327-я стрелковая дивизия (1-го формирования)

327-я стрелковая дивизия (1-го формирования) - сформирована осенью 1941 года, в январе 1943 года преобразована в 64-ю гвардейскую стрелковую дивизию;
327-я стрелковая дивизия (2-го формирования) - сформирована весной 1944 года, вероятно что в боевых действиях участия не принимала, находилась в составе вооружённых сил до конца войны.

327-я стрелковая дивизия
Войска:	сухопутные
Род войск:	пехота
Формирование:	сентябрь 1941
Расформирование (преобразование):	19 января 1943 года
Преемник:	64-я гвардейская стрелковая дивизия
Боевой путь
1942: Ленинградская область

327-я стрелковая дивизия — воинская соединение СССР в Великой Отечественной войне.

История

Формировалась с августа 1941 года в Воронеже, личный состав дивизии в основном состоял из рабочих предприятий города. Один стрелковый полк почти целиком состоял из воронежских коммунистов и комсомольцев, он так и назывался «Коммунистический», но он был однако во второй половине сентября 1941 года передан на пополнение прибывшей в Воронеж 1-й гвардейской стрелковой дивизии, а также до половины личного состава из других подразделений, весь конский состав и всё вооружение и фактически с октября 1941 года приступила к формированию заново.

8 ноября 1941 года, после участия в параде, начала погрузку в эшелоны, первоначально вошла в состав 37-й армии для действий в районе Шахты — Ростов-на-Дону, но решением Ставки направлена в Саранск, где должна была войти в состав 26-й резервной армии, однако до места назначения не доехала и из Пензы с 25 ноября 1941 года дивизия начала переброску в Луховицы, где с 1 декабря 1941 года встала на оборону коломенского направления. Однако войска противника не дошли до Коломны и после 11 декабря 1941 года дивизия направлена на Волхов через Москву, Ярославль, Рыбинск, разгружалась начиная с 30 декабря 1941 года на станциях Тальцы, Малая Вишера, Большая Вишера. К началу боёв на Волхове дивизия насчитывала 11 832 человека личного состава.

В действующей армии с 18 декабря 1941 по 19 января 1943 года.

К 7 января 1942 года, вместе с приданным дивизии 44-м лыжным батальоном прибыла на восточный берег Волхова. Дивизии была поставлена задача наступать на рубеже Новые Буреги — Городок и иметь целью прорыв к железной дороге на участке Мостки — Спасская Полисть. Однако дивизия не успела развернуться в боевые порядки и в наступлении 7 января 1942 года участия почти не принимала (к 11:00 только начала смену частей 59-й армии на вверенном рубеже).

С возобновлением наступления через Волхов 13 января 1942 года дивизия пошла в атаку в первом эшелоне, при поддержке 839-го гаубичного полка, имея противником 126-ю пехотную дивизию. 1098-й стрелковый полк наступал от села Городок и к 14:00 сумел форсировать Волхов у Красного Посёлка, но залёг у высокого берега. В бой были введены 1102-й стрелковый полк, который наступал с восточного берега от деревни Дубовицы, завязал бой за деревню Костылево, а 1100-й стрелковый полк занял плацдарм на западном берегу на высоте у деревни Бор. За первый день потери дивизии убитыми были сравнительно невелики, но ранеными дивизия потеряла около тысячи человек. 14 января 1942 года В полосе дивизии была введена в бой 59-я стрелковая бригада. В течение 15-16 января 1942 года дивизия ведёт ожесточённые бои, в результате которых сумела взять деревни Бор, Костылево, Арефино, Красный Посёлок. С 17 января 1942 года дивизия, прикрыв достигнутый рубеж, начала наступление на юг, вдоль Волхова, с целью способствовать 22-й, 24-й и 58-й бригадам в овладении районом Ямно, однако наступление дивизии успеха не имело. С 18 января 1942 года дивизия, вместе с приданным лыжным батальоном вошла в состав оперативной группы Коровникова. Группе была поставлена задача прорвать вторую полосу обороны и 19 января 1942 года выйти на рубеж реки Полисть в 3-4 километрах северо-западнее шоссе Новгород — Чудово, а к исходу 20 января 1942 года выйти к реке Кересть и взять деревни Сенная Кересть и Ольховка.

