163-я стрелковая дивизия
Поделись знанием:
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
(перенаправлено с «163-я моторизованная дивизия»)
163-я стрелковая дивизия — войсковое соединение вооружённых сил СССР, принимавшее участие в Советско-финской и Великой Отечественной войнах.
Содержание
История
Дивизия формировалась с августа по начало сентября 1939 года в Тульской области как 163-я стрелковая дивизия на базе стрелкового полка 84-й стрелковой дивизии.
В сентябре 1939 года дивизия была сосредоточена на латвийской границе, в конце октября — начале ноября 1939 года переброшена в Карелию в состав Особого корпуса 8-й армии, затем 9-й армии.
С ноября 1939 года принимала участие Зимней войне. 11.12.1939 года соединение попало в окружение финских войск под Суомуссалми. 27—30.12.1939 года подверглась фактическому разгрому. Командование 662-го стрелкового полка дивизии за оставление поля боя и устранение от руководства полком было расстреляно перед строем. После войны остатки дивизии отведены в Новгород. В апреле 1940 года имела всего 753 человека кадрового состава, однако в середине апреля 1940 года численность дивизии доведена до шеститысячного состава.
В июне 1940 года на базе 530-го гаубичного артполка 163-й стрелковой дивизии формировался 3-й гаубичный артиллерийский полк, а на базе 759-го стрелкового полка 163-й стрелковой дивизии — 3-й мотострелковый полк 3-й танковой дивизии.
Переформирована в моторизованную дивизию в июне 1940 во Пскове и Черёхе, в таком виде и начала боевые действия в ходе Великой Отечественной войны.
В действующей армии во время ВОВ с 22.06.1941 по 15.09.1941 как 163-я моторизованная дивизия, с 15.09.1941 по 08.04.1943 и с 09.07.1943 по 09.05.1945 как 163-я стрелковая дивизия.
1941 год
На 22.06.1941 дислоцируется в Острове, находилась в летних лагерях в Черёхе, имея в своём составе 25 танков БТ-5 и 229 — Т-26. В 20:00 22.06.1941 выступила из летнего лагеря, оставив часть неисправных танков (всего вышло 211 Т-26 и 22 БТ-5), к 24.06.1941 сосредоточилась в районе Гатчины. 26.06.1941 из состава дивизии изъят 3-й танковый батальон и направлен в район города Тапа, 28.06.1941 — 20 бронемашин в район Пскова. С 30.06.1941 совершает в составе корпуса марш на Порхов, однако в пути 01.07.1941 дивизию из корпуса изымают, она меняет маршрут на Резекне. Перед дивизией была поставлена задача выдвинуться в район Яунлатгале, Карсава, организовать противотанковую оборону по восточному берегу рек Педедзе, Айвиексте на фронте Сита, озеро Лубана. Главные силы дивизии должны были быть сосредоточены в районе Карсава, Балтинава, Яунлатгале, Минина. 25-му танковому полку была придана рота танков КВ, и он был направлен по железной дороге, с задачей к исходу дня 02.07.1941 сосредоточиться в районе Резекне, где и присоединиться к дивизии.
На марше дивизия неоднократно подвергалась авиационным налётам. К 20 часам 02.07.1941 передовые части дивизии достигли северной окраины Резекне, один полк был сразу направлен на южные окраины города. Танковый полк только начал прибывать в Резекне к 11 часам 03.07.1941. Однако дивизия уже с 4 часов утра 03.07.1941 наносит контрудар из района 7 километров севернее Резекне в направлении Дрицены, Виляны в общем направлении на Даугавпилс. В этот же день боевые порядки дивизии были смяты вражескими танками, войска противника вошли в Резекне и дивизии пришлось отойти в восточном направлении на Красный Остров на реке Лжа открыв дорогу на Псков. На 11.07.1941 состояние дивизии характеризовалось как следующее:
«163-я моторизованная дивизия после тяжелых боев совершенно небоеспособна, потеряв людей (до 60 %), потеряв артиллерию (до 70 %), потеряв танки (до 50 %). Все эти данные только приблизительные — сейчас ведется сбор и подсчет. Брошенной быть в бой дивизия не может».
