержант, помощник командира взвода 52 отдельной гвардейской разведывательной роты.
Навечно зачислены в списки полка:
- 9 мая 1965 года приказом министра обороны СССР № 55 в списки 344-го ракетного полка (г. Приекуле) навечно зачислен Герой Советского Союза гвардии старший сержант Луцевич.
- 9 мая 1965 года приказом министра обороны СССР № 55 навечно зачислен в списки 867-го ракетного полка (г. Добеле) Герой Советского Союза гвардии старший сержант А. И. Красильников.
Память
См. также
- Армянская стрелковая бригада
- Армянская стрелковая дивизия
- 76-я Армянская стрелковая дивизия
- 76-я Армянская горнострелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова
- 76-я горнострелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова
- 76-я стрелковая Краснознамённая дивизия им. К. Е. Ворошилова
- 51-я гвардейская стрелковая Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
- 51-я гвардейская механизированная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
- 51-я гвардейская мотострелковая Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
- 29-я гвардейская ракетная Витебская ордена Ленина Краснознамённая дивизия
Напишите отзыв о статье "51-я гвардейская стрелковая дивизия"
Примечания
- ↑ Приказ народного комиссара обороны СССР № 375 от 23.11.1942
- ↑ приказ наркома обороны СССР № 204 от 23 июля 1944 г.)
- ↑ Директива Командующего Прибалтийским военным округом № 006471 от 5 мая 1960 года
- ↑ [rvsn.ruzhany.info/29rd_book_059.html Касьяненко В. И. 51-я гвардейская Витебская ордена Ленина Краснознаменная стрелковая им. К. Е. Ворошилова дивизия]
- ↑ Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь — М.: Военное издательство,2000.
Литература
- Пред. Гл. ред. комиссии Н. В. Огарков. Советская Военная Энциклопедия: [В 8 томах] Т.4 = "Курляндская группировка". — Москва: Воениздат, 1977. — С. 354 с.
- 29-я Гвардейская ракетная Витебская ордена Ленина Краснознаменная дивизия / сост. В. А. Гуров, Г. Ф. Дубровин, В. И. Есин, В. П. Козлов, Е. И. Пароль, В. А. Рылов.; под общ. ред. Н. К. Монахова. — М.: ЦИПК РВСН, 2008. — 236 с.
- И. М. Чистяков. Перелом. А земля пахла порохом. Волгоград. 1981.
Ссылки
- [rkka.ru/handbook/guard/51gvsd.htm Справочник частей и соединений РККА]
- [www.rkka.ru/handbook/guard/51gvsd.htm 51-я гв. сд]
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd051/default.html 51-я гв. стрелковая дивизия]
- [bdsa.ru/divizia/divizii-gvardeyskie/s-1-gsd-po-99-gsd/51-gvardeyskaya-strelkovaya-diviziya.html 51 ГВАРДЕЙСКАЯ СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ]
- [istmat.info/node/26145 Приложение 14.1. Воинские формирования и корабли июня 1941 г. в Великой Отечественной войне.]
- [www.pobeda.witebsk.by/land/epizode/name/ 51-я гвардейская стрелковая дивизия (командир генерал-майор С. В. Черников)]
- [r-g-d.org/forum/index.php?showtopic=13605 51-я Витебская Краснознаменная гвардейская стрелковая дивизия им. К. Е. Ворошилова]
- [forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=8628.0 51 гв. сд в боях по освобождению Литвы]
- [monument.volgadmin.ru/start.asp?np=12-9 Улицы Волгограда, названные в честь боевых соединений, военачальников и героев Сталинградской битвы ]
- [artofwar.ru/r/rybak_e_i/text_1210.shtml 51 ГВАРДЕЙСКАЯ СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ]
- [rvsn.ruzhany.info/29rd_book_059.html 29-я гв. рд]
Отрывок, характеризующий 51-я гвардейская стрелковая дивизия
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Категории:
- Советская гвардия
- Воинские части, награждённые орденом Ленина
- Воинские части, награждённые орденом Красного Знамени
- Стрелковые дивизии СССР во время Великой Отечественной войны
- Воинские части и формирования, созданные в 1942 году
- Воинские части и формирования, расформированные в 1945 году
- Гвардейские дивизии