Однако к 20 января дивизия, после ожесточённых боёв, вместе с 57-й отдельной стрелковой бригадой выбила противника только из села Коломно, севернее занятого плацдарма, при этом всё-таки нанеся противнику довольно существенное поражение — только в виде трофеев захватила 19 орудий, 50 миномётов, 82 пулемёта, 200 автоматов и 4 радиостанции.

С 22 января 1942 года дивизия начала наступление на мощный укреплённый пункт Спасскую Полисть с востока. 1102-й и 1098-й полки начали наступление непосредственно на село, а 1100-й полк — на деревню Коляжка, несколько севернее села, которую в ожесточённом бою на следующий день взял, понеся при этом очень большие потери. Полки, наступавшие на село смогли только выйти на южную и северную окраины Спасской Полисти, но несмотря на многочисленные атаки дивизии, село осталось в руках противника. Атаки села дивизия продолжала до 1 февраля 1942 года, после чего сменена на позициях, и через горловину прорыва передислоцировалась к Мясному Бору. В боях за Спасскую Полисть дивизия потеряла половину личного состава. В первые дни февраля получила 700 человек пополнения. От Мясного Бора дивизия 8 февраля 1942 года двинулась маршем к селу Красная Горка, на подступы к Любани. Первым к селу подошёл 1100-й стрелковый полк, который сразу был включен в ударную группу 13-го кавалерийского корпуса, вместе с 80-й кавдивизией, двумя лыжными батальонами (39-м и 42-м) и ротой танков 7-й гвардейской танковой бригады. 20 февраля 1942 года, кавалерийская дивизия прорвала оборону 254-й пехотной дивизии, взяла Красную Горку, а вслед за ней в прорыв вошёл 1100-й стрелковый полк, который к 25 февраля 1942 года вышел к реке Сычева. Подошедшие два стрелковых полка, подвергаясь сильным налётам авиации, в прорыв не смогли войти. 27 февраля 1942 года войска противника нанесли удар с целью окружения прорвавшихся к Любани частей, и в бой был введён 1102-й стрелковый полк, но тем не менее вернуть утраченные позиции не удалось, хотя и дальнейшее наступление противника остановилось. На следующий день кольцо окружения у Любани замкнулось. 1100-й полк остался в окружении, а оставшиеся за кольцом части дивизии многократно и безуспешно атаковали Красную Горку. Только в ночь с 8 на 9 марта 1100-й стрелковый полк, уничтожив тяжёлое вооружение, прорвался к своим, сохранив около 600 активных штыков и достаточное количество стрелкового оружия и боеприпасов. 14 марта 1942 года 327-я стрелковая дивизия (уже в полном составе, имея в виду организационно) вновь атакует Красную Горку и отбивает населённый пункт. Вплоть до мая 1942 года дивизия ведёт бои в районе Красной Горки, Апраксина Бора. С 24 мая 1942 года дивизия скрытно отходит во вторую полосу обороны, в район севернее Вдицко, где дивизия должна была занять оборону и обеспечить отход войск 2-й ударной армии от достигнутых рубежей. По плану выхода войск армии из окружения, дивизия должна была пропустить войска отходившие от первого рубежа обороны, и после планируемого прорыва кольца окружения и выхода главных сил из окружения, последней отойти на