Затем дивизия участвует в безуспешном контрударе на Остров, наступая с юга, отступает через Порхов. Участвуя в контрударе под Сольцами с 14.07.1941 года, являясь основой южной группы наступления, наступает с рубежа Строкино, Горушка в северном направлении, на Ситню. С 19.07.1941 отходит по направлению к Старой Руссе
С 12.08.1941 по 25.08.1941 участвует в контрударе под Старой Руссой, попала в окружение, но смогла выйти из него на восточный берег реки Ловать, однако насчитывая в составе всего около 500 человек, затем в августе-сентябре 1941 под напором войск противника отходила на восток за Лычково.
15.09.1941 года переформирована в 163-ю стрелковую дивизию.
Держала оборону в районе Демянска до января 1942 года.
1942—1943 годы
В январе 1942 перешла в наступление в ходе Демянской операции, затем, после окружения города вела бои под Демянском вплоть до оставления города вражескими войсками в марте 1943 года.
08.04.1943 отведена в резерв и переброшена сначала под Елец, затем в район Курска, а затем на юго-западный фас Курской Дуги в район населённого пункта Казачья Лисица. Оттуда же в августе 1943 года перешла в наступление в ходе Сумско-Прилукской наступательной операции. На 15-16.08.1943 один из полков вместе с двумя полками 90-й гвардейской стрелковой дивизии, 6-й мотострелковой бригадой и 200-й танковой бригадой попал в окружение, вышел с большими потерями. Продвигаясь по Украине 16.09.1943 приняла участие в освобождении города Ромны, 18.09.1943 приняла участие в освобождении города Прилуки.
Подошла к Днепру 25.09.1943 года напротив Киева, форсировал реку через Матвеевский залив на Труханов остров, однако была сброшена с плацдарма. Второй раз дивизия форсировала реку 27-29.09.1943 южнее Киева у села Бортничи через Жуков остров, где участвовала в освобождении поселка Чапаевка. Затем дивизия была переброшена севернее Киева на Лютежский плацдарм, где в течение октября 1943 года ведёт бои за расширение плацдарма. С 03.11.1943 года участвует в Киевской наступательной операции, наступая на юг на крайнем правом фланге группировки, имея справа развёрнутую на запад и прикрывающую наступление 74-ю стрелковую дивизию, слева — 232-ю стрелковую дивизию. Наступает на посёлок Пуща-Водица, затем на Святошино, к 05.11.1943 вышла на рубеж южнее Святошино, немного юго-восточнее Дальнего Яра, где вражеским войскам в ходе контрудара удалось прорвать позиции дивизии. Затем дивизии продолжила наступление в юго-восточном направлении, после чего повернула на юго-запад, ведёт наступление в районе Фастова, продвинулась за 10.11.1943 на 20 километров и заняла деревню Мохначка западнее Фастова.
В течение ноября 1943 года ведёт ожесточённые оборонительные бои на занятых рубежах, вынуждена была оставить Мохначку и отойти несколько севернее. С декабря 1943 года принимает участие в Житомирско-Бердичевской наступательной операции, наступая из района Фастова, 29.12.1943 приняла участие в освобождении города Сквира, продолжила наступление, вышла на подступы к Умани, но была отброшена назад.
1944—1945 годы
С 05.03.1944 наступает из района севернее Умани, 13.03.1944 форсирует Южный Буг в районе Ладыжина, затем ведёт бои по уничтожению группировки врага в районе Тульчина, вышла к Днестру, к началу апреля 1944 прорвала оборону противника в районе села Тыновка (Жашковский район, Черкасская область), форсировала реку, 03.04.1944 частью сил приняла участие в освобождении города Хотин, вместе с 44-й гвардейской танковой бригадой замкнув кольцо окружения проскуровоской группировки, затем перешла границу с Румынией, форсировала Прут и Серет. За время операции, преследуя противника, с боями прошла 400 километров, освободив более 800 населённых пунктов.