третий рубеж обороны в район Глухой Керести. Дивизии удалось скрытно покинуть Красную Горку. Но уже 22 мая 1942 года у Червинской Луки 1102-й стрелковый полк был вынужден отражать атаки противника, с 24 по 27 мая 1942 года дивизия отбивает атаки 291-й пехотной дивизии, но к 28 мая 1942 года дивизия была вынуждена отойти и занять полосу обороны на третьем рубеже у деревни Финёв Луг, у станции Рогавка на железной дороге Новгород — Батецкая — Ленинград и у Панковского посёлка. Дивизия испытывала, как и все дивизии армии, недостаток во всех видах снабжения, но особенно в боеприпасах. На 1 июня 1942 года в дивизии насчитывалось 587 офицеров, 642 старшин и сержантов и 2136 рядовых. К 2 июня 1942 года завязались бои за Финев Луг и обессиленный 1102-й стрелковый полк к 7 июня 1942 года. Одновременно, после того как части 254-й пехотной дивизии прорвали оборону соседней 92-й стрелковой дивизии, они атаковали 1098-й стрелковый полк, а слева на 1100-й стрелковый полк пошли части 258-й охранной дивизии. Таким образом, 327-я стрелковая дивизия, в полках которой оставалось по 200—300 человек, сдерживала удар главной группировки противника. После ожесточённейших боёв 7 июня 1942 года в каждом полку дивизии насчитывалось не более роты, и командиром 8 июня 1942 года был отдан приказ об отходе к Новой Керести, уничтожив тяжёлое вооружение. Как вспоминал после войны командир дивизии: «Впрочем, у нас уже не было ни снарядов, ни мин, ни капли горючего. Орудия и миномёты частью были подорваны, а частью потоплены в болотах. Автомашины сжигали». 9 июня 1942 года остатки дивизии заняли оборону у Глухой Керести вдоль реки Трубица и насыпи железной дороги. 11 июня 1942 года они вновь отбивают атаку противника. 12 июня 1942 года упрямая дивизия подверглась артиллерийскому обстрелу, который длился 10 часов, но и после этого дивизия, в которой осталось около 300 человек, отбила атаку. 14 июня 1942 года неприятель, вновь опрокинув части 92-й стрелковой дивизии захватил Финев Луг и вышел в тыл дивизии, после чего она в течение суток отступает на 10 километров к Новой Керести. Вечером 14 июня 1942 года дивизия перешла через мост на восточный берег реки Керести и заняла оборону, имея в наличии всего два противотанковых орудия с четырьмя снарядами на каждое. 17-18 июня 1942 года дивизия вновь обрабатывалась артиллерией и 19 июня 1942 года подверглась новой атаке, которая была отбита, но дивизия отошла к реке Глушица, а прикрывать отход на Керести остался сводный отряд, который также прикрывал штаб 2-й ударной армии и армейский госпиталь. Остатки дивизии заняли позиции за Глушицей и 24 июня 1942 года там погибли все остававшиеся к тому времени воины 1098-го и 1100-го стрелковых полков, в 1102-м стрелковом полку оставалось около двух взводов бойцов, учитывая присоединившихся к дивизии солдат из других частей, в 894-м артиллерийском полку в строю были 15 человек. В ночь на 25 июня 1942 года остатки дивизии прорывались к своим и до конца месяца из окружения вышло 104 человека — это было всё, что осталось от всей дивизии.