Во время Ясско-Кишинёвской операции наступает из района западнее Ясс на юг, прорвав оборону противника, продолжила наступление, 27.08.1944 подвижным отрядом приняла участие в освобождении города Рымнику-Сэрат, к концу операции вышла в район Плоешти.
К октябрю 1944 переброшена под город Клуж, с 06.10.1944 участвует в Дебреценской наступательной операции, 11.10.1944 приняла участие в освобождении города Клуж, продолжив наступление на северо-запад, к 28.10.1944 вышла на подступы к Мишкольцу.
Возобновив наступление с 29.10.1944 с тяжёлыми боями медленно продвигается к венгерско-чехословацкой границе, в ночь с 04 на 05.11.1944 форсирует Тису, в декабре 1944 года ведёт бои в окрестностях города Мишкольц, к границе вышла только к февралю 1945 года.
С 21.02.1945 перебрасывается южнее Будапешта, заняла позиции во второй полосе обороны южнее озера Веленце. Прорвав оборону первого эшелона, вражеские войска возобновили наступление на участке дивизии 10-11.03.1945, однако достигли минимального успеха — не более 500—600 метров. С 16.03.1945 дивизия перешла в наступление в ходе Венской наступательной операции на Лепшень и Веспрем, затем на Залаэгерсег и на Грац, на подступы к которому вышла к 15.04.1945 года, после чего весь конец апреля и начало мая 1945 года пробивается к Грацу, вышла к реке Мура где и закончила боевые действия.
За время войны около 7 тысяч воинов дивизии награждены орденами и медалями, 57 удостоены звания Героя Советского Союза.
Полное наименование
163-я стрелковая Ромненско-Киевская ордена Ленина Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия
Состав
1939—1940
- 529-й стрелковый полк (подчинен 54-й дивизии);
- 662-й стрелковый полк;
- 759-й стрелковый полк;
- 593-й стрелковый полк (входил в 131-ю дивизию);
- 81-й горнострелковый полк (входил в 54-ю дивизию);
- 365-й разведполк;
- 365-й бронебатальон.[1]
1941—1945
Как моторизованная дивизия
- 529-й мотострелковый полк
- 759-й мотострелковый полк
- 25-й танковый полк (до 25.08.1941), переформирован в 87-й и 110-й танковые батальоны
- 365-й артиллерийский полк
- 204-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 320-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион
- 177-й разведывательный батальон
- 230-й лёгкий инженерный батальон
- 248-й отдельный батальон связи
- 172-й артиллерийский парковый дивизион
- 298-й медико-санитарный батальон
- 248-й автотранспортный батальон
- 122-й ремонтно-восстановительный батальон
- 20-я рота регулирования
- 334-я (274-я) полевая хлебопекарня
- 91-я дивизионная артиллерийская мастерская
- 457-я полевая почтовая станция
- 198-я полевая касса Госбанка
Как стрелковая дивизия с 15 сентября 1941 года:
- 529-й стрелковый Фокшанский полк
- 759-й стрелковый Клужский Краснознамённый ордена Богдана Хмельницкого полк
- 1318-й стрелковый Мишкольцкий полк
- 365-й артиллерийский Фокшанский полк
- 204-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 462-й миномётный дивизион (с 04.11.1941 по 23.10.1942)
- 177-я отдельная разведывательная рота
- 203-й отдельный сапёрный батальон (до 15.07.1943)
- 230-й отдельный сапёрный батальон (с 16.07.1943)
- 248-й отдельный батальон связи (248-я, 863-я отдельная рота связи)
- 298-й медико-санитарный батальон
- 97-я отдельная рота химический защиты
- 267-я автотранспортная рота
- 334-я полевая хлебопекарня
- 250-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 837-я полевая почтовая станция
- 509-я полевая касса Госбанка
Подчинение
| Дата | Фронт (округ) | Армия | Корпус | Примечания |
|---|---|---|---|---|
| 1939—1940 | Ленинградский военный округ | 9-я армия | 47-й стрелковый корпус | - |
| 22.06.1941 года | Ленинградский военный округ | - | 1-й механизированный корпус | с 24.06.1941 Северный фронт |
| 01.07.1941 года | Северо-Западный фронт | 11-я армия | 1-й механизированный корпус | - |