С 15 июля 1942 года дивизия восстанавливается за счёт личного состава других частей фронта (например 267-й стрелковой дивизии) и пополнений. Дивизия послужила основой для воссоздания 2-й ударной армии.

В августе 1942 года дивизия вошла в состав 8-й армии. В ходе Синявинской операции успешно наступает на левом фланге 8-й армии при поддержке 107-го отдельного танкового батальона. Обходным маневром, взаимодействуя с 286-й стрелковой дивизией овладевает крупным опорным пунктом Вороново, выбив из него части 223-й пехотной дивизии и немедленно продолжает наступление на Эстонские посёлки. Такое быстрое взятие Вороново было весьма неожиданным даже для командования армии. Впрочем, впоследствии, после того, как в начале октября 1942 года дивизия была переброшена на оборону Гайтолово, где она 10 октября 1942 года сменила 73-ю морскую стрелковую бригаду, Вороново вновь было взято противником

22 октября 1942 года сосредоточилась в районе деревень Малая и Большая Влоя и вновь вошла в состав 2-й ударной армии. Дивизия приступила к подготовке к операции «Искра». Для того силами дивизии был построен точный макет тех укреплений, которые предстояло штурмовать дивизии

12 января 1943 года дивизия, которой был придан 32-й отдельный гвардейский тяжёлый танковый полк и 507-й отдельный танковый батальон, при обеспечении разминирования и разграждения 39-й инженерной бригадой специального назначения, при поддержке 360 орудий и миномётов на 1 километр фронта, перешла в наступление в первом эшелоне на левом фланге 2-й ударной армии, с рубежа несколько севернее Гонтовой Липки в направлении на Синявино. В ожесточённых боях, вновь одной из немногих частей армии, добивается быстрого успеха. В первые же часы боя части дивизии завязали бой за сильный узел вражеского сопротивления — рощу Круглая. Дивизия прорвала первую полосу обороны 227-й пехотной дивизии, а к вечеру сумела полностью выбить противника из рощи Круглая. За день дивизия разбила 366-й пехотный полк, уничтожила 70 долговременных сооружений, 2 танка, захватила 16 орудий, 15 пулемётов, 4 радиостанции, больше 1000 снарядов и много других трофеев

19 января 1943 года преобразована в 64-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

Подчинение

Дата	Фронт (округ)	Армия	Корпус	Примечания
01.09.1941 года	Орловский военный округ	-	-	-
01.10.1941 года	Орловский военный округ	-	-	-
01.11.1941 года	Резерв Ставки ВГК	26-я армия	-	-
01.12.1941 года	Резерв Ставки ВГК	26-я армия	-	-
01.01.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.02.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.03.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.04.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.05.1942 года	Ленинградский фронт (Группа войск Волховского направления)	2-я ударная армия	-	-
01.06.1942 года	Ленинградский фронт (Волховская группа войск)	2-я ударная армия	-	-
01.07.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.08.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.09.1942 года	Волховский фронт	8-я армия	-	-
01.10.1942 года	Волховский фронт	8-я армия	-	-
01.11.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.12.1942 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-
01.01.1943 года	Волховский фронт	2-я ударная армия	-	-

Состав

• 1098-й стрелковый полк
• 1100-й стрелковый полк
• 1102-й стрелковый полк
• 894-й артиллерийский полк
• 379-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
• 376-я зенитная батарея
• 393-я разведрота
• 611-й отдельный сапёрный батальон
• 782-й отдельный батальон связи
• 416-й медико-санитарный батальон
• 409-я отдельная рота химической защиты
• 396-я автотранспортная рота
• 185-я полевая хлебопекарня
• 754-й дивизионный ветеринарный лазарет
• 1410-я полевая почтовая станция
• 968-я полевая касса Госбанка (до 15.07.1942 772-я)

Командиры: Федченко Сергей Корнеевич-комиссар дивизии-полковник-ранен в феврале 1942г,

• Антюфеев Иван Михайлович (01.09.1941 — 24.05.1942), полковник, с 21.05.1942 генерал-майор (пленён)
• Жильцов Фаддей Михайлович (25.05.1942 — 15.07.1942), полковник (исполнял обязанности, пленён 04.07.1942);
• Поляков Николай Антонович (16.07.1942 — 19.01.1943), подполковник, с 25.07.1942 полковник

Литература

• [militera.lib.ru/h/gavrilov_bi/index.html Гаврилов Б. И. «Долина смерти». Трагедия и подвиг 2-й ударной армии. —- М.: Институт российской истории РАН, 1999.]

Ссылки

• [www.soldat.ru/perechen Перечень № 5 стрелковых, горнострелковых, мотострелковых и моторизованных дивизий, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны]
• [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd327/default.html Справочник]

Отрывок, характеризующий 327-я стрелковая дивизия (1-го формирования)

– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.