| 10.07.1941 года | Северо-Западный фронт | 11-я армия | 1-й механизированный корпус | - |
| 01.08.1941 года | Северо-Западный фронт | 11-я армия | - | - |
| 01.09.1941 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.10.1941 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.11.1941 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.12.1941 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.01.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.02.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.03.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.04.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.05.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.06.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.07.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.08.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.09.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.10.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.11.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.12.1942 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.01.1943 года | Северо-Западный фронт | 34-я армия | - | - |
| 01.02.1943 года | Северо-Западный фронт | 11-я армия | - | - |
| 01.03.1943 года | Северо-Западный фронт | 11-я армия | - | - |
| 01.04.1943 года | Северо-Западный фронт | 11-я армия | - | - |
| 01.05.1943 года | Резерв Ставки ВГК | 27-я армия | - | - |
| 01.06.1943 года | Степной военный округ | 27-я армия | - | - |
| 01.07.1943 года | Степной военный округ | 27-я армия | - | - |
| 01.08.1943 года | Воронежский фронт | 27-я армия | - | - |
| 01.09.1943 года | Воронежский фронт | 6-я гвардейская армия | 22-й гвардейский стрелковый корпус | - |
| 01.10.1943 года | Воронежский фронт | 38-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.11.1943 года | 1-й Украинский фронт | 38-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.12.1943 года | 1-й Украинский фронт | 40-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.01.1944 года | 1-й Украинский фронт | 40-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.02.1944 года | 1-й Украинский фронт | 40-я армия | 51-й стрелковый корпус | - |
| 01.03.1944 года | 2-й Украинский фронт | 40-я армия | 104-й стрелковый корпус | - |
| 01.04.1944 года | 2-й Украинский фронт | 40-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.05.1944 года | 2-й Украинский фронт | 40-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.06.1944 года | 2-й Украинский фронт | 40-я армия | 50-й стрелковый корпус | - |
| 01.07.1944 года | 2-й Украинский фронт | 40-я армия | - | - |
| 01.08.1944 года | 2-й Украинский фронт | 40-я армия | - | - |
| 01.09.1944 года | 2-й Украинский фронт | 27-я армия | 104-й стрелковый корпус | - |
| 01.10.1944 года | 2-й Украинский фронт | 27-я армия | 104-й стрелковый корпус | - |
| 01.11.1944 года | 2-й Украинский фронт | 27-я армия | 33-й стрелковый корпус | - |
| 01.12.1944 года | 2-й Украинский фронт | 27-я армия | 104-й стрелковый корпус | - |
| 01.01.1945 года | 2-й Украинский фронт | 27-я армия | 35-й гвардейский стрелковый корпус | - |
| 01.02.1945 года | 2-й Украинский фронт | 27-я армия | 35-й гвардейский стрелковый корпус | - |
| 01.03.1945 года | 3-й Украинский фронт | 27-я армия | 35-й гвардейский стрелковый корпус | - |
| 01.04.1945 года | 3-й Украинский фронт | 27-я армия | 35-й гвардейский стрелковый корпус | - |
| 01.05.1945 года | 3-й Украинский фронт | 27-я армия | 35-й гвардейский стрелковый корпус | - |
Награды и наименования
| Награда (наименование) | Дата | За что получена |
|---|---|---|
| |
19 сентября 1943 года | Почетное наименование присвоено в ознаменование одержанной победы и за отличие в боях при освобождении города Ромны |
| <center> «Киевская» | 6 ноября 1943 года | Почетное наименование присвоено в ознаменование одержанной победы и за отличие в боях при освобождении Киева. |
<center>  <center> Орден Красного Знамени
|
19 марта 1944 года | За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, освобождение г. Вапнярка и проявленные при этом доблесть и мужество. |
<center>  <center> Орден Суворова II степени
|
8 апреля 1944 года | За успешное форсирование р. Днестр и выход на государственную границу |
<center>  <center> Орден Ленина
|
18 апреля 1944 года | За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, за освобождение г. Хотин и проявленные при этом доблесть и мужество. |
<center>  <center> Орден Кутузова II степени
|
15 сентября 1944 года | За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками, умелые действия при разгроме войск противника на подступах к городу Плоешти в Ясско-Кишинёвской операции и проявленные при этом доблесть и мужество. |
Командиры дивизии
- Зеленцов, Андрей Иванович (14.08.1939 — 04.06.1940), полковник, с 04.11.1939 комбриг;
- Кузнецов, Иван Михайлович (04.06.1940 — 18.09.1941), генерал-майор;
- Попов, Пётр Ефимович (19.09.1941 — 29.09.1941), полковник;
- Котов, Григорий Петрович (30.09.1941 — 16.02.1942), полковник;
- Назаров, Михаил Семёнович (17.02.1942 — 08.05.1942), полковник;
- Васильев, Кузьма Андреевич (09.05.1942 — 17.03.1943), полковник;
-
Карлов, Фёдор Васильевич (18.03.1943 — 09.05.1945), полковник, с 13.09.1944 генерал-майор;
…
- Лазько, Григорий Семёнович (июль 1946 — март 1947), генерал-майор.
Отличившиеся воины дивизии
| Награда | Ф. И. О. | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|
| <center>
|
Алешкевич, Степан Филимонович | разведчик 759-го стрелкового полка | красноармеец | 13.09.1944 | погиб 04.05.1944 |
| <center>
|
Андреев, Кесарь Фёдорович | политрук разведывательной роты 81-го горно-стрелкового полка | политрук | 26.01.1940 | погиб 1212.1939 |
| <center>
|
Андреев, Кирилл Дементьевич | Парторг батальона 1318-го стрелкового полка | старший сержант | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Аникин, Николай Андреевич | Помощник командира сапёрного взвода 1318-го стрелкового полка | сержант | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Балуков, Николай Михайлович | Командир пулемётной роты 529-го стрелкового полка | старший лейтенант | 29.10.1943 | погиб 07.11.1943 |
| <center>
|
Белопольский, Иван Павлович | стрелок 529-го стрелкового полка | красноармеец | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Богашев, Александр Иннокентьевич | Командир роты автоматчиков 529-го стрелкового полка | старший лейтенант | 13.09.1944 | |
| <center>
|
Бойко, Дмитрий Дмитриевич | командир 759-го стрелкового полка | майор | 13.09.1944 | |
| <center>
|
Васильев, Александр Макарович | командир отделения 81-го стрелкового полка | младший командир | 26.01.1940 | |
| <center>
|
Васильев, Фёдор Андреевич | командир взвода 1318-го стрелкового полка | младший лейтенант | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Вербицкий, Тимофей Сергеевич | Командир отделения 759-го стрелкового полка | старший сержант | 10.01.1944 | погиб в январе 1944 года |
| <center>
|
Внуков, Михаил Николаевич | стрелок 1318-го стрелкового полка | красноармеец | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Волков, Лазарь Григорьевич | сапёр 1318-го стрелкового полка | красноармеец | 10.01.1944 | |
| <center>
|
Воронин, Степан Никитович | Командир артиллерийской батареи 759-го стрелкового полка | капитан | 13.09.1944 | посмертно |
| <center>
|
Воротынцев, Иван Моисеевич | Автоматчик 1318-го стрелкового полка | рядовой | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Гаврилов, Иван Самсонович | командир отделения 1318-го стрелкового полка | младший сержант | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Головко, Павел Андреевич | Автоматчик 759-го стрелкового полка | рядовой | 13.09.1944 | |
| <center>
|
Гутман, Анатолий Григорьевич | Командир взвода 529-го стрелкового полка | старший лейтенант | 10.01.1944 | |
| <center>
|
Дьяченко, Андрей Васильевич | Стрелок 1318-го стрелкового полка | рядовой | 10.01.1944 | умер от ран 3 марта 1944 года |
| <center>
|
Дьяченко, Иван Давидович | Стрелок 1318-го стрелкового полка | рядовой | 29.10.1943 | посмертно |
| <center>
|
Дубинский, Иван Яковлевич | Разведчик 759-го стрелкового полка | рядовой | 13.09.1944 | посмертно |
| <center>
|
Евишев, Григорий Лукьянович | командир орудия 529-го стрелкового полка | сержант | 10.01.1944 | - |
| <center>
|
Карлов, Фёдор Васильевич | Командир дивизии | полковник | 17.05.1944 | - |
| <center>
|
Комиссаров, Валентин Владимирович | Комсорг роты автоматчиков 529-го стрелкового полка | сержант | 13.09.1944 | - |
| <center>
|
Куцый, Пётр Антонович | Командир отделения 1318-го стрелкового полка | рядовой | 29.10.1943 | лишён звания 30.01.1954 |
| <center>
|
Литвинюк, Фёдор Григорьевич | Помощник командира взвода 529-го стрелкового полка | старший сержант | 10.01.1944 | умер от ран 06.02.1944 |
| <center>
|
Наливайко, Владимир Георгиевич | Командир батальона 1318-го стрелкового полка | капитан | 28.05.1945 | |
<center> 
|
Никандров, Василий Павлович [2] | разведчик 177 отдельной разведывательной роты | рядовой | 15.05.1946 | |
| <center>
|
Пилипенко, Михаил Корнеевич | Командир отделения роты связи 1318-го стрелкового полка | младший сержант | 29.10.1943 | - |
| <center>
|
Птицин, Андрей Николаевич | Стрелок 529-го стрелкового полка | рядовой | 29.10.1943 | погиб 25.12.1943 |
<center> 
|
Санжиев, Тогон Санжиевич | Снайпер 529-го стрелкового полка | сержант | 1942 | уже к 1942 году уничтожил 186 солдат и офицеров противника, погиб 26.06.1942 |
| <center>
|
Синильников, Валерий Яковлевич | Командир пулемётного расчёта пулемётной роты 529-го стрелкового полка | сержант | 29.10.1943 | |
| <center>
|
Сластихин, Алексей Иванович | Командир взвода пешей разведки 529-го стрелкового полка | сержант | 29.10.1943 | - |
| <center>
|
Хохлов, Моисей Залманович | Командир отделения 1318-го стрелкового попка | сержант | 29.10.1943 | - |
| <center>
|
Шапкин, Николай Павлович | Командир взвода 863-й отдельной роты связи | ефрейтор | 29.05.1945 | посмертно, закрыл телом амбразуру 12.12.1944 |
| <center>
|
Шулятиков, Василий Александрович | Командир взвода 863-й отдельной роты связи | старший лейтенант | 29.10.1943 | - |
| <center>
|
Щецура, Дмитрий Васильевич | Разведчик 759-го стрелкового полка | ефрейтор | 29.10.1943 | - |
Напишите отзыв о статье "163-я стрелковая дивизия"
Примечания
Литература
- Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979. С. 249—253 «Освобождение Киева».
- Пред. Гл. ред. комиссии Н.В. Огарков. Советская Военная Энциклопедия: [В 8 томах] Т.7. = «Ромненско-Киевская стрелковая дивизия». — Москва: Воениздат, 1979. — С. 687 с.
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd163/default.html Справочник на сайте клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
- [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 5 стрелковых, горнострелковых, мотострелковых и моторизованных дивизий, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны]
Отрывок, характеризующий 163-я стрелковая дивизия
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.
Категории:
- Воинские части, награждённые орденом Ленина
- Воинские части, награждённые орденом Красного Знамени
- Воинские части, награждённые орденом Суворова II степени
- Воинские части, награждённые орденом Кутузова II степени
- Стрелковые дивизии СССР во время Великой Отечественной войны
- Моторизованные дивизии СССР во время Великой Отечественной войны
